Quicksilver for my TARDIS.

Любовь бывает очень разной. Начиная от нежной платонической и заканчивая чисто сексуальным влечением, она всегда является чувством необъяснимым и непонятным. Чисто с биологической точки зрения мы просто ищем себе сильного партнёра, способного поучаствовать в нашей жизни месяца два, помочь зачать ребёнка и, возможно, пропасть — или остаться на всю оставшуюся жизнь, чтобы обеспечивать пищей и/или счастьем. Но как тогда объяснить такие вещи, как влюблённости в слабых существ, физически неспособных иметь потомство? Влюблённость в человека своего пола или просто в того, кто не хочет иметь детей? Любовь не поддастся объяснению. Любовь — то удивительное чувство, которое невозможно описать словами — и не нужно описывать. Тот, кто когда-нибудь любил, охарактеризует это по-своему, а тот, кто не любил никогда, останется в сладком, томительном неведении. Поднявшись с дивана, Таркви тяжело вздохнула и снова подошла к консоли. Работы было невпроворот — Визуальная стабилизирующая схема, потерянная таймледи при попытке переделать машину времени, так и не нашлась, и потому каждый раз, когда она нуждалась в том, чтобы зайти в ТАРДИС снаружи, она натыкалась на косяк или стену, ибо увы, но без стабилизирующей схемы капсула становилась невидима и система «Хамелеон» переставала работать. Также датчик радиации, всё ещё лежал на полу, лишённый корпуса, что немало огорчало девушку. Вернув на место чистую, почти сверкающую и совершенно исправную дематериализационную схему, она проверила исправность маленькой, почти незаметной сферы из земной стали, которая занималась регулировкой размерности, и, тяжело вздохнув, опустила рычаг, тихо молясь кому-то из земных богов. Перебежав к соседней части консоли, она быстро набрала координаты и бросилась к случайно оставленным открытыми дверям. Но волнения её были беспочвенны — ТАРДИС уже приземлилась на приятную поверхность Раксокорикофаллапаториуса. Девушка быстро выбежала из корабля, чтобы осмотреть едва заметное искривление пространства на месте её невидимой капсулы. Коротко улыбнувшись кому-то из местных, она раскланялась и снова забежала внутрь, вспоминая, что стабилизирующая схема лежала возле колбы с ртутью, нужной для заправки жидкостного соединения, необходимого для выработки энергии корабля, которое, кстати, стоило бы заправить. С боями пристроив схему на место, таймледи устало достала воронку и потянулась к колбе, как вдруг… — Таркви? — голос звучал снаружи. От испуга она чуть не выронила драгоценную, даром, что последнюю, колбу, но смогла удержаться от этого неблагоразумного жеста, в то время как голос — знакомый до боли голос бессмертного Джека, Капитана Джека Харкнесса — продолжал звучать. — Девушка такая. С пепельными волосами. Подруга моя. Таймледи… да, да, повелительница времени! У вас есть что-нибудь для неё? — в ответ раздался тихий голос раксакорикофаллапаторианина, говоривший, что ничего, что может заинтересовать молодую таймледи, у него нет, кроме, конечно, ртути, которая, как ему известно, нужна этой расе позарез. Улыбнувшись, девушка сдержалась от того, чтобы распахнуть дверь ТАРДИС и не заорать «купи мне ртуть, у меня кончилась», и вернулась к работе. Через пару часов сражением с корпусом датчика радиации, в который оный не желал вставляться, долгих диалогов с генератором силового поля и, наконец, самое интересное для девушки — настройки системы перемещений от враждебных действий — её ТАРДИС превратилась в нечто прекрасное и неподражаемое, а главное — работающее и идеально материализующееся. Вернувшись домой, в старый храм, она устало упала на кровать, стоявшую у стены, и закрыла глаза. Не успев пробыть в трансе и суток, Таркви была вынуждена проснуться, чтобы поприветствовать неожиданно бодрого и совершенно целого Джека. Капитана Джека. Её Джека. С растрёпанными волосами, в длинном сером пальто, в немного рваной рубашке небесного цвета, сквозь которую было видно белую футболку со следами крови. Уже привыкнув к тому, что ран на нём не остаётся, таймледи бросилась на шею долгожданному гостю. Тот с радостью прижал её к себе, обнимая чуть ниже, чем положено возлюбленным. Им обоим было всё равно, ведь после того, как они не виделись многие и многие годы, обоих мучала жажда, желание почувствовать друг друга полностью. Именно потому пальто его улетело в сторону стола, а рубашка была буквально разорвана, даром, что от неё оставалось не так уж и много. Вся остальная одежда будто сама собой оказалась разбросана по всему храму, и лишь манипулятор временной воронки был бережно положен на верхнюю полку шкафа — чтобы случайно не раздавить. — Что, ты настолько дорожишь этим кожаным браслетиком? — издевательски ухмыльнулась девушка, дожидавшаяся Джека на возвышении для кафедры, дарохранительницы и прочих увеселительных местечек дохристианского храма. Она не получила ответ на свой вопрос, потому что волосы её были неожиданно распущены, что заставило их свободно рассыпаться по плечам, скрытым белоснежной рубашкой — вот уже сама девушка была опрокинута на полуразвалившийся алтарь и прижата к нему. — Ах ты… — Кто я? — улыбнулся Харкнесс, буквально срывая с девушки потрёпанные широкие джинсы с дырками в огромном количестве мест. — Дай угадаю, извращенец, не так ли, детка? — Наглейшим образом стянув с таймледи и нижнее бельё, он быстро и довольно резко вошёл, одной рукой закрывая девушке рот, но вскоре ему пришлось убрать руку, ибо на ней теперь красовался прекрасный след от укуса. Скрестив ноги за его спиной, Таркви уже не сдерживала стонов, чувствуя, как тело и разум освобождаются от всей тяжести, от всех забот, и погружаются в тягуче-прекрасную атмосферу быстрых, порывистых движений, тихих вскриков и царапин на спине. — О, нет, — наконец привыкнув к почти забытому ощущению близости, ухмыльнулась девушка. — Ты подлец. — Да? Почему же? — спокойно поинтересовался Харкнесс, ускоряясь и тут же стискивая зубы, ибо реакцией его собеседницы были очередные царапины, оставленные на спине. Девушка же лишь тихо кусала губы, силясь не демонстрировать свои эмоции, что выходило у неё отвратительно — из-за отвратительного состояния алтаря ей в спину впивалась пара острых камней, и она почти чувствовала, что один из них уже заставил кровь окрасить белоснежный мрамор в благородный алый цвет. Джек не замечал этого ровно до тех пор, когда, достигнув пика, он не кончил и не открыл глаза. — Ты мне ртуть не привёз, — нарочито-обиженно ответила наконец Таркви, поднимаясь с алтаря, и, не реагируя на громкий вздох Харкнесса, вызванный довольно большим алым пятном на мраморе, спокойно направляясь к брошенному на стул пальто. — Так и думала, не принёс, — констатировала она, вынимая руки из объемных карманов. — Подойди сюда, Таркви, — спокойным, но безапелляционным тоном сказал Джек, уже успевший надеть брюки, маня девушку к себе. Та подчинилась и подошла к нему, спокойно смотря в глаза. — Это что? — он указал на след на алтаре, сурово смотря на неё. Та не ответила, а лишь ушла в сторону своей одежды, по счастливому стечению обстоятельств лежавшей довольно далеко от алтаря. — Почему ты не сказала, что больно? — он уже кричал, догоняя девушку и быстро прижимая к колонне. — Потому что я люблю тебя, идиот, — улыбнулась таймледи, подаваясь вперёд и целуя настолько родного и настолько же ненавистного ей человека. И всё было хорошо, и их любовь не нужно было объяснять.