Синдром отмены

Сентябрь - это когда ты достаешь с верхней полки гитару, привставая на носочки, проводишь по грифу рукой (на узкой кисти остается сероватый слой пыли) и неуверенно зажимаешь первый аккорд. Я сижу на полу твоей квартиры, разложив перед собой карту бостонского метрополитена. Где-то среди многочисленных станций находится та, которая ближе всего к аэропорту. Где-то среди многочисленных мыслей в моей голове поселяется маленькая и острая, как грифель в заточенном карандаше. «Пожалуйста, уедь со мной». Ты ругаешься, путая аккорды. Звук расстроенной гитары наполняет комнату, как азотный дым. Этот звук давит на нервную систему в значительной степени меньше этого поселившегося во мне ощущения – ощущения, что я потерял что-то важное. - Я уже сотню лет не играл, прости, - я чувствую эти нотки в твоем голосе практически фибрами, но их звучание ни с чем не перепутаешь. Постепенное отчуждение. Вежливая полузнакомая обходительность. Словно мы на деловой встрече. Я поднимаюсь, чтобы пройти на кухню и налить себе чаю, где залипаю на двадцать минут на развешенные на пузатой поверхности холодильника заметки и фотографии. «Дорогой, купи молоко, люблю тебя». «Дорогая, твои фрукты в нижнем правом ящике». Наскоро распечатанная на цветном принтере фотография – лица смазаны, но их улыбки светятся, как настольные лампы. В этом доме так мало от прежнего тебя. В этом доме пахнет взрослой серьезной жизнью, стиральным порошком и обедом на плите. В нем слишком много строгих и четких линий. Я чувствую себя здесь слишком лишним, слишком… ребенком. Я оборачиваюсь, понимая, что ты уже несколько минут сверлишь взглядом мою поникшую спину, облокотившись о дверной косяк. Ты хочешь что-то сказать, но смыкаешь губы на полпути, так и не выпустив слова. Нас смыло потоком соленой воды. Разнесло по разным берегам – в буквальном смысле этого слова. Если ты стоишь у океана и всматриваешься вдаль, ты не видишь ничего, кроме неба, целующего волны на линии горизонта. От десяти минут спокойным шагом тебя унесло на тысячи миль, а три года пролетели по времени так быстро, будто я просто прошел дважды до твоего дома. Три года – небольшая цифра, если сравнить её со средней продолжительностью человеческой жизни, но ты оборачиваешься назад, и воспоминания тех времен кажутся неправдоподобными выцветшими картинками. Я помню тебя, сидящего на кровати в лондонской квартире, без рубашки, в одних рваных джинсах. Помню, как ты нес какую-то чушь, от которой у меня скручивает живот и жжет в районе легких. Что-то вроде «так нельзя, мы не должны, мне нужно уехать, так будет лучше». Смутно помню, как ты закидывал вещи в чемодан. Говорил, что у тебя есть друзья в Бостоне. Я тогда схватил тебя за запястья, сжимая до сиреневых синяков. Кричал, что у меня тоже есть друзья в Бостоне. Что меня тоже пугают эти странные полудружеские отношения, которые спонтанно сложились между нами во время съемок второго фильма. Но я же не несусь на всех парах на другой континент, делая вид, что ничего не было?! - Она очень красивая, - честно говорю я, силой прерывая поток своих нехронологических воспоминаний. Ты киваешь, делая шаг ко мне так осторожно, словно я могу сорваться с места и сделать что-то непоправимое. Но я стою, как вкопанный, совершенно не двигаясь. Я здесь проездом. Что-то сподвигло меня выкинуть в урну билет с прямого рейса Нью-Йорк – Лондон и купить билет на ночной поезд Нью-Йорк – Бостон. Это состояние было похоже на полуосознанный сон. Я просто слушал внутренний голос и старательно прятал доводы разума, а потом очнулся, когда горячий лоб коснулся оконного стекла в сидячем вагоне. Я сидел неподвижно, пока железная махина сметала в ничто проложенные между нами расстояния. Я не знал, чего ждал от этой неминуемой встречи – киношного хэппи-энда ли, неловких фраз и взглядов, избегающих смотреть в глаза, шумных скандалов. Я просто ехал по сожженому тобой мосту, рискуя каждую минуту свалиться в пропасть, но этого не происходило. А потом звук твоего дверного звонка был подобен грому. «Как дела, дружище?». Долгий день мы искали темы для разговора, старательно обходя острые углы. Долгий день я изучал тебя, как школьник изучает забытые за долгое лето предметы. Долгий день я слонялся по чужому дому, охваченный чувством ненависти к этой демонической силе, которая принесла мои ноги к твоему порогу. Ведь этим ничего нельзя исправить, правда? Мы стоим посреди кухни. Электрический чайник шипит и подпрыгивает на подставке. Молчание такое плотное, что его можно резать ножом, словно кремовый торт. Скажи мне, что это был очередной твой невыносимый пранк. Не сдержи своей глупой улыбки, закрой лицо ладонями и укажи кивком головы на спрятанную между полок камеру. Превратись вмиг в прежнего Джо, в того, которого я знал, с кем было легче, чем с самим собой. В того, кому я мог рассказать самую неловкую историю, и который понял бы меня. Хлопнул бы по плечу и сказал бы «Каспар, ну это так в твоем стиле». - Каспар, ты же знаешь, что мы… - я вижу, как падает к твоим ногам эта вежливо-приторная маска. Как ты надламываешься по шву, теряя прикрепленное выражение лица счастливого семьянина. - Знаю, - резко прерываю тебя я, поворачиваясь к тебе лицом. – Что сделано, то сделано, Джо. Мы ничего не изменим. - Это моя вина. Прости меня, - опускаешь голову. Когда ты ушел, я будто резко бросил вредную привычку. Люди называют это синдромом отмены – в первые несколько дней тебя ломает, и ты думаешь только о том, от чего избавился. Мои несколько дней затянулись на долгие годы. Мои несколько дней тянутся до сих пор. А ты, Джо – ты честно больше не думаешь обо мне? Я слышал, что в тяжелые моменты своей жизни бывшие курильщики срываются и выкуривают сигарету, задыхаясь от ставшего непривычным им дыма. Возвращаешься ли ты мыслями ко мне, когда ты с ней, когда ты целуешь её, когда ты прикасаешься к ней? Гложет ли тебя из-за этого чувство вины, просачиваясь в мысли неспешно, заполняя их до отказа? И читаю в твоих до этого нечитаемых глазах – «да». Читаю это в твоих движениях – когда ты делаешь один шаг ко мне и обнимаешь за шею, заставляя наклониться ближе к тебе. Сентябрь – это когда ты целуешь с привкусом соли и мяты, когда количество смысла в твоих сжимающих до дрожи объятиях обратно пропорционально количеству нарастающих эмоций. Когда июнь нашей дружбы, июль нашей полудружбы, август нашей бесбашенной страсти – все оказывается миражом, выдуманной историей, пьяной байкой, которую я рассказывал сам себе перед зеркалом в оглушительной тишине своей пустой квартиры. Когда сказать «Я люблю тебя» почти равноценно тому, чтобы приставить дуло к виску и нажать на курок – потому что тогда все станет настолько сложным, настолько безвыходным, что нас не спасут больше никакие маски. Поэтому ты не говоришь ни слова. Молния на моей толстовке расстегивается с резким звуком, ты водишь носом по моей шее, вдыхая запах родного города вперемешку с запахом человека, ставшего чужим. Ты выбиваешь из моих легких жужжащий слог твоего имени, своими действиями и движениями возвращая в то время, куда нельзя вернуться. Тянешь в комнату, вцепившись в руку мертвой хваткой, словно я умею растворяться в воздухе. - А она? – на вдохе шепчу я. - Уехала, - автоматически. Будто «её» больше нет. Будто три года мы жили в чертовом кошмарном сне, а завтра снова проснемся вдвоем на разворошенной кровати в твоей лондонской квартире, обнаженные и непонимающие, что делать с этим всем дальше. Пожалуйста, уедь со мной завтра. Пожалуйста, давай прикинемся, что мы сошли с ума и все эти картинки новой взрослой жизни, все эти стиральные порошки на полочках супермаркета, все эти обручальные колечки в ювелирном магазине, все эти синдромы отмены и резонные причины бросить пагубную привычку – все это нам привиделось. Пожалуйста, давай вернемся по сожженному мосту и не провалимся между почерневших конструкций. Я трахаю тебя на кровати, на которой ты трахал свою жену – я честно стараюсь не думать об этом, но чтобы не думать об этом совсем, мне придется снести себе голову. Я смотрю в твои затуманенные глаза, считаю капельки пота на твоем лбу, больно и до меток сжимаю бедра – охватившая меня тупая боль переходит в ярость. Я понимаю – это конец. Это десятый круг ада. Нас оплело черной нитью отчаяния, как в кокон, и все, что мы можем сейчас – кончить и разбежаться по разным странам. Со сквозной дырой в душе, ноющей по вечерам. Спустя десять минут ты сидишь, прислонившись головой к стене. Твое лицо мокрое от слез, которые ты так и не смог держать в себе. Слипшиеся ресницы и влажные дорожки на щеках. Чертов самолет до Лондона и чертова твоя новая взрослая жизнь. Пожалуйста, убей меня. Пожалуйста, давай умрем вместе. Я сжимаю веки, сидя на краю кровати. Пожалуйста, отпусти меня, оторви меня от себя, выбей себя из моей дурной головы. Я больше не могу просыпаться по утрам не под интонации твоего голоса. Я больше не могу ждать, пока пройдет этот синдром отмены. Я просто хочу быть способным любить кого-то еще – в мире так много человек, с каждой минутой их становится все больше и больше, но никто не может заменить мне того, кто никогда не будет со мной. Ирония. Поворачиваюсь, чтобы взглянуть на тебя. - Пожалуйста, помоги мне собрать вещи.