No Matter What

Еще только два часа ночи, или это уже? Я больше ни в чем не уверен и не могу судить беспристрастно. Когда он рядом, время словно бы куда-то летит, а когда его нет – все замедляется, становится практически недвижимым, замерзает, словно деревья покрываются корочкой льда. Все спит в ожидании чего-то, но только я знаю – в ожидании чего. Катастрофы. Скоро все сломается. Скоро все разнесется в пух и прах. Скоро идеальный мир лжи разлетится на кусочки, и всем только и останется, что собирать их. Скоро все станет слишком очевидным, чтобы спокойно жить дальше и бороться с этим. Слишком скоро, наверное, но что с этим вообще можно сделать, если это и так понятно без слов. Только вот как сказать об этом людям, все еще было сложно даже представить. Я и сам узнал об этом совершенно случайно, ну, то есть, гораздо раньше, чем это могло произойти. Чем это должно было произойти. Черт, да это вообще не должно было произойти! Я просто зашел в наш с Гарри номер, как обычно я делал тысячи раз до этого, так же устало скинул куртку и стянул шапку, и повалился на кровать, как был, не разуваясь. Гарри все это время хранил молчание, поэтому я не сразу заметил его, стоящего у зеркала и с испугом рассматривавшего себя в нем. Он был слишком непривычно тих, что не могло не привлечь внимание. - Гарри? – я посмотрел на него, поднимая бровь. – Что-то случилось? Он не ответил, а лишь сжал полы футболки, растягивая их и оттягивая как можно дальше от тела. - Гарри, что случилось? Молчание затягивалось, и он испуганно смотрел то на меня, то на свое отражение в зеркале. - Гарри, что, мать твою, происходит? – я не выдержал и, подскочив с кровати, подлетел к нему и схватил за плечи. Он поежился, а в глазах блеснули слезы. - Господи, Гарри, да что случилось? Ты плачешь? Не плачь, родной, только скажи, что не так? – я прижал его к груди, что было проблематично, учитывая нашу разницу в росте, и начал укачивать. Он всхлипнул и обвил мою талию руками, пытаясь дышать спокойнее. Наконец, я усадил его на кровать и сел рядом: - Ну что, не хочешь, наконец, поделиться, что случилось? Он посмотрел на меня, на дне его огромных глаз плескался страх: - Я…я не могу это сказать. Я с нарастающим то ли раздражением, то ли удивлением, спросил его: - Неужели ты мне не доверяешь? Он вздохнул: - Доверяю, но это… Не знаю, Лу, не знаю. Я взорвался: - Да ты скажешь или так и будешь играть в прятки и увиливать от ответа? Он опустил голову и тихо, почти неслышно произнес: - Я стану отцом. В тот момент мне показалось, что на меня вылили ушат холодной воды. Отцом? - То есть, если ты станешь отцом, то срок в любом случае…. Да сколько бы ни был срок, это значит, что ты трахал ее уже после начала наших с тобой отношений. То есть, ты мне изменял? Или тебе недостаточно мальчика, была нужна и девочка? Я не мог сдерживать себя, даже когда увидел у Гарри на глазах слезы вновь, и его пальцы нервно сцепились в кулак. - Нет, Лу, все не так. - А как? – распалялся я. – Или я свидетель непорочного зачатия? Да ты просто Бог, детка. - Лу… - А только почему ты отец тогда? - Луи… - Или она забеременела от одного твоего взгляда? - Томмо, остановись. - Так это от моего голоса фанатки беременеют, не путай, пожалуйста. - Лу… - Или ты просто стоял рядом, свечку держал, а потом она решила в честь тебя ребеночка записать в свидетельстве? - Нет никакой «её», - тихо произнес Гарри. Я умолк на полуслове. - А кто есть? Зашибись! Непорочное зачатие без отца, да еще и без матери! Просто шикарно! Что ты несешь, Стайлс? Я был зол. Невероятно зол. Что происходит вообще, какого черта он несет, отец, какой отец, если нет матери? Обратная ситуация еще возможна хотя бы, но так… - Я не несу, Томмо. Матери действительно нет, - он поднял голову, глядя мне прямо в глаза. – Потому что есть только два отца. Я стану отцом, Лу. И ты им тоже станешь. - Что? – тупо спросил я, как-то странно моргая. - У нас будет ребенок, Лу. I’m pregnant. Если бы я не сидел, я бы упал. Нет, я и так почти упал, но это… - Гарри, ты ведь понимаешь, - осторожно начал я, – Ты мальчик, и я мальчик. Мы оба мальчики. Понимаешь? А беременеть могут только девочки. Это ты тоже, надеюсь, понимаешь? Так вот, поскольку ни ты, ни я – не девочки, получается, что то, о чем ты говоришь, физически невозможно. - Как оказалось – возможно, - досадливо фыркнул Гарри. – Я был сегодня у врача. Он провел полное обследование, взял все анализы два дня назад, а сегодня – вызвал к себе, чтобы шокировать. Оказывается, я родился с двойным набором гениталий. И мужскими, и женскими, понимаешь. Но мои родители решили, что я буду мальчиком, так что внешние признаки мне оставили только одни и прописали мужские гормоны, чтобы подавить женскую сущность. Но она подавиться не захотела, так что внутренние органы у меня развились и женские тоже, плюс каким-то образом половые пути связаны с... аналом, в общем, так что я – такой вот уродец. И, что хуже всего, я не просто гибрид. Я беременный гибрид. Он всхлипнул, сжимаясь в комочек. Я, практически неосознанно, инстинктивно, обнял его за спину одной рукой, прикрывая его живот второй. От этого движения он зарыдал еще сильнее. - Почему… с чего ты вообще решил пойти к врачу? - Помнишь, я отравился чем-то в этот вторник, что меня тошнило два дня? А потом, когда я подумал, что мне легче, я сказал, что выпил слишком много пива на вечеринке? Я кивнул. - Так вот, это было не пиво. И не отравление. Это был токсикоз. Понимаешь? Токсикоз, мать его! – он почти зарычал, что выглядело бы даже смешно, если бы ситуация была другой. - Тихо, Гарри, успокойся, все хорошо, слышишь? – я баюкал его в своих руках. – Я с тобой, мой маленький. Точнее, - я запнулся, - с вами, мои маленькие… Он тихо всхлипывал на моем плече, тихо бормоча в него что-то вроде «Почему я? Почему не кто-то другой?», а я держал его в своих объятиях, все никак не осознавая до конца, что этот парень, тот, которого я безумно люблю, теперь… носит в себе малыша. Нашего малыша. - Гарри? – я тихо произнес куда-то в его макушку. - Что? – он все еще тихо всхлипывал, но выглядел немного успокоившимся. Его зеленые глаза были широко распахнуты, словно он боялся того, что я могу сказать. - Я люблю тебя. Люблю тебя таким, какой ты есть. И если ты еще более особенный, чем я представлял, я могу быть только счастлив, что ты такой весь мой. Не смей больше никогда в жизни называть себя гибридом, или уродцем, или просто пытаться обидеть себя. Ты самый лучший, и то, что благодаря тебе я смогу стать отцом только нашего, полностью нашего ребенка – наибольшее счастье в этом мире. Нам не нужен никто, чтобы помогать, чтобы делать что-то за нас. Мы пройдем через это вместе, вдвоем, мы с тобой, а теперь еще и эта кроха, маленькая жизнь внутри тебя, что сейчас начинает расти и развиваться. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, безумно люблю. Я целовал кончики его пальцев на руках, пока он, наконец, не прошептал мне в ответ: - А я люблю тебя. Помедлив немного, я провел ладонью по его животу – плоскому, как обычно, с ярко выраженным рельефом мышц – и оставил ее в таком положении, то ли оберегая, то ли пытаясь ощутить ту жизнь, что зарождалась внутри моего любимого. - Я… люблю тебя. И малыша. Нашего маленького – я уже заранее люблю, - в который раз повторял я. Гарри судорожно втянул в себя воздух, улыбаясь и вытирая своими пальчиками мои слезы, которые неожиданным образом катились по щекам. - А я люблю вас, - он снова шептал мне и ребенку, кладя сверху на мою руку свою и сжимая их вместе, переплетая пальцы. Я гладил его спину, живот, расслабляя его и, максимально без слов, выражая, что я с ним, что я люблю его, и какой бы он ни был, для меня он – самый лучший. Он лежал в моих объятиях, такой теплый и беззащитный, а я понимал, что сделаю что угодно, чтобы он был счастлив, чтобы наша семья была счастлива, чтобы у нас все было хорошо. С улыбкой я подумал, что я только что впервые употребил слово «семья» в отношении кого-то еще, кроме мамы и сестер. Только подумать, я стану отцом, стану самым счастливым в мире отцом До катастрофы оставалось два месяца. До рождения нашего счастья – восемь.