322320

Они давно не виделись, не сидели и не перетирали обыденное и повседневное за стопкой соджу или чего покрепче. Пару месяцев или пару лет. Второе будет вернее. Потому что брать в расчёт мимолётные встречи между встречами нормальными с кем-то другим, кто не обязательно важнее, но необходимее в этой жизненной гонке именно сейчас, значит признать факт зашкаливания собственного эгоизма за отметку "пиздецовый". Квартира Хосока невозможно пустая. Но ему так нравится, а Хончоль и не спорит. Не в его правах это, он здесь впервые. Пару пустых бутылок из-под соджу, которые были опустошены по пути сюда, теперь мирно стоят на полу. И бутылка уже нормальной, как говорит Хончоль, вменяемой водки ютится там же. - И что, поедешь в Нью-Йорк? Хончоль усмехается, выпускает пар, пахнущий не то яблоком, как и обещано, не то просто кисло-сладким чем-то, и смотрит на Хосока вполне-таки серьёзно. Хосок сидит перед ним на полу, ноги поджав под себя, и отдалённо напоминает ему монаха из-за своей отрешённости. Но вот Хосок встряхивает головой, протягивает руку и, когда в неё хончолева рука вкладывает вейп, подносит крепко сжатый пальцами девайс к губам. Вдох. Выдох - к почти рассеявшейся порции пара прибавляется новая. - Да, - он кивает, легко подтверждая, что вот-вот и сбежит постыдно, при этом в лице не меняется ничуть. - А что здесь? Не держит ничего. И смысла нет сидеть на одном месте. - Смысла нет на одном... Хончоль задумывается, не договаривает, пустой взгляд направляется аккурат на ближайшую стенку и раскидывает для себя хосокову фразу на слова мысленно. "Хм, - проговаривает он про себя, - хммм." И, в общем-то, не может начать отрицать, что сам как раз-таки сидит на одном месте по той причине, что привязан, пристрочен к Сеулу душой и всей жизнью. А Хосок - нет. Он свободен. И это так странно, не укладывается в голове. Хотя не сказать, что Хосок ему какой-то излишне близкий, чтобы вытряхивать из привычного состояния похуя, но всё-таки он это делает, а Хончоль не может никак понять, как ему это удаётся. - А ты? Хосок выдавливает тишину из хончолевых ушей, а самого его из зудящих где-то у висков мыслей. - А что я? Я здесь. Здесь, где родной бар и не менее родной воздух ночью, которым пропитан весь Хончоль, полностью. В этом они с Хосоком совершенно разные. Хотя. О чём это он? Они разные во всём. У Хончоля музыка в душе, у Хосока - в сердце. Хосок, движимый ритмом, оставляет за собой в зеркалах тень своих танцев. Острых, как и он сам, и пробирающих до самых сокровенных мыслей, до давно и надёжно припрятанных тайн. Хончоль же раздаёт волны своего лайтового настроя каждому пришедшему в бар и не стремится забраться ни к кому внутрь. Разве что только к Хосоку, а тот и не против... но улыбками своими режет с порога, свободой вокруг себя и Нью-Йорком. И Хончоль не понимает, с чего, собственно, его это трогает. Или ебёт, проще говоря. Совершенно не понимает. Нет. \\\ - Рэпер из тебя так себе. Айрон бросает это, как только открывает дверь и видит вполне-таки знакомую спину. Выходит из душного зала клуба на хлипкий балкон, чтобы встать рядом и опереться на холодные перила, взглядом мазнув по взлохмаченной макушке. На балконе Хоуп, тот самый, который буквально пятнадцать минут назад сместил его, Айрона, со сцены и зачитал сходу ответку. Хотя айронов рэп был для публики в общем, а не для кого-то определённого. Хоуп курит, прикрыв глаза, и, кажется, не собирается ни отвечать, ни как-либо реагировать в принципе. Только кажется. - Нарываешься на дисс, после которого не отмоешься? Хоуп кривит губы в усмешке и выпускает дым в темноту ночи. - Ты даже не представляешь, с кем связался. \\\ Хосок и правда не представлял. Как и не думал о том, что Хончоль умеет проникать в мысли и не исчезать оттуда ни при каких условиях. К слову, баттл им был постыдно проигран. Но победу Хосок отдавал с некой гордостью, потому что заслуженно, потому что тому, кто действительно знает во всей этой андеграундной лабуде толк. Хосок тоже знает, но не настолько. - Твоя водка, - очередные минуты молчания прерываются медленно выговариваемой фразой, - это какой-то ад. Я пьян. А её ещё половина. А я пьян. Хосок хихикает как-то совершенно по-дурацки и с третьей попытки заправляет вейп новой жидкостью. Сладенькой. Хосок такие любит. - Твой Нью-Йорк тоже какой-то ад, - подумав, делится Хончоль. - Ты ещё не уехал. А я уже терпеть не могу этот город. А ты ещё не уехал. Щелчок кнопки девайса кажется каким-то слишком громким. Настолько, что у Хосока начинает звенеть в ушах. А ещё колотиться внутри... Сердце? Да-да. Ну а что же ещё? Эти слова, эта фраза. Они будто расставляют на места все ощущения и эмоции. Они будто высвечивают одну только мысль "вот он, Хончоль, ты должен быть там, где он". И ничего более определённого. Определённого и не надо. Хосок всё ещё мертвецки пьян. Ему хочется завалиться на бок и заснуть. Но больше этого только, наконец, прояснить для себя одну маленькую вещь. Хосок надеется, что после этого очнётся не с сломанным носом. Хосок надеется и тянется к Хончолю с грацией тюленя, хотя, казалось бы, танцор. Он задевает стоящую на полу бутылку водки. Он закрывает глаза, когда осторожно пытается урвать у Хончоля едва ощутимый поцелуй. Он ждёт, притронувшись, оказавшись совершенно близко, и не дожидается никакой реакции. Он, наконец, даёт себе сделать то, чего хочет. И если покопаться в себе, если признаться, хочет давно. Хончолевы губы пахнут тутти-фрутти. И это так забавно, учитывая, что Хосок чувствует более, чем отчётливо, как сильно и больно Хончоль сжимает в кулаке пряди его, пахнущих какой-то не менее сладкой дрянью, волос. Хосок целует рвано, долго, глубоко. Впивается коротко стриженными ногтями в обтянутую джинсой коленку хёна. Почти стонет. Почти признаётся сам себе, что это, в общем-то, ему до батальонов вооружённых мурашек нравится. Оцарапывает зубами край губ, когда чуть отстраняется и смотрит расфокусированно, одурманенно. Хончоль на него смотрит тоже. Двигает челюстью и в полутьме, в остатках клубов пара видно, как за тонкой кожей ходят желваки. Он вдыхает через нос и тянется к вейпу. Пара секунд, опаливший рот и горло сладкий пар расходится по комнате. Короткий, немного смазанный взгляд и Хончоль откладывает девайс и уже сам тянется к Хосоку. Хосок, в общем-то, не против. Хосоку, в общем-то, нравится. Нью-Йорк откладывается на потом.