Эскапист

Никогда еще сердце Джейми не было столь исполнено чувствами. Не теми, что переполняли его, когда он впервые познал любовь своей Клэр, ощущая, как его накрывает волной страсти и нежности всякий раз, когда он смотрит в ее янтарные глаза или держит ее в объятиях. Не теми, какими полнилось оно в дни, последовавшие за свадьбой, когда ему казалось, что самое его существо взорвется от обжигающих прикосновений ее руки, навсегда оставляющей на нем свою метку. Нет. Сейчас его сердце было исполнено стыда и муки. И каждое прикосновение рук его жены рождало в нем чувство вины, довлеющей над любовью и желанием. Глядя на нее, он знал, что не достоин называться мужчиной. Что более не может удовлетворить ее, как должно супругу. Он видел, как нынче вечером другие мужчины смотрят на нее, облаченную в это греховное алое платье. Она влекла к себе взгляды, как пурпурный мак, трепещущий на зеленом лугу, как воссиявшая в дворцовой зале путеводная звезда, в свете которой тускнели даже прекраснейшие картины. Он видел, как взгляды задерживались на ней, когда она проходила мимо. Как привставали на цыпочки коротышки-французы, чтобы хоть мельком узреть райские плоды, едва прикрытые кровью Христовой. Он видел это, но мог лишь стискивать кулаки в ярости и бессилии, до саднящей боли в изувеченной руке. Джейми знал, что они хотели бы сделать с ней, ибо здесь не было никого, кто не желал бы задрать ее пышные юбки, наброситься на нее, впечатывая в затейливо изукрашенную стену, пока она не вскрикнет, обмякая в мужских руках со стоном любви и блаженства. На скоротечное мгновение он испытал зависть к этим мужчинам. Ибо им не дано было знать. Они могли лишь предаваться фантазиям, желая ее, но им было неведомо, как она кричит, когда он добирается до потаенной точки в глубине ее тела, как до крови раздирает ему спину, когда он сбивается с мерного ритма, врываясь в нее все яростнее и глубже. Они не знали, какие звуки она издает в забытьи наслаждения, как божественно она прекрасна, когда приближается к нему, облаченная лишь стыдливой улыбкой, омытая любовью и лунным светом. Эти мужчины могли лишь представлять себе это, он же был не властен изгнать из памяти лицо жены, искаженное любовным исступлением. Он должен был жить с этим, зная, что более не в силах заставить ее обессиленно рухнуть ему на грудь. Он не мог служить ей так, как делал это прежде, так, как хотел бы. Злобный ублюдок отобрал у него этот дар и усладу, подменив его самого пустопорожней оболочкой былого человека из плоти и крови. Он до крови закусил губу, наблюдая, как, склонившись над шахматной доской, его жена беспечно флиртует с каким-то французским вельможей. Джейми был рад свободному крою своих шелковых кюлот, скрывающих, как отчаянно он желал сейчас свою утраченную жену. Не спуская с нее глаз, он жадно отхлебнул вина из стиснутого в руке бокала, ибо был способен только на то. Лица и звуки вокруг него расплывались, пока не осталось ничего, кроме ее заключенного в алый футляр тела. И так же, как каждый из вожделеющих ее похотливых самцов в этой зале, он позволил себе предаться фантазиям. Он представил, как направляется к ней, прокладывая себе путь меж разряженных в шелка франтов, пока они не оказываются лицом к лицу. Как берет ее за руку, нежно целуя запястье, и ее глаза вспыхивают желанием. Его мысленный взор услужливо рисовал картины, столь реальные, что он едва ли не ощущал ее тело в своих объятиях. Он увлек бы ее прочь от придворной суеты, прямиком к экипажу, где плотно задернутые занавески укрыли бы их от нескромных и назойливых взглядов. Он пробрался бы рукой под ее алые юбки, медленно продвигаясь вверх по бедру, пытливо исследуя каждый дюйм упругой и гладкой кожи, пока не достиг бы самого ее естества. Он услышал бы ее сдавленный всхлип, погрузив пальцы в разгоряченное лоно, почувствовал бы, как жадно она прижимается к ним, становясь в его умелых руках мягким воском. Он представил, как вносит ее в спальную, причастив, наконец, их заждавшуюся кровать. Как сам разрывает это платье блудницы, и зарывается лицом между ее грудями, сминая и кусая их, пока она не закричит еще громче. Он безошибочно представлял себе эти безупречные округлости, увенчанные сосками, такими же ярко-алыми, как ее платье, отвердевшими, как камушки, под его губами. Он представлял себе, как толкает ее на кровать, срывая с себя одежду, и с силой погружается в нее. Слишком долго он ждал, чтобы брать ее сейчас бережно и нежно. Испарина покрывает их трепещущие от страсти тела, и с безумной яростью он вламывается в нее снова и снова, силясь наверстать упущенное время. Он смотрел бы, как капли пота с его груди капают на ее тело, скатываясь по уже заметной выпуклости живота, и она стискивает его ягодицы, то приподнимаясь ему навстречу, то извиваясь под ним, заставляя его вталкиваться еще глубже, пока они не станут единым целым. Он видит под собой ее лицо, раскрасневшееся, порозовевшее так же, как ее лоно. Розовый бутон рта приоткрывается в такт его толчкам, выпуская на свободу сладкие всхлипы, взлетающие до пронзительного писка, когда он просовывает между ними здоровую руку, поглаживая чувствительный бугорок. Он почти физически ощущает это. Ритм, в котором они двигаются, их сплетенные скользкие от пота тела, вибрирующие, звенящие как струна, пока… пока… — Джейми! Охнув, он открывает глаза, встречая встревоженный взгляд крестного. Комната кружится перед глазами, и отчаянным усилием он пытается усмирить пылающий внутри огонь. Ослепленный, будто и впрямь был в сумраке их спальной, а не в залитом светом Версальском дворце, он оборачивается к Мёрте, бормоча, что ему нужно на воздух, и пристыженно бросается в полутемную переднюю. Он сползает по стене, чувствуя стылый камень каждым дюймом разгоряченной кожи, скрываясь от дотошных взглядов, силясь избавиться от стыда. Легкое прикосновение к плечу заставляет его подпрыгнуть от испуга, и, вскинув голову, он тонет в карминном мареве. Клэр встревоженно смотрит на него сверху вниз, а он, всклокоченный и потный, задыхаясь, вжимается в золоченую стену. Она осторожно прикладывает руку к его пылающему лбу. — С тобой все в порядке? Он поднимается, с трудом выдавливая улыбку. — Да, просто жарко. Столько людей. — Он машет рукой в направлении залы, которую только что покинул. Она легонько гладит его по плечу, и он отшатывается. Все возвращается на круги своя. Страсть, желание и мучительный стыд за то, что его удел лишь грезы и химеры. Он чувствует, как опускаются ее руки, как ради него она пытается спрятать боль под храброй улыбкой. Его сердце снова сдавливают тиски вины, и, нежно поцеловав ее пальцы, он церемонно предлагает ей руку. — Пойдем, милая. Подразним еще немного французских павлинов. Она вздергивает уголки губ и бережно берет его под руку, но он замечает в ее глазах блеск предательской влаги. Возвращаясь в залу, он старается сдержать собственные слезы, чувствуя себя бледной тенью себя самого. О, Боже.