Мама в беде не бросит, или Пить много вредно

      - Ма-а-а-ам! - хриплым, уставшим голосом ору из комнаты, натянув одеяло по самое горло.       Сушняк душит, чердак надламывается, тремор в мышцах и болит все адски. Но сейчас меня это беспокоит не столь сильно...       - Да, сынуля? - озорной оклик из-за двери спальни, до тошноты жизнерадостный, добавляет моему скотскому состоянию еще больше страданий.       - Мам, у меня под одеялом чудовище! - жалким писком требую родительской заботы, по миллиметру отползая к краю двуспальной кровати.       - Что ночью притащил, то и лежит! - Мама спокойна, у мамы все под контролем. А у меня нет. У меня там...       Приподняв одеяло и выдав басом "Ох ты епрст", запахиваю его обратно, все свое внимание возвращая двери.       - Мам, оно мальчик! - Трясет, как алкоголика после кодировки, голос срывается, и сейчас бы лекцию касательно моего загульного образа жизни и теплые, родные глаза напротив... воды, таблетку, топор.       - Не переживай, вырастет. Лишь бы совершеннолетний. Спроси, у него паспорт есть?       - Ма, это мужик!       - Конечно, судя по вашим полуночным воплям, вы там не в шахматы играли. Значит, все, свершилось, здравствуй, половая жизнь!       - Ма, я гей?       - Главное, чтобы не пид... апчхи... и не залетит. Я молода для внуков.       - А я молод для инфаркта!       - И как он тебе?       - Ма! Это наш сосед сверху! - Вот теперь помощь придет. Вот теперь меня спасут.       - Который? Семен Семеныч?       - Ему восемьдесят!       - Опытный.       - Это... - Под одеяло глядь, глаза на лоб лезут, закрываю, как было, сжимаясь весь и внутренне, и внешне до размеров эмбриона, когда меня поперек бедер обнимают, прям на пистун лапу выложив. - Это другой сосед. Нехороший. Который меня не любит.       - Которому ты какаху подложил под дверь?       - Эм... Который... мент, - шепотом, но, кажется, меня услышали, укусили за плечо, пальцами свободной руки проходясь по бедру вверх-вниз, соскальзывая к внутренней его части и сжимая мошонку.       - Вот как здорово! - Офигенно прям! - Значит, тебя не посадят.       - За что?!       - За траву.       - Ма-а-а-а-а!       - Ну, или...       - Мам, выгони его, скажи, что меня нет дома. - Это вопит паника.       - А поверит? - Вот где-то мы такие сообразительные!       - Здрасти, теть Маша, - хрипит пододеяльный любовник, сдергивая с головы тряпку.       - Ма, он живой!!!       - Значит, пакеты не нужны?       - Один, для меня. Небольшой.       - Не сильно испугался? - хриплым баритоном усмехается в потолок, лениво потягиваясь, демонстрируя подтянутое гибкое тело, нагло красуясь. И я, замотанный по уши в простынь и пытающийся окуклиться в матрас, - идеальная композиция.       Осмотрелся по сторонам, щурясь от слепящего света: на люстре трусы, мои, на клавиатуре носки, мои, а он что, голый пришел?.. А нет, форма вон на плечиках висит...       - Ма, а ты ко мне не заходила?       - Ни в коем случае! Даниил, я ваш один носок найти не смогла, уж поразыщите сами.       - Мамуль, а можно я в институт пойду? Я очень хочу!       - Нет. В институт завтра, а сейчас ты наказан.       - А можно я накажу? - спрашивает также у меня шепотом, чтобы его не услышали.       Привстав на локте, стаскивает с меня простынь, оголяя плечо, оставляет на нем влажный след поцелуя. Меня на старые дрожжи вести начинает, тело мурашками покрывается и даже головная боль отступает.       Шелест за стеной, шарканье тапок по паркету - хлопок.       - Не бросай меня... - писк в сторону двери, я даже руку протянул.       Даниил, не теряя времени, потянувшись за мной, сжал наши пальцы вместе, обнимая меня за грудь и придвигаясь вплотную.       Россыпь поцелуев от загривка к лопаткам, волна мурашек от края волос прямо к копчику. Сглатываю, дыхание сухое и колючее, дерет горло.       - Извините, - шепотом, боясь спугнуть, - а можно я пойду? - Ну, вдруг?..       - А сам как думаешь? - усмехается пакостно, руку мою выпускает, беззастенчиво хозяйничая ладонью под простыней, хватая за все, что выпирает или выделяется, а я то ли от страха, то ли от возбуждения вибрировать начинаю, и в груди тянет, жаром обливается, и становится почти что плохо.       - Произошло досадное недоразумение, - не унимаюсь я, ища пути к отступлению.       - Угу, - скользнув по бедру, по кругу оглаживает головку члена, надавливает на дырочку, размазывая по "верхушке" смазку, дразнит, провоцирует... Или мстит?.. - Два раза произошло, недоразумение с недоразумением.       Это же как я попал, как попал!!!       - А не три?! - вопль из-за стены.       - Ма! Мамуля! Ты здесь!       - Нет меня, я воздух, я невидимка, я прозрачная!       - Ах да, - уже мне, - еще же в коридоре кто-то не сдержался.       - Ма, почему он здесь?! - запахло заговором.       - Ты так просил его оставить, - приглушенно уже из ванной. - Обещал, что он не будет гадить.       - Я бы столько не выпил.       Позорище. Ужас. А если бы я к Семен Семенычу поперся?..       Даниил, не выжидая более подходящего момента, пока я офигевал от происходящего, сдернул простынь на пол, прижав меня за бедро, смял ягодицу, всем горячим телом припадая ко мне, так тесно, интимно, будоражаще, и одним своим тяжелым дыханием разжижая мне мозг. Пальцы прошлись аккуратно между ягодиц, за спиной послышался смешок, я, втянув непроизвольно живот и сжавшись, попробовал отстраниться, когда горячие пальцы скользнули в меня, с тянущей, терпимой болью принося непередаваемое удовольствие.       - Детка, да ты все еще раздолбанный, - хрипит на ухо, прикусывая его самый кончик, в мозгах щелчок оглушает - у него нет перегара! Трезвый! Трезвый, так его, мент лежит за моей спиной. Голый! Засунув пальцы мне в зад, имитирует трах, еще паршивее, чем я, маскирую дыханием стоны. Так не бывает!!! Не этот уж точно.       - Открытый, как для меня, - никак не заткнется, проталкивая пальцы глубже, размазывая по все еще не стянувшимся стенкам свою же сперму и остатки смазки. - Подарить тебе распорку, чтобы всегда вот так? - толкнувшись глубже и надавив на простату, усмехается, меня же на постели выгибает, распахиваю рот, воздуха катастрофически мало, и не закричать, смелости не хватает.       - Хочешь? - Не меняя траектории движения, имеет меня, носом касаясь скулы, и, прикусив подбородок, возвращается к уху, вылизывая его мочку. - Хочешь меня? - еще тише, как лезвием по струнам, визг и звон в голове, и взорвалось все без возможности восстановить.       Вцепившись намертво в его кисть, отстраняю пальцы, он послушно убирает руку, но тут же заменяет ее членом, проталкивая его сразу на всю длину, медленно, по сантиметру, принося жгучий дискомфорт, стыд, слезы на глазах и пьяный экстаз, затмевающий разум.       Стон. Его или мой? Не разобрать.       Шлепок. Бедра о мои ягодицы. Толчок до основания. Его пальцы на моем теле клеймят синяками. Проклятая кровать отзывается скрипом на каждый толчок. На выдохе выплевываю гласные, под мерное покачивание подмахиваю ему, дотянувшись до своего члена, с остервенением дрочу, боковым зрением наблюдая, как он следит за моей рукой, как улыбается, как от ухмылки на выбритых щеках проступают ямочки. От усердия волосы намокли от пота, а губы так маняще приоткрыты, что я не выдерживаю и тянусь к ним, встречая его жесткий поцелуй на полпути, сопротивление языка и порыв страсти, от которого еще не скоро смогу встать на ноги.       Уложив ладонь поверх моих пальцев, сжимает их, вытягивая в поцелуй стон удовольствия, замедляется, до предела заполнив меня, останавливается, развернув немного за плечи и оторвавшись от моего рта, приподнявшись, следит не отрываясь, как наши пальцы ласкают мой член, как из него сочится секрет, как меня выгибает от ощущения заполненности, от крепкого члена в заднице, от откровенности его, наглости, пошлости на сосредоточенном лице, и... кончаю. Со всхлипом, со слезами, с подорванным дыханием и резью под ребрами. Кончаю, разводя бедра и открываясь еще сильнее. Почти срываюсь второй раз, пока Даниил, размазывая мою же сперму мне по члену и бедрам, кончает следом, плавно покачиваясь и глуша крики, затянув меня в поцелуй.       Слабость.       Пустота.       Задница болит адово.       Чердак проснулся, трещит, долбит дятел-трудяга, а на его фоне работает реактивный двигатель.       Сушняк...       - Какого лешего этот забыл у меня дома? - спрашиваю у мамы, стоящей к нам спиной и напевающей "Гоп, мусорок", продолжая жарить блинчики.       Этот сидит за мной, утянув меня к себе на колени. Довольно странная ситуация, если учесть, что оба мы мужики...       - А я почем знаю? Я когда пришла, вы уже чпокались.       - МА!       - Да, дорогой?       Ткнул локтем Даниила, устроившего голову у меня на плече и царапающего мне живот.       - Колись! - приказываю непоколебимым тоном.       - Сам пришел. В участок ко мне. Сказал, что таких козлов, как я, ты еще не встречал. Потом облевал мне весь кабинет, съел свое чистосердечное в двадцати кражах в Берлине, пообещал, что больше так не будешь, и уснул.       Мама ржет, Даня дальше меня корябает, я не просто краснею, уже бледнею!       - И? Как между "чистосердечным" и "проблевался" твой член оказался у меня в заднице?.. Ой, ма...       - Да ничего, ты и не такое ночью орал. Что-то типа... - Постучав наманикюренным коготком по подбородку, заорала на всю кухню, размахивая лопаткой: - Давай, жеребец, оседлай меня!       - Мама...       - Или: "Накажи меня, я был плохим мальчиком!"       - МА!       - И наказал же, - это уже Даня ржет, прячась от меня у меня же в лопатках. И не ударить, во-первых, он сильнее, во-вторых, я бегаю медленно.       - Пожалуй, я все-таки в институт, там и поживу.       - А я и не знаю, чего пришел, съехал же давно.       - Куда?       - Тс-с-с! Маньякам-насильникам слова не давали!       - Хм... сам найду.       - Я жить один не могу, мне скучно.       - А еще студент, и так себя ведешь некрасиво. - Кто б его заткнул, а? В каждом слове подковырка.       - Так Илюша не студент, он преподает. Второй год уже. А как со студентами свяжется...       - Так может, сменить работу? - голос потяжелел, становясь все приглушённее и серьезнее.       - Щас! Такие эмоции! Такой драйв!       - Даниил, вы уж за ним присмотрите, пожалуйста. Он же как выпьет, всякую дрянь домой тащит... ой.       Даня глаза выпучил, я плавно на пол стекаю, пора валить. Как на учебу захотелось, аж на восемь пар!       - И как часто тащит? - Хватка на моем животе стала удушающей.       - Да все чаще его приносят с извинениями. Но мужика первый раз припер, да еще и интим замутил.       - Ма!       - Что ма? Неужели нельзя было еще поискать? У нас уже есть мент в семье, а хирурга нет, и стоматолога. Давай стоматолога, а?       - Я еще здесь.       - Даничка, вам блинчиков?       - Он сыт.       - Не ссыте! Кушайте на здоровье, Даня, я не отравлю. За сына не уверена, вечно порошки какие-то смешивает...       - Ма-ма!!!       - Ой, а скоро папа придет!       И тут запахло жареным. Нет, блины в порядке, а я нет. Ой как нет. Папа против, чтобы на его солнышко, коему исполнилось двадцать пять накануне - вчера буквально, - кто-то смел посягать.       С трудом выпроваживаю Даню. Он мнется в подъезде и лезет целоваться. Сопротивляюсь вяло и неохотно, вплоть до его двери. И за ней. И после. И странно, терпеть его не мог, морду наглую высокомерную, баб извечных, что строем к нему тащатся, лично ему на голову пару ведер воды вылил, а он мне в табло зарядил в первый день нашего знакомства, когда в перепалке словесной сошлись, а тут ластится ко мне, обещает быть паинькой и вести правильный образ жизни. И тут либо он балабол, либо я идиот, что киваю, соглашаясь, но вопрос предпочитаю решать уже в горизонтальной плоскости. Чую, задница моя завтра спасибо не скажет, и пары я буду вести стоя...