***
Ята готовил ужин, в то время как Фушими сидел в комнате. Внезапно раздавшиеся низкие басы прошлись по всему организму парней, отдавая в груди тяжелыми волнами. О стол грохнула стопка тарелок. – Сару, чёрт тебя дери, выключи свою хрень, у меня посуда подпрыгивает! – проорал Мисаки, надеясь, что его услышат через эту адскую какофонию. Музыка стихла, но едва Ята вернулся к готовке, как его звуковой волной едва не прижало к нагревшейся духовке. Из-за стенки орал «Rammstein». Выругавшись про себя, Ята ещё раз грохнул о стол тарелками и пулей метнулся в комнату, материться уже вслух. На Сару. Который с невозмутимым лицом сидел в кресле у орущих колонок и, покачивая ногой в такт музыке, читал книжку. Сквозь не тихий вокал до него будто издалека донеслось: «Сааруууу!» и что-то ещё. Фушими оторвал взгляд от книги и посмотрел на любимого. Тот активно жестикулировал, открывал и закрывал рот точно в такт словам из песни. В реальности Мисаки, конечно, сообщал благим матом о том, как его достала любимая музыка Сарухико, и где он их видел, но Фушими казалось, что Мисаки вдруг овладел немецким языком. А такая фраза ассоциировалась у Сару только с теми самыми немецкими фильмами. В тёмной голове тут же пронеслась мысль: «Надо бы попробовать заставить его кричать в постели на немецком». Однако в ту ночь они спали в разных комнатах.***
Как-то раз соседи сверху затеяли ремонт. И как раз это выпало на отпуск Фушими, которого он ждал так, как дети ждут подарков на праздники. За две недели он планировал две вещи: выспаться и отодрать Мисаки во все дырки. И если второе особых проблем не вызывало, то с первым пунктом можно было попрощаться навсегда. Ибо днём стучали молотки и прямо по нервам сверлил перфоратор, а по ночам сосед или обмывал с друзьями собранный шкаф, или ругался с женой по поводу неправильно собранного шкафа и не заканчивающегося ремонта. Сарухико с женщиной был солидарен. И вот настал последний день отпуска. Ни молотков, ни перфораторов, ни голосов соседей. Ти-ши-на. Фушими с нескрываемым наслаждением растянулся на диване, закрыл глаза, как до его ушей донеслись странные звуки. Сару отбросил только подошедшую дремоту, прислушался. Мелодичное перебирание клавиш, мелодия лёгкой шелковой лентой плыла из колонок ему в уши, обволакивая нежностью, лёгким тревожным чувством и, почему-то, весной. Казалось бы, если заснуть под такую мелодию, то обязательно приснится что-то хорошее, лёгкое, но Фушими окончательно проснулся и выдал: – Что за хрень? – Бетховен, «К Элизе», – ответил Мисаки. Он сидел на полу у изголовья дивана и читал мангу. – Выключи, раздражает, – сказал Сарухико, поворачиваясь к нему спиной. Ята сделал вид, что не слышит.***
Разразившаяся не на шутку гроза сделала так, что до утра электричества в доме, где располагалась квартирка Фушими и Яты, не было. Они в полной тишине сидели на кухне. На столе одиноко подрагивая огоньком, горела свеча. Сарухико вздохнул: – Скучно. – О! – Мисаки хлопнул себя по лбу и убежал. В дальней комнате послышалось шебуршание, гулкий «бам» и тихий Мисаковский мат. Парнишка вернулся на кухню, таща какой-то старый, громоздкий агрегат. Водрузив его на стол, Ята, довольный собой, сказал: – Вот! – Это что? – озадаченно спросил Сару. – Дедушкино радио, – с охотой пояснил Мисаки, отряхивая агрегат от пыли. – В любую непогоду работает, хотя и старое. Уже через минуту Ята настроил антенну и теперь крутил ручку, ища волну с хорошей музыкой. Но видимо многие радиостанции из-за непогоды оставили свою работу. Наконец агрегат зашипел, потом послышалось скрежетание искажённой помехой музыки, а следом чисто и еле слышно прозвучали слова:«Я твой первый друг, Ты мой лучший враг, Я без тебя никак, Ты без меня ни с кем…»
И радио смолкло. Мисаки и Сарухико взглянули друг на друга. Щёки рыжеволосого залились предательским румянцем, Фушими усмехнулся. Он встал из-за стола, взял Яту за руку и притянул к себе. – Я твой первый друг, Мисаки, – с лёгкой издёвкой в голосе сказал Сару, утыкаясь носом в рыжую макушку. – Это мои слова, тупая обезьяна… – пробубнил Ята ему в шею. Старое радио пошумело помехами, и снова заиграла эта песня.