Красота тела

1. Волосы Джим обычно не встает первым. Почти всегда в дверях стоит Боунс, разоряясь на тему пунктуальности и дурных привычек, и что б тебя, Джим, если у меня не останется времени на кофе, черт побери, сам расплатишься. Но у Джима выдается продуктивная ночь в лаборатории астрофизики, тогда он думает, зачем вообще идти домой, и вот он здесь, на час раньше обычного – раньше для Боунса и курса по Истории Федерации 101. Он врывается с радостным Доброе утро! И бросает сумку на диван. Затем слышит сдавленные ругательства, которые доносятся из глубины ванной Маккоя. - Боунс? Все в порядке? - Нормально, - следует ответ. – Это все мои волосы, как обычно. - Твои – погоди, что? – Джим не совсем уверен, можно ли это считать за приглашение, но, так или иначе, он проскальзывает в ванную Маккоя. – Ты о чем? - Какого черта ты тут забыл? Я тебя сюда не звал! – рявкает Боунс, указывая расческой в сторону Джима, но Кирк пропускает все мимо ушей, потому что на него смотрит целая гора средств для волос: гели, крема, муссы, и, пресвятой Бетазоид, почему Джим ничего об этом не знал? - Это все твое? – в его голосе сквозит восхищение. – Боунс, ты что, салон держишь в свободное время? - Закрой. Свой. Рот. И. Убирайся. - А вот это вряд ли, - Джим плюхается на закрытое сидение унитаза. – Хочу это видеть, - Боунс вздыхает и трет лоб. - И за что мне все это, - стонет он в никуда. - И так каждое утро? – спрашивает Кирк. - Ты видел меня в шаттле, Джим, - говорит Маккой, пока пытается справиться с особо вьющимся вихром с помощью геля. – Думаешь, мои волосы магическим образом становятся гладкими, а я сам выгляжу более прилично без малейших усилий? (Кирк вообще-то и не задумывался об этом, неделя тогда выдалась трудной). - Не каждый может заявиться в класс с прической «я только что вылез из постели» и выглядеть при этом хорошо, - говорит Маккой под усмешку Кирка. - Думаешь, я хорошо выгляжу, Боунс? – спрашивает он, и Маккой снова стонет. - Не начинай, Джим. Ты и сам прекрасно знаешь, как выглядишь. - Ты считаешь, что я хорош, - напевает Джим. – Ты считаешь, что я секси. - Я вылью этот спрей, - угрожает Боунс, пока Кирк в ответ вытягивает губы для поцелуя, - прямо тебе в глаза. - Не выльешь, - радостно сообщает ему Джим, - потому что тогда я не смогу сделать вот так, - он хватает Маккоя за плечи и усаживает на свое место. - Джим, что за… - Шшш, - шикает на него Джим. – Художник за работой, - он смачивает расческу и запускает в волосы Боунса, чтобы вычесать из них весь гель. – Черт, Боунс, ты хотел их зализать или утопить? - Ну все, отдай обратно, - Маккой хватает его за запястье, но Кирк выворачивается, толкая его на место. - Пока я рос, у меня почти не было друзей среди парней, - говорит он, и эта фраза вдруг почему-то действует на Боунса так, что тот замирает и остается сидеть смирно. Кирк берет в руки пасту, разогревает ее, прежде чем запустить руки в волосы, массируя кожу головы. Маккой слегка дергает головой, подается на руки, и Кирк неосознанно отступает, потому что Боунс сейчас сидит и упирается взглядом ему в пах, а сам он не понимает, почему его вдруг это так напрягает. Не сказать, чтобы Джим не понимал раньше, что Боунс привлекательный, но не думал, что тот может быть привлекательным для него. Он смещается в сторону, чтобы Боунс не пялился ему в пах, и сосредотачивается на работе. - Я тусовался с девчонками, а, как известно, они постоянно делают друг другу прически, и в том числе «я только что вылезла из постели», - рука отбрасывает челку Боунса, принимаясь за вихор. – И… готово. Не совсем стиль Маккоя, но вихор хотя бы приглажен, а сам Боунс выглядит прилично и, хм, мило. Боунс бросает взгляд в зеркало, его брови приподнимаются в изумлении, будто сам он не знал, что есть вообще что-то среднее между сумасшедшим пьянчугой и крайне серьезным врачом. - Ну… спасибо, что ли, - почти беззвучно выдает он. - Да, от твоей благодарности разве что уши не закладывает, - фыркает Джим. Боунс закатывает глаза. - Что ты хочешь услышать? - Даже не знаю, может, спасибо, Джим, что вернул мою прическу в двадцать третий век, я подумаю о тебе, пока девчонки будут пускать на меня слюни. - Пресвятая Джорджия, - вздыхает Боунс и натягивает форменную куртку. Джим идет за ним, хватает свою сумку с дивана и сумку Боунса – со стола. - А лучше, - он тянет Маккою его сумку, поигрывая бровями, - разреши мне растрепать ее потом. Кирк просто смеется (в основном), но рука Маккоя замирает на полпути на долю секунды, и Джим готов поклясться, он видит, как что-то мелькает в глазах Боунса, который тут же забирает сумку из протянутой руки и вздыхает. - Спрей, Джим, - говорит он, - помни о нем. 2. Грудь В детстве Джим особо не любил Хэллоуин, – по целому ряду причин – поэтому, когда выясняется, что Хэллоуин в Академии – настоящий праздник, который кончается на ежегодной вечеринке у инженеров, Джим доволен как никогда. А Маккой, конечно, нет. - Я тебе не пятилетка и не пьяная школьница, - говорит он Кирку. Джим скулит и ластится, но Маккой непреклонен, поэтому Джим вынужден идти туда один. Вечеринка, как и обещалось, удается на славу. Инженерный отдел доказывает, что знает, как надо развлекаться, а Джим доказывает, что костюм Тарзана не может прийтись не к месту. - Мне нужен тот, кто рискнет покачаться на моей лиане, - говорит он в десятый раз, и, как и в предыдущие девять, получает в ответ легкий смех и поцелуй, на этот раз от баджорианки в костюме девчонки из группы поддержки, ее он узнает сразу – она из общежития Боунса. - Ждешь – не дождешься, чтобы увидеть доктора Маккоя? – спрашивает она, и Джим только собирается сказать, что тот не придет, когда она двигается ближе. – Доктор Такер поспорила с доктором Маккоем, что он не сможет побить ее балл на практике по ксенобиологии. Проигравший одевается так, как пожелает победитель. Джим все еще ошарашен новостью, поэтому не сразу удается собраться и сказать, что «Боунс ведь невероятен в ксенобиологии». Девчонка жмет плечами. - Не спорю. Но доктор Такер проходила практику на Звездной базе 24. И занималась она там одной ксенобиологией. Что-то приковывает ее взгляд. Джим поворачивается и… Боунс. В джинсах. И без рубашки. И с крыльями. Широкие белые крылья, которые только подчеркивают загорелые массивные плечи и грудь, и Джим сам знал, что Боунс прекрасно выглядит без рубашки, но – божемой – это ведь совершенно другое дело. У Боунса в руках лук и стрелы, и Джим догадывается, тот, должно быть, одет в костюм Купидона. Джим не знаком с доктором Такер, но уже определенно любит ее. - Рот прикрой, - шепот девушки приходится как нельзя кстати. Маккой машет ему, пробираясь сквозь толпу, и Кирк тяжело сглатывает, жалея о том, что на нем одна только набедренная повязка, и внизу вдруг начинает покалывать, а последнее, что ему сейчас нужно, - это неуместный стояк на Хэллоуин. - Пари проиграл, - вместо приветствия сообщает Маккой, опуская руки на бедра, и, серьезно, это ни черта не помогает, думает Джим, глядя, как сокращаются мышцы у него на груди. Нити крыльев сидят высоко, две широкие полосы оборачивают плечи, одна проходит спереди прямо под ключицей. - Ага, - ответ звучит крайне глупо, и Маккой щурится. - Ты уже пьян? – Джим хочет сказать, да, от тебя, но удается лишь захлопнуть рот и качать головой. Кто-то громко и неприлично свистит, крича «вот это вид, Маккой!», Боунс оборачивается, чтобы громко нагрубить в ответ, и Джиму удается стряхнуть с себя наваждение. Иначе чем еще объяснить это желание, которое он испытывает к лучшему другу. Лучшему другу натуралу. - Джим? Он моргает дважды. Маккой хмурится. - Серьезно, это сколько выпить надо было? - Я, эм, - он держит руки у паха, будто это ему поможет, - да, я, наверное, много, чересчур. Думаю, да, думаю, мне стоит вернуться. Ну, домой. - Я провожу, - говорит Маккой автоматически, руки Кирка взлетают, чтобы обозначить ответ «нет», но он сразу понимает, что делает, и опускает их обратно. - Нет, нет, все в порядке, - бормочет он, потому что доктор ему точно не нужен, ему нужно домой и подрочить. – Мне, я, надо просто полежать. А ты, ты наслаждайся вечеринкой. - Точно, - ворчит Маккой. – Я сказал Такер, тридцать минут, и я сваливаю. Мне зайти к тебе потом? - Нет! – кричит Джим. – В смысле, просто набери мне. Не нужно заходить. Потом он слышит о том, что Боунс проходил в крыльях еще минут пять, а затем скинул их, разгуливая там с голой грудью весь вечер, и Джим думает, стоит плакать или радоваться тому, что он все пропустил. 3. Спина Жара – редкое для Сан-Франциско явление, особенно сейчас, когда с 2230 года пользуются системой контроля температурного режима по всему миру, но периодически никто эту температуру не может усмирить, и та стремительно набирает обороты. В такие дни весь кампус будто ползет, плотная униформа, которую все носят без жалоб и напоминаний, становится удушающе жаркой. В помещениях кадеты с невероятным удовольствием дышат регулируемым воздухом, а инструктора закрывают глаза на накинутые в самые последние минуты лекций куртки. Джим перекидывает свою куртку через сумку, меняет красную водолазку на черную безрукавку, которая все равно неприятно липнет к телу. Его только что отпустили с лекции, он сразу пишет Маккою, интересуясь, где тот. В общежитии. Тренировку отменили, в отсеке слишком душно. Наружу не выйду. Принеси поесть. Джим фыркает, но не может не согласиться с логикой Боунса, поэтому прорывается сквозь толпу, делает сэндвичи, берет воды и отправляется к Маккою в общежитие. Он заходит внутрь и оставляет еду в небольшой кухне. - Думал, ты привык к такой погоде, выходец из Джорджии, все дела, - зовет он вместо приветствия, скидывает ботинки и носки у двери, растопыривая пальцы, чувствуя, как перегревшиеся ноги обдувает прохладой. - В Джорджии не приходилось торчать в жарком отсеке, - ответ следует, но Джим не может понять, откуда. – 50 кадетов в шерстяной униформе в окружении перегревшегося оборудования. Будто побывал в аду. - Где ты… оу, - Джим заглядывает в общую комнату и находит там Боунса, лежащего на животе, растянувшись на полу словно выброшенная на берег морская звезда. – Ты что делаешь? - Тут прохладнее, - бормочет Маккой. – Собирался в душ. Не дошел. - Разумно, - отвечает Джим. Понятно, почему куртка Маккоя и футболка на спинке стула, а ступни голые. Должно быть, он расстегнул брюки, потому что сидят они довольно низко, а из-под них выглядывает полоска боксеров, выданных Звездным флотом. Спина Маккоя напряжена и блестит от пота. Джим тяжело сглатывает. Только не снова, беспомощно думает он. Спина Боунса – произведение искусства, загорелая кожа и россыпь веснушек, Джим даже не может притвориться, что не оценивает его, начиная с самого верха, чувствительной кожи между плечами и у загривка. Сильные лопатки, сведенные к позвоночнику, бежавшему вниз к впадинке над копчиком, самое начало бедер, изгиб, который так хорошо видно. Джим буквально чувствует, как оглаживает эти бедра, оставляя поцелуи, россыпь красных отметин; интересно, Боунс будет извиваться или вздыхать, или клонить голову, разрешая Джиму брать, что ему хочется? - Джим? - Чего? – Джим вырывается из своих грез с криком. - Ты еду принес или как? - Принес. Да, сэндвичи, - голос совсем немного надрывается, а по лицу пробегает жаркая волна. Если Боунс и замечает, то предпочитает промолчать, только тяжело вздыхает, соскребая себя с пола. - Тогда я в душ, - говорит он, а Джим на долю секунды всерьез задумывается над тем, чтобы попроситься вместе с ним, пока наконец не приходит в чувства. - Конечно, - отвечает он, - я подожду. Боунс скрывается за дверью, и Джим тяжело стекает на диван, пялится в потолок и думает, когда это он вдруг запал на своего лучшего друга. 4. Ноги. Джим вообще-то не особый поклонник ног. Не поймите неверно, он ценит хорошенькие ножки и благодарен Звездному флоту за то, что тот обряжает женскую половину в старомодные юбки. Но ведь есть столько сексуальных частей тела, и ноги уступят им пару позиций в списке. А уж мужские ноги – Джим и не думал-то о них. А потом они с Боунсом начинают бегать вместе. Боунс в шортах? Открытие века. Мускулистые, подтянутые ноги с оливковой кожей и умеренным количеством волос, и когда только Джим начинает думать о том, какое количество волос на мужском теле можно считать нормальным? Он оказывается позади Боунса, мотивируя все желанием пропустить бегунов на дорожке, но сам всего лишь хочет поглазеть на эти ноги в движении. Он настолько увлечен, что не замечает, как рядом с ним оказывается Витчел из клуба Ксенолингвистики. Они как-то спали, всего раз, пока не поняли, что Ухура обоих привлекает гораздо больше, и теперь Джим отсиживается в клубе на задних рядах, хихикая и обдумывая новые способы заставить их многоуважаемого председателя ругаться на неизвестных языках. - Если будешь так пялиться, он загорится, - произносит она низко, и Кирк почти запинается о собственные ноги. - Не понимаю, о чем ты, - отбивается он. Витчел только глаза закатывает. - Точно, - весело говорит она, - Ты всего лишь восхищен его стилем бега. С тех пор Джим следит за тем, чтобы бежать с Маккоем в ногу. Осень сменяется зимой, и оба переодеваются в тренировочные штаны, так что Джиму больше не о чем волноваться. Пока не наступает день, когда он вваливается в комнату к Маккою и находит того на полу. Он лежит на спине, вытянув ноги – голые ноги – вверх, прижав их к стене. Его футболка скаталась на спине, обнажив полоску кожи между майкой и боксерами. Мысль пролетает в голове Кирка, может, стоит прекратить вот так вламываться, но он отбрасывает ее в сторону. - Что за черт? - Шестнадцать часов на ногах, - Маккой не открывает глаз. – Обычная смена и еще десять часов срочной операции. Нужно, чтобы кровь оттекла обратно, - он крутит лодыжками и тянет пальцы к потолку, растягивая ступни, и как же хорошо, что глаза у него закрыты, потому что Джима посещают такие образы, связанные с этими самыми ногами: например, как они оборачиваются вокруг его талии, пока он толкается бедрами вперед. Прежде чем осознать, Джим выдает: - Я делаю хороший массаж ног, - а мозг в этот момент орет ему, нет, ты вообще что творишь? Маккой приоткрывает глаза. - Серьезно? - У дедули Тиберия было не очень с кровообращением, - говорит Джим, и Маккой, наверное, слишком устал, потому что молча принимает подобное объяснение, опускает ноги, перекатывается на бок и садится. - Как ты хочешь, чтобы я лег? – спрашивает Маккой, и Кирк хихикает, потому что да, ему двенадцать. - Эм, ложись на кровать, - запинается он и сразу вознаграждает себя за лучшую и худшую идею одновременно, пока Боунс укладывается на живот, сует руки под голову и слегка разводит ноги. - Так нормально? – голос Маккоя глушится одеялом. Член Джима радостно орет «да», и он в отместку больно стискивает его в руке. - Нормально, - говорит он. – Я начну со ступней. Он садится на край постели, берет ногу и думает о дедуле Тиберии, который служит напоминанием о том, зачем он тут, и возможностью угомонить разыгравшееся либидо. Начинает с мизинца, щелкает им. Боунс вскрикивает и выдергивает ногу, Джим хмурится. - Прости, прости, - бормочет Маккой, - просто не ожидал. Он опускает ногу обратно, чтобы Джим ее взял, пробежался по остальным пальцам, прижимая их к стопе, а затем скользнул по всей длине от пальцев до лодыжки. Маккой слегка дергается, но ноги не убирает. Кирк смещает руку, проходит кулаком по голеностопу, затем по своду стопы и массирует пятку. Боунс издает низкий звук, его плечи напрягаются, и Джим немного ослабляет хватку. - Нет, все нормально, - немедленно отзывается Боунс, хрипотца в его голосе проходит сквозь Джима, оседая в животе. – Мне нравится погрубее. К черту дедулю Тиберия, Джим уже ничего не может сделать, чтобы его член не реагировал на подобные заявления. - Хорошо, - говорит он почти таким же хриплым голосом, снова нажимая пальцами и проводя ими от пятки к пальцам. – Вот так? – спрашивает он и дышит медленнее, потому что Боунс в ответ довольно стонет. Джим меняет ногу и повторяет движение. Затем он поднимается, опускает руки на голени Маккоя и неожиданно сгибает ноги так, что ступни почти касаются бедер. Боунс невольно ерзает под ним, тогда Джим повторяет растяжку, чтобы после пройтись по голени пальцами, жестко и глубоко забираясь в мышцы. Боунс стонет, толкается головой в собственный локоть, его плечи наконец-то расслабляются, и Джим чувствует, будто вступил в заведомо проигранную битву с собственным разумом, который требует немедленно проползти по кровати и накрыть собою тело Боунса. Ты здесь не за этим, жестко обрывает его рациональная часть сознания. Джим опускает ноги Маккоя, собирает пальцы в кулаки и костяшками проезжает по икроножным мышцам, крутит руками, пока подбирается к коленям. - Черт, - шипит Маккой, толкаясь бедрами в матрас, опуская голову еще ниже к локтям, а Джим чувствует, как пробегает дрожь по позвоночнику. – Черт, как же хорошо. Кирк не может сдержаться, скользит руками выше к бедрам до самой кромки голубых боксеров. Мышцы Боунса под его руками твердые как камень, Кирк жмет сильнее, но Маккой не расслабляется под его ладонями, а наоборот – только сильнее напрягается. - Джим, - он будто просит, и Кирк замирает, потому что будь он проклят, если голос Боунса сейчас не звучит так, словно тот завелся. – Джим, черт, думаю, я думаю, этого хватит. Джим видит профиль Боунса, его щеки порозовели, а сам он кусает нижнюю губу. - Уверен, что не хочешь перевернуться? Я бы размял переднюю сторону, - Кирк говорит это, отчасти потому что он мудак, отчасти потому что хочет доказать свою теорию. Румянец темнеет, и Маккой зарывается лицом в руки, совсем легко толкаясь бедрами, отчего Джим и сам прикусывает губу, чтобы не застонать, потому что он прав, у Боунса стоит. - Нет, - быстро откликается тот, а Джиму хочется схватить его за волосы, поднять голову и посмотреть в потемневшие глаза. – В смысле, спасибо, большое спасибо, но я немного устал. Наверное… наверное, попробую вздремнуть. Дьявол на плече Джима долго убеждает его податься вперед, но вместо этого Кирк отклоняется и соскальзывает с кровати, пока Боунс выдыхает и прочищает горло, будто пытается себя успокоить. - Хорошо, - говорит Кирк, - оставлю тебя, чтобы ты… вздремнул. - Вздремнул, - повторяет Боунс, словно убеждает самого себя. - Встретимся за ужином? – Джим хватает свою сумку и усмехается, пока Боунс что-то бормочет в ответ. Дверь за ним закрывается, и теперь можно перевести дух. Итак, он довел лучшего друга до того, что у него встал. Ненамеренно, но все же. Это… интересно. И теперь он думает, что ему не привиделся взгляд Маккоя. Мысль о том, как Боунс толкается бедрами, прошивает сознание настолько, что Джим вдруг понимает, что стоит посреди коридора общежития с болезненным стояком. Он быстро прикидывает в уме дорогу до собственной комнаты и смотрит в сторону общей душевой на этаже, и Джим даже не знает, какие небесные силы ведут его по жизни, потому что там пусто. Дверь захлопывается, пальцами одной руки он закрывает замок, а второй – расстегивает штаны. И вот опять, мысль о Боунсе, толкающемся в матрас, опущенной голове, расслабленных плечах, и этом сладком стоне. Мне нравится погрубее, сказанное низким голосом, растягивая слова, Джим толкается в подставленную ладонь сильнее, жестче, быстрее, фантазируя о том, как Маккой у себя в комнате занимается тем же самым. Джиму почти неловко от того, как быстро он кончает в свою руку. По коридору разносится смех, в ванную входят два кадета, их голоса до больного громкие. Кирк вытирается насухо, приводит себя в порядок и выскальзывает из помещения, думая о том, до чего он докатился. 5. Руки Джим знает, у Маккоя талантливые руки. Он знает это с самого первого дня, когда Маккой втолкнул его в уборную приемного центра Академии и привел в порядок его разбитое лицо с помощью одних только рук, воды и походной аптечки. Инциденты на тренировках, драки в баре, порой и прощальные подарки от девчонок на одну ночь – каждый раз Джима собирал по кускам Боунс. Наверное, он один знал об этих талантливых руках больше остальных в кампусе. Джим не знает, почему сидит здесь и как завороженный смотрит за тем, как Боунс отсутствующе играет в кошкину люльку*. Он занимает кресло, Маккой устраивается на диване, на экране идет головидео, но Джим только и может, что смотреть за руками Маккоя, длинными и худыми, гибкими и подвижными, его пальцы рисуют знакомые узоры. Вот так Боунс обычно мягко пробегает по коже Джима рукой, проверяя повреждения или измеряя температуру, сжимает его плечо, чтобы отвести домой после долгой ночи. В какой-то момент мысли приходят в действие. С недавних пор они замедлили темп, Джим мысленно отмечает этот момент, называя его «инцидент с массажем». Они с Боунсом словно балансируют на месте, порой приближаясь друг к другу, чувствуя сексуальное напряжение, делясь легкими прикосновениями, но в следующий момент берут себя в руки и расходятся, сохраняя расстояние. Это сводит с ума. Что-то происходит – он заканчивает или просто застревает на середине, Джим не понимает, - но Маккой опускает руки, позволяя нити распуститься, и начинает сначала. - Где ты этому научился? – спрашивает Джим, и Боунс смотрит на него с удивлением. - Отец, он всегда говорил, что это помогает подвижности пальцев, полезно для хирургии, - он улыбается. – Он вязал. Пробовал научить меня, но мне никогда не хватало терпения. Джима колет внутри от мысли о том, как юный Леонард Маккой вместе с отцом сидят бок о бок со спицами в руках, и уверяет себя, что это радость за него, а не ревность. - Покажешь? Бровь приподнимается, но Боунс только коротко кивает, тогда Джим соскальзывает с кресла и садится на край кофейного столика перед ним. Места немного, поэтому он тычется коленями между ног Боунса, который смотрит на него нечитаемым взглядом, прежде чем наклонить голову, сосредоточившись на нити в руках. - Ладно, так, вытяни руки, - командует он, и Джим поднимает руки, сжав запястья вместе. Боунс фыркает. - Тебя не арестовывают, - Джим в ответ смеется. - Прости, привычка. Маккой качает головой, челка падает ему на лоб, так что у Джима покалывает пальцы от желания зачесать ее обратно. - Значит, сперва ты оборачиваешь нить вокруг запястья, - Боунс захватывает нитью сначала левое запястье Джима, затем правое, и вот черт, может, это все плохая идея, потому что теперь Джим только и думает, что о том, как Боунс тут его связывает. – А потом ты вытягиваешь нить, - Боунс повторяет движения, а Джим тяжело смаргивает, стараясь сфокусироваться. Он осмеливается поднять взгляд, вот черт, это тоже плохая идея, потому что Боунс раскраснелся, он дышит чуть тяжелее, чем нужно. От него хорошо пахнет, хлопком и бурбоном, а еще чем-то очень знакомым, только им, самим Боунсом. – А теперь… нет, этот палец вот сюда, - его пальцы теплые и мягкие, они скользят по коже Джима. Боунс двигает рукой в тот самый момент, когда Джим дергается, и три пальца проезжаются по внутренней стороне его запястья. Джим снова дергается, словно ошпаренный. На секунду слышно только их дыхание. - Я, - Джим выдавливает из себя слабый смешок, вытаскивая запястье из нити, - я, знаешь, наверное, не особо в этом хорош, не хватает таких умелых рук доктора. Он чувствует себя глупым и легкомысленным, как пацан, который стесняется находиться рядом с предметом своего обожания, вот только Джим никогда не был таким пацаном, он никогда не боялся пробовать то, чего хотел. И он бы мог сейчас сказать, что с Боунсом ничего не могло пойти иначе, вот только это неправда, потому что Боунс не укладывался в эту схему. Это же Боунс. Джим чувствует, если останется сейчас, они выйдут на тот уровень, где не были прежде и откуда уже не свалить так просто, так что надо подниматься. Но Маккой давит ему на колени, заставляя сидеть на месте. - Я, - Джим тяжело сглатывает, пробуя игнорировать пальцы Боунса, которые оглаживают швы на его джинсах, - я не знаю, что мы с тобой делаем. Боунс легко смеется. - Думаешь, я знаю? - Ты вроде как сам нас к этому привел, - Кирк указывает на все происходящее вокруг, но Боунс качает головой. - Это лишь означает, что у меня яйца побольше твоих, парень. Потому что мы оба знаем, что кружим вокруг да около уже очень долго, что бы там между нами ни происходило. И знаешь, у меня уже ноги от всего этого болят. Конечно, он прав, Джим тоже кивает. Его руки, державшие края столика под собой, поднимаются и бегут по рукам Маккоя, едва касаясь. Боунс прикусывает губу, разворачивает руки, чтобы Джим повторил свои движения, скользя пальцами по раскрытым ладоням до самых кончиков пальцев, затем обратно по чувствительной коже запястья и до локтей. Маккой едва разлепляет губы, дрожит под руками Джима, так что Кирк сдерживает рвущийся наружу стон. Они едва касаются друг друга, даже не целуются, но Джим уже чувствует, как закипает кровь внутри него, хватая руки Маккоя и переплетая пальцы, стискивая их. - Джим, - шепчет Боунс. Джим никогда прежде не видел, чтобы Боунс выглядел таким уязвимым, и его прошивает желание защитить. Желание, которое не посещало его уже давным-давно. Он высвобождает одну руку, подносит ее к лицу Боунса, который поворачивается к ней, дышит в ладонь. Джим оглаживает его щеку пальцем, затем касается пухлой нижней губы. Что-то темное вспыхивает в глазах Маккоя, что-то, что заставляет сердце Джима пропустить удар, потому что, кажется, он уже не может отвести взгляда. Рука поднимается и удерживает подставленное запястье, не позволяя отодвинуться. Боунс оставляет поцелуи у основания большого пальца, затем кусает едва заметно и тут же выпускает язык, зализывая легкий укус. На этот раз Джиму не сдержать стона. Боунс удерживает его взгляд, пока целует раскрытую ладонь, запускает зубы в чувствительную кожу, почти не причиняя боли, а Джима пробивает зарядом тока, проходя прямо к члену. Он высвобождает руки и поднимается, и Маккой выглядит так, словно готовится сейчас к удару, но Джим лишь соскальзывает ему на колени, широко разводя ноги. Они притираются друг к другу грудью и пахом, и Кирк с облегчением выдыхает, чувствуя, что у Маккоя стоит так же, как у него самого. Боунс закидывает ноги на столик за спиной Джима, подтягивает их выше и упирается коленями ему в спину, прижимая его еще ближе. - Черт, - беспомощно шипит Джим, а на губах Маккоя возникает усмешка. Все это огромное испытание. Хорошо, я смогу играть по правилам, думает Джим и ловит руку Боунса, которая тянется к нему, толкает Маккоя в грудь, заставляя облокотиться спиной о диван. Боунс смотрит удивленно, с подозрением, но слушается. Кирк тянет его руку к лицу, подражая Маккою, целует у основания большого пальца и кусает там же. Затем втягивает палец в рот и усиленно сосет, позволяя прижимать свой язык. Боунса пробирает дрожь, глаза закрываются, а бедра толкаются вперед. Джим задерживает взгляд и толкается в ответ, втягивая щеки, продолжая сосать. - Джим, - стонет Боунс, хватая его за бедра, чтобы направить, пока Кирк думает, что готов кончить от одного только голоса Маккоя, хриплого, глубокого, с южным акцентом. Он выпускает изо рта большой палец, чтобы сразу взять указательный, прижимая к нему язык, лаская чувствительное место между пальцами. Джим размеренно подается бедрами навстречу таким же движениям, и это трение сводит с ума. Свободная рука Маккоя скользит под его футболкой, оглаживает мышцы и проезжается костяшками, Джим стонет вокруг его пальца, когда ладонь почти болезненно стискивает его бок, а Маккой вытаскивает палец у него изо рта и хватает Кирка за загривок. - Черт, Джим, - рычит он, - хотя бы поцелуй меня, пока я от тебя здесь не кончил. - Вот же черт, - стонет Джим, слова тонут в поцелуе. Они прошли момент, когда можно было целоваться осторожно, поэтому Кирк открывается сразу, лаская язык Маккоя, посасывая его нижнюю губу. Боунс целуется, как и лечит, властно, уверенно, но осторожно, не оставляя Джиму возможности действовать самому, он ведет его и заставляет принять то, что дают. Под пальцами Джима волосы Боунса совсем мягкие – Маккой перенял его стиль, и Джим никогда еще так не был счастлив как сейчас, проходя пальцами по волосам и не натыкаясь на море геля. Боунс выгибает шею, почти урчит в губы Кирка, который всерьез размышляет над тем, чтобы оставаться в таком положении ближайшую вечность. Боунс клонит голову Кирка в сторону, берет в рот мочку уха, и Джим скулит от этого движения, скользя ладонями по плечам Маккоя, до боли их стискивая и думая, что его футболка вот-вот должна треснуть. Он чувствует, как Маккой улыбается, а затем скользит языком по ушной раковине, он снова стонет и подтягивает бедра Маккоя еще ближе, ощущая такое знакомое чувство, которое оседает внизу спины. Это все неправильно, думает он, их первый раз, вот так, притираясь друг к другу на диване, так и не сняв одежды. Но когда они с Боунсом делали что-то правильно? - Боунс, - скулит Джим, теплый язык в его ухе заставляет все тело дрожать, - Боунс, я сейчас… - Кончишь, парень? – урчит ему на ухо Боунс, на что Джим только и может, что беспомощно кивнуть. Если у него и мелькала мысль о том, чтобы раздеться и переместиться на кровать, то теперь она уходит, потому что ладони Боунса скользят в его штаны, стискивая в руках его задницу, пока они трутся друг об друга. Джим роняет голову ему на плечо и кусает подставленную солоноватую кожу, Боунс под ним выдыхает и стискивает ладони сильнее. Джим поднимает голову, смотрит на Боунса – раскрасневшийся, тяжело дышащий, его глаза плотно закрыты. - Боунс, - выдыхает он, - Боунс, посмотри на меня. Маккой распахивает глаза. Кирк и так знал, что тот скрывать эмоции не умеет, но прямо сейчас они, кажется, затопят его с головой. - Ты хоть представляешь, сколько я ждал? – шепчет он, чувствуя, будто раскрывает самый страшный свой секрет. Маккой целует его, на этот раз мягче. - Примерно столько же, сколько и я, полагаю, - он легко улыбается. Боунс скользит рукой ниже, дотрагиваясь до яиц Джима, нажимает ладонью, и мир перед Джимом вдруг плывет от накатившего оргазма. - Черт, Джим, - Боунс скулит под ним, все еще толкаясь бедрами, Джим понимает, у того еще стоит. Он опускает ладонь, сжимает его член сквозь брюки и смотрит, как Боунс глотает воздух ртом. - Вот так, - шепчет он, сбиваясь с дыхания, сходя с ума. Джим может думать только о том, чтобы довести Боунса до грани вместе с собой, он двигает рукой жестче, вынуждает смотреть на себя, даже когда Маккой запрокидывает голову назад. – Вот так, Боунс, кончи для меня. Маккой рычит и стонет под ним, утыкаясь лбом ему в лоб, пока кончает. Кирк продолжает двигать рукой, пока его не ловят за запястье, останавливая. - О господи, - шипит Маккой. Джим опускает голову ему на плечо, смеясь. - В следующий раз мы сделаем это в постели. И с меньшим количеством одежды, - Боунс морщится, на что Джим только ухмыляется, потому что, похоже, Маккой ворчит даже после оргазма. Это немного успокаивает и уводит от чувства неуверенности, проснувшегося, как только все закончилось. - Идея – с ума сойти можно, - говорит он, тихо смеясь, на что Боунс ворчит о никак не выросших детях и в наказание щелкает его по уху. Дрожь проходит по позвоночнику, оба замирают, когда Джим снова толкается бедрами. В штанах холодно и липко, но это не останавливает их, бедра все равно притираются друг к другу, пока широкие ладони Маккоя стискивают Джима. - Чувствительные уши, да? – голос у него спокойный, но улыбка, расползаясь по лицу, становится хищной, а Джим думает, что делать, бежать или сдаваться на его милость. В ответ он лишь жмет плечами. - Помимо всего прочего, - шепчет он и смотрит прямо в большие, темные глаза Маккоя. – Что скажешь, если мы пойдем в душ и попробуем найти остальные чувствительные места? *«Кошкина люлька». Детская игра: бечёвку, натянутую на пальцы одного играющего, надевают на пальцы другого, складывая различные фигуры. +1. Да просто всё. Джима будит рассвет. Раннее утро. Они в Йосемитском парке, отрезанные от мира, в небольшой лачуге, еще прохладной после ночи. Сейчас середина их весенних каникул, и все это время они не говорили ни с единой живой душой. Они и друг с другом едва разговаривают, предпочитая общаться телами. Джиму немного страшно от того, насколько ему хорошо. С того случая на диване проходит несколько месяцев, они становятся любовниками так же просто, как когда-то стали друзьями. Никаких речей и объявлений, Джим просто перестает спать с другими, а Боунс всегда предоставляет ему место в своей комнате и оставляет в кухне те продукты, что ест Джим. Однажды вечером, когда Джим ведет Гейлу к танцполу, он разворачивается, целует Маккоя и идет дальше. Боунс отвечает ему тут же, особенно не колеблясь, так просто они сообщают о себе остальным в Академии. Рядом с ним крепко спит Боунс, его лицо расслаблено, как бывает только во сне. Он растянулся на животе, обхватив подушку, его спина еще теплая и порозовевшая в месте, где к ней прижимался Джим. Смотреть на такого Боунса – расслабленного и обнаженного – кажется чем-то запретным, но Джим не может себя пересилить. Одеяла свернулись у их ног, даже здесь, в горах, где довольно прохладно, они могут согреть друг друга и без них. Джим приподнимается на локте, смотрит на спокойное лицо Маккоя, вытягивает руку и убирает волосы со лба. Сюда они не взяли ни одного средства для волос, поэтому Джим пробегается каждый раз по волосам Боунса, заставляя того едва не урчать от прикосновений. Джим оглаживает кончиками пальцев его позвоночник, ведет к изгибу плеча, затем обратно до копчика. Дотронуться до груди нельзя, мешает подушка, зато можно погладить живот, кружа пальцами у пупка. Боунс ерзает и втягивает живот от легкой щекотки, и Джим прекращает, пока тот не расслабляется снова. Затем он скользит рукой по бедру, не удержавшись, сжимает эти идеальные ягодицы, опускаясь пальцами обратно на бедро, зарываясь ими в твердые мышцы, чувствуя короткие светлые волоски. Джиму кажется, будто он никогда не пресытится телом Боунса, ощущением его кожи под ладонями, и тем, как Боунс под ним расслабляется. Он даже порой верит, что подобное случается не с каждым, что так по уши влюбиться дано не всем. Они еще не говорили об этом, не произносили вслух, но Джим знает, что любит Боунса, а тот – его, знает по тому, как они заботятся друг о друге, ищут друг друга в толпе или занимаются любовью. Эта мысль пугает Джима ровно настолько, насколько захватывает его. Он не верит в заранее проигрышные сценарии, и одним этим страх удается обуздать. Он гладит рукой по плечу Боунса, предплечью и опускается к ладони. Джим любит все в Боунсе. Но руки - его любимая часть, всегда были ею. Иногда он даже ревнует, когда замечает, как Боунс лечит ими кого-то другого, даже зная, что прикосновения к нему – Джиму – совершенно иные. Они устанавливают правила: никакого проявления внимания, пока на них униформа, поэтому Джим исхитряется всеми способами заставить Маккоя к себе прикоснуться: оставляет в беспорядке волосы или униформу. Боунс прекрасно об этом знает, каждый раз подозрительно смотрит на Джима, но всегда подходит и все поправляет, задерживая руки на долю секунды дольше. Насладиться прикосновениями они могут наедине, когда снимают униформу, когда нет ни Академии, ни Звездного флота, никого в мире, только они вдвоем. Кирк проходит пальцем по костяшкам, кладет руки на руки Маккоя и снова гладит. Дыхание Боунса сбивается, он открывает глаза. - Джим? – его голос хриплый ото сна. – Все в порядке? - Порядок, - шепчет Джим, целуя его в висок. – Спи дальше. Вместо этого Боунс разворачивается, зарывается лицом в шею Джима и глубоко дышит. - Который час? – бормочет он. - Не уверен. Еще рано, - он растягивается на Маккое, сразу укладываясь между его раздвинутых ног. – Это важно? Мягкая улыбка гуляет по губам Маккоя. - Нет, - отвечает он тихо, и ничто не спасет Джима от любви в его глазах, - Не думаю, что важно. Джим целует его, медленно и долго, чувствуя, как колени Боунса стискивают его бока, ступню он перекидывает через колено Джима. Кирк подается бедрами, замечая, что оба снова заводятся, хотя еще пару часов назад Боунс разбудил его, забравшись сверху, оседлал и объезжал, пока Джим не кончил. - Как у тебя получается творить со мной такое? – мычит он в рот Маккоя, чувствуя его усмешку. - Ничего не могу с собой поделать, - шепчет тот в ответ. – Это все мое тело, оно реагирует на тебя, а я не стану это прекращать. Он толкается бедрами, чтобы доказать свои слова, и Джим задыхается, целует его, вылизывая его язык. Боунс убирает руки с его плеч и тянется за чем-то, Джим понимает, за чем именно, когда слышит звук открывающейся крышки. Боунс приподнимает его так, чтобы обхватить член скользкой рукой, и Кирк легко проскальзывает внутрь. Он замирает на секунду, переводит дыхание, уткнувшись Боунсу в шею и чувствуя длинные пальцы в своих волосах. Джим начинает толкаться, медленно и глубоко, а Боунс под ним довольно дышит. В начале отношений Джим противился мысли о том, что сексом можно заниматься медленно, но Боунс прекрасно использует собственное тело, чтобы показать, что им можно наслаждаться так же, как и быстрым, жестким сексом. Боунс поднимает голову и усмехается, прекрасно зная, что Джим слишком много думает, а Кирк целует его, расплывшись в усмешке в ответ. Знакомое ощущение прошивает Джима по позвоночнику, когда руки Боунса стискивают его в молчаливой мольбе, и он толкается быстрее, глядя, как Боунс закрывает глаза в ожидании оргазма. Джим чувствует костяшки Боунса на своем животе, когда тот гладит себя, он опускается к его уху и нашептывает что-то, пока толкается внутрь. - Джим, - скулит Боунс, и этот стон расходится как мольба, - Джим, прошу тебя. - Боунс, - Джим понимает, что скоро кончит, больше от стонов Боунса, - Боунс, кончи вместе со мной. Маккой сжимается вокруг него, кончая на свою руку, и Джиму хватает одного этого, чтобы кончить следом. Мир теряется на один жаркий момент. Он чувствует, как двигаются губы Боунса на его щеке, бормоча Джим, и так хорошо, и люблю тебя. - Я тебя тоже, - Джим слышит свой ответ как со стороны и на миг жалеет, что не сказал первым. – Люблю тебя, Боунс. Он ложится, обхватывая руками Маккоя, тот прижимает его ближе, чтобы Джим устроил голову ему на груди, слушая мягкий ритм сердцебиения под своей щекой. Он закрывает глаза и позволяет телу Боунса убаюкать себя.