Сладостная ошибка

Сколько не было в его жизни падений, фатальных поражений, изматывающих до невозможности матчей, травм, как физических, так и моральных, он всегда оставался на высоте. Он является моим примером для подражания, несмотря на то, что это я был его наставником. Не скрывающий свои чувства, порой наивный, как ребенок, но настолько сильный духом, что ты не перестаешь удивляться ему. Я не мог остаться равнодушным, находясь столь долгое время рядом с ним. Он засел где-то глубоко внутри моего сознания, в моей душе, и вряд ли когда-то исчезнет оттуда. Тонкая, невидимая никому нить связала меня слишком крепко. Я смотрел на него понимая, что никогда не будет «нас», никогда я не прикоснусь к его нежной, бархатной коже, не смогу зарыться в его светлых, как ослепляющее утреннее солнышко, волосах, не смогу попробовать вкус его губ. Эти мысли надо гнать прочь, ведь невозможность воплотить мечты в жизнь сводила с ума, обжигала душу леденящей болью, сковывала разум, не позволяя думать о чем-то еще. Снова и снова возвращаясь назад, в выдуманный мной мир, я оставался там надолго, не замечая происходящего вокруг, ведь именно там, в своем маленьком мирке, я мог быть с человеком, которого… люблю? А что такое любовь? Это не то, что ты думаешь, нет. Любовь — это зависимость, а зависимость — это неизлечимая болезнь. Ты становишься жалким, помешанным существом, жаждущим лишь одного — присутствия в своей жизни человека, без которого не представляешь своего существования. И ты идешь на что угодно, лишь бы этот самый человечек был рядом, а не терялся в недосягаемости. Ты смотришь на то, как он делает самые глупые вещи глазами, полными восхищения, не обращаешь внимания на недостатки или странности, отдаешься весь без остатка. И хорошо, если тебе отвечают тем же, а если нет? А если нет, то это боль. Жуткая боль, пронизывающая твое сознание, сковывающая твой разум, опьяняющая рассудок. Ты теряешься во времени, и, кажется, вовсе сходишь с ума, подолгу смотря в одну точку, будто боясь, что отведи ты взгляд хоть на секунду, весь мир окончательно рухнет. Ты плачешь, ты утопаешь в бесконечных ручейках соленых слез, которые обжигают кожу щек, скатываясь по ним. И ты ничего не можешь поделать, кроме как шептать себе, что все наладится, все будет хорошо потом, потом, потом. Всегда все потом, а сейчас? Как жить сейчас? Как жить, когда внутреннего тебя разбили на миллионы осколков, растоптали равнодушием. Как тогда жить? Никто ведь так и не нашел ответ на этот вопрос. Да и я не смогу найти. —————————— Нежно-лиловая пенка облаков расплывалась по светлеющему небу, создавая потрясающую картину, которую невозможно поймать на камере, ее можно лишь запомнить, сохранить в чертогах и в самые безвыходные ситуации рисовать в голове этот вид. Начинающее просыпаться лазурное покрывало, покрытое, будто, дымкой самых нежных оттенков, казалось бы, только что вышедших из-под кисти умелого художника, что встал как можно раньше, чтобы поймать эту невообразимую красоту момента и запечатлеть ее на холсте. —————————— Сегодня предстоял сложный день, подготовки перед играми особенно напряженные, все выкладываются до последнего, пытаются вознести себя на несколько уровней мастерства дальше буквально за пару часов. В такие моменты мало, кто улыбается, и уж точно никто не пытается шутить. Все сосредоточенно оттачивают уже имеющиеся навыки, прокручивая вероятности предстоящего матча. Противник не из легких, но ведь и они способны постоять за честь школы. Не зря ведь столько было пройдено, столько сил и времени вложено в эту команду. Им не позволено ударить в грязь лицом, они не могут сдаться, ведь тогда, на крыше, они поклялись, что станут лучшими во всей Японии, какими трудными и невыполнимыми не оказались бы пути, ведущие к столь сладостной и вожделенной победе. —————————— Как и всегда, после усердных тренировок, вымотанные и изрядно уставшие, все еле плелись по домам. Все, кроме меня. На этот день у меня запланированы дела поважнее бесполезного времяпровождения в четырех стенах. Обойдя несколько кварталов, чтобы не вызывать подозрения ребят по команде, я вернулся обратно к школьному зданию и, сев под ветвями начинающей цвести вишни, стал терпеливо ждать. От грядущей встречи можно ожидать немногого — дружеское объятие, пара шуток в его стиле, а на конец — недолгий разговор о произошедших событиях и планах на будущее. Секунды долго тянулись, нагоняя неприятное, грызущее изнутри напряженное ощущение легкого испуга, словно у первоклассника, готовящегося впервые переступить школьный порог и узнать вкус новой жизни, места, в котором ему суждено провести немалое время. Начинает казаться, что он и вовсе забыл о нашей встрече, и я, пожалуй, не очень удивлюсь, если так и получится. Чтобы хоть как-то скоротать время и успокоить тянущее от тревоги напряжение внизу живота, я решил пройтись по вечерним улочкам, местами освещенными тусклым светом, струящимся из стеклянных плафонов стареющих фонарей, словно рассыпанных вдоль тротуаров. Цепляясь рукой за шершавый ствол, я, не торопясь, встал и покачиваясь, поплелся приблизительно в ту глубину темных, виляющих улочек, из которой должен появиться мой вечно опаздывающий товарищ. Солнце почти совсем село, лишь где-то вдали озаряя все поразительно ярким для вечера желтым свечением вокруг маленького, пылающего шара в самом центре. Это светлое пятно совсем не подходило для такого вечера, с прохладным ветром и грузными облаками, не предвещающими ничего хорошего на сегодняшнюю ночь, хотя кто знает, что будет сегодня ночью… Шумные улицы с большими скоплениями людей не привлекали меня, и я выбрал более комфортный для меня путь по пустым, совершенно не освещаемым закоулкам. Возможно, не самое лучшее решение, но хотя бы менее людно. Я тихонько шел, от усталости случайно пошаркивая старой подошвой кроссовок, которые на тот момент казались, будто залиты свинцом. Глаза лениво смотрели куда-то под ноги, слипаясь и маня сладостной темнотой опущенных век. В голове было как-то подозрительно спокойно, и изредка гуляли мысли о том, что не так плох этот тихий вечер, а прохладный ветер словно сдул былые тягостные чувства. За размышлениями о всякой ерунде, я и не заметил, как забрел не совсем туда, куда мне следовало идти. Этот район среди своих называли «черной дюжиной», поскольку ходили слухи, что двенадцать громил, которых вы можете встретить здесь, вряд ли отпустят вас просто так. Стоило мне поднять голову, как я увидел два силуэта, что вальяжной походкой направлялись в мою сторону. Обернувшись назад, я обнаружил, что проход закрыт еще одним справным детиной. Надеясь, на случайное везение, я просто остался стоять на месте и следить за дальнейшим развитием событий. Пуская какие-то неестественные смешки, периодически косясь друг на друга, они сужали круг. И, когда я оказался зажат, меня стали просто перепихивать от одного к другому, держа за ворот пиджака. — Что же мы делаем в столь поздний час здесь, малыш? — высокий брюнет, с татуировкой от виска до ключиц, задержал меня в своих лапах, сверкая узкими глазками. Не считая нужным ответить, я лишь отстраненно поглядывал на каждого из них, не понимая смысл их действий. Неужели они делают все это ради обычного самолюбования, ощущения преимущества над кем-то. Видимо, так. Могу сказать, что мое молчание им пришлось не по душе, об этом меня известил крепкий удар в область виска, принудивший повалиться на спину, ударившись головой об асфальт. Смеясь, восторгаясь столь ярким эффектом, они вновь двигались на меня, и когда один из них был на расстояние полуметра, произошло что-то странное, а что именно я сразу понять не смог. Неожиданный вскрик одного из обидчиков заставил остальных обернуться, забыв про свою новоиспеченную жертву. Сильная боль, растекающаяся по всему телу, не позволила мне воспользоваться возникшей ситуацией, и я просто остался лежать. Незаметно подступившая темнота окутала подворотни города, не позволяя что-либо видеть, и мне оставалось лишь догадываться, что же спасло меня. Но теряться в собственных предположениях мне пришлось недолго. Высокий силуэт оказался окруженным моими прежними «товарищами», но не оказался сломлен так, как я. Заломив руки одного из громил, он повалил его брюхом на землю и, хорошенько треснув по голове, оставил «отдыхать». Двое других поняли, что затея нападать по одиночке успехом не увенчается и кинулись на моего защитника с разных сторон, стараясь подбить ноги и уложить наземь. Каким-то чудом, перехватив замахнувшегося на него сзади брюнета, он ловко скрутил его и отправил в объятия его неудачливого сообщника. Без особого интереса, отвесив им пару пенделей, скорее просто ради того, чтобы показать свои возможности, нежели, чтобы обезвредить, он дал троице разбежаться. И только когда это сражение закончилось, я наконец понял, кто же этот таинственный ночной герой, приходящий на помощь таким неудачникам, как я. Им оказался тот человек, кем были заняты мои мысли все последнее время, тот человек, встречу с которым, я так трепетно ждал. Даже сейчас, стоя ко мне спиной и тяжело дыша, он был прекрасен. Изящные контуры его тела сидели глубоко внутри моей головы, и я ни с кем не перепутаю его. Сцепив зубы и, отталкиваясь руками от асфальта, я потихоньку встал. Подождав, пока голова перестанет ходить кругами, я отряхнулся, поправил форму и шагнул на встречу к излюбленному силуэту. Но попытка идти после столь сильного удара оказалась совершенно неудачной и я, качнувшись корпусом вперед, стал падать. И упал бы, не подхвати меня вдруг его руки и не прижми к себе. — Куроша, ну почему ты вечно вляпываешься в какие-то неприятности, тебя совершенно нельзя оставлять одного. Теперь голова кружилась от этой сводящей с ума близости его тела и мягкого, играющегося голоса. -Ох, Кисе, — это было единственное, что я смог протянуть на тот момент. Слова казались мне какими-то глупыми, совсем ненужными, зачем лишний раз сотрясать воздух бессмысленными звуками. Приобняв меня за плечи, он помог мне подняться и, убедившись, что я никуда не падаю, взял меня за руку и решительно повел за собой. Наслаждаясь моментом, когда Кисе рядом, я, как и во все прошлые разы, лишь повиновался его решениям, молча следуя за ним. Боясь слишком сильно сжать мою ладонь, он незначительно придерживал три моих пальца своей вечно холодной рукой. Этого слабого контакта мне хватало, чтобы ощутить странную, сладостную тяжесть внизу живота. Мы молча шли, минуя квартал за кварталом, пока не оказались в заброшенном саду, забор которого совсем покосился, позволяя всем желающим пройти и полюбоваться заросшими кустарниками и нестриженной травой. Приподняв одну из штакетин, Кисе с улыбкой посмотрел на меня, как бы намекая, чтобы я побыстрее затащил свой зад в проем. Последовав его указаниям, я пролез в небольшую дырку и затащил туда же сумку. Несмотря на то, что за садом уже несколько лет никто не ухаживал, от него веяло каким-то уютным спокойствием, природным очарованием, как и на других, пусть более аккуратных участках. За рассматриванием небольшого куска земли, я не заметил, как Рёта подошел сзади и, запустив мне в волосы пятерню, потянул на себя. Что ж, теперь я был в его власти. — Мы давно не виделись, Куроша. Я скучал. Я одновременно был рад тому, что нахожусь в его объятиях, и мои потаенные желания воплощались в жизнь, но все же не понимал, почему он так себя ведет, ведь прежде такого не было. — И то, что ты соскучился — повод тискать меня? — придавая своему голосу обычное спокойствие, я, нехотя, попытался отстраниться от Кисе, но тут же был прижат обратно. — Да брось, тебе же нравится это. Думаешь, я не понимаю, что происходит? Думаешь, не замечаю, как ты смотришь на меня, как меняется твое дыхание, когда я рядом. Даже сейчас твое сердце бьется быстро-быстро. Я давно понял все это. Сердце и вправду готово было вырваться наружу. Слишком неожиданными были слова Кисе, что ему ответить, как выкрутиться. Все, что было разложено в голове по полочкам, смешалось, скомкалось, стерлось. Лишь красная лампочка сирены мигала в мыслях, отдавая грохотом в ушах. Словно ватные стали ноги, все тело сжалось, что-то непонятное происходило со мной. Поняв мое состояние, Кисе отпустил меня, но лишь на пару секунд, чтобы развернуть к себе лицом и снова прижать. — Ты не должен бояться своих чувств, их никуда не денешь, не скроешь. — Кисе, я… — Тише, давай помолчим. Под неловкую тишину мы легли на траву и просто смотрели на звездное небо. Кисе притянул меня к себе, и я положил свою голову ему на грудь. — Куроко, ты не должен стыдиться этого, я не осуждаю, никто не посмеет осудить тебя. — Я знаю Кисе-кун, знаю. Мне страшно, что ты отвергнешь меня посчитав, что я просто свихнулся. За это высказывание моя шея была сильно сжата, а руки сцеплены вместе. Кисе выпрямился, подняв меня за руки и вдруг резко прижался своими губами к моим. От переживаний мои губы были совсем сухими, но Рёта быстро это исправил. Я утопал в нем, прижимаясь к нему всем телом, кусая его губы и тут же нежно зализывая укусы в. Из обычного поцелуя, которым Кисе хотел показать, что не отвергнет меня, этот перерос в настоящий порыв страсти, хлынувшей из нас двоих. Кисе подмял меня под себя и углубил поцелуй, нетерпеливо раздвигая мои губы своим языком. Мы оба буквально сошли с ума, но нам это слишком нравилось, чтобы останавливаться. И только когда дышать стало совсем нечем, Кисе разорвал поцелуй и слез с меня. А я лежал и улыбался, улыбался, как ребенок, которому купили игрушку, которую он так долго хотел получить. У меня внутри все смешалось, все горело, я не чувствовал себя, я был где-то далеко отсюда, на другой планете, в другой Солнечной системе, да где угодно, но не здесь. Мир, казалось бы, исчез, оставив нас двоих. Наедине друг с другом. Я сходил с ума, я понимал, что так нельзя, это все неправильно, ни к чему не приведет, но, черт… я не помню, когда еще был так счастлив. Но, спустя какое-то время, былое счастье исчезло, заменив себя на мрачные мысли. Увидев, как улыбку на моем лице постепенно сменяет грустная, даже холодная гримаса, Кисе и сам заметно приуныл. Осознание невозможности построения нашего с ним будущего обрушилось на нас, как гром, среди ясного неба, перечеркнув недавнюю радость и наслаждение. Закрыв глаза, я вцепился в волосы и тихонько застонал, перекатываясь с боку на бок. Казалось, будто я оказался собачкой в руках дворовых мальчишек, что решили поиздеваться над беднягой, сначала поманив сахарной косточкой, а потом отобрав ее. Я сел, подложив ноги под себя, и тупо уставился на Кисе, по щекам которого стекали две скупые слезинки. Он не смотрел на меня, отворачивая взгляд куда-то в сторону. Все стало предельно ясным. Все это было ошибкой, сладкой ошибкой, которую было нельзя не допустить. Люди часто совершают проступки, лишь для того, чтобы потом вынести из этого урок. Медленно поднявшись, я поднял валяющуюся поблизости сумку и бросив на Кисе долгий, полный болезненной любви взгляд, развернулся и покинул сад через ту же самую приподнятую штакетину. —————————— Сбор перед матчем назначили пораньше. Все мои товарищи по команде слушали подбадривающие речи друзей и родственников, пришедших посмотреть на игру. Я же слушал непрерывный лепет Момои, висящей на моей шее. — Ну хватит, хватит, ты же задушишь его, — Кисе стоял позади нас, беззаботно улыбаясь, — Я пришел пожелать тебе удачи, Куроша. — Спасибо, удача нам не помешает. Игра обещает быть насыщенной. — Ты справишься, я верю в тебя. Сложно было не услышать весь напор, с которым было сказано «я верю в тебя», но все сделали вид, будто не заметили. Через пару минут непринужденной беседы подхватив меня под руку, Момои потащила меня прочь. Наверное, так будет даже лучше.