Палачи памяти

Черин смотрит в окно, неритмично постукивая ногтем по кружке. Хёкдже смотрит на ее пальцы и не может сосредоточиться на своих мыслях. Руки у нее не тонкие и прекрасные, как у пианисток, но его все равно завораживают. - Как думаешь, давно ли люди стали такими слабыми? Риторический вопрос. Но он все равно отвечает. - Помнишь, я рассказывал тебе про Донхэ? Черин вскидывает бровь, не поворачиваясь. - Вчера он опять приходил. Теперь она переводит на него взгляд. Смотрит внимательно, словно выедает душу, скрещивает пальцы и щурится. - Неужто опять Сандара? - И как ты угадала? – Хёкдже еле заметно кивает и растягивает губы в кривой ухмылке. Черин прослеживает это движение и хмыкает. А затем откидывается на стуле и говорит, не отводя от него своих глаз: - Сандара вчера приходила ко мне. Хёкдже хочется рассмеяться в ответ, но он бросает все силы на то, чтобы его ухмылка не стала еще шире. Черин замечает и это; он усмехается и делает глоток остывшего чая. Они оба молчат, потому что, в общем-то, это не их дело, и они не в праве обсуждать и, тем более, осуждать – они просто должны выполнять свою работу. Они и выполняют – честно, качественно, без лишних эмоций. Так можно работать только тогда, когда ты эмоционально выгорел, и тебе уже плевать на чужие судьбы и на то, что их толкнуло к крайним мерам. Но эти двое – Донхэ и Сандара… Просто невозможно плевать на людей, которые приходят к тебе не в первый раз. И не в первый раз просят стереть память о том же человеке, что и раньше. Исключения всегда запоминаются. А тут еще и оба. И так. Пак Сандара просила стереть ее память о Ли Донхэ дважды. Ли Донхэ просил стереть его память о Пак Сандаре триджы. Это уже даже не смешно. Это уже как-то грустно. Хёкдже и Черин молчат, размышляя об одном и том же, пока он не повторяет ее вопрос: - Как думаешь, давно ли люди стали такими слабыми? Взгляд Черин темнеет и обретает осмысленность, когда она отрывается от своих мыслей. Она снова заглядывает ему в глаза и смотрит цепко и крепко. Будто и правда хочет выудить его душу. Даже перестает стучать ногтями по чашке. - Они всегда такими были. Но как только они научились управлять своей памятью, это только усугубилось. Раньше эта процедура была редкостью и только по особым показаниям, а сейчас достаточно просто подкопить немного деньжат, чтобы забыть обо всем плохом. Черин говорит все на одном дыхании, и это значит, что она предельно серьезна. Хёкдже не может сказать точно, почему она говорит о людях так, словно не принадлежит к их числу. Но если уж на то пошло, он думает о себе точно так же. Наверно, потому что они – палачи памяти, но сами к такому ни за что не прибегнут. - То есть, было бы лучше... - Бы – этого нет, Хёк. Просто нет. И не будет. Есть то, что есть. Ему не нравится, как звучит его имя, когда она его сокращает. Но он проглатывает это и молчит, ожидая, что она продолжит. Однако Черин безмолвна. Ей просто-напросто больше нечего добавить. - Думаешь, эти двое… - …еще придут. - Я бы предпочел их больше не видеть. Черин улыбается так, что ее глаза превращаются в щелочки. Она всегда красится так, что выглядит холодной стервой, и видеть ее такой искренней – редкость. Она может сказать про него то же самое. Только он не красится и улыбается еще реже, чем она. - Я бы тоже. Но ты же понимаешь… - Да. Они отворачиваются друг от друга, погружаясь каждый в свои мысли, которые, в общем-то, сходятся. Каждый из них надеется, что это больше не повторится. Каждый из них знает, что эти надежды пусты. Что это замкнутый круг, который невозможно прервать. Но все же. Все же... Никто не мешает надеяться, что этот круг прервется.