***
Звездная пыль оказывается враньем, блестками за три бакса из земного супермаркета. Леонард рассчитывал хотя бы на примесь бриллиантового порошка, одноразовая прибыль всегда в моде среди инопланетных рейнджеров-одиночек, и ему жаль затраченных надежд.***
Их сталкивает полупрозрачность иллюминации коридора, тоннель отвратительно зеленоватый, и все становятся вулканцами-на-одну-проходку (Споку, наверное, не больно от этого, но Боунсу плевать, такое даже не лечится); сталкивает до жженого привкуса разочарования Кирка и едкой джиновой ухмылки МакКоя. Боунс научился называть Джима, который опирался на его плечо, когда в первый раз зашел на корабль, капитаном и не пытаться выблевать всю фальш, замиксованную с таблетками, – единственный анестетический плюс того, что он доктор, а не кто-то там еще, – но сейчас он не в силах сказать и слова. – Вы не явились на смену, доктор МакКой, несколько раз подряд, – Джим ("нет, капитан") строг и официален, будто люминесценция вплавляет характер вместе с оттеночностью кожи. Капитан бьет прицельно и по буквам "д-о-к-т-о-р М-а-к-К-о-й". – Это могло стоить кому-то жизни, и, я считаю, вполне способно лишить Вас должности. Боунс делает вид, что понимает что-то в разноголосой цветовой воронке происходящего: он слишком зациклен на боли и темных кругах под глазами Кирка. Кажется, будто свет вбит в каждую пору подобно краске, льющейся из татуировочных машин, и хочется снять, свернуть кожу в пергаментный рулон и не чувствовать отвращение к самому себе за неспособность не думать о том, как они все похожи в этом хреновом зеленом свечении на кого-то, кто дорог Джиму больше жизни, и о том, что даже с закатанным под кожу пигментом, Боунс не будет столь же ценным. Кирк не виноват в том, что Леонард привязан к другу. – Прошу прощения, капитан Кирк. В силу нарушений, совершенных мной, я полагаю, что написать рапорт об увольнении и высадиться в первом же порту будет целесообразно. Джим Т. Кирк дергается от удара Б-о-у-н-с-а, он знает, за что тот словами сбивает костяшки в кровь, и реакция на замечание в Споковой форме по его мнению слишком преувеличена, нет людей, которые никогда не делают ошибок. Смещенный акцент один из них, только капитан не догадывается. – Боунс, – выдыхает и останавливает Леонарда, когда тот собирается идти дальше. – Боунс, я... Боунс, я не имел в виду ничего такого, я же просто, – касается значка Звездного флота, Лео видел, как он каждый раз делает это, нервничая, – хотел, чтобы ты начал выходить из каюты. Я не могу понять, что случилось, почему ты изменился, – МакКой стряхивает осколок с неба своей формы преувеличенно небрежно. Кирк даже ему кажется потерянным. – Я хотел поблагодарить тебя за Спока, ты знаешь, эта вулканская задница не выдержала бы, – голос срывается, словно лавирует между сотнями астероидов за бортом, – ты столько сделал, Боунс. Джим вжимает Леонарда в себя до замерших легких и, может быть, тихого хруста гидроксиапатита.***
Боунс все равно составляет рапорт и даже отправляет его Джиму, он так долго ждал возможности рассказать об уходе, что готов выйти на самой дальней планете в галактике, где у них будет миссия, и терять возможность и повод не хочется.***
Отклонение рапорта вполне предугадываемо, Кристин Чапел (эта маленькая догорающая медсестра с любовью к зеленому), запнувшаяся о ментальный порог его каюты – вот это неожиданность. Она не спрашивает его о самочувствии, не говорит о том, что понимает и что это вскрывает ее череп лучше Боунса по его новому методу, она просто вваливается, когда МакКой позволяет ей это (все-таки сейчас она более терпима, не пытается спасти всех, не умея ни-че-го). Вокруг маленькая выставка стеклянных роз, Кристин удивляется, наверное, узорная тара в двадцать третьем веке экспонатна, как и литой, блестящий медотсек – это все следы Боунса, он привносит то, что может, все, что осталось в нем, пустом и полуразрушенном. Они не разговаривают. Чапел берет на себя роль бармена, опять психолог-спаситель, она не выйдет из этого образа никогда, даже Спок не выбьет это из нее поцелуями с Джимом. Леонарду похуй, пока на дне желудка колышется градусная жидкость и реальность сотрясается вместе с кубиками льда в виски, поэтому они просто пьют вместе до едкой дымки угара, затянувшей потолок каюты, и пленочной туманности в глазах. Боунс отключается с "ты тоже" на губах, и, помни он об этом, Лео мог бы поспорить, что Чапел поняла, чего это касалось.***
За завтраком – это ближе к ужину, но Леонард только смог подняться со своей не пустой кровати – Кирк шутя спрашивает о том, насколько хороша Кристин в постели, и Боунс не может ответить, потому что он даже дышать не способен. Леонард удивлен таким вопросом, но потом он вспоминает, что Джим не видит ничего из объединяющих его и Чапел вещей, и выдыхает: – Я не буду тебе рассказывать, – потому что нечего, я не могу спать с людьми, которых не люблю. – Ну как хочешь, – улыбается Кирк. – Но я рад за тебя, Кристин хороша. Боунсу некомфортно, ему хочется узнать, почему Кирк не спрашивает о рапорте и почему он не обосновал отклонение, у него же есть Спок, он мог бы его научить, но в итоге он просто молчит и наслаждается тем, что капитан завтракает с ним. Боунс думает: "Джим подсел потому, что я подал рапорт, он боится потерять врача"; Джим просто волнуется за друга.***
Когда стеклянный медотсек разбивается от турбулентности, Спок отменяет все смены МакКоя на несколько недель, а Чапел проклинает хренового импотента еще больше, если это возможно. Боунс чертовски пуст, раздробленная смальта пересыпается где-то внутри, под костным скелетом и фаршем из мышц, мяса и сухожилий. Ему плохо настолько, что никто из команды не может войти в его каюту без риска увидеть что-то, что никогда не сотрется из памяти, поэтому Боунс сидит только со своим старым другом джином, определительная буква которого стирается, трансформируется к третьей бутылке. – Что мне делать? – шепчет Боунс Джиму. Тот улыбается своей извечной улыбкой, и МакКой испугался бы, что обломавшиеся от биения сердца кости приведут к коллапсу легкого, но Кирк сидит напротив в шафрановой форме и говорит, говорит, говорит не о Споке, и это настолько непривычно, что Леонарду на секунду все кажется сюрреалистичной картинкой авторства его фантазии. Он не может поверить, что Джим снова с ним не поверхностно, без ядовитого шлейфа кислотности, вытравливающего все мысли из головы; по краю стакана скользит грустное "слишком поздно", которое Кирк не слышит. Боунс улыбается в ответ, уголки губ едва не отламываются от застывшей керамической маски, но Джим сглаживает их своими тонкими пальцами с наждачными мозолями. Он мягко касается носогубной складки, пытаясь уничтожить залегшие глубокими тенями впадины, и смягчает темноту, опускает уголки губ, почти порезавшись об острые, колкие края. Кирк шипит, чертыхается про себя, и Боунс заглушает его поцелуем над вытекшей лужей алкоголя, таким, который дарят в первый и последний раз во время того, как черная дыра раззевает зубастую пасть и смыкает ее на обшивке корабля. – Я люблю тебя, – и Джим растворяется в угарной дымке прозрачного полутезки. "Все равно это слишком поздно", – думает Боунс, вылавливая кубики льда из жидкости заиндевелыми пальцами. Стеклянная бутылка примерзает к столу вместе с единственным целым стаканом, вписывается в испещренный отпечатками орнамент стола и покрывается легким туманом от дыхания Леонарда, когда он засыпает лицом в матовую поверхность.***
– Что с тобой, Боунс? – Кирк находит его в каюте, самом непредсказуемом месте дислокации. – Я думал, что у тебя все налаживается, ты же сошелся с Кристин, – Джим садится рядом с МакКоем, того гляди начнет гладить по плечу и просить выговориться. – Я думал, что она поможет тебе. Кирк слишком сочувствующий для человека, который вломился в апартаменты, использовав капитанский код доступа, и это колет МакКоя своей нелогичностью прямо в висок, выпуская мысли медленно, будто сцеживая их для анализов. – Не помогла, как видишь. Ты мог бы.***
Предписание вернуться домой – это формулировка капитана Кирка, исследовательский институт называет эту планету Землей – поступает в провале между достаточной трезвостью для того, чтобы отсидеть смену, и достаточной нетрезвостью, чтобы явиться к Джиму и попытаться перетянуть его на свою алкогольную сторону. Кирк кажется огорченным, словно он не думал, что совсем скоро Боунс станет совершенно непригоден и его нужно будет списать и утилизировать в каком-то порту. Спок говорит, что это нормально – волноваться за команду больше, чем за друга, Джим согласен, потому что команда – его семья, и если для сохранности семьи нужно пожертвовать одним человеком, то в этот раз он это сделает. Все будто в Кобаяши Мару, думается вдруг. Дайте мне читы, хочется закричать. На корабле рабочая обстановка, никаких хреновых проводов, так что Боунс забирает свои вещи, оставляя Чапел набор шприцев и ставку на то, как долго она продержится, и сходит в Джорджии, с ее вечным жалящим дж и отказом во встречах с дочерью. Продажа формулы вакцины вряд ли стоила так ничтожно мало, но Леонард спас свои чертовы кости от превращения в пыль, он не выдержал бы рядом с Кирком еще немного, и это уже совсем другое дело.***
В Джорджии дожди, смывающие с небосвода яркую вспышку уничтоженного Вулкана, МакКой пытается что-то разглядеть через призму выступивших слез, но не видит ничего, кроме неба цвета его бывшей формы.***
Мириам была милосерднее: она оставила нужные вещи, Кирк же – потрепанный хлам. Зачем