Скулы

На Корво Бьянко опустилась мягкая темнота. Пламя от свечей в хозяйской спальне немного колебалось на сквозняке, вырисовывая на стенах причудливые танцующие тени. Регис невольно залюбовался ими, не ведая, что в этот момент любуются им самим. — У тебя такие красивые скулы. — Что? Геральт, ты меня удивляешь. Ведьмак протянул руку и коснулся кончиками пальцев четко очерченных лицевых косточек.  — И почему ты раньше не сбрил эти баки… — немного мечтательно, с ноткой сожаления протянул Геральт, продолжая скользить рукой по щеке, медленно переходя на шею. — Это была… дань туссентской моде. — Слова приходили на ум неохотно, виновный в этом Геральт мук совести не испытывал. — Что-то я не заметил, чтобы в Туссенте кто-то ходил с баками, — прищурил кошачий глаз Геральт, поигрывая с прядкой отросших волос, обычно собранных в аккуратный короткий хвостик на затылке и сейчас по-домашнему распущенных. — Ты меня раскусил, — притворно огорчился Регис. — Я решил стать первопроходцем, — слова должны были прозвучать вызывающе и гордо, но интонация немного исказилась: рука Геральта поглаживающими движениями перешла на бледную грудь. Регис перехватил ее и поцеловал покрытые мозолями и мелкими ранками сильные пальцы, жалея, что регенерация ведьмаков, будучи выше, чем у простых людей, все же уступала вампирской. Внезапно поймав чуть игривое настроение, Регис втянул кончик указательного пальца Геральта в рот; осторожно, чтобы не зацепить острыми зубами, облизал подушечку, прошелся по чувствительному полукругу роста кутикулы. Эта невесомая ласка, почти не несущая в себе эротического подтекста, заставила привыкшего к самым разнообразным постельным практикам Геральта шумно втянуть воздух в ноздри. — Регис, — хрипловатый голос звучал твердо и угрожающе. — Если ты сейчас не прекратишь… Хитро и довольно щурясь, вампир занялся средним пальцем, не выпуская изо рта первый. Ведьмак сразу позабыл про все на свете, завороженно наблюдая за тонкими губами, нежно обхватывающими кончики пальцев. Геральт сглотнул: — Р-регис… Курва-мать… Взгляд Эмиеля становился все более и более провокационным, а движения горячего языка все смелее. Ведьмак чувствовал, как сильно колотится его сердце, всерьез грозясь проломить грудину и оказаться на воле. Для Региса эти звуки были прекраснейшей на свете музыкой, а лицо Геральта, растерянного и возбужденного, величайшим зрелищем из всех. Даже висящая около кровати до безобразия лестная картина, изображающая сидящего на белом жеребце обнаженного ведьмака с абсолютно гладкой кожей, была не более чем детским рисунком в сравнении с тем, что сейчас вампир лицезрел перед собой. Он упивался этим видом, этим мгновением. Он упивался Геральтом. Ведьмак вновь сглотнул судорожным движением горла и мягко потянул руку на себя. Регис, напоследок пройдясь по мозолистым подушечкам, поддался, щерясь как кот, только что получивший любимое лакомство. — Ты тоже очень красивый, Геральт, — голос Региса от неумолимо наступившего возбуждения стал ниже и глуше. Он знал, что Геральту это нравится, и поспешил усилить эффект прямым взглядом в янтарные глаза ведьмака. Беловолосый издал собственнический рык и подмял Эмиеля под себя.

***

Крыши домов Корво Бьянко были залиты нежным светом раннего утра, напоминая картину, полученную через парестисомак графа Беледаля. На королевской, как гордо назвал ее Варнава-Базиль при покупке, кровати спали двое мужчин. Кожа одного из них уже давно была избавлена от следов прошедшей ночи нечеловеческой регенерацией. А вот второй еще пару дней будет гордым носителем собственнических отметин и царапин, причем не менее гордым, чем тот, кто эти метки оставил. Вошедшая после проигнорированного стука с дымящимся подносом, пахнувшим свежим хлебом и любимой хозяином поместья яичницей с колбасками, Марлена тихо ойкнула и поспешно прикрыла за собой дверь. Геральт, профессионально отреагировав на тонкий скрип половиц, завозился во сне и потерся носом о шершавую скулу вампира.