My sweet twenty seven

Половина двенадцатого. Худощавый парень, увешанный кучей пирсинга на слегка загоревшей коже под калифорнийским солнцем, сейчас вдумчиво смотрел вдаль - туда, где суетились машины и играли яркими красками вывески неоновой рекламы. Воздух почти по-осеннему свежий, хотя, кажется, в Лос-Анджелесе не бывает классической, привычной европейцу, осени. Билл, затянувшись очередной крепкой сигаретой, зябко поежился в красивых, но абсолютно не греющих дизайнерских вещах и задумчиво провел рукой по свежевыкрашенным в ярко-розовый, близкий к фуксии, цвет коротким волосам. Ему двадцать семь через полчаса. Двадцать семь через полчаса и его половине, половине во всех смыслах - близнецу, брату, другу, любовнику. Двадцать семь ему и тому, в кого он может смотреться как в зеркало. Видеть различия в улыбающейся бородатой и по-детски смешливой половине и быть бесконечно довольным этим фактом, что они близнецы, но все-таки немного разные. Ему двадцать семь. Кажется, когда началась вся эта карусель с их отношениями, им как раз было по семнадцать. Да, именно тогда Билл, вламывался в номер к своему мирно посапывающему брату - то ли уставшему после концерта, то ли после встречи с очередной влюбленной фанаткой, и устраивал полный дестрой, выводя старшего из себя. Эти первые неловкие поцелуи - неловкие со стороны Билла, конечно, Том, на правах старшего, уже имел некоторый опыт и мог преподать пару уроков своему стеснительному отражению. Хотя почему "мог"? Он их и давал. Как всё произошло? А черт его знает. Просто произошло. А после ещё и ещё. И к совершеннолетию уже не было никаких сомнений - Тому нравился Билл, Биллу - Том. Не то чтобы до этого они друга не любили - просто новый уровень всепоглощающей любви. Любви, которую они пронесут через года. Ему двадцать семь. Именно в семнадцать Билл считал, что через десяток лет они все в группе найдут жен, наплодят детишек в количестве не менее пяти штук на пару и будут жить счастливо, пожиная плоды устоявшейся славы, и заливался фирменным звонким смехом, когда озвучивал свою мысль. Ведь это будет через десять лет. Так нескоро, так далеко, что даже нет и намека думать об этом серьезно. Какие двадцать семь, когда у тебя под ногами огромная сцена, а обозримое пространство - огромный стадион, забитый до отказа фанатами, для которых ты, именно ты жизнь? Просто выкладываешься на полную, чтобы после получить заслуженную порцию любви. Ему двадцать семь. Пять лет назад Том нашел себе женщину - как ножом по сердцу, и "как серпом по яйцам", сказал бы Густав, но к счастью, не знал всей сути терзаний Билла. Обидно? Да. Больно? Пожалуй, тоже да. Но он уже это переживал. Том в свое время сделал ему хорошую прививку - уходил с фанатками и не появлялся ночью дома. Ревность? Естественно. Но толку? Билл прекрасно знал, что это все напускное, а он, его близнец - гораздо большее, чем какие-то девушки, имена которых даже не хочется вспоминать. Да, пускай последняя продержалась рекордное количество времени - пять лет это вам не пару ночей, и Билл даже в шутку хотел дать ей саркастичную медаль "за выдержку и мужество", но к счастью для него, она испарилась до реализации задуманной глупости. Ему двадцать семь. За плечами оконченный тяжелый тур с большим количеством концертов на нескольких континентах. Прошли уже и презентации его тяжело вынашиваемого и разношерстно принимаемого сольного проекта. Это - последние достижения, не говоря уже о том, что происходило за последние десять лет. Иногда Биллу казалось, что между событиями десятилетней давности и нынешним временем прошло гораздо больше времени. Например, век или более того. Слишком много всего произошло. Даже в их личных отношениях с Томом, с бурной юношеской страсти, разрываемого белья, грубых и неумелых фрикций, искусанных губ, сорванного от стонов голоса и поиска любой свободной минутки, дабы уединиться вдвоем, до нынешнего исхода событий, казалось, прошла целая вечность. Нет, они не стали менее страстными - недешевое дизайнерское белье Билла все также отчаянно рвется, вызывая у младшего недовольное ворчание, и Том, в порыве интенсивной любви, иногда все также бывает груб, а голос иногда хрипит наутро после бурной ночи с искусанными в кровь губами и яркими отметинами на хрупких ключицах. Все осталось также, как и десять лет назад. Разве что теперь их чувства прошли через вереницу испытаний и преткновений, дабы раскрываться в каждый момент с новой остротой и дарить друг другу новые положительные эмоции. Ему двадцать семь. Сейчас он стоит, облокотившись на блестящие железные перила балкона. Курит, кажется, четвертую или пятую сигарету и наблюдает за яркими огоньками вдали от дома. Вдыхает свежий, слегка прохладный воздух и вздрагивает от порыва ветра - легкого, чистого, но вызывающего мурашки на татуированных руках. До полуночи едва больше двух минут, а может, даже одна. Он не знает. Ему почти что становится все равно, ибо сзади он слышит шаги - тихие, до боли знакомые, и горячие ладони уверенно ложатся сзади на его талию. Лицо с опять отросшей бородой касается плеча, а руки сильнее сжимают сзади, прижимая к себе и не давая даже шанса на побег. Хотя никто и не собирается сбегать. Легкий поцелуй куда-то в шею и опять мурашки, но только уже не от ветра. - С днем рождения, Билл, - едва слышный шепот прямо над ухом. - С днем рождения, Том, - еле слышный ответ, прежде чем развернуться и подарить первый поцелуй в день их общего рождения. Им двадцать семь. Вдали все также мигают огни города, пока на балконе одного дома творится любовь. Любовь длиной во всю жизнь.