Так просто

— Знаешь, когда я спасу Галактику, этот день обязательно сделают праздником. Таким, чтобы как в Бразилии — целый карнавал на улицах Лондона. Представляешь, толпы людей танцуют и радуются, как в последний раз, слушают зажигательную музыку... — Шепард лениво потягивается и облокачивается спиной на обшитые железом ящики. Кожу приятно холодит даже через плотную армейскую форму. — И вино там льется рекой. Да, Лола? — Я не удивлюсь, если к старости ты отрастишь себе пивное брюшко, Джеймс. — До старости еще нужно дожить. Вега, как обычно, подтягивается. Он нервничает — все нервничают, пытаются занять себя. Кто-то прощается. Кто-то прячется, пытаясь урвать небольшой кусок для собственного одиночества. Кто-то вспоминает. Кто-то хоронит воспоминания, надежду и веру — заранее. Шепард запрокидывает голову и улыбается: ей впервые за несколько месяцев так легко, будто что-то — или кто-то — упало с плеч и перестало давить, тянуть к земле. Будто стоит ей соскочить с этого самодельного стола, смахнув рукой несколько деталей, выпрямиться — и за спиной раскроются огромные крылья. Может, они не будут белоснежными, как в сказках. А может, и будут. — Все-таки ты очень много пьешь. По крайней мере, для солдата. Наверное, — она растягивает слова и болтает ногами, не доставая ими до пола. Смотрит на Джеймса, а внизу представляет воду, немного грязную и мутную, как в Темзе, но теплую, летнюю. — Не думай, что я не знаю, чем вы тут по ночам с Кортезом занимаетесь. — Лола... — обескураженно бурчит себе под нос Джеймс. — Мы с ним пьем по ночам. И только. — А я и не говорила, что вы чините неисправные дробовики. Если ты не заметил. Джейн недовольно хмурится, а потом отворачивается, смотрит в сторону челнока и изо всех сил пытается изобразить обиду. В такие моменты она похожа на маленькую девчонку: с веснушками на все лицо, рыжую-рыжую, только тугих косичек не хватает и сбитых в кровь коленок. От солдата и героини в ней лишь форма Альянса, да шрамы: белые полоски на руках от осколков да легкие красные трещинки на правой щеке. А так — подросток, худой и хрупкий, нет только выпирающих лопаток, скрытых под мешковатой одеждой. Адептам ведь не нужно быть огромными бугаями, достаточно хорошей физической подготовки. — Мне кажется, будто я развращаю несовершеннолетнюю, — прерывает, наконец, повисшее молчание Вега. Он видит, что Шепард уже только из упрямства не подает голоса, краем глаза наблюдая за ним, думая, что это незаметно. — Я тоже сначала думала, что соблазнила малыша. Но ничего, привыкла, — замечает она и снова улыбается, на этот раз неуверенно. Шутки Джейн выходят резкими, неумелыми, порой слишком прямолинейными. И часто — совсем не смешными. Но Джеймс все равно растягивает губы в улыбке: она хотя бы пытается, не унывает, не рыдает по ночам. Хотя и могла бы. Он даже как-то предлагал ей себя в качестве жилетки, но коммандер лишь помотала головой. Посмеялась. «Все не так плохо, как выглядит», «завтра повеселимся», «больше никто не умрет», «мы победим», «да, я неисправимая оптимистка», «а как иначе?» — говорила она, недоуменно моргала, а потом снова устраивалась на его плече и засыпала. — Знаешь, Лола... Все будет хорошо. Вега спрыгивает с самодельного турника и делает шаг к ней. Шепард смотрит чуть недоуменно и щурится, будто пытается прочитать что-то еще на его лице. Что-то, что он не сказал. — Я это и так знаю, Джеймс. Он обнимает ее, хрупкую женщину, и смотрит в глаза, соприкасаясь своим носом с ее. — Когда-нибудь у тебя будет очень серьезный ребенок. Ты будешь подсовывать ему игры на инструментроне, а он — действовать тебе на нервы и требовать книги. — А потом будешь приходить ты и недоумевать вместе со мной. Джейн смеется. Ей впервые за несколько месяцев так просто и хорошо.