Питер

      «Поговаривают, что чем хреновей у людей жизнь, тем больше они вкладываются в искусство, выплёскивая свою боль на бумагу, холст или что там у них еще было под рукой. Теперь понятно, почему Санкт-Петербург – культурная столица России».       Примерно такие мысли вертелись в голове лежавшего в луже парня, которого минуту назад избивала толпа хулиганов в спортивных костюмах. А ведь всё начиналось по привычной схеме: услышать за спиной небрежное «Сударь, не соблаговолите ли вы дать свой телефон на позвонить, ёпта?» – не оглядываясь, показать темноте средний палец – помчаться на Адмиралтейскую, к Петру, к своим.       Этих восемь, он один – не слишком равноценные силы, поэтому лучше смотаться отсюда куда подальше. Но Вселенная любит испытывать на прочность тех, кто сам открыто заявил: «Я – отброс. Отбросы не умирают».       Вот парень и не заметил дырку в асфальте, в которую предательски провалилась нога, облачённая в ботинок с высокими берцами...       «Всё больше я убеждаюсь в том, что Питер – это молодой мужчина в костюме-тройке, который за спиной держит биту с гвоздями».       Утерев кровь с разбитого носа, юноша встал на ноги. В который раз оценив качество непромокаемых кожаных штанов, он небрежно стряхнул с себя самые крупные комки грязи, шумно высморкался на асфальт скопившейся в носу кровью и вышел из подворотни, отправившись бесцельно бродить по своему родному городу. Что ни говори, а город святого Петра – разномастный город. Ты можешь назвать пол человека, абсолютно любое мировоззрение, цвет волос, кожи и ногтей — и в течение дня найдёшь обладателя всех этих примет в одной из бесчисленных улочек. Вот и сейчас по улице прошёл мужчина в деловом костюме, у которого на руке висело нечто лет тринадцати на вид, с пурпурно-синими волосами, кошачьими ушками на голове и в таком откровенном мини, что панк невольно задумался о нарушении уголовного кодекса. В любовных или родственных отношениях состояла эта колоритная парочка – непонятно.       Монахиня в чёрной рясе с колокольчиком на шее куда-то направлялась со своей тележкой, в которую поместился весь ее нехитрый скарб.       Девушка, рассекавшая вечерний Питер на роликовых коньках, пила кофе в стаканчике и слушала попсню в огромных наушниках.       Грозного вида накачанный детина с длинными волосами и телом, полностью покрытым татуировками, нес на шее свою пятилетнюю дочку, которая о чём-то весело щебетала над его головой, и он искренне улыбался в ответ.       И каждый кусочек разномастной толпы смотрел на остальных с удивлением и порицанием, мол, как они могли выбрать такой жизненный путь?       Молодой панк остановился у ограждения и облокотился на него, с усмешкой глядя на снующих мимо него людей. Ему было плевать на тот факт, что дождь вот-вот возведёт Петербург в ранг Атлантиды, ему было хорошо, как никогда раньше.       Он поднял голову на прохудившееся небо и заорал какой-то воинственный клич, распугав тем самым местную живность в лице воробьев, голубей и бомжей. Мимо пронеслась ярко-красная иномарка, откуда доносился громкий счастливый девчачий визг, заглушаемый голосом Юрия Юлианыча:       «Раскройте рты, сорвите уборы, на папиных Волгах – мальчики-мажоры!»       Интересно, они сами поняли весь стёб этой песни или посчитали это призывом к действию?       Достав из кармана штанов смятую пачку «Винстона», юноша выудил оттуда последний сверток с никотиновой смертью и поднес его к губам.       – Дяденька, а Вам не говорили, что курить вредно?       Скосив глаза, носитель зелёного ирокеза увидел маленького мальчика, который, задрав голову, стоял ровно в центре лужи в огромном жёлтом дождевике и красных резиновых сапожках. Со вздохом убрав сигарету в карман штанов, сын анархии опустился перед неожиданным собеседником на одно колено.       – А тебе говорили, что разговаривать с незнакомцами опасно? И вообще, что ты тут делаешь? Где твои родители?       Жёлтый дождевик всхлипнул, опустил глаза в пол и пробурчал что-то невнятное, в котором угадывались слова «не забрали», «садик» и «хочу к маме». Хмыкнув про себя, молодой человек снял с себя косуху, прогретую его собственным теплом, и распахнул ее перед потеряшкой.       – Снимай клеёнку, а то от неё простудишься и будешь целую неделю сидеть дома. Надень это, в ней будет теплее.       – А Вы сами не простудитесь? – выпалил мальчуган, глядя на оставшегося в одной футболке парня. С трудом он различил на ней буквы «Г.АЖДАН.КА. ОБО.ОНА». Оставшиеся непонятные символы они ещё не проходили в садике, поэтому написанное так и осталось загадкой. Хоть на шее неформала и оставался красный шарф с каким-то непонятным символом, он не мог в полной мере спрятать парня от дождя.       – Да что мне сделается? А вот тебе нужно поберечь здоровье – растущий организм, всё-таки.       Кое-как выпутавшись из огромного куска клеёнчатой материи, мальчуган натянул на себя огромную куртку с большим количеством цепей, пуговиц и непонятных металлических точек и тут же благополучно в ней запутался. Негромко посмеиваясь, панк помог пареньку просунуть руки в рукава и застегнуться.       – Знаешь, если не приглядываться, то можно подумать, что моя косуха идёт за мной сама по себе. Глядишь, так некоторые и пить перестанут.       – В Питере – пить! – неожиданно громко выдал парнишка, гордо глядя на своего взрослого провожатого, который неодобрительно покосился.       – Дожили, уже и дети Шнура цитируют. Нет, всё-таки дождевик свой надень, голова-то неприкрыта. Вот так. А теперь рассказывай, где ты живешь…       … Квартира мальчонки оказалась аккурат над котельной «Камчатка» – местом, куда юношу водил отец, приучая его к творчеству Цоя, Кинчева, СашБаша и других звезд ленинградского рок-н-ролла. Серый дом с ярким, как Солнце, прошлым. Во время ливня его стены казались еще более бесцветными, чем они были на самом деле.       – Ну, вот мы и пришли. Где твой подъезд? – юноша сделал пару шагов в одиночестве, остановился и оглянулся, не обращая внимания на то, что его ирокез уже потерял свою стойкость и теперь больше походил на пальмовые листья. Мальчик стоял на углу здания как вкопанный, уставившись на проползавшего под ногами червяка. Подняв свои голубые глазёнки на своего провожатого, детсадовец гордо показал три пальца.       – Что ж, третий так третий. Пошли, моя куртка не долговечна, скоро и она слабину даст.       – Дяденька, а хотите у нас погреться? Вы весь промокли. Думаю, горячий чай Вам не помешает.       Улыбнувшись взрослости мыслей пацанёнка, носитель вялого ирокеза взял его за руку и подошел к деревянной двери, на которой ржавого цвета краской была намалёвана цифра «3». Дверь отворилась с тихим скрипом, впуская промокших путников в исписанный граффити подъезд. Парень так увлеченно читал надписи вроде «Цой жЫв», «Это сладкое слово – Камчатка» и «Мама – анархия, папа – стакан пАртвейна», что не заметил валявшуюся под ногами пустую бутылку «Беленькой» и подпнул её, делая очередной шаг. Нагнувшись за отлетевшей к нему стеклотарой, мальчик взял её в руки.       – Малец, брось ты это. От неё потом руки долго…       От увиденного неформал просто подавился словами. Молча и уверенно паренёк подошел к стоявшей на полу полке и поставил туда бутылку. К тридцати пяти её сёстрам. После чего спокойно открыл незапертую дверь в квартиру и жестом поманил своего провожатого внутрь. Практически сразу же юноша на ватных ногах побрёл за мальчуганом.       Внутри стоял терпкий запах перегара и сигарет, а из самой дальней комнаты доносился пьяный хохот и дребезжание бутылок. Даже для панка это было слишком. Нет, конечно, он не раз бывал в пьяном угаре, но знать, что у тебя есть ребёнок и продолжать…       – Проходите на кухню, я сейчас все сделаю.       Мальчуган уже успел выпутаться из косухи и аккуратно повесить её на спинку деревянного стула, и уже тянулся к газовой плите. Забравшись на табуретку и ухватившись двумя руками за ручку старого чайника, он поставил его на конфорку, лишь с четвёртого раза умудрившись зажечь огонь. Зеленоволосый стоял в дверном проёме и наблюдал за найдёнышем, в то время как в его душе бушевал ураган противоречивых эмоций. Ему было противно находиться здесь, и одновременно с этим он боялся за этого пацана. У него должна быть нормальная любящая семья, а не это пьяное быдло. Внезапно неформал осознал, что ему необходимо успокоить свои расшалившиеся нервы.       – Послушай, а где у вас тут лоджия?       Получив ценные указания в виде «первая дверь справа по коридору, он будет в конце комнаты», панк вышел из кухни. В комнате, где находился балкон, уже лежали два вусмерть пьяных тела, через которые парень брезгливо перешагнул, боясь испачкать об них свои берцы.       Выйдя на свежий воздух, молодой человек дрожащими руками вытащил из кармана помятую сигарету и повертел её в руках. Взяв губами жёлтый фильтр, он щёлкнул зажигалкой, поджигая листья табака, сделал глубокую затяжку и, запрокинув голову, потихоньку выпустил из себя разъедающий лёгкие дым. Ему сейчас это было необходимо.       «Капли на лице – это просто дождь, а может – плачу это я,       Дождь очистил все, и душа, захлюпав, вдруг размокла у меня…»       Юноша вздрогнул – ему показалось, что он случайно высказал свои мысли вслух, но нет. Просто у кого-то из окна рвал гитарные струны растиражированный тысячными виниловыми копиями Шевчук.       «Как может этот парнишка жить в таком притоне? Немудрено, что он сам умеет о себе позаботиться – жить-то хочется всем. Только вот он выживает, а не живёт.»       От мыслей панка отвлек свисток чайника, доносившийся с кухни. Тлеющая у основания фильтра сигарета полетела вниз, сопровождаемая задумчивым взглядом, и упала в лужу, мгновенно превратившись в мокрый потухший свёрточек. Хлопнула балконная дверь, отгораживая серые питерские улочки от алкогольного притона. Спустя каких-то несколько минут зеленоволосый угрюмо смотрел в треснувшую кружку с чаем настолько бледным, что стоявшая в графине мутная вода и то была темнее – скорей всего, заварку использовали уже в дцатый раз. Англичане бы повесились от такого бесцеремонного обращения с этим драгоценным напитком.       Мальчуган, казалось, был счастлив – он взахлёб рассказывал о том, что в садике на обед были тефтели с подливкой и пюре; что он съел все самый первый и за это получил дополнительный стакан кефира. Что пугал девочек слизняками, а потом утешал их за барбариску; что мяч укатился в канаву, и все его дружно доставали. Наконец-то он мог рассказать что-то настоящему собеседнику, а не пожелтевшей от табачного дыма однорукой обезьянке, бывшей некогда белой.       За закрытой кухонной дверью послышались шаркающие шаги, бессвязная ругань и грохот сваливающейся с вешалки одежды. Появление женщины, которая, по всей видимости, и родила этого мальчика, сопровождалось тягучим противным скрипом открываемой двери. Мутным взглядом оглядев гостя, алкашка икнула и нахмурилась.       – А я тебя не по-омню. Вы-ик!-пивку сегодня не отпускаю, приходи… – задумчиво пожевав губу, мадам выпалила, – через три дня. Я тогда и протрезвею. Может быть…       – Мама, дяденька меня домой отвел, я его чаем напоил, можно я ему покажу своего плюшевого мишку?       Мальчонка смотрел на свою мать с такой искренней любовью в глазах, что панку стало мерзостно и противно, словно его облили тремя бочками жидких помоев. Он вскочил со своего места, словно чёртик из табакерки, схватил женщину за грудки, не обращая внимания на недоумённый возглас парнишки, и гневно прорычал ей прямо в лицо:       – Послушай, выкидыш вшивой макаки, ты здесь не одна живёшь. У тебя есть малой сынишка, которого ты за своими пьянками забыла забрать из садика. У тебя что, только бухло на уме? О чём ты вообще думала, когда рожала его?!       Последнюю фразу неформал заорал во всю мощь своих прокуренных лёгких, наблюдая, как пьянчуга морщится и делает неловкие попытки отстраниться от него. Приблизившись к её разящему перегаром лицу, он набрал воздуха в грудь для очередной тирады, как дверь в квартиру распахнулась, явив миру мужчину в толстовке с капюшоном и чуть рваных джинсах. Он непонимающе переводил взгляд с женщины на оглянувшегося парня и обратно, явно собираясь всё разузнать не без помощи кулаков, но ситуацию в очередной раз спас мальчик.       – Папа, ты пришёл! – юнец протиснулся мимо панка, с отвращением отпустившего алкоголичку и отодвинувшегося от неё, и побежал к отцу, обнимая его за ногу. Выражение лица пришедшего смягчилось, и он потрепал своего сынишку по голове.       – Что ж ты не дождался меня? Я же тебе говорил, что немного задержусь на работе. Приезжаю я в садик, а мне говорят, что за тобой пришла мама, хотя они не видели, как она тебя забирала. Я сразу помчался сюда. Может быть, ты расскажешь мне, почему ты ушёл сам, и кто этот молодой человек?       – Папочка, все уже давно ушли домой, а мне одному было скучно, дорогу домой я помню, я думал, что сам дойду, а потом я встретил этого дядю, и он проводил меня домой…       Мальчик сбивчиво лопотал объяснения своему отцу, ожидая устного выговора или, на худой конец, ремня, но тот лишь улыбнулся и присел на одно колено.       – Сынок… Я же тебе сколько раз объяснял – с мамой ты больше не живёшь, у тебя другой дом с другим адресом. Сюда больше не нужно приходить.       – Но я же не могу оставить маму одну, я же её люблю! – в глазах мальчишки засверкали слёзы, грозящиеся политься дождём еще более проливным, нежели тот, что бушевал за окном. Мужчина вздохнул и обнял сына.       – Это не мать. Настоящая мать должна любить своих детей и заботиться о них, – отец зыркнул на поправлявшую на себе футболку женщину, – а не ставить свои прихоти выше всего остального.       – Любить и заботиться? Как тётя Наташа?       Немного помедлив, мужчина кивнул.       – Как тётя Наташа. Ну что, поехали домой? Ты наверняка замёрз под этим ливнем, тебе нужно срочно в горячий душ.       – Я совсем-совсем не замёрз, дяденька дал мне свою куртку, а сверху надел дождевик.       В это время «дяденька» уже держал в руках косуху и намеревался незаметно выйти из дома. Поймав благодарную улыбку, он хмыкнул и пожал плечами, мол, что тут такого необычного?..       …Уже спустившись на улицу, панк натянул на себя позвякивавшую цепями кожанку и стоял возле черного «Опеля», на заднем сидении которого сидел довольный парнишка.       – Ну что, брат, бывай. Береги себя и не ходи один по улице. В другой раз могут попасться не такие добрые дяденьки, как я.       Юноша протянул руку для того, чтобы его новый знакомый «дал пять», но тот внезапно подскочил на сидении и обнял его за руку. Ошалевшим взглядом неформал смотрел на счастливую улыбку мальчугана. Бунтарская половина вопила «Телячьи нежности!» и требовала прекратить эти розовые сопли, в то время как другая половина шептала, что он все сделал правильно.       – Ну ладно, хватит, попрощались и ладно будет… Тебя отец ждёт. Будь хорошим пацаном.       Кое-как вытащив свою руку из объятий, панк поспешно отвернулся и пошёл прочь, на ходу натягивая на лицо шарф с изображенным на нём кругом с буквой «А» внутри. Он шёл не останавливаясь ровно до того момента, когда сзади послышался звонкий детский голосок, перекрикивающий рёв заводящейся машины:       – А меня Лёня зовут!       Парень остановился. В тот момент ему всеми фибрами души хотелось верить, что это именно чёртов ливень залил ему глаза и мешал смотреть на дорогу…       … Ливень стих и тучи разбежались прочь, явив Питеру непривычно звёздное небо. Истоптав своими берцами добрую половину набережной, неформал сел на поребрик, освещаемый уличными фонарями да полной луной. На душе было тоскливо и как-то странно. С такой стороны панк еще не видел свой родной город.       – Парень, закурить не найдется? – раздался сзади звенящий прокуренный голос.       – Извини, кончились, – нехотя буркнул в ответ юноша, плотней закутавшись в шарф с символом анархии. Раздался тихий смешок.       – Что ж ты так запустил-то себя? Ведь если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день.       От этой фразы юноша похолодел и выпрямился, в шоке глядя на лунную дорожку – ведь это же именно этот голос звучал из батиного граммофона чуть ли не каждый день его детства! Вскочив на ноги и резко развернувшись на месте, парень рывком стянул с лица шарф и воскликнул с волнительной хрипотцой в голосе:       – Виктор Робертович!       Но набережная была пуста, не считая приблудившихся дворовых кошек. Сын анархии повертел головой направо-налево в поисках кумира, а потом опустил глаза вниз и усмехнулся.       На асфальте лежала запечатанная пачка «Мальборо».       Подняв сигареты и бережно положив их в карман, панк пошел вдоль своей родной набережной.       Все действительно не так уж плохо.