Бабушка пирата

Рында, снятая с португальской канонерки и прибитая теперь над плитой, звонко пролаяла четыре склянки. — Чарли! Шоб ты был здоров, ходи скорей до хаты! — с лёгкостью заглушил её пронзительный голос пожилой леди. — Бабуля, я пьян?! Вообще-то со вчерашнего утра ни в одном глазу, но прошлое обладателя еврейской бабушки — вещь непредсказуемая. — Нет, ты хочешь кушать! Вэйн взбежал на крыльцо, нарочно стараясь громче топать сапогами. Тех, кто подкрадывался неслышно, бабуля имела привычку охаживать чем под руку попадётся. Сейчас, судя по аппетитному аромату из окна, под рукой у неё находилась раскалённая чугунная сковорода. — Рибу купил? — в первую очередь мадам Вэйн всегда думала о деле. Чарльз протянул ей упитанного марлина четырёх футов длиной и поспешил сунуть ладони под рукомойник. Тех, кто пытался сесть за стол с грязными руками, бабушка переубеждала под дулом пистолета. — Свежая? — мадам Вэйн придирчиво заглянула марлину в жабры. — Живая! — Я таки тоже живая! — едко усмехнулась золочёным ртом бабуля. — Садись уже кушать, шоб ты сдох, ты должен поправиться, пока на суше! На столе уже исходила паром тарелка салмагунди — сегодня с жирной говядиной и бататом. Вэйн жадно забросил в рот несколько ложек, заел куском хрустящего ржаного хлеба и отхлебнул из кружки рому. — Чарли! — У? — Смотри, шо бабуля тебе связала! Да не руками смотри, висельник, щас опять мыть пойдёшь! Глазами смотри, видишь, какой тёплый? — Опять серый? — разочарованно оглядел новый тельник капитан «Бродяги». — Бабуль, ну свяжи хотя бы красный, как у Барта! В абордаже кровь будет не так заметно. — Ага, и коришневые штаны — в абордаже тоже пригодятся! Ты таки ещё симфонический оркэстр заведи на борту, шобы тоже было как у Барта! И скажи дяде Мозесу с Тринидада, шобы не побирался у благородных донов, а зарабатывал уже на жисть порядочным разбоем в лице дирижора всех этих лабухов! — Бабуль, да при чём тут дядя Мозес? — А при чём тут кровь при абордаже? Ты же ж рэжешь глотки, как я мангу в это шлёмагунди, сам потом красный, как англичанский мундир нового образца, и ещё шо-то говоришь за меньше заметно! Шобы кровь было незаметно, надо не рэзать, а душить, а кто у тебя на борту умеет душить, кроме жябы на то, шоб завести кока, который не мешает мясное с молочным, вместо твоего мамзера? — Я знаю, к чему ты клонишь, — ржаная корочка хрустнула в руке пирата. — И в команду тебя не возьму. Мне хватает на борту одной… — Ну, кого? Давай, скажи мине: кого?! Шо ты Джеки завидуешь, потому шо Анютка за ним заботится, как я за твоим папой, это уже каждый попугай знает! Вот — мужчина, я понимаю! Девушку к работе пристроил, в бизьнес вложился, она ему скоро рижиков нарожает, а твоя Норка так и водит вокруг да около? Сегодня тебе даст, завтра этой своей черноглазой, послезавтра вообще при себе придержит! Тебе нет или стыдно, Чарли?! — Бабуля, не беремени мне голову, — рыкнул Вэйн и начал подниматься из-за стола. — Элеонор… — Шо Элеонор? — бабушка положила руку на сабельную рукоять, и внук резко сбавил тон. — Шо она тебе ни носка, ни раны заштопать не умеет, потому шо у ней папаша джентльмен? Кто у тебя на абордаж самый первый лезет, ну? Правильно — Анютка! Умничка девочка, ей шо салат порэзать, шо испанца, всё руками умеет! А эта фря шо может? Наводку дать? А я тебе сколько раз говорила, давай напишем дяде Эйбу в Гавану, он тебе срисует распейсание всех купцов до конца года и комиссии не попросит. Чарли, мальчик мой, ну как так можно-то? Ты жэнщину хочешь иметь или калошу? — Почему калошу? — не выдержал Вэйн. — Потому шо ты со своей Норкой как с ней обращаешься! Сверху чёрно, внутри красно, сзади подошёл, два раза сунул и пошёл! Ну неужели тебе от жэнщины только того самого надо?.. — Всё! — капитан «Бродяги» резко поднялся и бросил ложку в опустевшую тарелку. — Спасибо, бабуль, было вкусно, но я пойду. Сегодня ночью поднимаем якорь. Старушка замолкла, как отрезали. — Тельничек-то возьмёшь? — застенчиво спросила она. — Ну конечно, — пират шагнул из-за стола и щетинисто чмокнул седенькую макушку. Мадам Вэйн тут же засуетилась: — А вот наручи новые ещё возьми — видишь, с какими заклёпочками? А вот на буканчика кусок, скушаешь по дороге! А вот яблочки, родной, яблочки мытые, кисленькие, целый бушель — ребят угостишь, шоб бились веселей! А вот свинчику, свинчику возьми, из чего пули лить-то будешь? — По хозяйству надо чего? — уточнил Чарльз. — Что поправить, вскопать, повесить, прибить? — Кока своего повесь, заботничек ты мой, — умилённо шмыгнула носом бабушка, обнимая внука. — Ну или прибей, ты капитан, тебе виднее… Как он трефным ребят твоих пичкает, глаза бы не смотрели… Растроганный Чарльз пообещал ей даже это.

***

— Эдичка! — укоризненно говорила мадам Вэйн уже на закате, когда рыжее солнце дотянуло тени мачт в гавани почти до подножья форта, — а шо твой Изя ходит мимо и таки совсем не здоровается? Вы разве поссорились? — Или! — отрывисто буркнул Чёрная Борода, сунул в титульный элемент лицевой растительности горлышко бутылки и стал пить. Ему было совестно за невежливость команды. — А то, шо этот Изя имеет каких-то делов с Флинтом, никого не наводит на определённые мысли? — Ой, Беня, типун тебе на гарпун! — всплеснула руками бабушка капитана «Бродяги». — Если Флинт ходит к Гатрихе, так не такой уж он и пидорас, и шо бы не иметь с им делов? — А я таки имел слышать, будто Флинт ходит к Барлоу, — возразил Хорниголд. Чёрная Борода отлип от бутылки. — К Барлоу ходит пастор, — значительно произнёс он. — А к Норке ходит Чарли. И с этим надо шо-то делать. Бабуля Вэйн с энтузиазмом закивала и стукнула своей бутылкой о бутылку Тэтча. Хорниголд присоединился. — Тогда напрашивается мысль, шо Флинт ходит не к Норке, а к её ниггеру, — и в ответ на недоуменные взгляды собутыльников ёмко резюмировал: — Потому шо пидорас!