Когда хорошо, от этого только хуже. Когда ты любишь, Твоя ненависть Понятна. Отдайся удовольствию, Так сладко страдать: Поддайся чарам, Пролей слезы.
Нет, Антон не сходит с ума. Он не страдает и не скучает по кому-то. Просто ему не спится, поэтому он сидит на кухне ночью с открытой форточкой и курит. Не так давно он перебрался в Москву и стал жить у своего коллеги Арсения, чтобы не тратить денег на новую квартиру, да и к тому же, оба появлялись в ней только поздним вечером, и очень редко вместе. Общение же их начиналось и заканчивалось в рамках «Импровизации». Попов, как полноценный хозяин, ночевал в спальне, а Антон обходился мягким, но, черт, узким и коротким диваном в гостиной. Сам парень не был чем-то примечателен: простой комик из Воронежа, который приехал в столицу ради участия в комедийных шоу, в том числе в «Импровизации». Там они с Арсением и встретились. Тогда Шастун поведал ему историю о том, как он ищет квартиру для съема и уже неделю отшивается в дрянном отеле с половиной звезды. А там тараканов больше, чем в голове воронежского бедолаги. Попов без особого рвения, но все же предложил Шастуну переехать к нему на время, пока он не найдет квартиру, а это «на время» затянулось на целые два месяца. А после заселения Антона к Арсению все было не в новинку: холодный душ, завтрак на скорую руку, встреча с друзьями, работа, чтение книги за ужином и сон. Даже на общение в интернете совсем не оставалось времени, не говоря уж об Арсении, который сразу после ужина, не проронив ни слова, уходил к себе в комнату и проваливался в сон. А Антон в благодарность за неплохое местечко тихо читал книгу и засыпал чуть раньше полночи. Но не сегодня. Сегодня, будто поглощенный какой-то мыслью, он сидел с открытой форточкой и выкуривал вторую за ночь сигарету. Смотрел в окно и понимал, что Москва — не тот город, который радует его. Много людей. Много грязи. Много лицемерия. Он смотрел на все это свысока и выдыхал дым, пока была возможность. В сон совсем не клонило, а в гостиной послышались шаги. Арсений проснулся ночью от странного сна, но уже через минуту не помнил, что в нем произошло. Горло жутко сушило, будто после вписки, где он явно переборщил с алкоголем. Состояние ужасное. Ничего не скажешь. Попов, в большой футболке и боксерах поплелся на кухню, дабы выпить воды, и как велико было его удивление, когда он увидел бодрого Шастуна. — Ты чего не спишь, Шаст? — поинтересовался Арсений перед тем, как подойти к графину и налить воды в стакан. — Да... Так, — Антон затушил сигарету и посмотрел в сторону мужчины, разглядывая его очертания в кромешной тьме. — Бессонница. А ты чего проснулся? — Сон плохой, — Попов осушил стакан в два счета, поставил его на стол и снова посмотрел на коллегу. — Ты вообще не спал? — Какая разница? — парень усмехается и наклоняет голову в сторону. Странный жест, видимо, привлекающий внимание. — Просто интересно, — Арсений садится за стол и зевает. Брюнет очень любил вечно драматизировать. Этого у него не отнять. Хоть и его общение с Антоном вечно сводилось на «нет» и они оставались обычными соседями по комнате, а впридачу коллегами. — Всю... Москва не дает мне покоя. Вечное движение, как круговорот... Скорее всего, это мешает мне жить. Не знаю, как у Вас в Питере, но в Воронеже все гораздо спокойнее. — Ты сам должен участвовать в этом движении. Ты же молод, почему ты вечно сидишь дома и читаешь эти книги? — А ты обращаешь на это внимание, Арс? Я не хочу уподобляться всем. Я уже начал курить, потому что думал, что это круто... А теперь не могу избавиться от этой привычки. Зачем следовать за модой, если можно самому вершить свою жизнь? — лицо Антона с одной стороны освещал лунный свет. Он ухмылялся. — Я был глуп, когда стал рыбкой в океане, и стал умнее, когда попал в изолированный аквариум. — А я и не думал, что ты так ловко управляешься с метафорами, — смеется актер. — На самом деле... Ты просто плохо меня знаешь, — Шастун пожимает плечами. — Как и все. Все люди носят маски лицемерия... — Не все, Антон. Ты знаешь меня настоящего, — вдруг возражает Попов и останавливает взгляд на улыбке коллеги, имеющую отдаленные сходства с улыбкой Чеширского кота. — Кто же знает, Арс? Какой ты на самом деле? — Ладно, Шаст, я засиделся с тобой здесь... Только иди спать, пожалуйста. Не сиди здесь до утра, хорошо? — Спасибо, что составил мне компанию, — говорит Антон и достает из пачки еще одну сигарету, когда Попов уходит.***
Как вечный механизм, все повторяется вспять, на том же месте и почти в то же время, с уклонением в несколько минут, но это не так важно. Ведь влюбленные часов не наблюдают. Шастун снова сидел на подоконнике, выкуривая сигарету, а уже через несколько минут рядом с ним сидел Попов, хитро улыбавшийся. Второй день, как по будильнику, он просыпался около двух часов ночи и приходил на кухню, выпивал стакан воды и садился, чтобы выслушать историю о ночной бодрости Антона. — Сова, — твердит Арсений и садится на подоконник рядом с парнем. — Сегодня опять бессонница? — А у тебя снова плохой сон? — оба смеются. — Я не могу уснуть... Не знаю, что-то мешает. Не могу отогнать мысли. — О чем ты думаешь? — спрашивает Попов и готовится, как вчера, внимательно слушать и вести дискуссию. — Обо всем, что в голову взбредет. От некоторых мыслей ее даже сносит, ни с чем не сравнимо. Я как отпетый мазохист прихожу сюда вторую ночь, выкуриваю половину пачки сигарет, жду тебя, а потом иду спать... Вчера я так и не заснул. — Безумно, — усмехается Попов. — Зато ты по ночам точно не скучаешь. — А то, — Шастун широко улыбается, что снова напоминает Арсению Чеширского кота. Раз уж он сравнивает его с персонажем «Алисы в стране чудес», то не представить себя в образе Безумного Шляпника было бы глупо. Но в этом случае Шастун становился самой Алисой, потерянной в самом волшебном на свете месте. Или же... Это было за рамками «света»? Арсений лишь помогал Антону выбраться из тени московского круговорота и заставить жить, предлагая наплевать на лицемерную массу. — Странные ведь люди бывают, Сень. Все ходят вокруг своих эмоций и чувств, а говорят совсем другое... — Ага, — соглашается Попов и вытягивает сигарету из пачки, зажимая ее между зубов. Антон поднес зажигалку и поджег, снова положив ее на край подоконника. — Как идиоты ходят около правды... А потом она ускользает. И приходится давиться ложью. — Мы идиоты? — спрашивает Шастун, а Арсений, непонимающий степень риторичности сего вопроса, лишь выдыхает дым. — Еще какие, — и передает наполненную никотином бумажку Антону. Когда-то, еще в глубоком детстве, отец Арсения научил его делать самокрутки, что доставляло неимоверное удовольствие. Эти самокрутки полностью уходили на выкуривание отцу, а после четырнадцатилетия, парень начал таскать их во двор. — Слушай, если тебе не спится, пойдем ляжем вместе? Может, ты и заснешь... — Если ты не против, — Шастун пожимает плечами. Коллеги идут в спальню. Антон был тут впервые. Свет они не включили, поэтому Арсений ведет его к кровати за руку и толкает в грудь, когда доходит. — Ложись, — негромко говорит Попов и сам садится на кровать. Антон опускается на безупречно белое постельное белье и падает в сон, оказавшись в объятиях сонного Арсения где-то в три ночи. Впервые за долгие месяцы он не чувствовал себя одиноким.***
И на третью ночь Антон пьет черный чай с одной ложкой сахара и долькой лимона. Что-то наталкивает его на мысль, что с Арсением ему намного спокойнее. Так уютно, как той ночью ему еще не было никогда. И он ловит себя на этой мысли и смеется, потому что признаться в этом Арсению — безумно. И не будет иметь результатов. Этой ночью Попов опаздывает, приходит в полчетвертого и садится рядом с Антоном, разглядывая его лицо в темноте. — Какая это чашка? — спрашивает мужчина, указывая на чай. — Третья. Я долго ждал тебя, — Антон улыбается. — Будешь? — протягивает. — Да, — Попов берет из рук Шастуна чашку и делает глоток горячего чая. Горло приятно согревает и он ставит посуду на подоконник, а сам пододвигается ближе к парню. — И тебе нравится это? Каждую ночь приходить сюда... Чтобы выслушать меня, — спрашивает Шастун, ведь сам задавался этим вопросом всего пару часов назад. — Иначе бы я сейчас спал. — Спасибо тебе, — шепчет Антон и тянется к губам коллеги. Он нежно целует и кладет руки на плечи мужчины, когда руки того оказываются на талии Шастуна. Вкус губ Арсения был лимонным и пьянил... Жутко пьянил. У Антона давно не было девушки, а о парнях он даже мечтать не мог — никто не знал о его ориентации. Резко Арсений оттолкнул от себя Шастуна. — Чт... — Все же, бессонные ночи на пользу не шли и парень стал более рассеянным, несмотря даже на вчерашний недолгий сон. — Шаст, — Арсений опирается руками о стену и целует шею Антона, оставляя бордовые засосы. Его. Его Антон. — Теперь можешь сказать мне настоящую причину своей бессонницы. — Я и не знаю... — на выдохе говорит Антон и улыбается. — Что это было, мой гомофобный друг? — парень смеется. — Я думал, что ты... — Умеешь же ты все испортить, Шастун, — возмущается Арсений. — Ну и ладно... Пойдем спать, завтра еще съемки. Попов целует Антона еще раз перед сном, гладит его торс и через несколько минут засыпает в его объятиях. Кто мог подумать, что три ночи так изменят его жизнь?***
Антон просыпается рано. Полшестого, идет в ванную и смотрит на себя в зеркало: тощий и высокий, а на шее красовались два засоса. Он чувствует себя слабым и зависимым. Или это правильно?