Fall Out Boy – Uma Thurman (Acoustic)
Каждое утро Бокуто начиналось отнюдь не с чашки кофе или проверки личных сообщений в социальных сетях. Его утро начиналось с того, что он осматривал свои руки. Ещё со времён младшей школы на них начали появляться сначала немного косые и не блещущие выдающейся красотой рисунки и узоры. Постепенно непонятные кляксы и кривоватые линии приобретали насыщенные и причудливые очертания, иногда они были даже цветными, и Бокуто обожал обводить подушечками пальцев контуры этих замысловатых орнаментов. И каждый раз было грустно смотреть, как маленькие произведения искусства, коими Бокуто считал эти рисунки, исчезали с его рук. Его распирало чувство гордости за своего соулмейта: каждый рисунок был гармоничным, и его хотелось запечатлеть на своей руке навечно. Сам же Бокуто ни разу не рисовал ничего на своём теле, даже шпаргалки по ненавистной ему химии он всегда писал на маленьких листочках, после каждый раз жалея об этом. Не хотелось ударить в грязь лицом перед своей «судьбой». Даже сегодняшнее утро не стало исключением. На запястье Бокуто обыкновенными чёрными чернилами была нарисована Солнечная система, а под ней красовалась маленькая подпись: «Ты существуешь?» Сердце ухнуло куда-то вниз, словно спрыгнуло с самого высокого моста на тарзанке, а в голове все мысли смешались в один огромный ком. Первым делом Бокуто схватился за ручку, всегда валяющуюся на прикроватной тумбочке, и уже занёс её над запястьем, собираясь немедленно начеркать ответ, но остановился. Все эти годы он видел завораживающие картины, которые, как ему казалось, были посвящены исключительно ему. А что сделает он? Впервые за десять лет напишет простое «Да, я существую»? Нет, так нельзя. Он хочет, чтобы его соулмейт гордился им. Он тоже что-нибудь нарисует. Вот прямо сегодня, на одном из подготовительных факультативов.***
Акааши всегда верил в существование соулмейтов, о которых все говорят. Только вот в отличие от своих друзей, которые если и не встречались со своими половинками, то хотя бы разговаривали посредством небольших сообщений на руках, он ни разу не общался с предназначенным именно ему человеком. Каждое утро, а иногда и перед сном, он осматривал свои руки, лелея надежду найти хотя бы простую чёрточку, случайно оставленную этим самым человеком во время какой-нибудь бумажной работы. Но каждый раз Акааши, так ничего и не обнаружив, тяжело вздыхал и умывался или ложился спать. Или его соулмейт безрукий, или же его не существует. Парень начитан о тех, кому судьба не предоставила второй половинки. И это расстраивало. Ему не хотелось быть «бракованным». И, конечно же, не обходилось без подколов. Ойкава, с которым Акааши приходится сидеть на уроках искусства и зарубежной литературы, то и дело шутил о том, что пара Кейджи ещё просто не родилась. «Будешь нянчиться с ним и подгузники менять», — заливисто смеялся Тоору. Каждый раз шутка задевала, но выражение лица Акааши всегда оставалось непроницаемым, будто шутили вовсе не про него. Очередная бессонная ночь из-за экзаменационного проекта по изобразительному искусству и девственно-чистая кожа на руках. И именно в этот момент вместо того, чтобы рисовать очередной бессмысленный натюрморт с яблоками и бутылкой вина посередине композиции, Акааши начала поглощать обида на своего соулмейта, которого, скорее всего, и в помине нет. Десять лет подряд он рисует идиотские рисунки, а этот идиот даже простого «привет» не напишет! Нервы сдавали, и ручкой, которую доселе парень крутил между пальцев, изредка подкидывая вверх, он изобразил Солнечную систему. Солнце, Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун. Каждая планета на своём месте, но казалось, что чего-то не хватало, и, долго не раздумывая, Акааши сделал маленькую приписку внизу, надеясь завтра утром увидеть ответ.***
— Покажи ещё раз. — Куроо потянул Бокуто за рукав пиджака и, закатав оный, в очередной раз начал рассматривать надпись на руке. — После этого ты должен сделать ей, ну, или ему предложение. — Я сегодня же нарисую ему что-нибудь. — Что ты сделаешь? — подключился Коноха, предпочитавший делать вид, что не слышал разговор этих двоих. — Ты ведь даже смайлики удачно только раза с третьего рисуешь! Им легко говорить, считал Бокуто, ведь каждый из них нашёл свою половинку уже давно. На протяжении четырёх лет Куроо каждый день договаривался кое с кем о времени и месте встречи, где по полтора часа проводил в ожидании своего, как в итоге выяснилось, парня, оказавшегося жуткой язвой в очках, а Коноха дружил со своей девушкой ещё с детского сада. Бокуто же просто жутко трусил, и всё тут. — Он ведь спросил, существую ли я вообще! — парень эмоционально размахивал руками, совершенно не заботясь о том, что идёт урок. — Ну так и ответь ему, Пикассо, — намного тише предложил Коноха. — Я не собираюсь отрезать себе уши! — Ухо отрезал себе Ван Гог, — с соседней парты отозвался Кенма, который до этого был увлечён игрой на смартфоне. — Да какая разница? — не обращая внимания на то, что Кенма хотел возразить и объяснить ему, чем именно отличаются два художника, Бокуто продолжил: — Он мне на протяжении десяти лет рисовал картинки, а я просто напишу пару каракуль? Так нельзя. — И что ты ему нарисуешь? — Куроо уже с первого урока смирился с тем, что не сможет отговорить своего друга от этой совершенно глупой затеи, поэтому теперь просто вовремя задавал вопросы и поддакивал. — Я не знаю, но что-нибудь очень красивое и вдохновляющее, как и он сам. — Ты его даже не видел, — подметил Коноха. — Это не важно. Я знаю, что он красивый. Все участвующие в разговоре тяжело вздохнули и снова вернулись к своим делам: Куроо продолжил рисовать карикатуры на Бокуто, Коноха — внимательно слушать учителя, а Кенма включил телефон, и только сам Бокуто всё ещё задумчиво держал шариковую ручку в руках.***
По Акааши можно было сверять время. Каждые двадцать минут он отвлекался от итогового экзамена и закатывал рукав белой рубашки, чтобы проверить, не появился ли там ответ на его вчерашний вопрос. И каждый раз он горестно вздыхал, возвращаясь к анализу картины. «Что, по-вашему, повлияло на художника во время создания картины?» Рука так и тянулась написать ответ в стиле: «Осознание чёртовой безысходности», но Акааши умел держать себя в руках и именно поэтому начал описывать какие-то таинственные знаки и мудрёные детали картины, чтобы потом прийти к умозаключению, что никому не известный художник был болен и страдал от — пусть будет — паранойи. Если он продолжит в таком же духе с тщательно скрываемым фанатизмом каждый день проверять своё тело, то тоже закончит жизнь параноиком или кем-то похуже.***
Прошёл ещё один урок, но Бокуто до сих пор не знал, что нарисовать, а пирамида смятых листков, вырванных из рабочей тетради, росла в геометрической прогрессии. Сначала захотелось нарисовать машину и подписаться до абсурда глупой, но пафосной фразой: «Твой принц на железном коне уже тут», однако на принца он слабо тянул, да и железного коня у него не было, а измученное выражение лица Куроо вперемешку с немым вопросом о вменяемости своего друга окончательно забраковало идею. Последующие задумки Тецуро, кстати, тоже отринул, вслух выражая, как ему жалко соулмейта Бокуто. — Такого идиота, как ты, ещё поискать надо, а он ведь даже не искал. Ты ему как будто в наказание попался, — комкая очередной клочок бумаги, бурчал Куроо. Бокуто громко сопел, цокал языком, крутился на стуле, выходил в туалет — и всё в поисках музы. Он обязан предъявить всё в лучшем виде, чтобы его пара гордилась им. Парень водил ручкой над запястьем, словно собирался сделать набросок, но рисовал он отнюдь не красивые пейзажи или охапку цветов — в опасной близости от кожи выводил глупые смайлики и кучки фекалий, как те, что он часто использовал в переписке с Куроо. Когда к Бокуто наконец-то пришла уверенность, он мягко опустил кончик ручки на кожу и провёл дугу, а потом замер: забыл, что хотел нарисовать. Вот дерьмо. Он безысходно пялился на выведенную линию и, совершенно не задумываясь, пририсовал снизу два кружка. Первый рисунок своему соулмейту, и это оказался член. Бокуто схватился за голову и с трудом сдержался, чтобы не взвыть на весь класс от досады.***
Акааши буквально почувствовал, как на его правой руке, ближе к локтю, кто-то чем-то провёл. Он спешно закатал рукав рубашки в предвкушении того, что же ответила ему его «судьба». Словно маленький ребёнок, распаковывавший рождественский подарок, Акааши зажмурился, чтобы не увидеть ответ раньше времени. Он ждал этого десять лет, и вот сейчас, в этот самый момент, когда экзамен подходит к концу, он наконец увидит первое сообщение от своего соулмейта... Распахнув глаза, парень обескураженно потёр их левой рукой. Что, чёрт возьми, за херня?! Он десять лет ждал нарисованного члена? С таким же успехом он мог сходить на домашнюю вечеринку Ойкавы, где с радостью обрисовывают первого заснувшего перманентными маркерами. «Сотри это сейчас же», — быстро написал Акааши прямо под художеством. — Молодой человек, — громогласно прозвучало над его головой, — попрошу вас оставить бланк и выйти из аудитории. О дате пересдачи вам сообщат. И без того широко распахнутые глаза Акааши стали ещё больше, когда он поднял взгляд и увидел над собой одного из наблюдателей. Строгая женщина в классическом брючном костюме забрала с отведённой ему парты экзаменационный бланк и, круто развернувшись на каблуках, последовала дальше вдоль ряда. Акааши хотелось схватиться за волосы и хорошенько приложиться головой об стол. Он отлично знал правило о том, что во время экзамена нельзя никоим образом контактировать со своим соулмейтом, и теперь все его бессонные ночи и зубрёжка пошли коту под хвост из-за до сих пор красующегося на его руке члена. Чутьё подсказало: он ещё не раз попросит Всевышнего забрать у него то, что ему досталось волей судьбы. Тяжело вздохнув и спрятав ручку в нагрудный карман, Акааши забрал свою лёгкую сумку, перекинул её через плечо и вышел из аудитории, пытаясь придумать оправдание для родителей.***
Бокуто бросило в холодный пот, когда он увидел, как медленно на его коже появилась надпись с просьбой о том, чтобы он стёр свой рисунок. Он сразу же принялся избавляться от неудачного «произведения искусства», но только лишь натёр кожу, из-за чего она стала красной, словно по ней пару раз провели тёркой с мелкими зубчиками, и, не найдя другого выхода, попросился выйти в уборную. Проходя мимо Куроо, Бокуто задел его плечо, тем самым обратив внимание на себя, и показал свой рисунок, мол, смотри, как я облажался. Уже будучи в дверях кабинета, услышал, как друг разразился громким смехом, за что сразу же получил замечание от учителя. Теперь же Бокуто был уверен, что навсегда останется один и умрёт в маленькой квартирке с парой десятков котов, которые после его смерти ещё недели две будут кормиться им самим. Кому нужны соулмейты, когда есть коты, согревающие тебя холодными, пронизывающими до костей своим неприятным ледяным воздухом ночами? Бокуто легонько пнул дверь уборной и проскользнул в небольшое светлое помещение, не замечая парня, склонившегося над умывальником и ополаскивающего лицо. Только усевшись на широкий подоконник, Бокуто обратил внимание, как брюнет что-то старательно оттирал с запястья. Кожа уже была красной, как у него самого минут пять назад, и виднелась пара небольших царапин. На автомате Бокуто закатал рукав пиджака и обнаружил: на его руке нет больше Солнечной системы и двух коротких надписей. Кончиками пальцев он провёл по тем местам, где, как ему казалось, был рисунок, и тоже подошёл к раковине, чтобы смыть верхнюю часть проявления своего идиотизма. Теперь же, удостоверившись в том, что рисунков больше нет, он подумал, что больше никогда не увидит их. Выдавив на ладонь немного мыла и подставив руку под воду, Бокуто тщательно начал отмывать своё творение, игнорируя то, что человек поблизости замер, а автоматический смеситель перестал подавать воду, отработав положенные тридцать секунд. Уже подойдя к стойке с салфетками, чтобы вытереть влажные руки, и обратив своё внимание на парня, он добродушно ему улыбнулся и протянул пару бумажных полотенец, которые взял для себя, увидев стекавшую по его рукам воду. Тот неуверенно забрал предлагаемое и проронил тихо: — Спасибо. Отчего-то Бокуто захотелось услышать голос незнакомца ещё раз. Хотя нет, ещё пару сотен раз. И то он не был уверен, будет ли этого достаточно. — Не за что, — широко улыбаясь, произнёс он, отрывая ещё несколько салфеток. — Я Бокуто Котаро, и сегодня я облажался, как никогда раньше. Брюнет вопросительно приподнял бровь, выкинул использованные салфетки в мусорное ведро и бедром опёрся на край умывальника. — Акааши Кейджи. И как же ты «облажался»? — Ты же знаешь, что у каждого есть свой человек? Конечно знаешь, я уверен, что он у тебя есть. Так вот, мой соулмейт постоянно рисовал рисунки, и мне казалось, что они были предназначены именно мне, а сегодня он спросил, существую ли я вообще. — Бокуто понял, что ещё немного, и его понесёт, и захотелось рассказать Акааши обо всём, что случилось с ним, пожалуй, с самого рождения. — И я хотел нарисовать ему что-нибудь такое же потрясающее, похожее на то, что рисовал он, но я взял и нарисовал член. Думаю, теперь я умру в одиночестве с тридцатью кошками. Акааши пристально взглянул на Бокуто и поджал губы, превращая их в тонкую полоску, тем самым пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Господи, насколько же это всё в стиле какой-нибудь дурацкой подростковой комедии... — Я уверен, что он на тебя не обижается. Со мной произошла похожая история совсем недавно. — Упоминать о том, что история эта приключилась всего лишь от силы полчаса назад, Акааши не рискнул. — Правда? И как это было? — Бокуто с любопытством смотрел на него, про себя отмечая, какие, на удивление, у собеседника красивые глаза и потрясающая длинная шея, на которой хотелось бы оставить свой след. В ответ окидывая Бокуто взглядом, Акааши сдержанно улыбался, осознавая, что это точно не та принцесса, о которой в детстве ему постоянно рассказывали родители и которую, по их словам, он должен был встретить. Да и проблем с ним, наверное, будет куда больше, чем с принцессой. — Кажется, всё налаживается, — уклончиво ответил парень. Бокуто хотел сказать ещё что-то, но стоило ему приоткрыть рот, как тишину нарушила оглушительная трель звонка, и он, совершенно не думая, выдал фразу: — Не хочешь пообедать со мной и моими друзьями? — Он взъерошил свои и без того торчащие в разные стороны волосы и неуверенно улыбнулся. — Ты им понравишься. — А я могу позвать двух своих друзей? — Несмотря на то, что пообедать вместе ему предложил его соулмейт, Акааши было немного неловко. — Конечно, — Бокуто согласно кивнул, словно болванчик, обыкновенно встречающийся в автомобилях. — Тогда пойдём, я напишу им по пути. Брюнет снова слабо улыбнулся и поправил сумку у себя на плече. Теперь как-то не важно, что ему скажут дома по поводу проваленного экзамена. Главное, что он не один из «бракованных». Уже выходя из уборной, Бокуто задумался о том, что не так уж сильно он и облажался и обязательно напишет своему человеку сегодня вечером. А Акааши, наблюдая за Бокуто краем глаза, дал себе обещание, что когда-нибудь признается, что он именно тот, кто посвящал ему рисунки на протяжении десяти лет. Но только не сейчас, не сегодня и даже не на следующей неделе.