Just tonight

Хончоль сдаётся к вечеру пятого дня. Разбирает на доски книжную полку и заколачивает окна, заново баррикадирует дверь, придвигая к ней вместо старого комода шкаф – преграда вряд ли надёжная, но хотя бы внушает спокойствие размером. Долго возится на кухне, раскладывая содержимое шкафчиков и бесполезного теперь холодильника по двум коробкам – то, что ещё можно съесть, и то, что уже вряд ли пригодно. Еду можно растянуть недели на полторы, а вот оставшиеся две банки пива и восемь сигарет – вряд ли, и этот факт почему-то раздражает Хончоля гораздо больше. Хотя не то чтобы он вообще собирается прожить ещё полторы недели. В подъезде иногда орут, иногда рычат и тихо поскуливают, и когда шум перемещается в соседнюю квартиру, Хончоль больше не боится и уже не вжимает голову в плечи, просто открывает бутылку коньяка, чудом простоявшую в шкафу больше года, садится на полу в кухне и закуривает, бездумно рассматривая полосы света на полу. Собственная квартира начинает казаться Хончолю едва ли не клеткой, но сегодня ему хотя бы везет больше, чем соседям. За стеной всё стихает ближе к десяти, когда на улице становится совсем темно, а у Хончоля бутылка пустеет на треть, и вместе с тяжелой усталостью и теплом в груди на Хончоля накатывает отстранённое спокойствие, и он хочет только закрыть глаза и спать до тех пор, пока всё это не закончится. – Ничего нет, – сам себе говорит Хончоль. – Ничего нет, – с закрытыми глазами тянется к зажигалке, шаря ладонью по полу. – Ничего нет. Хончоль больше не боится криков и царапанья по дверной обшивке с той стороны, но от обычного стука дёргается, едва не роняет стоящую рядом бутылку и на какой-то миг задумывается о том, что ему, скорее всего, кажется. Стук повторяется снова, сильный и ровный, как будто кто-то просто пришёл в гости, но дверной звонок оказался сломанным. Хончоль медленно поднимается и крадётся к двери, надеясь только на то, что половица под ногами не скрипнет. Может быть, вот он, его шанс спастись, который стоит за дверью и ждёт только, чтобы хозяин квартиры подал признаки жизни, но Хончолю до дрожи в коленях страшно. Хончоль опирается об угол шкафа, с осторожностью прислоняется ухом к двери и зачем-то стучит в ответ. – Хончоль? Хончоль пропускает вдох и пытается сглотнуть вставший в горле ком, а ещё он очень пьян и отчего-то хочет расплакаться. – С тобой всё хорошо? Хончоль снова стучит и хочет спросить, всё ли в порядке там, снаружи, но потом бросается отодвигать шкаф, потому что за окнами темно, квартиру рядом разнесли всего несколько часов назад и по улицам наверняка бродят толпы этих тварей. Больше всего Хончоль боится не успеть открыть дверь. Шиён проскальзывает в щель, затаскивает за собой рюкзак и видавший виды пожарный топор, закрывает дверь и помогает придвинуть обратно шкаф, а затем выдыхает и заметно расслабляется, глядя на бестолково мнущегося Хончоля. – Не ожидал меня увидеть? Хончоль в принципе не думал, что когда-нибудь увидит людей снова. Шиён устало улыбается, стаскивает ботинки, вместе с рюкзаком проходит на кухню и долго возится, зажигая походную лампу. От Шиёна пахнет бензином и сыростью, и он весь какой-то облезлый и подранный, но целый – Хончоль рассматривает его, пока тот вытаскивает из рюкзака консервные банки и пакеты. – Я успел набрать в ванну немного воды, пока она ещё была. Можешь сходить умыться, – Хончолю хочется спросить о том, что происходит, хочется сказать, что он рад, что с Шиёном, о котором он за это время даже не вспомнил ни разу, всё в порядке, и почему-то хочется извиниться, но это уже что-то совсем глупое и неуместное. Хончолю хочется Шиёна обнять, только вот он вряд ли этот порыв оценит. Слабость в ногах не просто проходит – усиливается, и Хончоля начинает мутить от того, что он постепенно приходит в себя. Шиён смотрит на него тяжело и серьёзно, скребёт ногтями щетину на подбородке и коротко кивает. – Посветишь мне? Хончоль присаживается на бортик ванной, ставит на колени лампу и почему-то отворачивается, когда Шиён стаскивает порванную на боку толстовку – кажется, одну из своих любимых – и кидает её на пол под раковину. Туда же отправляются и джинсы с прорезями на коленях, и Хончолю отчаянно хочется пошутить, что Шиён отдаёт предпочтение брендовым шмоткам даже во время апокалипсиса, но слова застревают в горле, потому что сил для шуток, оказывается, не остаётся. Хончоль черпает воду из ванны кружкой, льёт тонкой струйкой на затылок Шиёну, пока тот пытается помыть голову, смотрит на синяки на его боку и лопатке, на дурацкие татуировки и пытается понять, кого именно ему не хватало – абстрактного человека рядом или именно Шиёна, который фыркает, растирает лицо сомкнутыми ладонями и тихо шипит, задевая царапину на скуле. – Я принесу тебе вещи, – Хончоль пристраивает лампу на полке над раковиной и долго переворачивает все вещи в шкафу, на ощупь пытаясь отыскать что-нибудь подходящее, а потом кладёт одежду на полу возле двери. Шиён выходит на кухню минут через десять, отбрасывает со лба мокрые волосы и ставит лампу на середину стола. От Шиёна пахнет шампунем и пеной для бритья, и у Хончоля даже получается представить, что в доме просто ненадолго отключили электричество, а Шиён всё ещё иногда остаётся на ночь. – Хочешь есть? Шиён присаживается на край стола и выглядит слишком бледным и осунувшимся для воображаемой Хончолем действительности. Не меняется только одно: Шиён определённо собирается уйти ближе к утру. – Хочу выпить. Давай напьёмся, а? – не до конца протрезвевший Хончоль тянет к Шиёну бутылку и криво улыбается, потому что Шиён наверняка откажется. За окном раздается рычание и несколько выстрелов, а Шиён тянется к бутылке, делает несколько глотков прямо из горла и, морщась, выдыхает в кулак. – Идея настолько же паршивая, как и твой коньяк, – Шиён впервые за вечер пытается шутить, и Хончоль видит в этом согласие. – Я забыл, как у тебя бывает холодно, – Шиён притягивает к себе озябшие ступни и заворачивает ноги в стащенный с дивана плед. Хончоль разливает остатки коньяка по кружкам и полу и пытается понять, почему сидящий рядом Шиён кажется чужим и каким-то неправильным. Шиён прикуривает, вкладывает в губы Хончоля сигарету и передаёт зажигалку, Хончоль крутит её в руках, зажмуривает один глаз и пытается попасть по колёсику пальцем, когда осознаёт, в чём именно дело. Из Шиёна исчезает привычная расслабленность, он больше не шутит не к месту и не мыслит своими альтернативными категориями. Шиён напряжённый и пугающе серьёзный, и даже пьяный сейчас разговаривает быстрее и чётче, чем раньше. Хончолю опять хочется Шиёна обнять в попытке не то согреть, не то поддержать, но он понимает, что облажается даже с этим, ещё до того, как придвигается и тянет Шиёна на себя за рукав толстовки. Шиён замирает, выдыхает дым под потолок и просовывает свою руку Хончолю за спину, устраивая ладонь под лопаткой, и медленно гладит. Хончоль прижимается щекой к виску Шиёна и чувствует, что вот-вот готов задохнуться – в прикосновении Шиёна нет ни нежности, ни жалости, ни даже поддержки, но зато есть что-то большее, что Хончоль осознать не в силах. – Хочу курить, – говорит он невпопад севшим голосом и смотрит куда-то мимо Шиёна, когда тот поворачивает голову, ловит пальцами за подбородок и прижимается кончиком своей сигареты к той, что зажата в губах Хончоля. Хончоля ломает, когда Шиён кладёт ладонь ему на шею и с нажимом ведёт по щеке большим пальцем. У Шиёна как обычно холодные руки. – И жить хочу, Шиён. Хончоль скребёт пальцем выбоину на паркете, чтобы хоть как-то отвлечься, потому что Шиён молчит слишком долго, и лучше бы он пытался поддеть кривыми фразами про "долго и счастливо" и обещанием умереть в один день – так было бы гораздо привычней и проще. Шиён тушит сигарету прямо о пол, ловит в полутьме взгляд Хончоля и смотрит так тяжело и долго, что Хончолю почти физически становится некомфортно. – Ложись спать, – говорит наконец он, поднимается и придерживает Хончоля за локоть, пока тот перебирается на диван. – Завтра будет тяжёлый день. Хончоль в этом не сомневается. Шиён говорит, что они уходят, как только небо начинает светлеть. Хончоль не спорит, хотя идея совсем не кажется ему привлекательной, только закрывает глаза ладонью и в который раз пытается задремать – Шиён даёт им ещё пару часов, ложится рядом и ютится на самом краю дивана до тех пор, пока во сне не упирается лбом Хончолю в плечо. Улицы встречают их россыпью битого стекла на асфальте, разбросанным мусором и настолько непривычной тишиной, что Хончоль слышит глухое шарканье ещё до того, как видит уже начавший разлагаться ходячий труп. – Вот такие дела, – кривится Шиён и медленно оттесняет Хончоля обратно ко входу в подъезд. – Я не знаю, видят они нас, слышат или чувствуют, но если не привлекать внимания, можно остаться живым чуть дольше, – Хончоль думает, что Шиён говорит слишком много для человека, который не должен привлекать внимания, потому что сам боится даже поднять руку, чтобы стереть со лба выступивший холодный пот. – Просто немного подождём, – Шиён перехватывает топор удобнее и переходит на шёпот. – Всё хорошо. Когда стекло под ботинком трещит и крошится, а бредущий по противоположной стороне дороги зомби поворачивается в их сторону и не то всматривается, не то принюхивается, а затем начинает глухо рычать, от того, чтобы подорваться с места и бежать, Хончоля останавливает только крепкая хватка Шиёна. – Стой спокойно. Хончолю хочется сказать, что он не может стоять спокойно, он вообще ничего не может делать спокойно, когда апокалипсис из с десяток раз пройденных игр вместо монитора царит на сеульских улицах и в действительности оказывается не таким привлекательным, каким представлялся раньше. Где-то вдали раздаются крики и беспорядочная стрельба, и Хончоль, кажется, слышит, как хлопает дверца машины. Зомби это слышит тоже, не рычит даже – хрипит и устремляется в том направлении, а Хончоль приходит в себя только тогда, когда Шиён отпускает его локоть. – Скоро придут другие, нужно уходить. Хончоль только кивает, вытирает взмокшие ладони о джинсовый комбинезон и подтягивает лямки рюкзака. Дрожащие в коленях ноги – уже привычное для него ощущение. Хончоль перестаёт считать попадающихся на глаза зомби, когда они проходят восемь кварталов – не привыкает, просто забывает число. – Нам ведь некуда идти, да? – Хончоля пробирает на нервный смех от этого "нам", потому что Шиён вряд ли оказался на пороге его квартиры по чистой случайности, но без него Хончоль не дойдёт и до конца улицы – в городе много выживших, но заражённых ещё больше. – Для начала уедем из города, – Шиён выглядывает из-за угла дома, осматривается и машет рукой Хончолю, подзывая ближе. – Я как раз нашёл то, что нам нужно. Хончоль опирается о плечо Шиёна, рассматривает разгромленный двор и невольно морщится – среди наспех брошенных машин и растащенных по земле вещей он замечает останки тех, кто не успел убежать. – Но кругом полно машин, можно взять любую, и… – На машине ты далеко не уедешь, – Шиён осторожно скидывает рюкзак и прислоняет его к стене. – Держись позади, хорошо? – Шиён, там, – Хончоль не успевает договорить. – Я знаю. Придётся убить, – Шиён пригибается и медленно крадётся к склонившемуся над трупом зомби. Хончолю кажется, что даже с такого расстояния он слышит мерзкое чавканье и хруст. Они не успевают подойти близко – живая добыча для заражённого оказывается гораздо интересней мёртвой, и на них кидаются прежде, чем Хончоль успевает среагировать. За него реагирует Шиён – лезвие топора врезается заражённому в изгиб шеи, но не рассчитавший силу Шиён валится с ног прямо на зомби и получает в нос прежде, чем отпихивает его ногой и добивает вторым ударом. – Не лезь вперёд, оружие всё равно у меня, – Шиён хватается за протянутую Хончолем руку, поднимается с земли и отряхивает толстовку. – Правда, не то, чтобы я хорошо умею им пользоваться. А теперь то, зачем мы сюда шли, – он ощупывает разбитый нос и размазывает по лицу струйку крови. – Прости, парень, но нам нужны ключи, – Шиён подходит к кровавому месиву на краю парковки, присаживается рядом на корточки и начинает искать карманы на разодранной одежде. Хончоль закусывает пересохшие губы, смотрит на разводы крови на асфальте, наконец замечает рядом перевернутый на бок мотоцикл и едва сдерживает рвотный позыв при виде чего-то, подозрительно похожего на кишечник, повисший на переднем колесе. – Шиённи, – Хончоль не помнит, когда называл так Шиёна в последний раз, и не знает, почему зовёт его так сейчас. – Тут бак пустой почти, мы не уедем. – Разберемся. Хончоль не сводит взгляда с Шиёна и старается не отходить далеко, пока тот осматривает стоящие во дворе машины, но отделаться от плохого предчувствия не получается даже тогда, когда Шиён находит канистру и свернутый кольцами шланг, присаживается возле разбитой ауди и откручивает крышку бензобака. – Надо быстрее уходить. – Знаю, – Шиён дует в шланг и прислушивается к доносящемуся из бака бульканью. – Подержи лучше, - он втягивает в себя воздух, быстро направляет конец шланга в канистру, но всё равно давится бензином, заходясь кашлем, и Хончоль дёргается и чуть не выпускает канистру из рук. – Держи, – хрипит Шиён, поднимается и опирается на багажник руками. Хончолю хочется Шиёну помочь, но всё, на что его хватает – придержать Шиёна за плечи, когда его сгибает помолам и выворачивает прямо под ноги. – Напоминает день нашего знакомства, да? – Шиён усмехается, вытирает рот рукавом и пытается отдышаться, но его рвёт снова. – Только тогда ты блевал. Хончоль хмыкает, кладёт руку Шиёну между лопаток и слабо улыбается. – У нас какие-то очень сомнительные совместные воспоминания. – Какие уж есть. Хончоль слабо знаком с автомобилями и техникой, но постепенно приходящий в себя Шиён говорит, что бензина должно хватить километров на сорок, пристраивает свой рюкзак на багажнике и, прежде чем сесть за руль, в шутку предлагает Хончолю надеть шлем. Когда они едут по городу, Хончоль на самом деле жалеет, что шлема у него нет – тот вряд ли бы спас его в случае аварии, но хотя бы заставил меньше смотреть по сторонам. Шиён ведёт аккуратно и быстро для человека, у которого нет прав, и Хончоль ему за это искренне благодарен, потому что даже на окраинах Сеула творится хаос: горящие машины, кричащие люди и разбитые витрины магазинов. Шиён возвращает Хончолю способность здраво мыслить – он хочет уехать так далеко, как только у них получится. Они встают в десяти километрах от города – в самом начале пробки из брошенных машин Шиён ещё пытается маневрировать, но Хончоль с самого начала понимает всю провальность этой идеи. – Можно пройти по трассе и поискать что-нибудь полезное, – Хончоль прикладывает руку к лицу на манер козырька и всматривается в вереницу автомобилей, а потом предлагает найти объездной путь. – Ну и куда ты поедешь? – Шиён глушит мотор, слезает с мотоцикла и разминает затёкшие ноги. – Разве фильмов не смотрел? Нельзя нам туда, Хончоль. Шиён забирает рюкзак, похлопывает по сиденью мотоцикла, словно прощаясь, и перелезает через разделительное ограждение, уходя с трассы. – Дальше пешком придётся. Хончоль проводит с Шиёном четыре дня и ещё никогда так остро не чувствует, насколько любит жить. Они уходят через лесополосу, заросли дикого кустарника и поля в всё дальше от Сеула, изредка натыкаясь на фермы и опустевшие загородные дома. Шиён ведёт его в никуда, стараясь держаться подальше от мест, где могут быть люди, и Хончоль понимает, что конец уже совсем скоро. Они останавливаются на ночь на крыше разгромленной заправки в пригороде Ансана – Шиён всё же соглашается выйти на дорогу – и Хончоль настаивает на разговоре тогда, когда Шиён уступает ему вытащенную из рюкзака куртку и последнюю сигарету. – Что ты знаешь, Шиён? – голос Хончоля звучит глухо и совсем подавлено, а у Шиёна вряд ли получится уходить от ответов дальше. Шиён садится напротив Хончоля на настил из картона, обнимает колени руками и смотрит куда-то в сторону. – Всё началось, когда я был в Ульсане. Знаешь, странные новости в интернете, и я сначала подумал, что это дурацкий флешмоб. Потом посыпались уведомления о каких-то учениях, и что поводов для беспокойства нет, и армия держит все под контролем, но это я читал уже в аэропорту перед рейсом. Наш самолёт долго не хотели сажать в Инчхоне, несколько часов летали кругами, пока не сожгли всё топливо, – Шиён усмехается и зябко ёжится. – А ещё я вспомнил, что тащу в рюкзаке две банки пива, которые забрал у тебя из дома, и сейчас самое время их достать. Хончоль кивает, лезет в рюкзак и отстранённо отмечает, что из съестного у них осталось только пиво, бутылка воды и пачка раскрошившегося рамена. Всё же лучше, чем ничего. Хончоль снимает с себя куртку, прислоняется к стене спиной и тянет Шиёна к себе, накрывая их обоих пуховиком. – Хорошо, что ты её взял. – Ночью уже холодно, – Шиён открывает банку, делает глоток и медленно опускает веки. – Когда я прилетел, из Сеула выпустили ещё несколько рейсов, и аэропорт закрыли. По техническим причинам, как сказали. Говорили, чтобы не паниковали, но такой давки я в своей жизни никогда не видел. Шиён прижимается к боку Хончоля и постепенно перестаёт дрожать. – А потом на одном из пунктов эвакуации всё вышло из-под контроля, и практически на моих глазах с самолётов разнесли целый район. Знаешь, как в фильме каком-то. Ты же любишь фильмы про зомби, должен знать. – Двадцать восемь недель спустя, – Хончоль закрывает глаза и не хочет вспоминать описанные Шиёном кадры, но в голове всё равно всплывают тонущие в огне улицы и бегущие в панике люди. – И я подумал, что, – Шиён сбивается и отхлёбывает ещё пива, снимает очки с треснувшими стёклами и трёт глаза. – Подумал, что ты можешь быть дома и что нужно быстрее уходить, потому что армия или то, что от неё осталось, может разнести весь город. – Почему ты пришёл за мной? Шиён кладёт голову Хончолю на плечо и поворачивается к нему лицом. Хончоль боится смотреть ему в глаза. – А ты угадай. Хончоль допивает свою банку практически залпом и, кажется, сам знает ответ на свой вопрос. – Если что-нибудь случится, иди в Тэджон – это достаточно далеко, вдруг там ещё что-то осталось от цивилизации. – Шиён. – Вообще куда-нибудь иди, нельзя сидеть на одном месте. – Шиён, прекрати, – Хончоль сжимает его плечо и встряхивает, Шиён расплескивает пиво на руки и глупо улыбается, вытирая ладони о куртку. Хончоль делает вид, что ничего не видит. – И не передвигайся ночью. – Пожалуйста, хён. – И ты в этом прикиде похож на фермера, – глупо смеётся Шиён, так же глупо меняя тему. Хончоль хочет сказать многое, но сбивается на полуслове, а Шиён не даёт шанса продолжить. – Поспи немного, сейчас моя очередь следить за горизонтом. Перед уходом Шиён вызывается проверить магазинчик на заправке, который наверняка несколько раз обчистили до них, но Хончоль видит в этом плохо скрываемое желание побыть одному, и только кивает, уходит с дороги и ложится на траву неподалёку, закидывая руки за голову. Утро выдаётся сухим, солнечным и прохладным – самое начало осени, и Хончоль смотрит в кажущееся прозрачным небо, на одинокую полосу облаков ближе к горизонту и белое пятно солнца. От земли пахнет сыростью и пожухлой травой, а Хончолю впервые за долгое время совершенно спокойно. Он тянет в рот сорванную травинку, закрывает глаза и думает, что конец на самом деле уже совсем близок, только эта мысль отчего-то перестаёт пугать. – У нас теперь есть банка кукурузы, – Хончоль чувствует на своём лице тень и, когда открывает глаза, ловит расслабленный взгляд Шиёна, показывающего свои находки. – И бухло. И если ты ещё хочешь напиться, то можем начать сейчас. Шиён присаживается рядом и забирает у Хончоля травинку, когда тот поднимается. – Жаль, что у нас с тобой было так мало времени, – Шиён сожалеет на самом деле, это слышно по голосу, и Хончоль только кивает, потому что жалеет тоже. – Поздновато начинать всё заново. Они сидят так близко, что Хончоль чувствует плечом тепло Шиёна, и это наталкивает на странные мысли, заставляет думать о том, о чём должен был год или же полтора назад. А ещё Шиёна хочется поцеловать, но он прав – уже действительно поздно. – Но ты можешь пообещать мне, что мы умрём в один день. Шиён хмыкает, поджимает под себя одну ногу и поднимает лицо к солнцу. – Умрём, - обещает Шиён. – Но не сегодня. Сегодня всё будет хорошо.