Запах Небес

Ситри сидел на подоконнике и уплетал имбирное печенье. Сладкое лакомство приятно таяло на языке, и демон вволю наслаждался свободным временем. Из-за всех дел в Преисподней и борьбы за место Люцифера у него не находилось ни одной свободной минуты. Да ещё дядя использовал свою «куклу», вешая на Ситри всю грязную работу. Недавно падшему ангелу пришлось убить смертную женщину по его указу. Он не знал, что она сделала и как могла перейти дорогу демонам. Он не хотел и не должен был знать. Убедив себя, что это не его дело, Картрайт быстро забыл об этой жертве. За сотни лет жизни кровь не раз окрашивала его руки в алый. Он привык, он смирился, но он же и устал. Ситри часто вспоминал времена, когда он был ангелом. Было ощущение, что крылья обрубили вместе с цепью. Он в раз перестал быть куклой Небес, но на него, как на безвольного пса, снова накинули ошейник. Демоны, ангелы — всё одно. В этом мире нет полной свободы и Картрайт давно убедился в этом, да причём на личном опыте. В академию пришла осень. Листья желтели и слетали к ногам, ложась пёстрым ковром на людские тропы. Как приятно было закутаться в тёплую кофту и немного отдохнуть с пачкой печенья и без лишних мыслей. Хотелось бы без лишних мыслей, но одна всё никак не могла покинуть его. От Уильяма пахнет так же, как от Соломона. Ситри это давно заметил. Обычный человек не может иметь запах небес, но Уильям его наследник, но он же и не сам Соломон. Демон вспоминал, как обедал с Соломоном, вдыхая его запах, ставший родным. Всё-таки это не был совсем запах небес. Ангелы пахнут немного иначе. Его запах был смешан с запахом земли, когда от Ситри уже тогда несло Преисподней. Соломон был чем-то, что могло объединить и Рай, и Землю, и Ад. Он был живым чудом, которое казалось демону в те времена равным Богу. Ведь даже к Раю он не смог привязаться так, как к этому человеку. Даже через сотни лет Ситри не в силах забыть его образ, повадки, взгляд и запах. Неужели Уильям такой же? Этот заядлый реалист? Да быть не может. — Ситри Картрайт, ученикам запрещается сидеть на подоконниках, а печенье я изымаю, — староста оказался лёгок на помине. — Уильям, почему ты всегда настолько строг? Соломон же не был таким, — будто промурлыкал Ситри, настолько был сладок тембр его голоса. Падший всегда считал, что Уильям не может быть тем Соломоном, которого он знал. В этом он был прав, ибо Твининг отличался от царя Израиля, но в повадках был схож с ним. Соломон любил молоко, и Уильям его обожал. Соломон почитал знания, а Твининг был буквально влюблён в науку. Чем больше Ситри смотрел на молодого избирателя, тем больше находил мелких сходств. Ему нравилось наблюдать за ним. Это приносило демону... Удовольствие? Он сам не мог сказать точно. — Соломон то, Соломон сё… Почему вы постоянно сравниваете меня с ним? — Если ты — он, то ты должен вспомнить, — Ситри наконец-то слез с подоконника и наклонился к Уильяму, а тот покраснел. — А если я — не он? — Твининг вопросительно поднял одну бровь и отодвинул от себя демона. — Ты смешной, избиратель, — Ситри как кот юркнул, обходя Уильяма и оказываясь сзади него. — Ты пахнешь как он. За всю свою жизнь я больше не встречал именно такого запаха, — падший ангел скользнул кончиком носа по волосам Твининга, вдыхая аромат. — Уйди, демон, — отстранился тот. — О, ты признаёшь, что я демон, — Ситри улыбнулся. — Даже и так, ты состоишь из атомов, согласно… Ситри не выдержал и легко поцеловал Уильяма. Будучи демоном похоти, он не видел сначала в этом поцелуе ничего из ряда вон выходящего. Он всего-то хотел заткнуть избирателя, чтобы не слушать его научные бредни, но демон сам не заметил, как увлёкся. Что-то тянуло. Он уже хотел просунуть свой язык, дабы углубить поцелуй, но Уильям вырвался. — Ч-что ты сейчас учудил? — Твининг сильно покраснел и был испуган подобными действиями. — Тебе не понравилось? — съязвил Ситри. — Да как ты можешь? — стал было орать Уильям, но тут из неоткуда появился Данталион. — У вас что-то произошло? — спросил он. — Ничего, — выдавил из себя староста. — Мне пора, — сообщил Ситри, как ни в чём не бывало, но перед уходом шепнул Уильяму на ухо. — Люблю твой запах, Соломон.