Обрывки

      Тихий Город ласково гладит Макса по волосам, вздыхает и смотрит... Как на тяжело больного, но горячо любимого ребенка. Макс любит его, пусть под этой сияющей глупой маской, Городу все равно, главное - любит.       Ему очень сложно было вылепить переливчатое море, красноватый воздух, струящийся между пальцами, сложно было выудить из этой почти в кашу перемолотой головы крупицы ощущений Хумгата, но Город делает это, день за днем, из года в год, вечность за вечностью. Он выстраивает многоэтажные игры, пускает по второму кругу всю Максову жизнь - эти сорок лет можно поставить на реплей, перемешав людей с событиями, и тогда, тогда...       Тогда человек будет смеяться и плакать, и лучиться счастьем, перебирать драгоценные свои мгновения как сокровища укумбийских пиратов, и его глаза за веками будут сиять словно внутренности пирога Чаккатта.       Город любуется на свою прелестную игрушку, ветром через распахнутые окна тянется к холодеющим пальцам.       ...сквозняки в гостиной, и никто не закроет окна - лень, да и примета плохая...       У Макса чуть подрагивают ресницы. Тихий Город заливает его глаза приторным золотым медом из чана, склеивает веки, позволяет меду течь вместо соленых слез. Ни к чему горечь и соль, будет только сладость, тягучая бесконечно, текучая, пряная и терпкая.       ...и кому-то снова удалось затащить меня в "Мед Кумона", хотя, казалось бы, клялся - ни ногой...       И сознание, растворенное в городе, смешанное с перемолотыми в пыль тротуарами, сплавленное с чужими рассказами из-за барных стоек, это сознание, растерзанное и разбитое, совсем не сопротивляется. Макс увлеченно скачет по светящимся мозаичным мостовым, хохочет, спит - когда вспоминает, что нужно спать, и видит такие же сваренные в крепком бреду цветастые сны.       Скоро - сам поднимает голову, почуяв тягучую тяжелую сладость совсем рядом, распахивает слепые глаза, смеется.       Сломанное сознание увлеченно играет в предложенную игру, сворачиваясь само в себя, пожирая само себя как мозаичный Уроборос. Как оказалось, нет ничего вкуснее собственного хвоста.       Максу, там, в этих безумных осколках, чудится жизнь, и этот промозглый сквозняк Тихого Города он принимает за ветер Ехо. У Макса всегда на отлично работало воображение.       Некстати вспоминается фраза Лойсо о галлюцинациях овоща в желудке неведомого существа.       Макс медленно переваривается.