Инкубчики Даттеко

      Злобно пиная по мостовой мелкую демоническую шушеру, скрипя зубами и проклиная всех дохлых старейшин с высоких гор, Футакучи уныло плёлся по извилистым улочкам квартала. Отовсюду слышался пьяный гогот, сладострастные охи и ахи — адская «кухня» разврата процветала, как и всегда, и от этого у Футакучи кошки на душе начинали скрестись энергичнее.       — Тупица Камасаки и его подпевалы, — яростно рычал себе под нос инкуб, пинком отправляя очередного мелкого демонёнка в подозрительного вида лужу возле серпентария, в народе известного под именем «Но-ХХХ-Еби», где обреталась конкурирующая «Инкубчикам Даттеко» одноимённая организация. — Почему такое задание досталось мне? Почему я, а не Монива, должен разбираться с новичком? Нашли козла отпущения...       Полчаса назад демона из его родного заведения чуть ли не пинком выставили старшие товарищи, приказав метнуться в другую часть инкубской вотчины и изъять из расселины небытия нового соискателя, а заодно и проверить его профпригодность. И ведь легко сказать такое им, кто на данном поприще уже сто лет в обед трудится без передыху, а каково Футакучи, только сошедшему со скользкой дорожки? По началу, помнится, когда он только появился в «Даттеко», особо неадекватные ведьмы, на шабаш к которым Кенджи отправили для первого задания, вдруг сорвались с цепи с появлением свежего мясца для утех, и разом довели парня до нервного приступа и мозоли на причинном месте. Именно эти события в один момент надолго превратили пострадавшего и физически и морально инкуба в мальчика на побегушках у всего борделя.       С решением «зализывать боевые раны, попутно принося благо “Даттеко”», Кенджи мириться не хотел, пытался дрыгаться супротив приказов старших, но всё было безрезультатно, так что оставалось только скрежетать клыками, выполнять поручения и вести подсчёт одиноких дней разжалованного инкуба.       Ладно, пусть так, по началу Футакучи и правда восстанавливал силы и моральный дух, но теперь, когда он уже давно в порядке, ничего ведь не изменилось! Всё так же носится по поручениям, подрабатывает курьером и стаптывает кожаные сапожки на мостовой возле «Даттеко», зазывая могучих колдунов и ведьм, пожаловавших развлечься. Да где же оно видано, а? Обнаглели семпаи совсем, сели на шею и ножки свесили, вот что! Сколько у Футакучи уже не было клиентов? Даже ведь к человеческим девственникам не пускали, а уж эти просто невинные одуванчики, и дальше поцелуев бы не зашло, но не-е-ет, фигушки! Против Монивы и заразы Камасаки, вставших в позу, — нет, не в ту самую, — не попрёшь! Не сказать бы, что Футакучи отвыкнуть мог или, не дай Сатана, разучиться — тут как с велосипедом: раз влез, а дальше уже по накатанной, но всё-таки... Обидно, что отстранили и загрузили дурацкой работой не по специальности. Он ведь давно в порядке и готов тискать молодых ведьмочек по всем углам, а вместо молодых и упругих тел тискается с толстыми стопками буклетов. Вот же чёрт!       А теперь, в довесок к отстранению, ещё и новичка инспектировать, а уж хуже этого нет ничего в жизни. Может показаться, что нет тут ничего ужасного: много ли инкубам нужно в их демонической жизни с тропинкой, проторенной в одном только направлении? Ничего подобного. Пугать каменным стояком почтенных человеческих барышень и выполнять все интимные прихоти могущественных колдунов — это одно, а инструктировать и сразу же экзаменовать собрата по цеху — это другой разговор. Инкубы не знают усталости, не знают насыщения, не знают любви, могут сколь угодно долго ублажать своего партнёра, питаясь его сексуальной энергией, но при этом не выделяя в ответ абсолютно ничего. Чуете, в чём загвоздка? Грубо говоря, Футакучи, шлёпая по вырвиглазно-розовым мостовым, размышлял о том, что занятия сексом с инкубом примерно равносильны совращению собственного отражения — ни тепло тебе, ни холодно и никакого удовольствия, так бесполезные механические брыкания туда-обратно, ни больше. Впрочем, в душе демона (была бы она ещё, ха-ха), теплилась мизерная надежда на то, что новичок, только прибывший из другого мира, сохранит в себе остаточные крупицы былой человечности. Даже самая крошечная часть этой остаточной человеческой энергии сможет стать пищей для Футакучи, которому предстоит разложить новичка на плоскости и как следует проинспектировать. Оставалось только надеяться на то, что у новоиспечённой твари адской при жизни был большой опыт, неуёмный интерес к сексуальным экспериментам, ну или на худой конец хотя бы раз была ходка в эротические дали — этого вполне было достаточно, чтобы хоть немного порезвиться.       Пока инкуб ворчал на старших товарищей и сетовал на жизнь свою горемычную, жилые кварталы и яркий неон вывесок с сотни публичных домов, набитых доверху куртизанками и куртизанами всех мастей, остались позади. Впереди виднелась только угрюмая темень и чёртова червоточина. Она была словно какой-то дьявольский вокзал с единственным направлением «Оттуда», приносящим с собой в Ад раз за разом новые партии душ грешников, демонов и прочего неугодного святошам хлама. Футакучи остановился на границе квартала и неуверенно вошёл в темноту, боязливо принявшись оглядываться вокруг. За спиной блестел привычный розовый мир, провонявший клубникой и бананом, а впереди унылая блёклость — и кто здесь только додумался разбить пункт приёма-передачи вновь прибывших? Демон медленно шёл вперёд, ёжился, стискивая себя руками, пытаясь согреться хоть немного. Пользы от тех полупрозрачных тряпок, в которые он был выряжен, не было совсем никакой, такая одежда скорее служила для демонстрации всех прелестей, нежели для сбережения тепла. И чтобы не замёрзнуть, нехотя пришлось ускорить шаг, почти вплотную подходя к заветной дырке, возле которой денно и нощно дежурил молчаливый страж, осуществляющий «передачки» с того света в нужные руки.       — Футакучи, инкуб. В «Инкубчики Даттеко» должен был поступить новичок, — хмуро отчеканил Кенджи, снизу вверх глядя на великана. Страж кивнул, обернулся и поманил пальцем стайку чёрных душ-облаков, пасущихся поодаль. Облака послушно поплыли вперёд. Одна из чёрных кучевых подушек из тумана и чёрт знает ещё чего послушно встала перед великаном, словно кошка, метнувшись ластиться к его огромным ладоням. Страж с невозмутимым видом сделал пару загадочных пасов руками, грозно сверкнул глазами в сторону напряжённого до предела Футакучи, ранее не видевшего как формируют демоническое существо, и принялся взбивать пушистое облачко, которое стремительно стало набирать вес. Вдруг потяжелевшее и сменившее оттенок, чёрное пятно медленно поплыло к инкубу, опускаясь всё ниже, вытягиваясь и быстро обретая странную чернильную плотность. Инкуб сделал шаг назад, щурясь и разглядывая, как расплывчатые контуры становятся чёткими, светлеют и, наконец, начинает проявляться вполне определённый антропоморфный силуэт.       — Получите — распишитесь, — хрипло гаркнул страж, подсовывая под когти Футакучи кожаный пергамент, где острым ногтем тут же было коротко выведены инициалы и место работы.       Лихо козырнув, великан мигом отступил в тень вместе со своей оставшейся кучкой облаков, исчезая с поля зрения демона. Инкуб, проводив взглядом это громадное хмурое создание, обернулся, наконец встречаясь взглядом с будущим коллегой.       — Я убью их, убью...       «Встреть новичка», — говорили они.       «Он совсем не проблемный», — обещали они, и теперь перед инкубом стояла белобрысая двухметровая шпала, которая, судя по выражению лица, сейчас сожрёт своего демонического собрата. И как, скажите пожалуйста, такого инспектировать?! Ладно, фиг с ним, что это не суккубка, мужеложство не было в новинку Кенджи, но, чёрт возьми, эта громадина же сама Футакучи вожмёт в ближайшую стену и заинспектирует по полной программе до повторного возникновения той самой мозоли, только уже на совсем другом месте!       Шумно сглотнув слюну и героически собрав в кулак всё, что собрать было возможно, Кенджи неловко кивнул выползшему из небытия новичку, глянув на него с некоторой осторожностью. Он реально был огромный, широкоплечий, выше него самого на голову, хотя Футакучи всегда мог с гордостью хвастнуть тем, что ростом он выше среднего, но на фоне этого парня инкуб казался хрупким мальчиком-цветочком, особенно в таких летящих тряпках, едва прикрывающих его срам.       Пялясь друг на друга, инкубы стояли молча, будто бы ведя какую-то ментальную войну. Первым сдался Футакучи, решив, что стоит таки выкинуть воображаемый белый флаг и для начала познакомиться. Деться от этого типа он уже никуда не сможет, да и деть его тоже — поди-ка спрячь такого верзилу.       — Ты... Имя у тебя есть? — разглядывая хмурую мину новоиспечённого демона, поинтересовался Кенджи. Новичок молчал и увлечённо прикидывался тумбочкой, плотно сжимая губы и во все глаза, не моргая, таращась на коллегу. — Эм... Ты меня понимаешь? По-нашенски шпрехаешь, нет? Моя звать Футакучи, Фу-та-ку-чи, компренде? — на грани издёвки, да что там — откровенно издеваясь над свежеиспечённым куртизаном, по слогам громко произнёс инкуб. Настроение, последнее время всё чаще испоганенное и опущенное ниже плинтуса, медленно, но верно принялось оживать и карабкаться в гору. Не думал Кенджи, что встречать новенького окажется так интересно, впервые, наверное, за очень долгое время.       Здоровяк, к удивлению и облегчению, кивнул, так же не мигая пялясь на своего собеседника. Кенджи фыркнул и сложил руки на голой груди.       — Ну и слава Сатане, я уж подумал, что ты глухой или ещё что. Экзотику у нас, конечно, любят, всяких извращенцев хватает, но лучше без этого обойтись, — выдохнул Футакучи, разворачиваясь и направляясь на едва различимый во мгле свет развратного квартала. Всё-таки даже недолгое время находиться в темноте ему было неуютно, яркий неон манил и звал к себе, став уже вредной привычкой, от которой никак не отделаться. — Топай за мной и не отставай, дел ещё по горло и прочие части тела. И всё-таки как зовут тебя, новичок?       Незнакомец послушно последовал за ним, не отставал и всё так же играл в предводителя партизанского отряда. Футакучи на такое игнорирование только пожал плечами — да и фиг с ним, не хочет общаться — не надо, не для разговоров они встретились. Попыхтят сейчас часок-другой, исследуя особенности горизонтальных поверхностей ближайшего отеля, и обратно в альма-матер, а там за новенького возьмутся старшие, подвергая переодеваниям, умываниям и дрессуре на клиентоориентированность. А вот Футакучи опять поди достанутся дурацкие поручения. С одной стороны, так даже лучше было: никаких нервов с трусливыми и «не-трогай-меня-там» человеками, которым достаточно почуять, что к ним тянутся шаловливые инкубьи ручонки, как они сразу же начинают вопить «Де-е-емоны!!!» и читать всякие молитвы да заговоры. С колдунами было куда как проще, знали ребята на что шли, и просто предавались разврату от души, отдавая драгоценную энергию, а заодно и платя за услуги. С другой стороны инкубью сущность тоже никто не отменял, а она только и делала, что свербела внутри, требуя похоти да побольше. Однако желание всегда можно было подавлять, потом правда пришлось бы расплачиваться за это, но это уже другой разговор.       От невесёлых мыслей о возможных последствиях воздержания Футакучи отвлёк тяжёлый, но приятный голос, раздавшийся из-за спины:       — Аоне.       — Что? — не понял демон, обернувшись.       — Аоне Таканобу, — смущённо представился здоровяк, всё так же неотрывно пялясь на своего спутника.       — О, ты всё-таки говорящий! — Усмехнулся инкуб, со значительным облегчением вступая на переливающуюся кислотно-розовыми оттенками мостовую; темнота осталась за спиной, так же как и безрадостные мысли о своём незавидном положении. Вот теперь, на знакомой территории, можно было забыть о всякой ерунде и наконец-то делом заняться. — Вот и ладно, теперь посмотрим, что ты ещё умеешь делать. Идём.       Быстрыми шагами направившись к ближайшему отелю, Кенджи остановился на пороге, оборачиваясь и в любезном жесте указывая на вход в дряхловатого вида дом любви. Ни Монива, ни Камасаки не говорили, что проверка должна проходить в «Даттеко», так что какая разница была, где всё случится? Подумаешь, изменят родной организации и порезвятся в недрах конкурирующей, всё равно никто не узнает — отель находился на самой границе квартала, захаживали сюда разве что праздные гуляки и всякие топографические кретины, спутавшие дорогу на центральные улицы. Зато тот интерес, который почему-то вспыхивал при виде Аоне, однозначно не успеет потухнуть, как если бы пришлось топать до родного логова. Новичок топтался у входа, разглядывая лачугу, и то ли не решался зайти, то ли просто не хотел, но все возражения пресёк Футакучи, сцапав Таканобу за руку. Беря его на буксир, он протащил Аоне прямо по коридору без остановки. По пути кивнув хозяину заведения, явно отвыкшему от посетителей, парочка удалилась в ближайшую комнату, громко хлопнув дверью.       В комнате царил уютный полумрак, пахло пряными ароматическими свечами и ещё какой-то возбуждающей дрянью. Посреди этого недоделанного обиталища любви расположилась потрёпанная кровать, зажатая с обеих сторон потёртыми тумбочками, на которых в древнющих масляных лампах лениво перекатывались цветастые шарики. Вокруг ламп, будто подарки вокруг рождественской ёлки, густо были насеяны всевозможные девайсы для увеселения и разбавления необычностями интимной жизни клиентов: от простой смазки и презервативов до внушительного вида игрушек и слишком уж посторонних предметов, которым в чьём угодно организме точно бывать не стоило бы. В целом, было неплохо, пусть и не так как дома.       — Ну что, новичок, пришло время для проверки твоих способностей. Раз уж ты теперь инкуб и быть тебе служащим в «Даттеко», то давай, показывай всё, что умеешь. Начнём с раздевания, — важно объявил грозный экзаменатор Футакучи-сан, с профессорским видом важно дефилируя к широкой кровати, усаживаясь на самый край. Он закинул ногу на ногу, примостился удобнее и кивнул Аоне: — Раздевайся, чего стоишь.       Просить себя дважды Таканобу не заставил. Он коротко кивнул, молча зыркнул на Футакучи и в одну секунду скинул с себя просторный балахон, в котором и прибыл во владение развратных демонов. Футакучи, выпучившись на зрелище, коротко хохотнул и нетерпеливо поёрзал на месте, чем удивил сам себя. Мерзавец пусть и напрочь был лишён всякого соблазнительного очарования, но сложен был хорошо, даже отлично, и голышом смотрелся просто превосходно, что запросто покрыло его полное отсутствие знаний в области стриптиза. Залюбовавшись мускулатурой, светлой, без единого изъяна, кожей и внушительным агрегатом коллеги по цеху, инкуб долго тянул паузу, всё же заговорив через несколько долгих секунд:       — Ладно, не так уж и плохо. Но в следующий раз попробуй сделать это медленнее, просто скидывая одежду на пол ты никого не соблазнишь. Понял? — Аоне послушно кивнул. — Иди сюда, садись.       Футакучи похлопал по покрывалу. Через миг новичок уже сидел рядом, ожидая следующих указаний. Он совсем не стеснялся, выглядел таким собранным и решительным, и это совсем не нравилось Кенджи. Стоило кое в чём признаться: Футакучи, как только прочуял в Аоне остатки человечьей сущности, тут же набросал нехитрый план, в котором всерьёз рассчитывал подмять под себя новичка, сделать из него свой личный рекорд и долгожданную жертву, как следует поизмывавшись над его долговязой тушкой, чтобы тот пощады запросил, ну или просил ещё и ещё, этим своим басом — ни с чем не сравнимое удовольствие. Но плану, кажется, не суждено было сбыться. Та решительность, что завязла всерьёз и надолго во взгляде новичка, всё не давала покоя, несколько стопоря следующие указания к действиям.       — Кхм… в нашей сфере поцелуи не особо ценятся, но уметь целоваться важно, так что давай, дерзай. Поцелуй меня, — нахмурившись, всё-таки выдал Футакучи, решив, что стоит начать с малого — выяснить, так сказать, пробелы в знаниях, а уже потом отправлять недотёпу учиться, если это потребуется.       Аоне упёрся ладонями в кровать, подался вперёд и быстрым движением приблизился, звонко чмокая в губы своего экзаменатора, тут же отстраняясь и начиная пытку щенячьим взглядом исподлобья — ожидал похвалы или ещё чего.       Футакучи оторопело хлопал глазами.       — И это всё? — Хотелось одновременно бесстыдно хохотать и плакать, хотя инкубам слёзы по регламенту не положены, но а как иначе? Это что за детские чмоки были только что, а? — Ты точно инкуб, уверен? Может тебя по ошибке нам прислали?       — Нет, — энергично замотал короткостриженой белобрысой головой Аоне.       — Что «нет»? Не инкуб? — медленно начинал закипать Кенджи.       — Инкуб, — уверенно подтвердил здоровяк, нахмурившись.       Футакучи скрипнул зубами. С каждой секундой ему начинало казаться, что семпаи в очередной раз просто над ним пошутили, развели как маленькую суккубку, просто так, смеха ради. Ну а иначе как ему мог достаться вот этот дитё-переросток? Где там его развратная сущность прохлаждается? На какой глубине в его прекрасном теле она, будь неладна, дрыхнет, когда тут в самом ходу экзамен по совращению? Неужели придётся брать всё в свои руки и делать самому? Демон громко вздохнул.       — Раз ты всё-таки инкуб, то делай всё нормально, вот что! Нужно вот так...       Когтистая пятерня в одно мгновение оказалась на затылке Аоне, пальцы вплелись в волосы и с силой заставили его склониться. На этот раз поцелуй вышел что надо. Долгий и мокрый, сперва неуклюжий и с единичным случаем зубного столкновения, за которое новичок получил весьма ощутимый укус и больше таких ошибок не совершал, послушно повторяя за наставником, который и сам начал входить в раж. Аоне не мялся, не спешил, понемногу увлекаясь самодеятельностью — прикусывал губы Футакучи, ловил его язык, пытался повторить самые сложные финты и всё норовил пощупать кончиком языка клыки своего «семпая», которых у него самого пока что не было. Не сказать бы, что это был самый лучший поцелуй в жизни Кенджи, но определённо плохим его уже назвать было нельзя. Большие ладони новичка через какое-то время перекочевали на чужую спину, царапая когтями лопатки, что только придавало какой-то странной пикантности слишком затянувшемуся уроку.       — Эй... Пока хватит, — кое-как отпихнув от себя тяжело дышащего Аоне, с явной неохотой заключил Футакучи, быстро собирая в голове рассыпавшийся на кусочки план дальнейших действий. Легче всего было перейти к главному действу, а остальное оставить на приятнейшую закуску — это же сколько всякого, да не по разу, можно сделать им с Аоне? О слава, слава инкубской сущности, не знающей усталости в секс-игрищах! — Пока что прочие оральные радости жизни оставим на потом... А теперь... Эй, Аоне, ты... Ты чего делаешь?!       Вот честно, то, что творили руки, губы и прочие части Таканобу, ни сколько не походило на коитус со своим отражением, о котором не давеча, как полчаса назад, мысленно рассуждал демон. И в чём, интересно знать, была причина?.. В остаточной человечности инкуба? В самом Футакучи, ни с того ни с сего зардевшимся как попка павиана, когда его нагло облапили по сокровенному? В дрянных аромасвечах и возбуждающих неуёмное желание испробовать игрушках для больших мальчиков, которые то и дело попадались на глаза? Хрен бы кто знал. Но когда загребущие лапищи новоиспечённого инкуба, несогласного с прекращением приятностей, в одну секунду скрутили Футакучи, а пальцы крепко ухватились за запястья, удерживая их за спиной во всю дрыгающегося Кенджи, служащему публичного дома пришлось не сладко. Точнее, наоборот — сладко, даже слишком. От внезапного применения грубой силы внутри что-то сдавленно по-девчачьи «ойкнуло» и скрутилось в странный ком. Сердце заколотилось, подпрыгивая из пяток к горлу. Возмущался и лягался Футакучи уже на автомате, всё поражаясь тому, что силы у Аоне было хоть завались — он в лёгкую вжал вяло сопротивляющуюся тушку в кровать, подминая под себя.       — Ты какого дьявола удумал, эй? — без особой пользы шумел Футакучи, ощущая как на него наползает непонятное раздражение, досада и... возбуждение. Но как же так, он же тут главный! Это он должен был заставлять Таканобу дрыгаться и протестовать, а теперь они поменялись местами? Ну уж, дудки — так никто не договаривался. Хотя... нет, пока рано об этом. — Эй, Аоне, вообще-то я должен тебя проверять, а не...       Аоне склонился над Футакучи, затыкая его поцелуем. Остаток предложения превратился в бессвязное мычание, которое быстро сошло на нет, сменившись влажными чмоками и звуками дыхания. Когтистые пальцы новичка вспороли едва схваченные швы на лёгком одеянии, сдирая с Кенджи тюлеподобные тряпки. А вот теперь самое время: да, чёрт возьми, да — это было потрясно! И ещё немного странно. Обычно секс с инкубом или с суккубом и правда геморрой ещё тот — достаточно вспомнить хотя бы ту проверочку самого Футакучи, которую ему устроил садюга Камасаки, после которого ещё и Монива добил своими «бусиками», вставляя те и так и эдак, мучая несчастного салагу до помутнения рассудка и рвотных позывов. Вот тогда был настоящий Ад, и плевать что каламбур ужасный, но так оно и было. А сейчас, с Аоне, который яростно терзал губы Кенджи, переходя на шею, где оставались практически кровавые засосы (впрочем, быстро затягивающиеся — спасибо, ускоренная регенерация!), всё было совершенно по-другому. Немного кружилась голова, а взгляд плыл, перед глазами сверкали только огоньки голодных глаз Таканобу и его взлохмаченный в порыве страсти белый чубчик коротко остриженной чёлки.       Футакучи пьяно улыбался невпопад. Ощущать на своей коже крепкие грубоватые касания ладоней было чертовски приятно. Обычно человеческие жертвы никогда не могут коснуться нечистой силы, которой Футакучи являлся во время работы, а прикосновения тех ведьм в начале своей карьеры и помнить не хотелось, но теперь касания кожи собратом-инкубом ощущались слишком уж остро. Мало было возбудиться от одних только ласк руками, поэтому Аоне, как настоящий прилежный ученик, бился изо всех сил, распаляя своего наставника. Горячие губы блуждали по телу, зубы, пока без стандартных демонических клыков, прикусывали кожу, язык широко облизывал места укусов, двигаясь в хаотичном порядке. Всё это было круто, правда, и в какой-то момент Кенджи стало глубоко наплевать, отчего это у него кровь приливает к причинным местам и неудержимое желание отдаться Аоне, словно распоследняя путана — да-да, именно так! — становится всё явственнее и сильнее. Пожалуй, он бы сейчас даже совсем не был бы и против, если новичок закончил лобызаться с его сосками и одним махом поставил в коленно-локтевую, применил бы свой стоящий член по назначению и таки закончил все эти экзаменационные истязания, перейдя к просто приятному времяпрепровождению.       К счастью Футакучи, дылда Аоне оказался ещё и экстрасенсом.       — Да ты хренов телепат, — усмехнувшись, на выдохе прошипел Кенджи, когда сильные руки без всякого предупреждения перевернули его на живот, подцепляя за талию и заставляя встать на колени. По спине пробежали мурашки, когтистая лапа новичка проскользила по спине, опускаясь на поясницу и ниже, не слишком аккуратно проходя по нежной кожице между ягодиц. — С когтями осторожнее будь!       Таканобу послушно кивнул, мягко надавливая и массируя сфинктер подушечкой большого пальца. Первый тяжёлый вздох сорвался с губ Футакучи. Хреновы дохлые старейшины! Как же давно у него не было никого! Наверное, так долго, что он бы и от одного пальца только кончить мог. У-у-у, гады семпаи, они всё, они, так и до импотенции не далеко с таким-то воздержанием! Нет, парни они что надо, не подумайте, но сексуальные лишения для инкубьей сущности — зло, жуткое зло. Не в силах ждать ещё дольше, Футакучи медленно качнул бёдрами, совершенно однозначно намекая на то, что не против более весомого продолжения. Ощущая себя наконец-то в своей тарелке, инкуб почувствовал, что палец исчез, руки Аоне переместились ему на бёдра, а сзади прижалось что-то внушительное и очень горячее. Секунды казались часами, и ждать ещё больше не было сил. Кенджи упёрся о кровать одной рукой, поддерживая равновесие, другой дотянулся до медлящего новичка, самым неприличным жестом ухватывая его за сокровенное. Решив действовать под девизом «Мы и сами с усами!», он приставил головку члена Аоне к своему анусу, медленно подавшись назад. ***       «Присмотри за новичком», — говорили они.       «С ним не будет проблем», — нагло врал заразина Камасаки, чтобы пусто ему было!       И что получилось? Что вышло? Тьфу!       Футакучи зло скрежетнул зубами, клыком прокусывая губу, которая тут же начала кровоточить. Он тихо выругался и натянул одеяло до подбородка, хотя чего теперь? Тем более что Аоне спит. И ещё бы ему не дрыхнуть — за ночь они сделали это столько раз, что Футакучи сбился с чёртового счёта. Проклятая инкубья сущность! Хотя, было неплохо, но то, что его, постоянного сотрудника «Инкубчики Даттеко», раскатали как нефиг делать по всем поверхностям этой грешной комнаты, было ужасно. Расскажи кому Футакучи, что его уделал новичок, только прибывший в эти джунгли похоти и дебри разврата, причём не умеющий до вчерашнего вечера толком целоваться — засмеют же, в самом деле. Вот же дряньство!..       С соседней подушки раздался громкий вздох и причмокивание; Кенджи перевёл взгляд на своего подопечного, понемногу переставая так злиться. Бедолага, кажется, перестарался. Выглядел таким вымотанным, но наконец-то его покер-фейс ушёл куда-то в архивы подсознания, и на лице запечатлелось вполне мирное и довольное выражение. Пальцы сами по себе потянулись к растормошённым светлым волосам, в свете ламп казавшихся розовыми. Странным это было всё: валяться в кровати с другим инкубом после адского секс-марафона и гладить его по голове, при этом получая какое-то особенное, странное и не испытываемое доселе удовольствие. Похожее тепло, только более жаркое, что сейчас угольками тлело внутри Футакучи, было, когда они целовались в первый раз — довольно приятно. Ну ладно, ладно — очень приятно.       Футакучи бы не соврал, если бы сказал, что это было очень круто. То ли воздержание сделало из него хренову нимфоманку в мужицком обличии, то ли всё остаточные человечьи феромоны или ещё что. Хотя никакой энергии Футакучи, конечно же, не извлёк, а значит Аоне точно такой же как и он сам, но это всё технические и неинтересные подробности. Был ещё один вариант. Но он был настолько неправдоподобным и слишком маловероятным, что точно не мог быть правдой, впрочем, Кенджи не стал отметать его сразу, всё-таки подобравшись к нему, отметя около десятка неверных — Аоне для него был особенным. Говорят, у людей так бывает, когда встречаешь кого-то особенного. Ключик подходит к замочку, и полноценная пара просто не может насытиться друг другом во всех смыслах. Это ведь там наверху даже называется как-то по-особенному. То самое запретное слово на букву «Л». Футакучи усмехнулся. Да уж, ну и бредятина у него в башке крутится. Какая нахрен может быть любовь? Ну ерунда же. Если бы в Аду действовали законы как в Средневековье, то инкуба бы сейчас же сожгли на костре как еретика, открывшего нечто запретное и претящее устоям социума. Инкубы не любят. Они просто не знают, что это такое. Но тогда в чём была причина того, что как только этот молчун Таканобу как следует применил к нему силу, крыша демона сделала ручкой и укатила в турне по сусекам владений Сатаны? Как это объяснить?       — Да плевать, — буркнул Футакучи, опускаясь на подушку и сползая под одеяло. Он прикрыл глаза, на секунду лишь взглянув ещё раз на мирно спящего Аоне, попытался выровнять дыхание и заснуть.       Демоны не нуждаются во сне, но сейчас, когда есть возможность полежать в одной кровати с новичком, просто поспать рядом с ним, ощущая тепло тела и чувствуя его запах, пока что только его, самый настоящий, а не этого похабного гадюшника, Футакучи хотел сделать что-то человеческое, давным-давно им забытое.       На утро Аоне проснётся инкубом, уже полноценным, без всяких там посторонних примесей и прочего, и всё это точно закончится. ***       — И что ты хочешь этим сказать, ты, засранец мелкий? Самый умный, что ли? — Футакучи сделал вид, что не слышит и отвернулся от метающего молнии Камасаки. — Эй, я с тобой разговариваю, морду ко мне повернул!       — Да-да, не напрягайся так, семпай, в твоём возрасте это вредно — один раз ты уже помер, второго шанса-то не будет, — скучающе огрызнулся инкуб, всё-таки посмотрев на Ясуши, который уже минут двадцать пытался отчитать кохая.       — Десять жалоб на тебя, десять! Ты хоть понимаешь, что это значит, Футакучи? Ты позоришь «Даттеко» своим поведением, — потрясая листками с жалобами, распалялся Камасаки. — Ты подводишь меня, подводишь Канаме, да и всех остальных тоже. Клиенты так скоро уходить начнут. Что будет, если наши клиенты переметнутся к этим засранцам из «Но-ХХХ-Еби»? — Кенджи молчал. Он хмуро смотрел в пол и упрямо стискивал кулаки, будто бы удерживая себя, чтобы не ляпнуть лишнего при перепуганным руганью Асахи, Сасае, Обаре и ещё паре инкубов, пытающихся делать вид, что не замечают выговора коллеги. Камасаки, сдаваясь, вздохнул. — Вот что, Футакучи. Ещё одна жалоба на тебя — Монива тебя отстранит. Если не сможет он, то это сделаю я. Всё оставшееся время тебе будет запрещено брать клиентов, раз из десяти заказов ты не смог выполнить ни один, — рука семпая мягко тронула плечо младшего демона. — Ты хороший парень, я же знаю, хоть и бываешь редкостным засранцем, так что давай, постарайся как следует. В противном случае... — Камасаки замолчал и пожал плечами. Он бросил последний взгляд на подавленного кохая, развернулся на пятках и зашагал в сторону личного кабинета, который вынужден был делить с Монивой как второй владелец «Даттеко».       Когда Ясуши ушёл, Футакучи не стал себя сдерживать и крепко выругался, распугивая других демонов.       Чёрт! Дрянь. Да что это с ним такое творится в последнее время? После того раза с Аоне уже месяц прошёл, да больше наверное. Его благополучно восстановили, дали пару заказов, которые Футакучи один за другим позорно завалил... Даже излюбленная шалость инкубов с запугиванием ужасающим каменным стояком почтенных леди и сэров человеческого мира теперь не работала, так как требующийся агрегат попросту не работал, не заводился, в общем ― не стоит, и хоть ты убейся. И что только не было перепробовано. Одна патлатая сволочь из конкурирующей организации, случайно оказавшаяся в курсе событий, предлагала даже конский возбудитель, за что получила когтистой лапой по холёной морде-лица. Теперь у предводителя «Сейджо» до-о-олго не будет клиентов, этот хлыщ с царапинами на роже даже и не подумает работать, загоняет своих лучше, а сам заставит помощника зализывать ему раны. В прямом смысле.       Работа, так страстно желаемая, превратилась в кошмар, каторгу и один огромный ужасный сон. Всё правильно, в Аду так и должно быть — нестояк, ужасы и прочие жуткости. Только вот теперь стало не до шуток, на кону было рабочее место, единственное, которое у Футакучи может быть. В квартале инкубов не принято переводиться в другое заведение, ведь если тебя попёрли из альма-матер, то ясен-красен — дело не чисто. Никто не возьмёт импотента на службу, где самым главным критерием трудоустройства является работоспособность твоего «нефритового стержня», и чем крепче он будет, тем лучше, на то и инкубья сущность, пропасть ей в червоточине.       Итак, последний заказ. Когда он поступит — неизвестно. Каким он будет, не знает даже Сатана и все давно почившие старейшины. Возможно, невинные облапывания девственников, а может хард-порн с цепями, латексом, затычками для всевозможных... кхем, дырок и прищепками на сосках — тут никогда не угадаешь. Но ясно одно: с заданием нужно справиться любой ценой.       Футакучи устало вздохнул. Дряньство... И когда с ним такое успело случиться? Всегда же всё было хорошо, он ведь чёртов инкуб, у него с потенцией проблем по существу не может быть! Но теперь, по всей видимости, поможет и правда только драный конский возбудитель...       Дверь в родной бордель скрипнула. Футакучи даже подумал, что и скрипнула она как-то по-родному, так знакомо, эх... Тьфу! Ностальгии по ещё сейчас только и не хватало. Демон поднял глаза, посмотрев на вошедшего. Сердце громко ухнуло в груди и покатилось камнем к пяткам, застряв где-то в районе живота, начав там бешено пульсировать.       У порога стоял Аоне. Хмурый как и всегда, во взгляде чёрт-те что, как и на разлохмаченной голове. Просканировав помещение и зыркнув особенно пристально в сторону вздрогнувшего трусишки Азумане, он увидел знакомое лицо, тут же направившись к Футакучи. Кенджи заёрзал. Впервые в жизни ему стало как-то слишком уж не по себе. Стыдно, что ли? Хотя чего ему стыдиться? Ну, подумаешь, бегал он весь этот месяц от Аоне, как от Камасаки с дилдо в свой самый первый день, ну прятался за барной стойкой Асахи, угрожая ему жесточайшей расправой, если тот выдаст его новичку. Пф, да все так делают, когда не хотят разговаривать с кем-либо. Все трусливые задницы так делают. Но вот теперь бежать было некуда, в окно разве что сигать, но валяться в какой-нибудь сомнительной луже на мостовой желания особого не было, пришлось набрать воздуха побольше в грудь, сообразить мантру для успокоения своей внезапной тахикардии, сделать морду кирпичом, а-ля «будто мы не знакомы», и держаться изо всех сил.       Аоне приблизился к тому месту, где с видом надувшейся на крупу мыши сидел Кенджи. Футакучи небрежно оглядел новичка, скривился, внутренне ликуя, что играть плохого парня у него пока получается, высокомерно поинтересовавшись:       — Чего пришёл? Работы, что ли, нет?       — Нет, — как всегда односложно ответил Таканобу, не прекращая таращиться.       Впрочем, таращился не он один. Футакучи жадно разглядывал коллегу — он изменился. Монива подыскал ему подходящие шмотки, не такие новомодные блядские тряпки как у самого Кенджи, которые едва прикрывали причиндалы и делали из него доступную демоническую шлюшку, что должно было сыграть плюсом на фоне стремительно развивающейся импотенции. На Аоне было нечто более существенное и не такое прозрачное и летящее, выгодно подчёркивающее его мускулатуру, красивый и редкий для здешних мест цвет кожи. Наряд жутко шёл этому парню, превращая просто очаровательную дылду в очень уж очаровательную. Когда в бедовой головушке Футакучи проскользнула эта мысль, он попытался прикусить себе язык, что, впрочем, всё равно было тщетно — от правды-то не уйдёшь. Оставалось только не слишком сильно пялиться, а лучше вообще не смотреть на новичка.       — Если нет работы — пойди поприставай к Асахи, он, кажется, тебя боится, — усмехнулся парень, кивая в сторону барной стойки, за которой крутился чуть ли не единственный человек в «Даттеко».       — Работа есть, — мягко уточнил инкуб, без разрешения присаживаясь напротив нахмурившегося Кенджи. Ему всё это ой как не нравилось. Совсем-совсем. Он сейчас себя очень странно чувствовал. Внутри словно буря, огненный смерч и наводнение с землетрясением разом — мульти-катаклизм какой-то. От ощущения близости с Аоне по телу шли незнакомые доселе мурашки, звуки голоса застревали в горле, тепло, ощутимое даже с другой стороны облюбованного парочкой столика, чувствовалось слишком отчётливо, нагоняя воспоминание о том экзамене на профпригодность месячной давности.       — Ну и чего ты тогда припёрся, раз есть работа? — Пытаясь взять себя в руки, повысил голос Футакучи. — Проваливай давай, пока Монива не прознал, что ты бездельничаешь. — Аоне, — ну что за дивная привычка! — молча пялился на собеседника, даже не думая «проваливать». — Ну, давай же, иди отсюда!       — Мне нужно с тобой поговорить.       Кажется, это только что была самая длинная фраза за всё время, что Футакучи знал Таканобу. Он удивлённо уставился на новичка, невольно улыбнувшись и разволновавшись ещё больше. Поговорить? О чём это им разговаривать? Они же даже не друзья, никто друг другу, и плевать что когда-то там творили друг с другом всякое разное.       Кенджи нахмурился, сложил руки на груди и как можно более холодно произнёс:       — Некогда мне сейчас, я очень занят…       — Ты просто сидишь здесь, — Таканобу склонил голову на бок, самым невинным образом пустив шпильку.       — Ну сижу, и что? — сквозь зубы прошипел демон, пуская молнии в новичка, от которого оные благополучно отскакивали. — Слушай, мне правда не до разговоров…       — Почему?       Из груди вырвался тихий рык. Ну вот как ему сказать, что всё хреновее некуда и возможно Кенджи скоро придётся ютиться в подворотнях и торговать самодельной смазкой? Как объяснить про эту нестоячую проблему, когда он и сам не в курсе, что вообще происходит с ним? Жаловаться не хотелось. Но видимо деваться всё равно некуда — уходить Аоне не собирался, наоборот, даже, кажется, весь как-то помрачнел и будто бы подобрался, как змеюка, готовящаяся к прыжку.       — У меня есть кое-какие проблемы, и если я их не решу, то мне придётся убираться из «Даттеко», да и из квартала инкубов, чтобы не мозолить глаза клиентам и нашим, — тихо признался Кенджи. На Таканобу он не смотрел, глазел в прорезь окна без стёкол, моля Сатану, чтобы новичку было достаточно этого объяснения, и тот убрался работать.       Коэффициент паршивости вырос как-то уж слишком сильно. От одной только мысли, что Аоне уже пристроен к работе и трудится как и рядовые сотрудники, хотелось сделать что-нибудь гадкое. Или с семпаями, раздающими заказы, или с самим новичком, чтобы «трудилка» его перестала фурычить, а лучше всего с собой, чтобы забыть о всей этой чертовщине, дурацких приступах тоски и прочей человечей дряни, которая за прошедший месяц, словно какая-то зараза, уверенно поселилась в инкубе и с каждым днём росла, жадно питаясь им. Наверное, ему и правда лучше будет уйти из «Даттеко», даже не дожидаясь этого контрольного заказа — ничего не изменится с его состоянием, ничегошеньки. В таких случаях говорят: «Жопой чую», вот демон и чуял, только другим местом, и ошибки на этот раз точно не будет.       Аоне переваривал информацию недолго. Он поднялся на ноги, вышел из-за столика, подошёл к Футакучи, нависнув над ним, и молча, ну а как иначе, выдернул его из-за стола, потащив за собой.       — С-Стой, куда ты? Эй, Аоне, что ты делаешь?.. Отпусти меня!       Парочку проводили взглядами все те, кто был в баре «Даттеко», тут же начав заинтересованно перешёптываться, когда они скрылись в одном из тёмных коридоров заведения. Такие закутки, длинные и совершенно непроглядные, были в каждом публичном доме, как эдакий аперитивчик для желающей уединения парочки, которой ещё стоило дойти до номера. В полной темноте, откинувшись на мягкие стены, было удобно целоваться и зажимать друг друга, лаская и стаскивая по пути одежду — отличные, в общем, коридоры, ничего не скажешь. И в этот раз Кенджи в очередной раз убедился в верности этого суждения.       Аоне вжал его в мягкую стену, нависнув сверху. Сначала его дыхание, спокойное и для инкуба удивительно горячее, утыкалось в макушку Футакучи, ровно до тех пор, пока новичок повелительным движением не потянул подбородок своего спутника вверх, наклоняясь и касаясь его губ в лёгком поцелуе. Сорвавшийся вздох ни то удивления, ни то облегчения утонул в бархатной темноте коридора.       Футакучи целовался с полной отдачей, жадно хватаясь за Аоне руками, вцепляясь пальцами и впуская в кожу когти, в ответ получая то же самое. Между ног вклинилось колено Аоне, потеревшись о промежность Кенджи, и... Вашу ж мать! От неожиданности Футакучи распахнул глаза, но, конечно же, ни черта не увидел в темноте. У него стояк! Аллилуйя, как говорят святоши! Конский возбудитель не пригодится! Хоть эрекция и не внушала трепета, но если Аоне продолжит свои изыскания, то совсем не далеко до полной боевой готовности. Чёрт, как же круто снова быть полноценным инкубом, и значит, что его не выгонят из «Даттеко», ура! Только вот странно то, что его член среагировал на прикосновения Таканобу, наверное это что-то да значит… Соображать было довольно тяжело, наверное это в принципе невозможно, когда тебе дрочат, а все мысли только о том, как бы заставить эту прекрасную руку, добравшуюся до причинного места подозрительно быстро, двигаться чуть быстрее, но всё же осознание смогло найти Кенджи, стукнув его прозрением словно обухом по голове.       — Стой, Аоне… — Новичок не подчинился, ускорив темп. — Стой, хватит… Ст…       С губ сорвался протяжный стон. Футакучи запрокинул голову, с силой жмурясь и упираясь затылком в мягкую обивку стены. Вот это было позорище — кончить за пару минут, и ещё инкубом называется. Теперь бы никто не узнал об этом… Но главное, что это всё кончилось, и допустить продолжения никак нельзя.       — Подожди, Аоне, остановись на секунду, — отталкивая инкуба от себя, запротестовал против очередного поцелуя Футакучи.       — Почему?       — У тебя же работа, — позорно сорвавшись в голосе, попытался вразумить коллегу демон, — разве тебе не нужно к клиенту? Что ты опять молчишь? Ну? Ты же… Ты… Чёрт! — Таканобу и правда молчал, предположительно снова смотря на Футакучи, а у того ноги подкашивались. И уж не понятно, оргазм тому причиной или осознание. — Ты вообще что творишь-то?       Футакучи вцепился в плечи новичка, стараясь не сползти по стене вниз. Правда ли всё то, что с ним произошло? Всю радость, минуту назад захлёстывающую инкуба с головой, испарило, не оставив ни следа.       И всё-таки он уйдёт, придётся ведь. Сбежит в мир людей и помрёт там как какая-нибудь низшая погань в ближайшем тёмном углу, потому что оставаться здесь не сможет.       На тело навалилось приятное тепло — Футакучи вздрогнул и усмехнулся. И как он раньше не понял? Это ведь очевидная вещь, которую все знают, но не берут во внимание по той простой причине, что подобных штук случается всего одна на миллиард. Инкубы становятся тёплыми рядом с себеподобными только в одном случае.       — Мне так хочется, — пробасил на ухо Аоне, обжигая кожу жаром, только подтверждая приговор. От этих слов позорно подкашивались ноги, выть хотелось в голос. Ну вот зачем он так? Зачем? Хочется ему, как же... Как так получилось? Как же так вышло, что эта самая штука на запретную букву «Л» всё-таки нашла путь через неоновые тернии прямиком к ним с Аоне? Не бывает так! Инкубы не любят, не привязываются, нельзя в этой розовой трясине найти кого-то себе по душе, нельзя — тут каждый сам по себе. Нельзя полюбить кого-то после двух десятков коротких фраз, внимательных взглядов и чёртовых поцелуев неумехи. Кенджи не умеет, не должен любить. Не должен! Он давно забыл, стёр из себя это ненужное умение, как и все здесь. Зачем оно, если всё равно нет в этом месте родной души, одно проклятие для всех — вечно предаваться утехам, не знать усталости и быть одиноким целую вечность, на то тут и Ад.       — Нам нельзя, — наконец выдавил из себя Футакучи, цепляясь за плечи Таканобу и легонько его встряхивая, — нельзя нам так, как хочется, Аоне. Мы же не люди больше, у нас нет выбора, ты же понимаешь это? Нас же просто прикончат, обоих сразу, если узнают.       Подобных случаев было немного, и мало кто о них помнил, но все эксцессы без исключения оканчивались одним и тем же.       — Всё равно, — пожал плечами демон, стискивая несопротивляющегося Кенджи в объятьях. В чужой груди быстро билось сердце, от Аоне исходил сильный жар и какое-то ещё заразительное чувство, подталкивающее бороться до последнего. По крайней мере, Таканобу собрался заняться именно этим.       Футакучи лихорадило. Все привычные устои снесло его внутренним мульти-катаклизмом. Мысли о том, что всё неверно, выжгло огненным смерчем, сомнения канули в разгуле стихии воды, переживания будто провалились в разверзнутую землю, исчезнув в Танатосе. Это походило на сбой в программе, которой он придерживался несколько лет кряду, и теперь, когда этой самой программы больше не существовало, настала свобода?..       Понятными стали неудачи с клиентами, в один миг. Нашлось решение к скверному настроению и раздраю с коллективом «Даттеко», хотя и странно было то, что виной всему был этот здоровяк, обнимающийся так крепко, что рёбра трещали.       — Почему это произошло с нами? — вслух спросил Кенджи, беспомощно цепляясь за одежду Аоне. Лбом он ткнулся ему в плечо, закрывая глаза и лихорадочно соображая, что теперь с этой хренью делать. Подыхать просто так совсем не хотелось, не хотелось — что за ванильная ерунда? — чтобы Таканобу делали больно.       — Так было нужно, наверное, — как всегда лаконично отозвался новичок, выбивая из Футакучи вымученную улыбку. Демон поднял голову, устроил ладони на щеках Аоне, приближаясь и аккуратно целуя его, прямо как тогда, в самый-самый первый раз.       — Ты сегодня удивительно красноречив, — прошептал в чужие губы Кенджи, целуя снова. Это отвлекало и успокаивало. Плевать, даже если им вгонят по колу в сердце, натолкают чеснока в уши, выстрелят серебряной пулей, утопят в ванной со святой водой или хрен знает ещё что сделают, стоит насытиться друг другом, хотя это и нереально, Футакучи знал это. — Что теперь будем делать? Сбежим?       Аоне помотал головой.       — Мы всё расскажем. ***       — Эй вы, а ну не отлынивать от работы! — крикнул Камасаки, проходя мимо старательно наклеивающих реквизит на стены кохаев. С сегодняшнего дня «Инкубчики Даттеко» взяли небольшой отпуск, на недельку другую, чтобы подготовить своё заведение к праздникам. Обычно на Хэллоуин в Аду становится слишком оживлённо и клиенты прут нескончаемым потоком. А с учётом того, что в этот раз, лишившись двух рабочих единиц, будет куда как тяжелее, придётся отвлекать ведьмочек с острой потребностью в жаркой оргии коктейлями, улучшенным интерьером, музыкой и прочей ерундой. В принципе, задумка должна удасться, в крайнем случае, если кто-то, не дождавшись своей очереди, уйдёт к змейкам из «Но-ХХХ-Еби» или выбражулям «Сейджо», добрая душа Монива не расстроится, а Камасаки и потерпеть сможет, не маленький уже. — Эй, парни, чёрт бы вас побрал! Я сколько раз говорил не лобызаться при всех, а если кто-то зайдёт?       — Ну кто зайдёт, Камасаки-сан? — растягивая гласные, пропел Кенджи, отлепляясь от Аоне, который согласно покивал. — Мы же в отпуске, здесь ещё неделю никого не будет.       — Тц, балбесы, о будущем совсем не думаете-то! Ладно, хрен с вами, извращенцы, мы может и привыкнем, что вы лижетесь на каждом углу, а вот сделаете это по привычке после открытия и я не уверен, что ваши задницы не поджарят, если об этом узнают посторонние, — проворчал Ясуши, хмурясь.       — Мы больше не будем, — сурово кивнув, пообещал Аоне, получая мстительный тычок под рёбра.       — Ну хоть кто-то из вас с мозгами, — осклабился Камасаки, ехидно захихикав. — Ладно, за работу, лодыри!       Футакучи хотел было что-то ляпнуть в ответ вредине-семпаю, но успел только показать средний палец, будучи утащенным Таканобу в сторону их рабочего места.       В коробке на полу валялись чучела летучих мышек, которые стоило развешать на сводчатых балках зала с баром, чем и занималась парочка инкубов.       — Засранец Камасаки, ну я ему… — надувшись, проворчал Кенджи, принимаясь за очередную мышку.       — Он всё верно сказал, — неожиданно сказал Аоне, занимаясь жуткого вида паутиной.       — И ты туда же? — нахмурился демон, впрочем, быстро сдавая позиции. Он усмехнулся и быстро завязал бантик из нитки, пихнув пальцем качающееся тельце летучей пакости. — Хотя знаешь, наверное, вы оба правы. Нам стоит быть аккуратнее. Я удивился, что когда мы рассказали всё, они мало того что не насадили нас тут же на пику, так ещё и не выгнали из «Даттеко», — усмехнулся инкуб, вздыхая.       Тот день был самым страшным в жизни Кенджи. Они с Аоне дождались закрытия борделя и вдвоём заявились к Мониве и Камасаки. Взявшись за руки, ха-ха. И смешно и грустно, но это было ещё то признание, и реакция семпаев была потрясающая: миляга Канаме, — как он вообще смог стать инкубом? — грохнулся в обморок, услышав что его подопечные влюблены друг в друга и жить по-другому не намерены, вот хоть режьте. С Камасаки было не так интересно. Он несколько минут хлопал глазами и открывал-закрывал рот, то ли порываясь завизжать как суккубка, то ли заорать что-то вроде «Вяжи еретиков!». Но в итоге только составлял сложные пятиэтажные конструкции, от которых обалдели оба голубка, но выслушали стойко, после подвергнувшись длинному и нудному обсуждению вопроса, как только в сознание вернулся Монива. Одно было ясно сразу — семпаи их выдавать не собирались, ни тогда, ни сейчас.       — Будем осторожны.       Из раздумий Футакучи вырвал Аоне. По привычке он пялился на него, самую чуточку лишь улыбаясь уголками губ — совсем уж невероятное зрелище. Кенджи неожиданно для самого себя рассмеялся, оглядываясь и украдкой хватаясь за руку Таканобу. Пальцы инкубов сплелись в замочек.       — Будем, — кивая, пообещал демон, хитро улыбнувшись. — Но только не сегодня.       Встав на носочки, Футакучи дотянулся до Аоне, прикасаясь к его губам.