[ billie holiday – autumn in new york ]
Сбегая от этой тишины, Лео слушает любимые пластинки и раскачивается в кресле-качалке, придвинутом к самому окну, наслаждаясь последними лучами теплого осеннего солнца. «Осень в Нью-Йорке» приятно ласкает слух, и Лео, улыбаясь самыми уголками губ, слегка дремлет, занеженный музыкой и погодой. Какая осень? Какая старость? Когда вот он, Лео, молодой, красивый, статный, и вот она, Карла, – такая прекрасная, румяная, свежая! И как же они влюблены – картинка, которой позавидует любой модный фильм про любовь – летняя теплая ночь, веранда, вино, легкая музыка и танец, самый восхитительный танец на этой земле – танец влюбленных! Какой восторг, какое счастье плещется в ее самых родных и теплых карих глазах! Ах!.. Хотя бы ради этого и стоит жить! Из грез его вырывает похлопывание по плечу и звонкий мальчишеский голос. Лео дергается и щурится, а мальчонка хихикает и напевает что-то на мотив «Проваливай, Джек». Узнав гостя, старик улыбается и протягивает ему широкую ладонь. Дэннис, мальчик-рыбак, частенько наведывающийся к нему в гости со своей лохматой собакой, почему-то прозванной Канарейкой, в ответ растягивает губы в улыбке от уха до уха, пожимает протянутую ладонь обеими своими худенькими ручонками и хитро щурит глаза в сторону велосипеда, брошенного внуками у самого забора. Лео добродушно пожимает плечами и позволяет мальчугану прокатиться. Дэннис хохочет, изо всех сил крутит педали и подскакивает на кочках, то и дело оглядываясь – не отстала ли Канарейка, радостно мчащая за ним во весь дух и лающая. Вскоре мальчик и собака, умаявшись, бросили велосипед и сами повалились прямо на траву возле дома. Лео, снисходительно усмехаясь в усы, смотрит на них и невольно вспоминает, какими были его дети в возрасте Дэнниса. Тот же щурит глаза от солнца и рассказывает, какие штуки он нашел у себя на чердаке – просто удивительные! И музыкальная шкатулка, и письма, и картина, и даже варенье восьмилетней давности! И тут же широко распахивает голубые, наивные глазищи и предлагает совершить «экспендицию» на его, Лео, чердак. Старик на миг задумывается и соглашается, но исключительно под предлогом того, что нужно убрать велосипед. На чердак ведет небольшая лесенка на кухне, и открывшаяся дверца в потолке освещает ярким лучом вздымающееся облачко пыли. Рот Дэнниса от этого зрелища округляется, и мальчик протяжно окает. Затащив велосипед наверх, Лео сам, кряхтя, забирается на чердак, слегка прикрывает глаза и медленно вдыхает воздух, чувствуя запах времени. Просто протяни руку вперед и коснись его, ведь чердак - это место поистине удивительное! Где же еще хранить тысячи и сотни тысяч дней, если не на чердаке? Дэннису интересно все – от старых писем до самых нелепых железок, припрятанных в этом музее времени, но больше всего мальчик любит истории Лео. И Лео рассказывает. Рассказывает о первой двойке в школе, о том, как он познакомился с Карлой, о женитьбе, о детях, о том, что было модно носить, когда ему было двадцать, о своем первом автомобиле, обо всем, всем… Он проводит давно забытые ритуалы – раскрывает, как сокровищницу, коробку с письмами, фотоальбом, осторожно их разворачивает и просматривает, проводя слегка трясущимися пальцами по бумаге, словно собирая этими касаниями с листов воспоминания в ладони, погружаясь в них с головой. Дэннис приносит грязный свернутый кусочек бумаги, сложенный в восемь раз, разворачивает и читает вслух: «Увидеть море». И Лео замирает, его рука останавливается на полпути до очередной страницы альбома. Он немножко хмурится и забирает из рук мальчика бумагу. Словно не очень веря своим глазам, несколько раз перечитывает написанное, вздыхает и начинает рассказ: «Я всегда считал море своей стихией, несмотря на то, что особых причин на то не было – я ни разу его не видел. Я просто знал, что такая могучая сила сможет меня поддержать, когда мне трудно. Всегда, когда мои мысли сводились к тому, что дела идут прахом, я ничего не стою, мне было достаточно представить море – и я, зарядившись его силой, шел дальше. Мое воображаемое море было синим-синим, спокойным, серьезным и сильным – оно было моим примером. Я хотел стать похожим на него. Время шло, сначала я был очень занят работой, позже – семьей. Когда в сорок лет я ощутил, что у меня теряется моя обычная потребность в персональном море, я решил дать себе обещание – увидеть его. Но…» - Лео покачивает головой и слегка взмахивает помятым листком. Поначалу он кажется растерянным, расстроенным, но после смаргивает, снова улыбается и кивает Дэннису в сторону какого-то большого сундука: «Ну что, сынок, нырнем в загадочный мир времени?».[ sarah vaughan – april in paris ]
Ночью Дэннису снится домик старика-соседа, каким-то чудом оказавшийся у самого морского берега. Ласковый теплый прибой заботливо умывает песок пляжа, плавно погружающийся в море раскаленный солнечный диск щедро напоследок раскидывает цветные лучи, как капли яркой акварели разбавляющие краски синего неба. Старик Лео сидит в своем кресле-качалке на открытой веранде, курит, и, расслабленно прикрыв глаза, с явным наслаждением, слушает льющуюся из проигрывателя музыку. «Апрель в Париже» баюкает, голос Сары Вон, тягучий и сладкий, как патока, мягко окутывает и дарит ни с чем не сравнимое наслаждение, сливаясь воедино со звучанием шепота волн. Дэннис и Канарейка просто медленно бредут по кромке воды вдоль пляжа. Если тебе всего 10 и у тебя есть такие друзья, как эта собака и добродушный старик-сосед, ты вполне можешь себе позволить быть беззаботным и до неприличия довольным, просто гуляя, брызгаясь теплой соленой водой, щурясь от чересчур яркого солнца, так и норовящего заглянуть в твое и без того загорелое лицо, чувствуя полную гармонию с миром, в котором ты живешь. Дэннис беспечно улыбается Канарейке, вдыхает полной грудью морской воздух и понимает, что он безмерно счастлив.