Ей навсегда восемнадцать. Ему казалось, что она всегда была и будет такой же мягкой, теплой и искренней. Вечно встречала его с радостной улыбкой, никогда не грустила, не плакала; он ни разу не видел её злой, разъярённой или с красными пятнами под глазами.
И больше не увидит.
Леви мягкими шагами направился к окну и задернул шторы. Светало.
Ей пятнадцать, ему двадцать девять.
Петра смотрела на капрала полными восхищения глазами: ей, казалось, до сих пор трудно было поверить, что он принял её в свой элитный отряд. Бодро становится по стойке "смирно", не сводя глаз с Леви.
Тёплая улыбка, волосы похожи на солому, какого-то странного цвета абрикоса. Новенькая форма разведотряда, руки по швам, сзади ещё не запылённый плащ с фирменной эмблемой. Леви фыркает, проходя мимо. Она ободряюще улыбается уже который раз за этот день.
Слышно медленное, размеренное дыхание капрала, и немного сбившееся дыхание новенькой. Твёрдым шагом Леви проходит по брусчатке, не оборачиваясь. Мимо Гюнтера и Эрда. Мимо Оруо. Мимо удивлённой новенькой, которая, видимо, уже не улыбается.
На город опускается тихий, неспешный вечер. Леви отодвигает новые стулья, которые недавно прибыли из штаба; опилки неприятно режут кожу. Новенькая тут: пытается чем-то помочь и без перерыва болтает, болтает и болтает... Капрал начинает раздражаться, он готов уже разругаться с ней... Как её там? Точно, Петра. Рал. С Рал он почти поругался.
Эрд приносит дымящий чайник с ароматным напитком. Рал смеётся, твердя про чай и про что-то ещё. Злость, как улетучилась: ему не терпелось попить чаю. Он слишком дорожил такими тёплыми, приятными вечерами, чтобы тратить их на неугомонную девчонку.
Леви задумался и не увидел предмета, летящего на пол и разбивающегося в дребезги. От резкого звука капрал обернулся, но не заметил ничего, кроме осколков совсем новой керамической чашки. Со злостью отодвигает стул и бросает холодно-бессменное:
— Рал, ты убираешь.
— Но почему снова я?! Я же была в прошлый раз и в позапрошлый, — Петра считает на пальцах. — Почему, капрал?
— Я сказал, значит, сказал. — За ним скрипя, закрывается дверь. Рал со вздохом оборачивается к другим, но они словно не замечают её взгляда, и она с ещё более тяжёлым вздохом начинает убирать режущие пальцы осколки.
Ему тридцать, ей шестнадцать.
Ярко-алое солнце озаряет небо, но почти мгновенно уходит за тучи. Тёмно-серые, в утренний час они заполняют небо: будет дождь.
За год знакомства с Рал Леви почти привык к ней: во всяком случае, она больше не раздражала его, как раньше. Они вместе ездили на задания, выезжали за стену, сражались с титанами; он привык каждый раз созерцать её абрикосовые волосы, похожие на солому, губы, растянувшиеся в улыбке. Привычное выражение лица. Форма запылилась, эмблема отвалилась. Сапоги не блестят, но даже при этом Петра остаётся той же Рал, что и раньше. Снова то же самое привычное для неё выражение лица и фраза: "Капрал?".
И снова вечер. Дождь моросит весь день, нагоняя на город уныние и беспокойство. Жители предпочитали отсиживаться по домам, пить чай и отдыхать, но даже в такую погоду капрал выгнал их на генеральную уборку. Они трудились не покладая рук: очистили весь штаб так, что он практически блестел. И снова, уставшие, уселись вечером за стол.
Привычные россказни, анекдоты, сплетни. Полуулыбка застыла почти на всех лицах, а иногда кто-то и срывался на хохот. Кроме Леви, естественно. И вдруг, тоненький, как лучик солнца, голосок:
— Капрал, а помните, как мы с вами познакомились?
Леви удивленно поворачивается: "А как же?". Рал, кто же ещё.
— А вот я помню, — продолжает Петра. — Вы тогда что-то сильно холодным были. Я уже подумала, что-то не так. А оказалось, вы всегда такой...
Капрал молчит. Немного неловко обсуждать такое со своей подчинённой, даже будь это Петра Рал. Её любили везде. Везде, где бы она не находилась. Волосы, похожие на солому, такой приятный голос и имя, и...
Капрал мысленно одёрнул себя. Нет, он не влюбился, ничего такого, но ведь
что-то было...
Петра смеётся, что-то доказывая Оруо. Горло Леви обжигает горячий напиток — чёрный чай, как он и любит, всегда любил. Петра раскладывает карты на столе, в такт раскачиваясь на стуле. Леви удивлённо смотрит на неё, как будто видит в первый раз. Да нет, она все та же: никогда не грубит, как и сейчас, милая, вежливая... Добрая.
Ей семнадцать, ему тридцать один.
И снова спешка. Петра просыпается очень рано: Леви даже не знал об этом, потому что всегда вставал позже неё. В этот раз капрала разбудил приятный запах жареного мяса и картошки. Он быстро встал, оделся и направился прямиком на кухню. А как же, кто же ещё — Петра. Единственная девушка в отряде, единственный человек, который умеет нормально готовить.
Сегодня у них по плану выезд; Ирвин чертит пути для освобождения стены Марии. Вкусная еда отгоняет остатки сна, и, когда последняя крошка была дожёвана, они выдвигаются.
День обещал быть хорошим. Погода была то, что надо: не сильно холодно, в меру, на небе ни облачка. Честно говоря, им даже ни одного титана не встретилось, а тех, кто попался, убили относительно быстро. Вот и возвращение — снова родной штаб, постель, горячая еда и нормальный сон.
Петра снова хозяйничает на кухне, напевая незамысловатую песенку себе под нос, но капрал уже не чувствует к ней раздражения, скорее, наоборот. Какое-то неведомое ему раньше чувство, что-то...
— Капрал! Еда остынет!
Она навсегда запомнилось ему такой: простой, незамысловатой. Волосы, похожие на солому, взлохмачены; Рал радостно улыбается, словно это — рай, и она в нём госпожа.
Снова вечер и снова чай. Отодвигаются стулья, и комната наполняется радостными голосами. Среди всех них Леви всё равно мог различить её тонкий голосок.
На ум ему неожиданно пришли события первого вечера с Петрой. А что, если бы всё было иначе? Что бы тогда изменилось?
Грохот. Капрал с изумлением смотрит на остатки чашки в Петриной руке и, почти не задумываясь, поднимает осколки. Петра провожает его удивлённым взглядом: раньше такого не было. Все в минуту, словно по приказу, замолкают, и следующим звуком был скрип закрывающейся двери.
— Капрал! Я тут уберусь... Ладно? — краснеет Петра.
Ему тридцать два, ей восемнадцать.
Леви смотрел на неё с изумлением. Петра, она... Нет! Этого просто не может быть!
Петра, такая мягкая и теплая, Петра с волосами, похожими на солому, и улыбкой на лице, она не может... Быть... Мертвой!
Но злой рок господствовал. Петра, к которой он привык, Петра, которая порой его раздражала, была... Мертва...
Руки сами собой опустились, а глазам стало влажно. Нет, это не она, это кто-то другой! Это не может быть Петра. Он так привык к ней, к её радостному голосу, что воспринимал её практически... Бессмертной...
А Петра улыбалась. Даже сейчас, в такой момент, когда осталось жить ей совсем ничего, она улыбалась. Улыбалась, чёрт возьми!
Капрал подлетел к ней, девушка что-то шептала. Слёзы градом покатились по его щекам, он до сих пор не верил в злой рок. Ну, зачем?! Почему?! Почему он взял её на это задание?!!
Петра что-то шептала, но Леви практически ничего не слышал, кроме биения её сердца. Пожалуйста, несколько минут, Петра!..
– Леви...
Она впервые обратилась к нему по имени. Он с маской горечи на лице обернулся к ней, не скрывая своих чувств. Даже протянул к ней руки, но она...
– Леви...
Глаза медленно закрывались, и дыхание останавливалось. Нет, нет, нет! Это не Петра! Это не...
Но в глубине души Леви понимал, что так рано или поздно должно было случиться, она должна была пасть в бою, как герой.
– Петра, ты слышишь меня! Петра!..
Он в последний раз взглянул на то место, где лежала она. Его Петра... Он же, чёрт возьми, любил её!
Распростерлась под деревом, лежащая в луже собственной крови. Петра улыбалась, с улыбкой встречала Смерть, как старого друга.
Леви с ужасом смотрел на неё, такую беззащитную... Ей же только восемнадцать! Восемнадцать!
И тьма.
***
Очнулся он уже на коне. Сначала Капрал не понял, где он и что произошло, а затем... События словно повернулись к нему во всем плохом ключе.
На глаза навернулись слёзы. Это повторялось снова и снова. Он снова и снова терял близких ему людей; они умирали в бою за него, в то время, как
он должен был умереть. Они спасли его жизнь и понимали, что никогда уже не смогут увидеть восход солнца.
Волосы какого-то абрикосового оттенка. Улыбка на всё лицо. Смеющиеся глаза, форма разведотряда и неизменный плащ. Такой он её запомнил на всю жизнь, навсегда.
***
Ему тридцать три, ей восемнадцать. Ей навсегда восемнадцать. И сегодня её День Рождения.
Леви тыльной стороной ладони утер слёзы, навернувшиеся на глаза. Глубоко вздохнул и зажег свечи. Почти все сразу потухли, кроме одной, которая продолжала гореть.
Это была его память о Петре, которую он не забудет никогда. Соломенные волосы, улыбка и добрые глаза. Форма разведотряда.
Она больше не обратится к нему с поручением и просьбой. Он больше не увидит её улыбки, которую она не прятала, а выставляла напоказ. Но для него у неё всегда была своя улыбка — особенная.
