.Угу.

- Даёбттвоюматтблаттнаххуй же! - чуть заторможенно из-за эстонских корней ору во всю силу лёгких, сатанея на месте. Чувствую, что глаза подёрнулись дымкой злости, дышу через раз, обломанными ногтями чешу трёхдневную щетину. Блин, бесят же. Мало того, что стебутся надо мной все, кто ни попадя, из-за моего маленького роста (не огрызок я, просто... компактный), передразнивают родной говор (твари), так ещё и руки у всех из жопы растут. Что за мир? Куда смотрит вселенная? Почему, когда природа выдавала мозги, эти упыри русские стояли в другую очередь? Гррр. Я не просто в бешенстве, я вообще - никакой. Жрать хочу, в душ хочу, моя смена закончилась четыре часа назад, весь помятый, не выспавшийся, неопрятный, что пиздец раздражает, потому что я, вопреки мнению большинства, что водила-экспедитор (вот почему слово "экспедитор" у всех ассоциируется с грузчиком-мужланом-с-пивным-брюхом?) - настоящий мужик (потный, вонючий, толстый), ухаживаю за собой. И нет у меня зеркальной болезни. Не баба, конечно, но банальные радости из чистой, выглаженной одежды и опрятности во внешности мне присущи. Хоть и не езжу на дальние расстояния, но всё же, машины часто стопорятся в пути - весовой контроль с жадными ментами, проколотое колесо, помощь соратнику... И сейчас задержался на сутки, потому что курица И-Р-А, чтоб её мухи сгрызли, не так оформила накладную. Понятно, что я вёз не пятнадцать килограмм, а пятнадцать тонн, но документы есть документы, против штампов-закорючек-расписулек не попрёшь. А сейчас ещё и эти увальни, отгружая стройматериалы, завалили паллету с рейками набок и переломали кучу досок. - Бляатт! В ужасе хватаюсь за сальные (ду-у-уш) волосы, дёргая чёрные отросшие патлы в стороны, и, выдохнув, несусь к Даниилу Лесандровичу (тащусь от его отчества). Бегом (нет, не торможу: ни мысленно, ни физически, никак вообще - хотя все думают иначе. Эстонец же, мать вашу) через склад, вверх по лестнице, игнорируя колющий бок и сбитое дыхание, по коридору до поворота, направо, дверь директора открываю чуть ли не с ноги, вваливаясь в помещение, отделанное бежевыми тонами. Убью их (зарплату), расчленю (руками директора), по миру пущу за халатность! Втянутый в лёгкие воздух для матерной (похуй) отповеди застревает в горле. Даниил Лесандрович смотрит на меня и томно-расхристанно, чуть прикрывая глаза, на кротком выдохе произносит: - Подожди, За-а-айка, - и ресницами поводит, словно подмигнуть хотел. Сердце грохнулось вниз, вот прям из глотки, прямо в член и там запульсировало стыдливым возбуждением, клокоча, резонируя по внутренней стороне бёдер, что тут же задрожали от яркого желания. - Угу, - всё, на что меня хватило, и даже выдохнуть не могу. Вот не могу и всё. Артём Григорьевич сидит напротив директора и тупо моргает, вытянув рожу кирпичом. Циничный ублюдочный нацист-бухгалтер. Нацист, потому что то, как он распределяет заработные средства - это пытка в стиле СС. Даниил Лесандрович отворачивается от нас и спешно что-то говорит в трубку телефона, но я не слушаю, я откровенно плаваю, потому что никак не могу выкинуть из головы его полуразворот в белом (хорош стервец) костюме, на обычном среднестатистическом теле, с ванильного цвета (тупо пшеничные) волосами, свисающими по косому пробору - тоже удлиненные, и эти его глаза. Чёртовы колдовские зелёные, совершенно заурядные глаза, но я видел их на рассвете, пару месяцев назад, Даниил был уставший, без маски босса на тогда не каменном лице - и меня перетряхнуло. Мир перевернулся. Мне почти сорок, ему год за сорок, я сопроводитель, он директор, между нами жизнь, устои, нормы, мораль, его жена и моё одиночество. Но разве буйное сердце это волнует? - Калле, - тянет Даниил, и я поздно осознаю, что зовут меня не в первый раз. - Дта? - как всегда с акцентом отзываюсь я. Иногда меня бесит то, что я тяну последнюю гласную, но исправить это не могу. Природа, бля. Какого хрена я вообще делаю? Я и сам не знаю. - Что случилось? - уточняет Даниил, чуть вскинув бровь в вопросе. Нет, это ни разу не сексуально. Это просто бровь, и просто Даниил, и просто член - мой - встал. Нормально всё. Да отлично, блин. Привык уже. Да чтоб мир рухнул, а. Я же всего "раз" об Лесандровиче подумал не в том ключе, тогда, на рассвете, подумал и забыл (забыл, я сказал), сторонясь глупых чувств и ярких эмоций - ясно же, что бесполезно. А тут это его... За-а-айка... И всё, мозг вышел. И это не лечится. А я и не хочу. А я смотрю на него и понимаю, что больше не могу злиться. Не хочу показывать ему себя с плохой стороны. Вот просто язык не повернётся наорать тут. За-а-айка... - Дтаниил Лессандтровиш, панимаеттэ, - начал я абсолютно спокойно, откашлявшись (чёрт, я же сутки уже зубы не чистил!), - ваши покрузо-разгруззошные работтники, - вкрадчивым тоном, глаза в глаза, тут же плавясь от банальной, но такой трепещущей для меня зелени (зубы, зубы, сука, грязные), - допусттили ошибпку при оттгрузкэ строиттэлных маттэриалов, - одёрнул манжеты мятой, но рубашки, тут же снимая с ткани налипшие опилки и... убирая их в карман чёрных джинс (а нефиг сорить в кабинете Данилки), - в следтсттвие чэго дерефянныэ элемэнтты, являущиэся собпсттвэнносттью вашэй фирмы, посттратали, - делаю ну о-очень надменный вид (а мои зубы меня так и беспокоят, некрасиво же), - чтто привэлло к урону, нанэсённому вам недобпросовэсттнымы рабпоттаюшимы эллемэнттами, - закончил я и понял, что Даниил и бухгалтер выпали в осадок от того, как я подал информацию. Ну, надеюсь, что от грамотности речи, а не от того, что я безбожно выламываю слова. Хотя, я на Лесандровича давно работаю, он уже привык, как и другие. Некоторые мой говор находят очень милым. - Угу, - отозвался Даниил. Прокашлялся, что-то там сообразил и, поправив галстук, встал с места. - Мы позже закончим, - рыкнул он "нацисту", а у меня мурашки под кожей скользнули хребтами хищных угловатых змеек, ставя волосы на затылке дыбом от восторга, уважения и жажды. - Идём, - кивнул он мне и направился к выходу. Бреду за начальством и откровенно пожираю мужика глазами. Вот зачем я себе душу травлю? Он женат, у него дети, он... такой не мой. Но хочу. Его хочу. Просто с ума схожу и всё готов простить, снести, принести в жертву, лишь бы знать, что я ему нужен. Глупое чувство, симпатии делают из сильных людей слабаков. Но я не против, потому что это жертва во имя чувств. А они у меня в наличии. И много, и сильные, просто дымятся внутри, коптят и жгутся, не причиняют боли, просто опустошают, потому что понимаю - я ему не интересен в этом плане. И всё же... Лесандрович назвал меня За-айкой - так откровенно, так пошло, так вдохновенно, что я не могу теперь себе отказать мечтать ещё больше, хотя пытался задвинуть эмоции куда подальше. И врал, так безбожно врал себе, говоря, что тот раз при чёртовом закате был единственным. Да ни фига. Но признать себе это трудно, потому что, как только поверишь в истину ощущений, так захочется большего. Вот я и хочу. За-а-айка. Это так... Трогательно. А может, это намёк такой? Нетривиальный. Данилка вообще мужик и с юмором, и интересный во всех смыслах. Вот бы его потрогать. Взять и зажать прямо в этом вот проходе, под чахлой лампой, припереть спиной к стене и... И пригласить его домой, к себе, пусть ремонт поможет сделать, а то заебался уже сам перестилать полы и обшивать дубом стены в спальне - креативно, тепло, красиво. Люблю всё натуральное. Но так муторно! Да ещё и с работы постоянно дёргают на замену: кто-то в отпуске, кто-то заболел, кто-то тупо напился, кто-то... да, отмазка, что "хомячок рожает", тоже была. - Так, - рявкнул Даниил на расхлябанных работников, которые даже не попытались привести сломанное имущество компании хоть в какой-нибудь надлежащий вид. - Вы... А дальше я тупо слушал. Люблю, когда он такой - агрессивный, яркий, насыщенный эмоциями, чуть запыхавшийся, с живой мимикой. За-а-айка... Его голос не выходит из головы. И я не соображаю, что я делаю. Просто делаю, потому что хочу. - Ка... - подавился моим именем Лесандрович, обратив на меня своё внимание. А я чего? Я ничего. Прыгаю из угла в угол склада, прижав культяпки к груди, зубами передним хвастаюсь. Зайка же. - Дтта? - тут же припрыгиваю к Данилке, заглядывая мужчине в глаза. Да, мне тридцать, а не тринадцать, но я очень эмоциональная личность. - Ни...чего, - заканчивает Лесандрович, нервно поправляя галстук. - Иди домой, - устало выдыхает он, и у меня сердце рвётся от горечи со вкусом отчаяния, он тоже устал, я бы ему кофе приготовил, но... - Отоспись, - улыбается, как усмехается, начальник. - Угу, - отвечаю и спокойно иду к своей личной машине. Дом. Душ. Кровать. Спать. Жрать. За-а-айка. Блять. Сука. Не усну же. Но и дрочить на этот голос не стану - я не буду пачкать светлый образ Лесандровича грязными поступками. Как доехал - не помню, меня вырубало на ходу. Душ прошёл мимо меня, хоть и мылся. Уснул, кажется, ещё на выходе из ванной. Проснулся десяток часов спустя и вспомнил, что не рассказал про косяк И-Р-Ы! Тварь она. Сотовый нашёлся под подушкой - пятнадцать не отвеченных и одно смс от Даниила: "Почему с накладной проблемы?" Бляяя. С добрым утром, Калле, ёпт! Снова душ, завтрак, тачка и вперёд, на работу. А ведь у меня сегодня выходной. Захватил из дома пакетик с... И спокойно несусь по асфальту. Парадный белый вход в здание из тёмно-серого камня, вперёд по коричневой плитке, вверх по ярко-красной лестнице и сразу кабинет. Стучусь, а у самого сердце замирает. Опять. Пока шёл сюда, запрещал себе... страдать, блять. А теперь все чувства снова вскрылись. Что-то я какая-то истеричка. Правильно Павлик, лучший друг, сказал, мне нужно, чтобы меня отымели так, чтоб ходить три дня не смог. - Проходите, Реймо, - ага, секретутка доложила, что я на подходе. - Сдравсттвуйттэ, - захожу в кабинет, сам весь учтивость. В голове бардак, потому что "За-а-айка" не отпускает. - Сядь, - со вздохом, а я слышу "лежать!". Чуть не ляпнул "О, дта, погладть моё брюжко". Точно плыву мозгом. Какой же он... обычный, сука. Так какого хрена я об Лесандровича уже все глаза себе сломал, блин? - Я... - и затыкаюсь под властным взмахом руки. Молчать, так молчать. Приказы не обсуждаются, а исполняются, хоть у нас тут и не армия. - Что не так с накладной? - жёстко уточняет Данилка. Всё, блять. Абсолютно всё, потому что Иру ногти волнуют больше, чем то, что она делает в принципе. По умолчанию, блин. - Дтаниил Лессандтрофиш, Ирына, - сука, овца, лярва, мондавошка, - перэпуттала зсначэниа в накладтных, - вообще ебанутое создание, - и указсала неферныэ дтанныэ по актту оттпрафки грузса, - чтоб она себе не только ногти, но и ноги переломала, и порвала, к чёрту, новые колготки и единственную извилину, - поэттому возсникли пробплэмы, - почти флегматично отвечаю я, хотя внутри буря, ураган, вообще что-то с чем-то, сдержать бы себя в руках. - Хорошо, подожди, - отозвался Данилка, хватаясь за телефон и кому-то набирая вызов. А я сижу. А я жду. А я, достав из захваченного из дома пакета морковку, нагло её хрумкаю. Громко так, смачно, не вызывающе, но с вызовом. Хорошо не чавкаю, а просто хрустко кусаю, облизываю и поглощаю так, что чувствую иной голод. За-а-айка. Нет, меня определённо ЭТО не отпускает. - ...и ты... кхм... - хрюкает в трубку Лесандрович, вперив в меня взгляд. Прошило. Насквозь. Навылет. И затопило жаром от этих голодных глаз. Эмм... Данилка тоже хочет корнеплод? Если предложу, то возьмёт или деловито откажется? Вот дилемма-то! - Фтто? - громко сглатываю. - Мешаю? - наивно уточняю, видя, как блестят глаза Лесандровича. А может, просто свет так падает. - Знаешь, - начал он и громко откашлялся, прикрывая динамик рукой, - моя жена часто ест морковку. Говорит, от неё грудь хорошо растёт. Тоже хочешь третий размер? - почти невинно интересуется босс. Я аж подавился, закашлялся и почти целиком (зачем-то) запихал в себя корнеплод, который весьма эротично оттянул мою щёку изнутри рта, тут же мотая головой и создавая тем самым весьма однозначные волнения щеки. Глаза Данилки чуть не выпали из глазниц. - Нетт, - вякнул я и стал очень быстро жевать. Лесандрович, не выдержав этого шоу, рассмеялся, сбрасывая вызов. - Ладно, с накладными мы разберёмся. Теперь по поводу... - Даниил Лесандрович, - врывается в кабинет белобрысое чудовище. Тоже водила, как и я, но совсем пацан ещё, умный, работящий, прилежный, но буйный. Хотя это весело. - Там стропы... - начал он, задыхаясь. - Говорил же уже, техника новая. Просто передёрни... Дааа... Я бы тоже передёрнул. В туалете. Или прямо здесь. Глядя в эти полынные глаза, чтобы ощущать себя острее. Я и так почти на грани, потому что Данилка постоянно облизывает губы и это выглядит вызывающе. И похер, что он пытается бросить курить, что его губам одиноко, что сосаться с фильтром приятно. С ним, наверное, тоже приятно - сосаться. И лизаться. И целоваться. И вообще. Блять! Что босс там про новое оборудование задвигал? А что, Тоха - прораб - уже не котируется? Или снова гуляет по своим... делам? Даниил отослал Ромку назад самому исправлять косяк работников, посмотрел на меня, на морковку, на меня, на морковку. Я хрумкнул, он вздрогнул. - Лучше капусту ешь. Она способствует увеличению полового члена, - скороговоркой сказал Лесандрович и отклонил чей-то вызов по сотовому. - Кхе! Я чуть корнеплод не выплюнул. Закашлялся, уставившись на босса. А он побледнел. Видимо, до Данилки только сейчас дошло то, что он мне сказанул. - Я вслух сказал, да? - уточнил Лесандрович, зажмурившись. Это выглядит... трогательно. - Угу, - тихо отозвался я. - Иди домой, Калле, - устало вздохнул Даниил, пальцами растирая глаза. - У тебя же сегодня выходной. И чего тогда было меня дёргать, если всё и по телефону прояснить можно было? Но я рад, что я здесь. Что с ним. Что вижу его. Громко сглатываю морковку, уже челюсть болит жевать, и встаю, направляясь к выходу. - Дтто свидтаниа, Дтаниил Лессандтрофиш, - произношу, не поворачиваясь. - Угу, - горько и как-то уж совсем болезненно-уставши выдыхает босс. К чёрту. Всё к чёрту. И работу. И босса. И меня до кучи. Резко разворачиваюсь, в три шага преодолеваю расстояние, встаю впритык к Данилке и, схватив начальника за волосы на затылке, резко запрокидываю его голову назад, жадно целуя в губы. Горячо, жарко, томно, влажно. Сразу врываюсь в его распахнутый от неудобной позы рот, проникаю языком, хриплю голосовыми на грани слышимости и с силой жмурю глаза, потому что это прекрасно - чувствовать его. Ощущать то, как напряжён, как дрожит, как... Понимать, что не отвечает, но и не отталкивает - размышляет. А мне всё равно. Я сплетаю свой язык с его языком в какой-то замысловатый узел, вылизываю рот, выцеловываю губы и стону, так пронзительно и тихо, прямо в него, порождая новые и новые отпечатки ощущений. Внизу, под пупком, плещется восторг, нарастает возбуждение, и член наливается кровью, отдаваясь в верхний мозг солидным чувством жажды. Пробирает, продирает, простреливает мурашками - приятно, хорошо, невероятно. Глубже, сильнее, в него, толкаюсь языком, как членом - вновь и вновь от губ до глотки, пока ноги подгибаются от хмельного пыла, провоцируя, душат исступлением, задыхаюсь, и ягодицы опаляет желанием оседлать его колени. Сдаётся, рычит, отвечает - резко, сильно, слитно, нахрапом. И тут же отталкивает, дышит загнанно, срывает галстук, бросая его на свой стол, и смотрит на меня. Не понимаю, то ли Даниил трахнуть меня хочет, то ли убить. - Уходи, - одно слово, как приговор. Замираю. - Нетт, - резко отвечаю, слишком громко, очень грубо, почти зло. Хотя, на что я рассчитывал? И вновь дёргаюсь к Лесандровичу, хватаюсь, пытаюсь вновь поцеловать, прикоснуться, растопить в нём этот лёд, завладеть, завоевать, забрать себе хотя бы частичку. Но вновь стена отчуждения - толчок в грудь - сильнее и яростнее. Дышит сорвано, смотрит моляще, губы шепчут: - Уйди, - неуверенно и слишком тихо. Это больно. - Нетт, - снова шаг к нему. - Почему? - уже воет Даниил, отчаянно глядя на меня снизу вверх, так и не выбравшись из своего навороченного кожаного кресла. - Тты сказсал мне "Зса-а-айка", - глупо улыбаюсь и едва-едва касаюсь кончиками пальцев щеки дорогого мне мужчины. Теперь-то уж можно полноценно, полноправно признаться, что это глубокое чувство, просто мне было легче его игнорировать. Но всё равно сорвался, так что что уж теперь. - Ты-ы-ы, - рычит Даниил, хлопая себя ладонью по лбу, и качает головой. - Я это жене сказал, Калле, - убито отзывается Даниил, не поднимая на меня глаз. Не ври! Себе-то хоть не ври! - Но смоттрэл-тто тты на мена в эттот момэнтт, - говорю тихо, почти скромно, успокаивая внутренний жар. Говорю чушь, не то, не так, надо было иначе. А то не поймёт, что я имел в виду. Что не смотрят на людей ТАК, когда общаются с другими. Не правда. Так не бывает. Это было... не зря, не просто так, не... - Калле, - наконец-то смотрит, как пронзает взглядом. Уже сдался. Но пока не признал. - Тты жше сам хочешь, - стойко утверждаю, потому что знаю, это так. - Хочу, - тут же соглашается босс. Шаг к нему, выбрасывает руку вперёд, ладонью упираясь мне в грудь, аккурат туда, где рёбра срастаются в клетку. - Дтаниил, - шепчу пересохшими губами. Они ноют, жаждут, умоляют о новом поцелуе. Он это видит по моим глазам. А интересная хреновина - тело! - Я женат, - говорит босс типа весомый аргумент. Наклоняюсь вперёд, перегибаюсь через руку, глаза в глаза, не отпуская зрительного контакта, только так, чтобы пробрало до печёнок. - Но секрэтташу-тто ттрахаэшь, и этто не мешшаетт ни ттвоей жшенэ, ни ттебэ. Чем я хужше? - рвусь, вот рвусь сейчас на части. Просто ломаюсь на месте. Схожу с ума и внутренне умираю. Я хочу его. Но понимаю, всё понимаю. И всё же - любые условности можно обойти. Всё можно изменить, исправить, подавить, подстроить под себя. Я... я и не надеюсь на возвышенное и безумно взаимное, не надеюсь на "любовь до гроба", не надеюсь на "давай, заштопаю твои носки". Мы слишком взрослые для такого. Нам и смелых, бесшабашных, но страстных, отчаянных встреч будет достаточно. Нам не нужно "как в сказке", мы взрослые, мы реалисты. Быть просто рядом, близко, по-мальчишески переглядываться на летучках и робко целоваться в кабинете, пока все заняты делами, секс на столе\в отеле\дома, но не "навсегда", а в стиле конфетно-цветочного периода. Разве это плохо? Нам не нужно орать "Я люблю тебя" и биться головой о стены, доказывая всем, вся, себе и миру, что мы достойны того, чтобы быть вместе. Нам хватит совместных выходных, совместных "командировок" и нас определённо устроит статус "любовники". Из возлюбленных мы выросли и понимаем, что счастье не в игре и значении слов, а в поступках и возможностях. Это жизнь. И это реальность. - Уже давно с ней не сплю, - выдыхает Даниил, как сдаваясь, убирая руку, позволяя упасть в его объятья и тут же носом, таким холодным и приятным утыкаясь в мою шею. Щекотно. - Поттому чтто? - тихо-тихо, на самое ухо, спрашиваю я, так инфантильно страшась ответа. - Потому что! - огрызается беззлобно Даниил и фыркает мне в висок. Опускаюсь вниз, прямо на пол, встаю на колени, чашечками в мягкий ковёр - приятно. Смотрю на Лесандровича снизу вверх, просто смотрю и всё вижу, всё понимаю, всё знаю. Всё! Меня не коробит эта поза, а его она не смущает. Хватаюсь за его бёдра, сжимая пальцами ткань костюма, и дёргаю на себя, притираясь телом к телу (как же вещи-то мешают!). - Зса-айка? - спрашиваю, замерев на месте глупым... да, зайцем. Хах. И нам обоим понятно, что именно значит этот вопрос. - Да, - кивает, соглашаясь, но не разрывает нить взгляда. - Зайка. Мой Зайка, - тихо говорит он, целуя в переносицу, кончик носа, губы. Сладко, нежно, осторожно, тут же срывая тормоза, вновь зажигаясь, перехватываем друг у друга инициативу, ластимся, жмёмся, мнём одежду и кожу друг друга под ней. Касаемся, горим, сгораем. Всё вокруг не важно, штормит, тащит, накаляет. Внутри лишь влечение, но не похоть - уверенные ощущения, обдуманные, правильные. Нужные. Нам. Обоим. Потому что... так. К чёрту объяснения. Блять, да кто себе хоть когда-то сам объяснял, почему он любит? Другим - да, себе - нет. Потому что не надо. Потому что эмоций достаточно. Потому что это нормально. - Сука ты, а не Зайка, - шипит Даниил, резко разрывая поцелуй, и хмыкает на то, что мы весьма помяты. А я смеюсь, тихо, бархатно, чутко. - Пустть ттак, ттолько не гони отт себа, - не прошу, просто говорю, вижу, что тут без вариантов, мы зависли, перемкнулись, сплавились в одно. - Хах, - усмехается Лесандрович и заправляет рубашку в штаны. Мы оба возбуждены, но ещё не готовы заниматься сексом в кабинете директора. Хотя... нет, не сейчас. Точно. - Время обед, - как бы невзначай говорит Даниил, а сам смотрит пытливо. Тоже встаю на ноги и тоже привожу себя в порядок. - Пошли? - Кудта? - строю из себя идиота. Да, действия важнее, но слышать тоже приятно. - На свидание, - вздыхает Даниил. - Я не собираюсь очертя голову бросаться в интимную интрижку без твёрдой почвы под ногами из уверенности в партнёре, как в завтрашнем дне. Да, игра слов, но я понимаю. Данилка не хочет тупого секса без обязательств. И я этому рад. Он - идеальный мужчина. - Идтём, - отвечаю ему и улыбаюсь. - Слушай, а... - начинает Лесандрович интересную тему разговора, уводя меня прочь из кабинета, подальше от фирмы, от любопытных глаз и вездесущих ушей. Мы говорим, общаемся, едим, смеёмся, гуляем рядом по мостовой, забегаем в книжный, шутим, грустим, мы вместе, рядом, не скрываясь и не афишируя. Его жена не знает, а дети - пубертатные тинейджеры, им с собой бы разобраться. Так что, у нас есть только мы, совместные перекуры на работе, глупые и смешные смс-ки, общие книги, общие фильмы и даже чашка у меня дома - одна на двоих. Но хоть отношения и неполноценные, но они есть. Нас всё устраивает. Да и вообще - не стоит прыгать выше головы - можно шею свернуть. А так - мы счастливы по-своему. Так - в нас живёт вечная весна. - Ты купил контрацептивы в аптеке? - тихо шепчет в темноте Диниил. Блять! - Вотт именно этто словфо я не смок выкговоритть, - отвечаю задушено, потому что смешно. Аптекарша меня так и не поняла. Написать не догадался. - То есть нет? - ржёт всё так же босс. - Угу, - видимо, это наше любимое слово. - Хахаха. Блять, - фыркает Данилка, подгребая меня к себе под бок. - Значит, спи, и никакого секса. Тварь! Дважды. Но... - Н-но... - озвучиваю мысли. С ним так тепло, приятно, хорошо. Правильно. Нужно. Просто необходимо. - Для жены я ещё пять дней в коммандировке. Успеем. Спи. Сливаться телами приятно, но это не главное. Важно то, что мы едины душой. А может, конкретно сейчас всё дело в том, что мы в душе нехило пошалили. Сытые друг другом, довольные друг другом, близко-близко (больше, чем физически). - Угу.