«Кто не может взять лаской, тот не возьмет и строгостью». © Антон Павлович Чехов.
Фредерик Майнер совсем не удивился, когда тем же вечером его слуга сообщил о появлении королевы Адрии. Он знал, что девчонка задумается над его словами и примет правильное решение. — Приветствую вас, — с трудно скрываемой ухмылкой сказал мужчина, поклонившись жене своего племянника. — Добрый вечер, милорд, — кивнула Адрия в ответ. Она с любопытством оглядывала комнату лорда Майнера. Здесь не было ничего лишнего, только необходимое, и все находилось на своих местах. Непрочитанные свитки аккуратной стопкой лежали на левом углу стола. Книги на полках также были расставлены в строго определенной последовательности. Фредерик был человеком практичным и уверенным в себе. И порядок в комнате был тому доказательством. — Думаю, нет смысла в лишних церемониях, — королева удобно устроилась в кресле. — А значит, перейдем к вашему предложению. — Так вы готовы принять его? — он скептически изогнул бровь. — А разве мой визит не говорит об этом? — ее губы изогнулись в усмешке. — Но у меня есть одно условие: Эдрик должен жить. — Исключено, миледи, — Фредерик решительно покачал головой. — Не быть вам регентом при живом еще короле. — Но я не намерена пачкать свои руки в крови, — настаивала она. — А вам и не придется. Все сделают за вас, — заверил ее Майнер. — Нельзя взойти по лестнице, что залита кровью, — парировала Адрия и предложила:. — Объявим короля безумцем и отправим в отдаленную резиденцию. — Золотая корона Эверона и без того вся в шипах, отравляющих всех, кто когда-либо надевал ее, — ответил он. — Вы еще не раз столкнетесь с подобным. Милосердие неуместно, Ваше Величество. — Быть может, милосердие — и не моя добродетель. Однако, что скажут люди? А мои потомки? Если я собираюсь вести королевство к золотому веку процветания, то почему же в начале своего правления поступлю, как варвар? — Адрия посмотрела на своего собеседника. — Найдите другой способ возвести меня на престол, милорд.***
Минерва так любила ранним утром выходить в дворцовый сад. Каждый день она гуляла меж аккуратно подстриженных кустов и шумных фонтанов. И преимущественно босиком. Ей нравилось чувствовать еще сырую от росы траву у себя под ногами, ощущать освежающую прохладу просыпающейся ото сна природы. Фрейлины, назойливо преследовавшие ее, поначалу удивлялись странным особенностям своей госпожи, но вскоре привыкли. А вот Леонат Вейнворт, следивший за каждым шагом молодой принцессы по приказу ее матери, никогда не задавал вопросов. Он лишь выполнял свою работу. Прошло два месяца со дня смерти Филиппа Маркелла. И многое в жизни принцессы Минервы кардинально изменилось: она больше не ездила на охоту со своими братьями, не играла в карты с отцом, не прогуливалась с ним часами по замку или саду, не делилась впечатлениями о новой прочитанной книге. Но еще больше принцессу удручало то, что она стала меньше общаться и видеться с Дорианом. Молодой король был занят своими новыми обязанностями. У Минервы не было никого ближе Дориана. Бренн — тихий, молчаливый, одинокий. Он любил проводить дни в компании собственных мыслей и старинных книг. А Эвмент зачастую вел себя, как мерзкий мальчишка. Он не чурался подставлять старших братьев или сестру. И, несмотря на все свои отвратительные поступки, все равно оставался любимчиком Софии. В детстве Филип все время пытался втолковать своим детям, что они — семья, единственные близкие друг другу люди на этой земле. Они должны всегда бороться друг за друга. С годами, видя, как сильно отец расстраивается, становясь свидетелем их стычек, принцы и принцессы пришли к выводу, что они могут ссориться и за пределами комнат Филипа. Он думал, что они связаны крепкими узами, но на деле же их не объединяло ничего, кроме происхождения и взаимных упреков. И, конечно, в большей степени Эвмент всегда противостоял старшим братьям и сестре. С Дорианом Минерва была близка, могла делиться с ним своими секретами и переживаниями. А Бренн был слишком отстранен и молчалив, чтобы предъявлять ему какие-то претензии. Они, имея общих родителей, были чужими друг другу. А Минерве всегда хотелось иметь дружную семью. И пусть они могли бы ссориться, но когда дело касалось бы семьи, то все четверо боролись бы друг за друга до конца. — Ваше Высочество, мы должны вернуться во дворец, — сказал Леонат, подойдя ближе. — Вы же помните, ваша матушка пожелала пригласить вас на аудиенцию до завтрака? — Как можно об этом забыть? — со вздохом отозвалась Минерва. — Ты ведь всегда выполняешь приказы королевы. — Я рыцарь Ее Величества. Я давал присягу. Это мой долг. — Но ты мой телохранитель, — она с вызовом посмотрела на молодого человека. — Разве ты не должен служить мне? — Я обязан служить короне, принцесса. Но, как ваш телохранитель, я, в первую очередь, забочусь о вашей безопасности. — А если я скажу, что хочу покинуть дворец втайне от матери? — она скептически изогнула бровь. — Например, посетить ночной Нобилисс или же лес Дубб-Эйл? — Город слишком опасен в ночное время, а мрачный лес — в любое время суток, — быстро ответил он. — Но если вы пожелаете посетить одно из этих мест, то я непременно буду сопровождать вас. А если отдадите приказ молчать об этом, то я ничего не сообщу королеве — если не произойдет ничего такого, о чем она должна будет знать. Минерва улыбнулась в ответ. Она не ожидала проявления такой верности со стороны своего телохранителя. Быть может, она слишком плохо думает о нем? За разговором принцесса не заметила, как они дошли до дверей, ведущих в личные покои вдовствующей королевы Софии. Поклонившись своей госпоже, Леонат постучал и, когда послышался недовольный голос в ответ, открыл двери, пропуская принцессу в комнату. Мать, как и всегда, сидела за своим письменным столом, погрузившись в какие-то, очевидно, очень важные бумаги. — Доброе утро, матушка, — решилась Минерва первой нарушить тишину. София лениво подняла на нее взгляд ледяных глаз, не выражавших ничего, кроме самоуверенности и высокомерия. — Вы желали меня видеть? — Проходи, милая, — вдовствующая королева жестом указала на кресло. — Ты снова гуляла босиком? — спросила она. — Ты же знаешь, что мне это не нравится. — Я об этом забыла, — Минерва опустила взгляд. — Как и вы забыли о том, что Клеон — мой будущий супруг, когда сослали его домой, в Западные земли. София смерила дочь недовольным взглядом. В тот день, когда Филип оставил этот мир, она, вопреки ожиданиям семьи, была более обеспокоена тем, что ее дочь провела больше часа наедине с сыном Никлауса. Когда Минерва была всего лишь племянницей короля Ричарда, самое большее, на что она могла рассчитывать — это стать леди Дейномен. Но сейчас, будучи дочерью умершего короля и сестрой молодого правителя, она могла бы стать королевой одного из соседних государств. У ее дочери есть все задатки мудрой и достойной правительницы, кроме одного: она слишком сильно привязана к этому кучерявому мальчишке Клеону. — Я сделала это лишь из лучших побуждений, — София выпрямилась. — Ты могла навредить своей репутации. — Но он же мой жених, — не унималась Минерва. — Что в этом предосудительного? — Все может измениться, моя дорогая, — девушке совсем не понравилась улыбка, с которой мать произнесла это. — Ну, а сейчас к делу, — София махнула рукой одной из своих фрейлин. — Будьте добры, принесите подарок для принцессы, — Минерва удивленно посмотрела на мать и нетерпеливо заерзала на стуле. Через минуту фрейлина вернулась, держа в руках клетку с золотыми прутьями, внутри которой сидел черный ворон. Он внимательным взглядом изучал новую для него обстановку. Поставив подарок на стол, фрейлина, по приказу своей госпожи, поспешно удалилась. — Птица? — Минерва вопрошающе посмотрела на Софию. — Но зачем? — Его зовут Элавер, — мать открыла дверцу и позволила птице сесть на ее руку. — Береги его. — Но зачем он мне? — Минерва с недоверием посмотрела на нового питомца. — Ты обижаешь Элавера, — София поджала губы. — Ты же знаешь, что черные вороны священны для нашей семьи, — с нажимом произнесла она. — Ты же помнишь это? — Жизненная сила этих птиц подпитывает нашу магию, — смиренно повторила Минерва. — Я помню. Но я не хочу более заниматься этим. София напряглась и, резко выпрямившись посмотрела на дочь внимательным, испытующим взглядом. — Отец бы не хотел этого. Я должна отказаться от магии в память о нем, — пояснила девушка, не опуская головы. В такие минуты она всегда старалась отвести взгляд, не смотреть в пронзительные глаза матери. Она проявляла слабость. Но сейчас Минерва не позволит себе этого. Хоть раз надо доказать Софии, что она сильная. — Хочешь повторить судьбу своей бабки? — презрительно скривившись, наконец, выдавила из себя вдовствующая королева. — Она отказалась от магии? И что? Ее жизнь стала лучше? — По крайней мере, тьма не опустошила ее душу. — Все это домыслы Филипа! Он ничего не понимал в этом! — рассвирепела София, вскочив с места. — Не будь глупой, Минерва! — Я не хочу этого, матушка, прости, — принцесса поднялась с кресла. — Спасибо за подарок, но вряд ли он мне понадобится, — она двинулась к дверям. — Увидимся за завтраком, миледи, — и поклонившись, вышла из покоев матери. Несмотря на то, что теперь королем являлся Дориан, семейные традиции Маркеллов остались неизменны: королевская семья всегда собиралась в малой столовой для принятия пищи. Но сегодня за столом царила непривычная для этих стен тишина. София и двое ее старших детей были погружены в собственные мысли, Бренн и Эвмент тоже сидели молча — меньше всего они желали навлечь на себя гнев матери. После разговора с Минервой София была настолько зла, что не заметила, как спустя десять минут после ухода дочери в покои вошел старший сын. — Я столкнулся с Минервой в коридоре, — сообщил он. — Она все еще опечалена смертью отца? За бесконечными делами и новыми обязанностями правящего монарха, Дориан не успел оглянуться, как прошли два месяца со дня смерти Филипа. Он был настолько погружен в дела, что времени на скорбь и не оставалось. Но он видел, как тяжело переживает эту потерю его младшая сестра. И как бы Минерва ни старалась скрыть это за учтивыми словами и фальшивыми улыбками, тяжесть ее утраты была велика. — Как я могу облегчить ее страдания, мама? — спросил Дориан. — Со временем она переживет это, — отмахнулась София, продолжая смотреть в окно. — А вот ваших слез, миледи, я не видел с того дня, как отец закрыл глаза в последний раз, — осторожно заметил молодой король. — Мой дорогой сын, в моем возрасте перестаешь сожалеть. Если бы я горевала обо всех потерях в своей жизни, только это бы и осталось. Но я не должна забывать о своих обязанностях, — с улыбкой ответила мать, все-таки подозрительно взглянув на старшего сына. Она и без того была обеспокоена поведением и словами дочери — вот только проблем с сыном ей еще не хватало… — Вы слишком усердствуете в своих обязанностях, матушка, — серьезным тоном произнес Дориан. — Не забывайте, что вы более не королева, — губы Софии дрогнули. — Вы лишь мать короля. — До тех пор, пока рядом с тобой на троне не будет сидеть достойнейшая из всех леди, я продолжу заниматься своими обычными делами, — серьезным тоном заверила его мать. Дориан покачал головой. Он любил и бесконечно уважал свою мать, однако считал, что она непозволительно часто вмешивается в его дела, подрывая его авторитет в глазах приближенных. Если София продолжит в том же духе, то в глазах лордов Совета он будет лишь маленьким принцем, которого мамочка посадила на трон и забавы ради надела корону на его голову. — Ты пришел, чтобы испортить мне настроение перед завтраком? — она зло посмотрела на короля. — Поздравляю, мой дорогой, у тебя это получилось. — Уверяю вас, на завтрашнем балу я найду достойнейшую даму нашего королевства, и вскоре она займет трон подле меня, — с нажимом произнес Дориан. Он знал, что этими словами лишь еще больше расширяет пропасть между ними, но выбора не было. Он — король, а София — всего лишь его мать. Ее время прошло. Настал его век. — Как пожелает король, — сквозь зубы процедила София. И вот, после двух неприятных разговоров с детьми, София, как и прежде, сидящая по левую руку от короля, невидящим взглядом смотрела перед собой. Есть ей совсем не хотелось. — Я думаю, что следует покончить с этой нелепой традицией, — вдруг нарушил тишину Дориан. — Мы будем собираться в этой столовой только, когда я пожелаю. — Но твой отец считал обеды драгоценным временем для семьи, — тут же запротестовала София, выйдя из оцепенения. — Он был бы недоволен тобой. — Как, впрочем, и вами, миледи, — ответил король, надкусив яблоко. Минерва и младшие братья начали недоуменно переглядываться между собой. Принцессе казалось, что причиной плохого настроения матери является она, но, похоже, Дориан также успел повздорить с ней. — Что ж, Ваше Величество, — София с трудом сдерживала свой гнев, который, подобно огню, с каждой минутой все сильнее разгорался внутри нее. — Вы позволите удалиться в свои покои? — Конечно, — кивнул Дориан. Когда же София подошла к дверям, он вдруг добавил: — Этот бал станет последним мероприятием для вас в замке Тартесс. Уже следующим утром вы отправитесь в резиденцию Маркеллов. Отныне там ваш дом. Женщина ничего не ответила, но просверлила затылок короля разъяренным взглядом. Когда же двери за матерью с силой захлопнулись, Дориан также вскочил и выбежал из помещения через другой вход. Остальные наследники, молча переглянувшись, отодвинули от себя тарелки. — Что между ними произошло? — нахмурившись, спросил Бренн. — Не знаю, — повела плечами Минерва. — Но, думаю, сегодня не стоит лишний раз попадаться на глаза матушке. — А лучше и вовсе не выходить из своих покоев, — хмыкнул Эвмент. — Эта война куда опаснее всех тех, которые видели страницы нашей истории. Несмотря на обещание, данное Минервой самой себе — не встревать в конфликт между матерью и братом — природное женское любопытство взяло верх, и после обеда она пригласила Дориана на прогулку в дворцовый сад. — Что произошло между тобой и матушкой? — аккуратно и ненавязчиво спросила сестра спустя полчаса после встречи. — Она унизила меня в глазах моих подданных, — выпалил Дориан. — Сделала назначения на должности. — Ты хотел видеть других людей? — Как раз наоборот, — усмехнулся молодой человек. — Но она подписала указ. Не я. — Матушка не уведомила тебя, — понимающе кивнула Минерва. — Обошла стороной. Тогда твой гнев справедлив. — Она привыкла к своей роли. Отец уступал ей, ибо не был королем по крови, — со вздохом ответил Дориан. — Но ей придется привыкнуть к этим изменениям. — Эвмент будет ужасно разочарован, если ты отошлешь матушку, — с усмешкой отозвалась она, взяв брата под руку. — Он так к ней привязан. Но, надо признать, все мы будем по ней скучать. — Я всегда могу отправить Эвмента с ней, — хитро улыбнулся Дориан. — Тогда мы умрем со скуки в этом дворце, — произнесла Минерва, и оба рассмеялись. А тем временем, стоя у окна и сложив руки на груди, София Маркелл наблюдала за оживленной беседой своих детей и никак не могла взять в толк: чем же она заслужила такое отношение к себе? Почему они так боготворили Филипа и никогда не проявляли ничего подобного к ней? Чем она это заслужила?