XV
8 января 2017 г. в 14:41
В Ремильи всё смешалось и перевернулось с ног на голову. Началась долгожданная переправа через Маас, так как в спину дышали пруссаки. Сапёры утром навели понтонный мост, и казалось, все горести позади. Но стена предстала перед французской армией в виде них же самих. Необузданная, сметённая толпа впала в отчаяние. Эта огромное скопление людей, лошадей, повозок, артиллерии, кавалерии и обозов физически не могло скоро перебраться на тот берег по маленькому мосту, покоившемуся на паромах.
Переправа затянулась на мучительные часы, те склонили солнце к закату, а люди всё шли да шли, и не было им конца.
В это время Феликс пришёл с повинной к капралу, так как у того появилось множество вопросов к скрытному солдату, имеющему подозрительные связи.
— Ну, скажи хоть пару слов о себе, иначе в мою голову могут забраться сомнения. Может, ты немецкий шпион, кто знает,. будь добр, разреши мою неуверенность, — и, усевшись на полено, ещё не отправленное в костёр, Франциск располагающе подозвал к себе и жестом указал двум полякам место рядом с собой.
— История моя скучна и неинтересна, похожая на другие, такие же, чей род с наших земель, — начал Феликс, опустившись на землю, возле француза. — Суждено мне было родиться в эту эпоху смут и неурядиц. Эпоху, когда наше измученное, истерзанное и раздробленное государство создало польское восстание. До той поры мой отец был шляхтич, как поговаривали — родовитый от самого потопа. Дела наши шли ни шатко, ни валко, худо-бедно. Упадок тот не свалился на нас с небес, а достался по наследству, но всё же связи и выгодные знакомства у нашей семьи имелись. Через них-то и получил я светское воспитание, научился владеть французским языком и постиг многие другие тонкости. Но всё это не могло продолжаться вечно, мой отец умер и мать, не выдержав горя, ушла вслед за ним. Я решил уехать в Познань, к родственникам, что приняли меня и обласкали, — Феликс радушно посмотрел на Войтека. — А за тем пришли неугомонные и вездесущие пруссаки. В один прекрасный день наш дом озарила повестка, что перечеркнула всю мою жизнь.
— Я догадывался, что ты не француз, но не хотел тебя тревожить излишними вопросами. Тем более ты сам не особо был охоч на откровенность.
— Теперь вы знаете всё и вправе осуждать меня за трусость и робость. Но, капрал, я чувствую, что изменился, и думаю, к лучшему…
— Я тебе верю, не вини себя, ведь ты ещё ребёнок, желающий жить, а не умирать на войне, — при этих словах, Франциск задумчиво посмотрел вдаль.
— Прости меня, Феликс, — послышался глухой голос Войтека. — В тот день, нашего отъезда, я испугался, просто испугался. Мне думалось, что бурю можно переждать, но я ошибался, с ней нужно бороться, иначе она поглотит безвозвратно.
— Я рад, что мы снова вместе, мне всё казалось, уж не случилось чего с тобой! Но все мои переживания напрасны! Войтек! Я так счастлив! — мальчишка бросился другу на грудь и всплакнул на радостях.
— Ты всё ещё хочешь осуществить наш план? — прошептал юноша на ухо своему товарищу.
От этих слов Феликс непроизвольно вздрогнул и опасливо покосился на Франциска. Но тот не услышал, всецело устремив свой взор и разум на понтонный мост, возведённый через Маас. Вдалеке слышен был гул пушек, да стрельба, и мужчина был озадачен лишь одним вопросом: «Смогут ли перебраться их войска на ту сторону до прихода немцев?». И видя перед собой тонкую полосу, по которой могло пройти в ряд всего несколько человек, ответ напрашивался сам собой: «Нет».
— Мы поговорим об этом позже, — прошептал испуганно Феликс на своём родном языке, отстраняясь из объятий.
— Как печально, переправа затягивается надолго, скорее всего мы не успеем. Спасибо, конечно, стрелкам за то, что провели нас сюда, но видимо это конец, мы в тупике, который генералы сами же для нас и устроили, — отозвался одиноко Франциск.
Тьма медленно покрывала собою округу, туман опустился на равнину, но сон не думал унимать солдат. Все были словно на иголках. Мысль, что столкновение неминуемо, если они не пересекут реку до утра, не стихала в измотанных головах людей. Раньше они бы с радостью кинулись в бой, но теперь силы покинули их. Они не ели и не спали уже несколько дней подряд. Ропот недовольства не покидал уста уставших солдат, суровые и сосредоточенные выражения застыли на их лицах, будто высеченные из камня.
Голосом, что полон тоски, Франциск прервал нависшее молчание:
— Седан вон там, а вон Базейль, а направо Дузи и Кариньян.
Отрешённо обведя рукой огромные просторы, француз вновь умолк, терзаемый мыслями о завтрашнем дне.
— Нужно решать сейчас, как мы поступим, так как потом будет уже поздно. Феликс, решайся! Пруссаки не заставят себя ждать! — родная речь была бы слаще мёда, если бы не смысл знакомых слов, что пугал и тревожил.
Мальчишка озадаченно посмотрел на друга, не решаясь ответить. Он устал убегать, казалось, решился остаться и идти до конца, куда бы ни завела его дорога, но тут преградил путь товарищ, вновь тревожа думы забытыми желаниями.
— Они не успеют, — заключил холодно юноша. — Всё решиться утром, французская армия либо примет бой, что ничего не сулит, кроме страшных потерь и полного разгрома, либо побежит прочь, ища спасения в близлежащих городах. Судя по тому, что довелось мне увидеть за столь короткий срок, думаю, всё пойдёт по второму варианту. Посему молю тебя уйти со мной! Я не хочу потерять тебя вновь в этой сутолоке страшного бегства!
— С чего ты взял, что мы побежим, будто трусы?! Мы примем бой! — вспылил оскорблённо Феликс, уже смирившийся с завтрашней неминуемой встречей.
— Не вы — солдаты, решаете, а генералы. Что они предпримут, одному Богу известно.
Костры на обоих берегах загорелись в темноте ещё ярче, открывая взору страшное зрелище. Под тяжестью кавалерии и артиллерии, мост, не выдержав более такой тяжести, что давила на него с самого утра, прогнулся, погрузившись в воду на несколько сантиметров. И казалось теперь, будто люди и кони идут по воде.
— Дай мне ещё немного времени, — дрожащим голосом вымолвил Феликс.
Лагерь окунулся в сон на несколько часов, утомлённый чрезмерным ожиданием.
Наутро всех оповестили неожиданной новостью о выходе из Ремильи.
Начальство, видя, что переправиться через Маас в условленный срок не выйдет, решило отступать к северу, прочь от прусской армии. Попасть на тот берег удалось лишь одной дивизии. Всем остальным на свой страх и риск приказано было ретироваться в защищённый город самым кротчайшим путём.
Во всей этой неразберихе Франциск потерял Феликса. Но было уже поздно его искать, всё перемешалось перед его глазами, а мысли путались в голове.
Ещё одно позорное бегство французской армии было подобно удару ножа в спину, отчаяние наполнило мужчину до краёв, ему хотелось скорее умереть, чем ощущать эту муку.
Бешеный водоворот, вереницы людей всех родов оружия, перемежались меж собой, заполняя дорогу кишащим кошмаром. Здесь были солдаты, что спаслись после поражения под Бомоном — раненные, окровавленные, с ужасом в глазах, которые видели смерть. И весь этот бешеный поток, думающий, будто бежит прочь из тупика, туда к спасенью на север, даже не помышлял, что его загоняют в капкан, под названием — Седан.