После шторма

Ганнибал встречает Уилла на пороге их нового — совместного — дома. Привлекает к себе; гладит по волосам, когда Уилл — совсем как тогда, на обрыве — склоняет голову ему на грудь. — Я воняю, — немного смущённо говорит Уилл. — Потом и мазутом. — Ничего страшного. Я всё равно слышу твой собственный запах. Всегда. — Мне надо в душ, — бормочет Уилл, но не пытается отстраниться. В объятиях Ганнибала так хорошо… — Хочешь, примем вместе ванну? Принимать совместную ванну Уилла приучил Ганнибал. Раньше за Грэмом вообще не водилось привычки валяться в ванне — обычно он ограничивался душем. — Моя мачеха, госпожа Мурасаки, любила бросать в ванну апельсины, — как-то рассказал Уиллу Ганнибал. — Чтобы ими потом благоухала её кожа. В ответ на эти слова Уилл пару секунд молчал — а потом у него вырвалось: — Ты был в неё влюблён. В свою мачеху. — Был, — Ганнибал не стал спорить. — По молодости. — Ты дал ей знать о своей любви? — Да. — Она тебя отвергла? — Она не смогла принять меня таким, каким я был. И есть. — Знаешь, — Уилл ещё немного помолчал, — я не хочу, чтобы ты бросал нам в ванну апельсины. Я — не твоя мачеха. — Ни в коем случае. К тому же, я не считаю, что апельсин — твой аромат, мой милый Уилл. Тебе подошёл бы скорее лимон. — Если бы ты всё же решил меня съесть, ты бы использовал при готовке лимонный сок? — Непременно. Лимоны Ганнибал в ванну тоже не бросает, но иногда использует ароматические масла. Из цитрусовых — лимонное и лаймовое; ещё какие-то хвойные — Уилл особо не вникает. Ему всё равно. Пахнет приятно, Ганнибалу нравится — и ладно. — …Да, хочу, — говорит Уилл Ганнибалу и трётся щекой о его грудь сквозь рубашку. — А мой собственный запах — он какой? — Солёная горечь океана, — тихо отвечает Ганнибал. Обхватывает ладонями лицо Уилла, заставляет его поднять голову и широко проводит языком по шее за ухом. Грэм выдыхает и сладко вздрагивает от удовольствия. — Пошли в ванну? — он нехотя отстраняется, проходит в дом, стягивает с себя клетчатую фланелевую рубашку, бросает её на первое попавшееся кресло и, оставшись в майке и брюках, идёт в ванную комнату. Ганнибал следует за ним, по пути расстёгивая рукава и пуговицы на своей рубашке. Лектер первым ступает в набранную ванну, устраивается удобнее, откидывая голову на бортик, и приглашающе смотрит на Грэма. — Иди ко мне. Уилл переступает через бортик ванны, тоже опускается в тёплую воду — между разведённых ног Ганнибала, спиной к его груди. Откидывает голову на плечо Лектера, прикрывает глаза и счастливо вздыхает. Ганнибал спокойно выдыхает, принимая вес тела Уилла, уменьшающийся в воде. Мокрые пальцы вплетаются в кучерявые волосы, рука тихо обвивает талию, поглаживает по груди. Губы касаются виска Уилла. Лектер чувствует умиротворение. Гармонию. Тишину. — Как хорошо, — шепчет Уилл, чувствуя, как расслабляются в воде натруженные мышцы. — Будто защищён от всего мира. — Я буду тебя защищать, — отзывается Ганнибал. — Мне тоже хорошо. И никаких разбитых чашек… — он покрепче обнимает Уилла под водой. — Никаких, — шепчет Уилл и прижимается затылком к влажному плечу Ганнибала. — И никаких мертвецов. — Да… Хорошо избавиться от своих призраков, правда? Даже на время… — Ганнибал держит Уилла в объятиях, и ему кажется, что одно это способно повернуть время вспять, вернуть Мишу… даже если произойдёт это нескоро. Он целует Грэма в ухо, продолжая перебирать его волосы. — Да… даже на время, — эхом откликается Уилл и добавляет то, что редко говорит не во время секса: — Люблю тебя. Ганнибал чуть поворачивает голову, смотрит на профиль Уилла. — Я тоже тебя люблю. — Каким же ты умеешь иногда быть… — тихо и растроганно говорит Грэм — и умолкает, смутившись. — Каким, Уилл? — Ганнибал мягко целует его подбородок. — Нежным… и светлым, — голос Уилла звучит так, словно он сам удивлён собственным словам. — Даже светлым? — кажется, Ганнибал тоже удивлён. Внезапно он думает о том, что, может, этот свет, что видит в нём Уилл, — единственное, что ему осталось от Миши. Так свет от далёкой звезды, что давно погасла, продолжает тянуться сквозь время. С непонятным выражением в глазах Лектер касается щеки Уилла. — Да, — отвечает Уилл и, чуть повернув голову, целует пальцы Ганнибала. — Будто показываешь часть себя, которую даёшь увидеть совсем редко… и только мне. Ганнибал задумчиво кивает. — Только тебе. Ты… — кажется, ему трудно это сказать, — значишь для меня столько же… сколько и она. — И я тебе за это очень благодарен, — тихо говорит Грэм, и в его глазах блестят непролитые слезинки. Ганнибал снова кивает, и Уиллу чудится, будто и в его глазах застыли слёзы, давние-давние, которые были пролиты много лет назад. Он вдруг крепко прижимает к себе Уилла. — Не исчезай… — Не исчезну, — Уилл обвивает Ганнибала руками и целует в шею. — Я теперь навсегда с тобой. Помнишь? Даже кровью повязаны… вместо брачной церемонии… — Да, кровью, точно… Дракон… через него мы… — голос Ганнибала дрожит, и он зарывается лицом в плечо Уилла. — Ты мой. А я твой. — Да… — тихо откликается Уилл и судорожно прижимает Ганнибала к себе. — И даже если бы мы тогда… оба… насмерть… это лучше, чем без тебя. Что угодно с тобой лучше, чем без тебя. — И с тобой, — Ганнибал поднимает голову, смотрит ему в глаза. — С тобой тоже, Уилл. — Спасибо тебе, — внезапно говорит Уилл. — За то, что появился в моей жизни. Как бы это ни выглядело со стороны. Ганнибал ласково улыбается и гладит Уилла по щеке. По тонкому шраму на скуле, оставленному ножом Фрэнсиса Долархайда. — Со стороны может показаться, что и ты, Уилл Грэм, внёс в мою жизнь немало беспорядка. Словно нахлынувший океанский прибой… И всё же в итоге оказалось, что именно ты — то, что мне нужно больше всего. — А ты — мне, — говорит Уилл, и они целуются. В их душах царят покой и счастье. Затишье после бушевавшего не так давно шторма, лёгкий бриз, едва тревожащий рябью океанскую гладь. И каждый из них — Вселенная для другого.