Висельные Шутки

Ты теперь Палец Розарии. Значит и веди себя, как Палец. Не подведи нашу Богиню. Есть среди заброшенных кладбищ Дранглика одна могила. Все тропы к ней уже заросли вереском и колючим кустарником, чьи ветки спрятали надгробие от взоров случайных путников, а листья деревьев укрыли каменный гроб разноцветным пологом, который не гнил и не сгорал под воздействием огня. Но Крейтон до сих пор помнил каждую трещинку, каждый скол на его поверхности. Однажды он пришёл сюда, и часть его души оказалась привязана к этому месту вместе с кольцом, что рыцарь небрежно выбросил в кладбищенскую землю. И даже спустя годы Скиталец будет видеть перед глазами буквы, высеченные на надгробии чьей-то небрежной рукой, потому как не вымарать из воспоминаний ни единого дня погони за добродушной с виду крысой, что до сих пор являлась ему в кошмарах. Минули годы. Циклы. Крейтон пережил множество битв, он утопил себя в крови, что навсегда въелась в звенья его кольчуги. Он пересёк родной континент, сменил берега своего промысла и умер в битве, как и подобает рыцарю из Мирры. Однако, поглотив множество жизней, он очнулся Негорящим там, где его тёмная душа была проклята навечно. Сначала Скиталец сопротивлялся, так как восставшее тело казалось ему чужим. Будто загнанный зверь, он метался по умирающим землям бывшего Лордрана и не понимал, почему именно его избрало Великое Пламя. Ослеплённый яростью, он не нашёл иного выхода, кроме как продолжить скитаться в темноте затухающего мира, пока путешествия не привели его к порогу Храма Глубин, где Розария даровала ему перерождение. Отныне у Крейтона появилась цель, и он, утоляя жажду крови, отрезал своим жертвам их бледные языки, чтобы принести эту жертву во славу Богини, даже если в конце его ожидало жалкое подобие бессмертия в пепле потухшего костра. Скиталец знал, что просить у Розарии милость опасно. Он понимал, что ни к чему хорошему это не приведёт, поэтому из всех Пальцев считался самым неконтролируемым. Охотясь за другими выжившими путниками, поражёнными проклятием, Крейтон делал это не из верности, а по причине нескончаемой гнетущей скуки. Одно из подобных скитаний и привело его в Заброшенные могилы. Осторожно ступая между надгробиями, рыцарь из Мирры наткнулся на заросли умершего вереска. Стараясь не потревожить мёртвых, он расчистил себе путь, прошёл сквозь колючие ветки кустарника и очутился в той части кладбища, где ещё не ступала нога ни одного Негорящего. Скиталец слишком хорошо помнил эту дорогу, чтобы заплутать. И остановился напротив той самой могилы, что каким-то образом оказалась здесь, в покинутых землях. События в Дранглике вспыхнули в памяти Крейтона, стоило расчистить буквы на старом надгробии. Холодные глаза рыцаря раскрылись от удивления, и он, стремительно покинув место упокоения своего единственного врага, направился в Храм огня, преодолев все магические иллюзии сломанного мира, так как Негорящие способны видеть Хранительницу и всех тех, что служат Первому Пламени. Прорубая себе путь через потерянных мертвецов, что не смогли пройти через Судью, он вернулся на знакомую тропу. Проделал тот же маршрут, что и в заброшенных землях, и вновь наткнулся на заросли вереска. Ветки знакомого колючего кустарника обуглились и тлели, поэтому срезать их одним ударом секиры оказалось нетривиальной задачей. Могилу Пэйта покрывали обжигающе горячие трещины. Здесь буквы было легче разобрать. Стараясь сохранять спокойствие, Скиталец остановился у вскрытого гроба и крепко сжал оружие, ощущая ползающие по спине мурашки. Тёмная душа в груди вспыхнула былым азартом и ненавистью, рыцарь даже готовился поблагодарить всех оставшихся Богов за милость, оказанную ему в поисках истинного пути. Он был проклят вечность сражаться с Пэйтом. А Пэйт теперь был проклят вечность сражаться с ним. Найти его и устранить, вырвав ядовитый язык, стало для Скитальца той движущей силой, что придала ему решимости. Хотя, возможно, дело было совершенно в иных причинах, неподвластных простому человеческому пониманию. Они столкнулись в Деревне Нежити — Пэйт скрылся от Крейтона с такой непринуждённой лёгкостью, что Скиталец со злости атаковал первого полого, что подвернулся под горячую руку. Выпотрошив тщедушное тело и раздробив ему грудную клетку, убийца из Мирры закричал, эхом распугивая вороньё, сорвал с себя шлем и бросил его об стену, тяжело и шумно дыша. Догадываясь, что при желании Пэйт сможет заманить его в свою ловушку, он всё равно слепо бросался по свежим следам, расчерчивая кровавыми узорами свой путь и совершенно не отвлекаясь на частности. Бесконечные болота сменялись тёмными лесными чащами, лесные чащи уступали исполинской горной гряде. Игнорируя предостережения разума, Крейтон остановился на привал, пускай и Негорящим не нужен был отдых, сделал глоток Эстуса и сел у костра, прислушиваясь к тому, как где-то далеко надрывно завывал ветер. Тогда-то его и настиг тлеющий отголосок прошлого. — Навещая чужую могилу, всегда оглядывайся по сторонам, старый друг. Кто знает, что может наблюдать за тобой из темноты. Добродушный Пэйт всегда атаковал оттуда, откуда не ждёшь. Скиталец знал это и поэтому не стал делать резких движений, хотя безумно хотелось накинуться на жертву и разорвать её на клочки прямо здесь и прямо сейчас. Мародёр замер в пяти шагах от костра — его тлеющая броня была хорошо заметна в полумраке и ловила на себе отблески пламени. Он поднял руку, чтобы продемонстрировать Крейтону шипастое кольцо на своём пальце, и привычно спокойно улыбнулся, ощущая напряжение собеседника в звенящем воздухе. — Спасибо за эту безделушку. Отличный погребальный дар. — Ты… — прохрипел Крейтон, поднимаясь на ноги. — Как ты посмел воскреснуть? — Не мне было решать. Пламя избрало ещё одного Негорящего. И я пришёл на зов. Обнимешь старого друга? Скиталец на гостеприимно раскрытые объятия отреагировал агрессивным рычанием и бросился на Пэйта, не заметив, что мародёр уже расставил свои ловушки. Искусно скрытый механизм засвистел верёвками в воздухе, и рыцарь, опутанный ими, упал прямо под ноги неприятелю, от удара растеряв всякую способность нормально дышать. — Сколько минуло циклов с тех пор, как мы виделись последний раз, а? — опустившись на корточки перед Крейтоном, Пэйт грубо снял с него шлем и, схватив за волосы, запрокинул ему голову, рассматривая забытые в смерти грубые черты его лица. — И то было в Дранглике, помнишь? — Будь ты проклят, грязная крыса… — с трудом ответил на это Крейтон. — Я тебя верну обратно в могилу. — Сначала освободись, милый друг. Тогда вернёшь, обязательно вернёшь. Пламя костра дрогнуло, и Добродушный Пэйт, затянув верёвки покрепче, поднял выпавшую из рук Скитальца секиру, придирчиво оглядывая её в тусклом свете. Он напоминал ювелира из старой мастерской. Изучая пальцами каждую зарубку на рукояти, с маниакальной нежностью пробуя остроту лезвия, мародёр мысленно вернулся в Дранглик, вспоминая каждый прожитый день. Едва проснувшийся Негорящий радовался отголоскам прошлого, ещё не совсем понимая, какие в новом мире правила и, главное, как ему их соблюдать. Исполнять своё предназначение или безропотно вернуться в ту самую могилу за зарослями вереска? Взбешённый Крейтон глядел на него исподлобья, напряжённо ловя каждое движение. Шипастое кольцо поверх кожаной перчатки. Играющая на губах добродушная улыбка. Пэйт был жалок в смерти, но в жизни всё ещё вызывал дрожь, пробегающую по позвоночнику до затылка, стоило на мгновение задержать на его лице взгляд. — Я нашёл кольцо в увядшей листве. Никогда бы не подумал, что ты настолько сентиментален, чтобы отдать мне его просто так. Бесполезный кусок металла… — мародёр бросил секиру на землю, и было непонятно, к чему относилось его неласковое замечание: к украшению или оружию? — Так гнался за мной. Хотел отобрать мою жизнь. А потом утоптал кладбищенскую землю у моей могилы. Не слишком-то похоже на совершённую месть или на хладнокровное убийство. Вернувшись к рыцарю, Пэйт подхватил его под руки и оттащил к ближайшему дереву, не обращая внимания на видимое сопротивление. Тугие верёвки царапали кожу даже сквозь кольчугу — Крейтон хоть и понимал, что от попыток освободиться они затягивались ещё сильнее, но не мог унять свой гнев. А когда Пэйт сел на него сверху и обхватил ладонями лицо, самоконтроль Скитальца окончательно сломался под напором неуправляемых эмоций. — Совсем не изменился. Всё такой же уродливый в своей холодной северной привлекательности. — Заткнись… — Крейтон хрипло выдохнул и вздрогнул. — Мерзкая портовая шлюха. — Ты не в том положении, чтобы оскорблять меня. Неужели не рад мне? — мародёр сощурился, поймав взглядом тлеющие полосы на кольчуге Крейтона. — Негорящие всегда ищут угли, чтобы чувствовать тепло огня. Разве ты не желаешь согреться? Пэйт шикнул на дёрнувшегося Скитальца и кольцом прочертил на его щеке глубокую царапину, едва ли не такую же, как и была у него самого. Позиция «кровь за кровь» в представлении мародёра о мести являлась именно в таком неприглядном свете — больная и символическая, не считая, конечно, яростного желания совершить непотребные действия по отношению к пленнику. Ведь раньше именно он, Пэйт, страдал от желаний напарника, подставляясь под его неуёмную жестокую страсть, будто висельник, лезущий в петлю. Сам же Крейтон только насмехался. — От этой раны останется замечательный шрам. Жаль будет скрывать его за шлемом, не находишь? — ехидно поинтересовался мародёр и слизнул выступившую кровь. — Но ты не думай, я с тобой ещё не закончил. Дёрнувшись вперёд, Скиталец зарычал, и Пэйт, воспользовавшись такой соблазнительной возможностью, укусил его за нижнюю губу, с силой сжав зубы. Вдоволь насладившись последовавшим за этим стоном, он поцеловал Крейтона, но тот едва ли не мгновенно отстранился. — Всё такой же гордый… — отметил посмеивающийся мародёр. — Не научила тебя смерть ничему, а я надеялся на то, что ты понимаешь, что значит отвечать за свои поступки. — И что ты сделаешь, Добродушный Пэйт, убьёшь меня? — не выдержал рыцарь из Мирры. Улыбка исчезла с лица мародёра, и он встретил этот выпад внимательным, даже жутким взглядом. Крейтон заворожённо смотрел на то, как отзывчивый призрак из его прошлого из простачка-вора на глазах превращается в хладнокровного убийцу. И даже его ладони в перчатках, столь интимно покоящиеся на плечах Скитальца, не добавляли уверенности в том, что последнему будет дарована быстрая смерть. Чтобы стать Пеплом, он уже умер один раз. Второго шанса боги ему не дадут. — Нет, Крейтон. Я не убью тебя. — похлопав его по щеке, Пэйт сдержанно засмеялся. — Я заставлю тебя страдать. А затем закопаю. Тебя, ещё живого, я закопаю в своей же могиле и буду приходить к ней, чтобы послушать твои крики, пока они не утихнут навсегда. Хороший план? Нравится? Мне — очень. Провести остатки своей жизни в каменном гробу в окружении засохшего вереска Скитальцу не хотелось. Оставалось только бороться за себя, сопротивляться влиянию Пэйта, но со связанными руками сделать это не представлялось возможным. Рыцарь из Мирры снова отстранился от прикосновения мародёра, когда тот пальцами обрисовал линию его скулы. Пэйт маниакально улыбался. Смазав кровавый след на щеке Крейтона, он удовлетворённо хмыкнул и поднялся на ноги, картинно к чему-то прислушиваясь. — Почему ты меня не проклинаешь? — с лёгким разочарованием спросил он. — Мольбы от тебя не дождёшься, а ругань я бы с удовольствием послушал. Или ты напуган? Признаваться в этом было сродни самоубийству. Поэтому Крейтон молчал, пытаясь высвободить из пут хотя бы одну руку. Он представлял, как душит гнусную крысу, как снова отбирает жизнь ненавистного ему мародёра, и эти мысли успокаивали подающий сигналы бедствия разум. — Что ж. Твоё право… — с наигранной теплотой в голосе произнёс Добродушный Пэйт и, оценивающе оглядев рыцаря, подцепил сапогом край его плаща. — Встань на колени и проси прощения. Сковывающие Крейтона веревки поддались. Не выдавая своего триумфа, он выполнил приказ и, вызывающе подняв голову, посмотрел на Пэйта с нарастающим ощущением азарта. Кто из них охотник, а кто — загнанная жертва? Ты теперь один из нас, Крейтон. Даровав тебе перерождение, Розария позволила тебе очиститься от грехов. Смотри, не разочаруй её. Почему Пламя решило, будто возвращение Пэйта будет единственно правильным решением для поддержания шаткого равновесия в их разрушенном мире? Неужели человек перед ним, едва-едва поднявшийся из пепла, достоин стать запасным топливом для горнила? Скрывая за улыбкой далеко не самые благородные намерения, мародёр воровал и убивал, хитроумно заметая следы и оставляя свою совесть чистой. Он отдавал путникам ценные вещи, показывал тайные тропы, а затем, когда те расслаблялись, скидывал их в пропасть или позволял умереть от взрыва оставленной им же самим бомбы. Он мог очень убедительно сокрушаться и обещать отомстить, но на деле оказывалось, что это всё было частью его плана. Обмануть. Убить. Ограбить. Крейтона Пэйт оставил в живых, чтобы иногда возвращаться к беглецу из Мирры и рассказывать о своих приключениях, ломая убийце пальцы или вырывая зубы по одному. Да. Жажда видеть чужие страдания зачастую пряталась за приятными манерами и обаятельной речью. Поэтому Скиталец никому не доверял, а в особенности любезным проходимцам, что сильно рвались помочь вооружённому до зубов рыцарю. Глядя в глаза Пэйта, Крейтон видел грешную бездну, то, что не искупишь благом перерождения. Но сейчас ему казалось, что мародёр стал бы любимчиком Розарии, потому как убийства во имя богини он бы проворачивал с той же лёгкостью, что и Леонхардт, даже не запачкав доспехи. — Надо же. Я начинаю думать, что ты что-то задумал, убийца из Мирры. Без ругани и агрессии встать передо мной на колени может только действительно искренне раскаявшийся грешник. Что, Крейтон? — Пэйт наклонился к нему, снова схватив за волосы. — Тебе было жалко меня убивать? — Конечно. Ты умер слишком быстро… — улыбнулся в ответ рыцарь. — Несмотря на то, что я до конца думал, что ты дерёшься не в полную силу. Мародёр раскрыл глаза от неожиданности, когда Крейтон сжал пальцами его шею и повалил на землю. Как и в прошлые разы, Скиталец оказался сверху и, навалившись на жертву, принялся душить её, не обращая внимания на сопротивление. Но внезапно во взгляде Пэйта промелькнуло что-то знакомое, что-то, чему противиться было совершенно невозможно. Выражение это не вязалось с тем, что Крейтон о Пэйте знал, поэтому опешил, чуть разжимая пальцы — в этот самый миг мародёр с, казалось, не наигранной нежностью провёл ладонями по его предплечьям и остановил их на запястьях. — А мне… было жаль. — Прохрипел Пэйт. — Чего тебе было жаль?! — огрызнулся в ответ Скиталец. — Жаль… Ведь мы с тобой могли убивать вместе, если бы… Договорились. То, что промелькнуло в глазах мародёра, было виной. Сожалением. Привязанностью. Любовью. Крейтон считывал это на подсознательном уровне и недоумевал, почему верит Добродушному Пэйту именно сейчас. Но зато это помогло ему осознать, почему он ходил к той могиле на заброшенном кладбище и подолгу смотрел на заросшее вереском надгробие. И почему Пэйт так быстро нашел его среди других восставших мертвецов. — Ты блефуешь. — Произнёс Крейтон. — Нисколько, милый друг. Всё, что я говорю — правда. Почему ты не веришь мне? — Потому что уже поверил однажды. Не позволяя Пэйту вырваться, Крейтон замолчал, в панике изучая его лицо и пытаясь узнать, что за очередной подлый поступок прячется за маской нежности и добродетели. Так уже было. Мародёр улыбался, по-доброму язвил, уговаривая спутника заглянуть в ту или иную щель, называл себя трусом и просил защиты, имея при себе прочный щит. Скиталец опустил взгляд на кольцо на пальце Пэйта и нахмурился. Быть может, в нём всё дело? — Носить это кольцо было честью для меня, Крейтон. Оно напоминало мне о том, как мы с тобой путешествовали вместе… — продолжал Пэйт, ласково изучая кончиками пальцев кольчужные перчатки Скитальца. — Я чувствовал, что мы связаны. Ты убил меня. А я убью тебя. И долг будет уплачен. Ощущая, что хватка жертвы ослабла, Добродушный Пэйт приподнялся на локтях, стащил с себя шлем и поцеловал рыцаря, с удовольствием прикусывая его губы. Тот не торопился отвечать, лишь с силой отстранил от себя Пэйта и произнёс: — Все эти твои признания не сделают тебе чести и не станут эпитафией на твоей могиле. Я задушу тебя и брошу тело крысам. — Ты грозишься это сделать снова, но я до сих пор жив. Ты трусишь? С этими словами Пэйт с хохотом сбросил ладони Крейтона со своей шеи и снова занял его губы поцелуем, чувствуя, как разрушается последняя преграда на пути сомнительного согласия рыцаря. Когда они были живы, на прелюдии времени не было. Сейчас же Пэйт обладал властью над ситуацией. И над Скитальцем, который, потеряв бдительность, вновь оказался на земле. Перевернув его и заломив руку, мародёр наклонился к уху убийцы и прошептал: — За все свои действия приходится платить далеко не медяками, да, Крейтон? Запустив руку под его плащ, Пэйт не без труда отстегнул кольчужные штаны и сорвал со Скитальца шоссы. Пока рыцарь тщетно пытался вырваться, он выкрутил его запястье и, услышав надрывный стон, впился зубами ему в шею, как какое-то зверьё. Порывистое желание действовать под стать шакалу или льву было чуждо Добродушному Пэйту, но как только он вспоминал, что сам Крейтон был далеко не нежен с ним, становилось не до сантиментов. — Будь ты проклят! — прохрипел Скиталец. — Я давно уже проклят… — ответил ему Пэйт, зубами стягивая с себя перчатку. Помешало кольцо: оно упало вниз, ударившись об плечо рыцаря, и укатилось в траву. — Напомни мне заткнуть тебе рот, когда я начну претворять все свои мечты о мести в реальность. Всё это уже было. Но тогда мародёр оказался снизу и, не сумев совладать с Крейтоном, поддался ему. Это было его самой большой ошибкой. Сойти с пути легко, Крейтон. Предай одного — предашь всех. И тогда твой язык будет принесён в жертву Розарии. Пэйт мечтал о том, чтобы отомстить, с того самого дня. Строил планы, разрабатывал ловушки, но один проходящий мимо мертвец нарушил выстраиваемую схему и помог Крейтону разобраться со своим неприятелем раз и навсегда. Возрождение в виде Негорящего подарило мародёру шанс. — Чувствуешь? Он проталкивался внутрь дрожащего от напряжения тела рыцаря и, придерживая одной рукой заломленную руку Скитальца, другой аккуратно помогал себе, предварительно плюнув на ладонь и нанеся слюну на член. Слабая помощь, но в данный момент Пэйт заботился исключительно о себе. Обездвиженный, Крейтон даже ничего не мог сделать — он лишь сдавленно стонал под ним и рычал от боли. — Ну, успокойся. Просто представь, как унижаешь меня, и станет гораздо легче, поверь. — Я убью тебя! — подавшись вперёд, Скиталец вскрикнул и услышал хруст. Его запястье было сломано, и руку словно пронзило стрелой — от болезненных ощущений он задохнулся и зажмурился, тяжело и шумно хватая ртом воздух. — Прости, не рассчитал. Зато уже не больно, верно? — продолжал насмехаться над ним Пэйт, и перед глазами у Крейтона предательски замельтешили искры неконтролируемого гнева, который, к сожалению, так и не вырвался наружу. Мародёр тем временем подёрнувшимся дымкой удовольствия взглядом изучал каждую возникающую на лице Скитальца эмоцию. Поглощал её. Оценивал. Улыбка хитреца становилась всё шире с каждым сделанным выводом, и, наслаждаясь срывающимися с губ Крейтона стонами, Пэйт заметно входил во вкус, вспоминая, как у него самого перехватывало дыхание от двойственности испытываемых ощущений. С одной стороны — несдерживаемая похоть. С другой — адская бездна ненависти. Он двигался в рыцаре грубо и резко, вымещая свою нерастраченную жажду мести, и, признаться, не знал, к чему это может привести в дальнейшем. Можно было задушить жертву и бросить в болото. Или протащить через половину Лотрика мимо восставших мертвецов, чтобы с почестями похоронить в собственном гробу. Пока Крейтон царапал землю не покалеченной рукой и отчаянно стонал — всё остальное не имело никакого значения. Дыхание Пэйта сбилось. Вновь склонившись к шее Скитальца, он сжал зубами кожу на загривке и закрыл глаза, утопая в тепле, что приятной волной скользило по позвоночнику. Это был момент триумфа, нисколько не омрачённый тем, что партнёр был не очень-то заинтересован в том, чтобы наслаждаться совершаемым над ним действом. С финальным аккордом пришло долгожданное опустошение. Пэйт последний раз выкрутил сломанное запястье Крейтона и, излившись в податливое тело, с удовольствием зарылся носом в волосы рыцаря, когда тот истошно завопил. — Я мечтал услышать твой крик. Крик боли и отчаяния. Крик сломленного упрямства. Мародёр осторожно вышел из Крейтона и, перевернув его, поцеловал. Всё ещё вздрагивающий от каждого прикосновения, тот не сопротивлялся — всё его внимание было сосредоточено на том, чтобы поменьше двигать сломанной рукой. Добраться бы до фляги с Эстусом, но скорее всего Пэйт отберёт её у него, и тогда… Тогда у него останется только один выход. — Ну-ну, посмотри на меня… — Пэйт схватил рыцаря за подбородок и провёл языком по его губам, оставляя привкус крови и пепла. — В твоих глазах я вижу панику загнанного животного. Это наводит меня на мысли о том, что всё было не зря. Скажи мне… — он прижался к Крейтону и улыбнулся. — Хочешь, чтобы я оборвал твои страдания? — Сдохни…падаль. Скиталец плюнул в лицо Добродушного Пэйта и, когда тот отстранился, вытирая рукавом лицо, удовлетворённо хмыкнул. — Вот как. Тогда не буду больше задерживаться здесь. — недовольно отозвался мародёр, поднимаясь на ноги. Застегнув кожаные поножи и поправив ремень, Пэйт, явно чем-то оскорблённый и озадаченный, отошёл от лежащего на земле Крейтона и поднял спрятавшееся в траве кольцо. Какое-то время рассматривая его, мародёр вернул колючее украшение себе на палец, расцарапав кожу, и обернулся. Рыцарь попытался аккуратно сесть, прижимая к себе сломанную руку. Желание помочь мимолётно вспыхнуло в мозгу Пэйта и мгновенно разлетелось на тысячу осколков, испаряясь. — Не стоило тебе навещать мою могилу. — Почему? — Крейтон потряс у уха флягой с Эстусом и, сделав из неё один глоток, бросил на Пэйта прохладный взгляд через плечо. — Потому что мёртвым всё равно. — Но тебе-то это льстило, признайся, крыса… — зло процедил Скиталец. — Не зря же ты всё ещё хочешь меня и носишь это проклятое кольцо, верно? Стараясь не выказывать полученного унижения и испытываемой злобы, Крейтон с громким надрывным рычанием вправил себе запястье и осторожно поднялся, ощущая направленный в свою спину странный, нечитаемый взгляд Пэйта. Столько циклов минуло, а желание убить у них до сих пор сильнее остальных подавляемых чувств. — Ты скулишь, как грязная блохастая псина… — прошептал мародёр. — Ты трахаешься, как старая девственница. — Парировал выпад рыцарь. Оставив Крейтона наедине с его неоднозначными эмоциями, Добродушный Пэйт развернулся на каблуках и скрылся, вооружившись копьём. Ощущение совершённой мести поблекло, будто старинная картина, оставленная на испепеляющем солнце. Мне нравится, как ты убиваешь, Крейтон Скиталец. Есть в твоей жестокости особый шарм, присущий настоящим головорезам. Слышал ли ты когда-нибудь о Сиррис из Бессолнечных земель? Она Клинок Тёмной Луны. Найди её и убей. Что? Зачем? Разве пристало Пальцу Розарии задавать такие глупые вопросы? Есть в Иритилле одна брошенная свежевыкопанная могила. К ней не вели никакие тропы, никто не знал о том, что она кому-то принадлежала. На снегу у аккуратно сложенных камней лежал букет из сухих веток вереска — среди хрупких стеблей можно было найти старое шипастое кольцо, которое ещё сохранило запах свежей крови. И даже спустя годы и множественные циклы Пэйт будет видеть перед глазами высеченные его же рукой буквы на старой промёрзшей деревяшке, потому как не вымарать из памяти все совершённые им поступки и уродливую в своей привлекательности северную выправку и холодную ненависть. Пэйт опустился на одно колено перед могилой Крейтона Скитальца и прислушался. Говорили, что Негорящие после смерти всегда возвращались к костру. Покуда горят угли в горниле, тёмный дух будет бродить по земле, уничтожая незадачливых путников и принося языки в жертву Розарии. У мародёра была надежда, что они ещё хотя бы раз сразятся с рыцарем в честном бою, поставив точку в их вечном конфликте, но бесконечность циклов слишком непредсказуема для каких бы то ни было прогнозов. Спрятав кольцо, Пэйт закрыл глаза и сжал пальцы на древке копья, услышав отдалённые шаги по скрипучему снегу. Чем громче они становились, тем ближе безымянный путник был к нему, распространяя вокруг себя запах крови и благовоний из спальни богини Розарии. — Навещая чужую могилу, всегда оглядывайся по сторонам, старый друг. Кто знает, что может наблюдать за тобой из темноты. Почувствовав у своей шеи лезвие секиры, Пэйт приподнял подбородок и задержал дыхание, медленно разжимая пальцы на древке копья. На губах у него заиграла странная, немного безумная улыбка. — Спасибо за кольцо. Отличный погребальный дар. Надеть бы его тебе на член, Пэйт, было бы больше пользы. Они были прокляты на вечность сражения друг с другом, пока не погаснет или не воспылает Первое Пламя. Прокляты друг другом и обоюдно совершаемой местью с привкусом сладкой горечи напоследок. Почувствовав горячее дыхание сквозь прорези шлема рядом со своим ухом, мародёр судорожно выдохнул и прикрыл глаза. — Встань передо мной на колени и проси прощения… — произнёс Крейтон. — Только после того, как это сделаешь ты, мразь… — со смехом парировал Пэйт. Ледяной ветер Холодной долины бросил в лицо мародёру горсть снега, и по телу пробежала нестерпимая волна холода. Заметив это, Крейтон приобнял Пэйта одной рукой и, отложив секиру, другой закрыл его глаза. — Негорящие всегда ищут угли. Позволь мне тебя согреть. Шея Пэйта сломалась так легко, словно его кости были сделаны из хрусталя. Осев на руках Крейтона, мародёр обратился в прах и копоть, окрасив плащ Скитальца в грязно-серые кладбищенские тона. Есть среди заброшенных кладбищ одна могила… Все тропы к ней заросли вереском и колючим кустарником… — Я хочу, чтобы мы убивали вместе, Крейтон. — Тогда следуй за мной. Преклони колени перед Розарией.