Just like that / Просто так

       — Эй, Рё.       Позади себя Сакурай слышит знакомый, немного грубый голос. И ему без лишних слов становится понятно, что от него требуется. Его тело движется само по себе: тонкая рука тянется к школьной сумке, затем оказывается внутри и пытается нащупать знакомую ткань. И когда мозолистые пальцы касаются ее, он вытаскивает руку с бенто.       Домашнее бенто, завёрнутое в тёмно-синий материал, специально для Аомине Дайки.       Сакурай будто находится под водой — движения его тела оказываются очень плавными.       Его голова опущена, и он, поворачиваясь к задней парте, с лёгким стуком опускает бенто. Робко поднимает взгляд, пристально всматривается, противопоставляя тем самым свои глаза с глазами цвета ночи.       Аомине молчит. Его вялое тело остаётся неподвижным, распластанным на стуле, ноги вытянуты под столом и руки в карманах брюк.       Но эти глаза! Глаза цвета непроглядной тьмы смотрят так напряжённо. И — многоуважаемый кое-кто-там-наверху, пожалуйста, спаси его душу! — этот взгляд пугает до дрожи.       Шепча извинения, взор Сакурая падает на колени, потные ладошки плотно держатся за школьные брюки.        — Эй.       Снова, голос Аомине завладевает всем вниманием Сакурая. Губы двигаются, бормоча извинения, но Аомине быстро останавливает его вопросом.        — А где твоё?       Ой.       Ой.       — Ой.       Сакурай хватает свою школьную сумку, выуживает оттуда бенто и кладёт его перед Аомине. Он вешает сумку на место, затем, смущенный, так и сидит на стуле, перебирает пальцы и нервно кусает щёку изнутри.       Он слышит смешок Аомине и звуки придвигающегося стула. Узел, завёрнутый вокруг бенто для Аомине, развязывают, и открывается крышка. Сакурай нервничает, вжимая голову в плечи, и он пугается, когда Аомине басом желает приятного аппетита.       Аомине берёт маленький кусочек мяса. Сердце Сакурая неистово бьётся в пределах грудной клетки.       Аомине смотрит на него, палочки для еды снова оказываются на полпути к бенто.        — Приятный вкус, — говорит он в очень небрежном, будничном тоне. — Ты должен съесть своё бенто. Или я сделаю это за тебя.       Оба замечания и тон Аомине мгновенно успокаивают Сакурая, поселяя волну облегчения в теле. Рука чувствует себя настолько свободной для того, чтобы взять палочки. И Сакураю становится так легко, что он может открыть рот. А затем собственное бенто оказывается вкуснее, когда он слушает глухие жалобные бормотания Аомине насчет домашней работы. * * *       Если кто-то спросит Сакурая о том, как он может терпеть домогательства Аомине, который граничит между дуростью и безумством, то по всей вероятности он заикнётся, громко извинится и, ища правильный ответ, случайно прикусит язык. Хотя, в глубине души, ответ прост.       Он игнорирует его.       Точнее не игнорирует самого Аомине или его домогательства — Сакурай вообще сомневается в том, мог ли он когда-либо оттолкнуть его. Аомине настолько неприлично-громадный, возможно, даже больше его самого в два раза (без двусмысленных намёков, конечно) — и именно из-за такой заметной черты Аомине Сакурай вынужден игнорировать свой дискомфорт.       Он бы солгал, если бы сказал «Да, на самом деле это так просто! Всё, что вам нужно сделать, это…»       Это совершенно не просто.       Он принимает его месяцами, множествами матчей, как неофициальных, так и официальных, получает поддержку от своих друзей (его семья не знает об этом. Аомине-сан чертовско-жуткий), часто молится Богам, имеет гору книг по самопомощи и высокую терпеливость, чтобы привыкнуть к домогательствам Аомине.       Момои говорит ему, что он святой: добровольно соглашается со словами Аомине, слушает жалобный вой Аомине по поводу домашнего задания, делает домашние задания для Аомине, готовит бенто, приносит извинения от лица Аомине для Вакаматсу-семпая, придумывает оправдания для Аомине, когда капитан узнаёт о его отсутствии на практике, и делает ещё много всяких вещей для Аомине… Которые, вероятно, займут целую неделю, чтобы их перечислить.       Тем не менее, Сакурай даже не думает, что он святой. По крайне мере не тогда, когда он начинает находить многие из этих вещей весьма приятными. И, конечно, не тогда, когда смутные очертания Аомине преследуют его так часто. Вместо размышлений о своей святости он думает, что он идиот, потому как Момои раскрывает ему глаза на истинную причину его реакций на эти вещи.       С того момента Сакураю становится известно о собственных чувствах к Аомине. * * *       Аомине высокомерен.       Он знает это. Аомине тоже прекрасно об этом осведомлён. И Сакурай в курсе, что Аомине знает о том, что он знает.       Но Сакурай никогда не комментирует что-то об этой черте характера. Он также не ругает Аомине за это, как ругают Вакаматсу-семпай или Момои.       Откровенно говоря, он мог-бы-как-минимум-плохо-говорить об Аомине, или в этом же духе записывать что-то в своем дневнике, или в учебнике по истории Японии. Если бы он этого, конечно, хотел. Но подобное никогда не возникает у него в голове, потому что он уверен, что видит в этой черте Аомине уверенность, настолько превосходную уверенность, что Сакураю каждый раз приходится прикрывать глаза, смотря на его спину.       Когда он видит, что Аомине плавной полыхающей вспышкой проходит через площадку и забивает мяч ужасающим взмахом, то его грудная клетка вздымается. Затем он слышит гомон, и судья объявляет еще одно очко для Тоуоу. Он считает, что ничего из этого не могло бы произойти, если бы не превосходная уверенность и таланты Аомине.       Это просто... иногда ломает сердце.       Из-за этого Аомине кажется таким далеким, хотя он стоит здесь, в пределах досягаемости прямо перед ним. Когда Сакурай подносит свою руку, чтобы коснуться спины Аомине, тот исчезает. И ему приходится проглотить холодный воздух.       Внутри он надеется, что Аомине всегда где-то вблизи.       Прямо рядом с ним, конечно же.       Но это звучит так невозможно. * * *       Одним вечером Сакурай решается притащить Аомине в спортзал. Он размеренным шагом идёт до крыши, к любимому спальному месту Аомине, и попутно проговаривает сбивчивые извинения под нос, когда задевает плечами других учеников.       Как только он подходит к двери, то в ступоре останавливается. Ему приходится сжать всю дрожь в потные кулачки, прежде чем, наконец, решиться потянуть на себя стальную дверь. Тёплый ветер приближающегося лета бьёт по щекам, всколыхнув коричневые локоны волос. Сакурай метает взгляд к баку с водой.       Аомине-сан должен быть там.       Его кожа горит сильнее с каждой новой ступенькой, и губы слегка кривятся, но Сакурай игнорирует боль. Он осторожно поднимается вверх по стальной лестнице и останавливается, как только взгляд цепляется за фигуру Аомине. Тот полулежит у бака с закрытыми глазами, сложив руки за голову.       Он останавливается на полпути, полностью ошарашенный при виде Аомине. Аомине выглядит так мирно во сне, что даже обычно угрожающая аура, кажется, покинула его, и внезапно у Сакурая появляется желание прикоснуться к будто скульптурному, с ярко очерченными контурами, лицу.       Какой-то звук, явно от Аомине, возвращает его к реальности. Сакурай мысленно ругает себя за то, что упустил реальную цель пребывания сюда.        — Я-я так сожалею, Аомине-сан. — Сакурай начинает заикаться. — Н-но, пожалуйста, пойдёмте на тренировку.       Он наблюдает, как Аомине лениво приоткрывает глаза, вяло поворачивается к нему лицом и с одной стороны подкладывает руку в качестве подушки. Аомине свирепо впивается в него глазами цвета ночного неба, встречаясь с его взглядом.       Сакурай сипло сглатывает.        — Изв-извините. Я не… имел в виду… Я сожалею…       Дерьмо. И он было думал, что был готов столкнуться лицом к лицу с Аомине.       Аомине вздыхает.        — Я…       Этот сонный, хриплый голос! Из-за потрясения Сакурай подсознательно ослабляет хватку на лестнице. И Сакурай знает, что он теряет равновесие, и что сила тяжести тянет его назад. Руки судорожно пытаются найти то, за что можно схватиться. Впрочем, сильная петля рук вокруг плеч тянет его обратно к лестнице. Сакурай инстинктивно хватается снова за лестницу, приходя в равновесие. Он дышит неровно.       Тёплое дуновение касается его щек, и до Сакурая вдруг доходит, что лицо Аомине так нереально-близко, прямо перед его глазами. Слабый румянец ползёт по бледному лицу, и его сердце ускоряется.       Тепло Аомине, дыхание Аомине, запах Аомине, они сводят его с ума. Сакурай чувствует головокружение, и мир вокруг крутится с бешеной скоростью. Это так невыносимо. Он начинает терять себя в своей собственной вселенной.       Возглас Аомине выдёргивает его в реальность. Он часто-часто моргает, смотря на него.        — Чё с тобой такое?! — кричит Аомине. — Ты хочешь поскорее сдохнуть или как?        — Я-я извиняюсь, Аомине-сан! Я не знаю, просто… Мне жаль!       Аомине возмущенно щёлкает языком.        — Ты можешь стоять на ногах?        — Извините, но да, Аомине-сан. Мне так жаль, что вас это беспокоит!        — Обещай, что не упадёшь, если я тебя отпущу.       Эти слова... Его сердце кричит, и он хочет оставаться в руках Аомине, никогда не отпускать его, но изо рта вырываются всякие слова.        — Да, Аомине-сан. Я обещаю. Я извиняюсь за всё. Извините…        — Без разницы. — Aомине отступает назад, чтобы снова задремать.       Сакурай хмурится.       — Эм... Простите, но, Аомине-сан, а тренировка?        — Не-а, я останусь. — Аомине переворачивается спиной к нему.       Хмурый взгляд Сакурая усиливается, что-то тяжелое оседает на сердце. Аомине-сан неисправим. Кусая нижнюю губу, Сакурай спускается вниз по лестнице. На последней ступени он слышит, что Аомине снова его позвал. Огоньки надежды возвращаются к жизни.        — Да, Аомине-сан?        — Ты уже внизу? — приходит ответ. — Ты лучше это… Не споткнись там на лестнице, я не думаю, что кроме всего этого тебе ещё и лилии нужны.       Его надежда разрушилась. Не утруждая себя дать ответ, Сакурай топает по крыше. Он почти что кидается в коридор и идёт в спортзал, даёт капитану убедительное оправдание за опоздание, вяло берёт мяч и забивает трехочковые, пока не заканчивается тренировка, отвечает на вопросы Сусы-семпая простым словом или кивком, глотает минеральную воду, не говоря ни слова, отмахивается от товарищей по команде поклоном, идет прямо к себе домой и бросается к кровати.       Его сердце болит весь день. * * *       Сакурай разрывается между грустью и счастьем.       Академия Тоуоу проиграла Сейрин. Хуже этого лишь то, что это их первый матч на Зимнем Кубке.       Сакурай чувствует сжимающуюся боль в груди, видя мешки под глазами семпая, хотя Имайоши-сан проделал действительно большую работу, чтобы замаскировать своё состояние. Он наблюдает, как с горечью Имайоши-сан передаёт капитанский факел Вакаматсу-семпаю, который поначалу неохотно принимает его.       Глаза тщательно оглядывают раздевалку на наличие каких-либо признаков Аомине.       Возможно, Аомине-сан ушёл куда-то, чтобы охладить голову, думает он про себя.       Он делает вдох, затем выдыхает. Плечи кажутся слишком тяжелыми, сумка врезается в плечо, и его шаги ко входу на стадион очень медленны.       Ему грустно.       Сакураю хотелось бы, чтобы Аомине успокоил его. Но, судя по мрачному состоянию, он сомневается, что Аомине мог утешить даже себя.       Через несколько дней после матча Сакурай чувствует себя очень счастливым.       В один из вечеров Аомине приходит на тренировку без предупреждения. Даже с парой новых кроссовок.       Конечно, в самом начале это удивляет его и всю команду. Он почти не верит в то, что это действительно Аомине Дайки заходит в зал, однако он считает, что это точно Аомине, не просто Аомине, а Аомине-Сан, тот, кого он знает, тот Аомине, который поднимает мяч с гладкого пола и кричит на него скорее лениво, чем со злостью.       Он поворачивается к Момои в угол зала, и ее маленький кивок подтверждает его подозрения.       Так, впервые в жизни, он приступает к шагу, к бегу трусцой в направлении к Аомине, издавая громкое извинение, поднимает руку и указывает на пас.       Просто так, с лёгкостью, Аомине передаёт ему мяч.       И это делает Сакурая таким до невозможности счастливым, что он готов умереть.       Хотя в то же время, в глубине души, он знает, что это Кагами и Куроко являются основной причиной почти что насильственного изменения в Аомине, и это печалит его.       Не его команда.       Конечно же, не он. * * *       Он начинает обращать внимание на то, что Аомине часто бродит где-то неподалёку рядом с ним.       На то, что Аомине ждет, чтобы вместе пойти в класс химии, или пойти в спортзал, или собраться на крышу, чтобы они могли поесть их обед, не смущаясь Момои, ведь она любит пихать свою ужасно приготовленную пищу им в лица, и многоуважаемый-Бог-еды, запах её приготовлений превращает лёгкие в кашу.       Угрожающая аура Аомине становится все меньше и меньше, так же, как и страх перед ним, каждый день они проводят свое время вместе. И вдруг Сакурай находит сопровождения Аомине такими теплыми.       У Аомине до сих пор хмурящееся лицо, но есть темы — в основном это баскетбол, — которые, очевидно, прогоняют такое выражение с загорелого лица, и его сменяет щепотка счастья, и Сакураю удается поймать это.       Он никогда не думал, что будет чувствовать себя в своей тарелке, сидя с Аомине-саном, слушая его тупые истории, но теперь это происходит с ним. * * *       Они снова обедают на крыше, хоть и при холодной температуре. Зима приближается все ближе и ближе.       Тело Сакурая еще болит со вчерашней тренировки. Вакаматсу-семпай — или он должен называть его Вакаматсу-сан? Или капитан? Нет, это звучит так странно — он тиран, даже если в нём меньше зла, чем у Имайоши-сана.       Аомине выглядит нормально, его мышцы сгибаются без проблем, и он небрежно заполняет свой рот осьминогообразной венской сосиской во время разговора о баскетболе. Он знает, что Аомине монстр, но он не может избавиться от ощущения, немного завидуя выдержке тела Аомине, в то время как у самого все болит.       Вскоре они доели, и Сакурай начинает прибираться. Тогда, когда он думает о домашней работе, которую дал учитель по английскому, Аомине вдруг сталкивает его руки с колен вверх и кладёт голову на ноги Сакурая.       Его тело почти сразу становится неподвижным.       Стон не доносится до Аомине, и Сакурай старается контролировать голос, хотя этого мало.        — Простите, Аомине-сан, но класс...        — Спать… хочу вздремнуть здесь, — Аомине закрывает глаза.        — Я сожалею, но тогда я должен идти, пока можно…        — Нет, останься здесь. Мне нужна подушка, и, высшие силы, твои колени чертовски удобные! — Аомине ухмыляется, и вид этой ухмылки вынуждает Сакурая замолчать. — Славная подушка.       Потеряв все слова, чтобы возразить, Сакурай кладёт бенто рядом с ним. Глаза Аомине близко. Он позволяет себе скользить взглядом по всем особенностям Аомине, по острыми краям скул, по его тёмно-синим ресницам, по его носу, по подбородку, и, наконец, его глаза впиваются в приоткрытые губы Аомине.       Такие тонкие, такие заманчивые...       Румяная пыльца прошлась по щекам, странное чувство скрутилось в животе, и Сакурай приоткрывает губы, чтобы восстановить внезапно участившееся дыхание, подавая кислород в быстро бьющееся сердце. Не осознавая того, что происходит, Сакурай уже на расстоянии дюйма.       До тех пор, пока Аомине не распахивает свои глаза, глаза цвета ночи сверлят его карие так близко, так ясно, что Сакурай может увидеть свое отражение в ночных ирисах, и это возвращает его к реальности. Он быстро дёргается в сторону, но рука на шее крепко держит его на месте.        — Твоя ошибка, — с жаром произносит Аомине, и в следующий момент Сакурай вдруг не может дышать. Что-то мешает ему сделать это, нос задевает нечто тёплое. Он чувствует странное, чужое покалывание на губах. Он пытается сосредоточиться на ощущении, образовывая здравую мысль в голове.       Затем она приходит к нему.       Аомине-сан целует его.       Сюрприз в обнаруженном прозрении слишком велик. Оставаясь ошарашенным, он не может даже думать, что делать. Должен ли он оттолкнуть Аомине? Или он должен…       Нежный укус за нижнюю губу застаёт врасплох, заставляя его открыть рот.       Неправильный шаг или правильный? Он не знает.       Что-то теплое и влажное скользит вдоль зубов, затем касается языка Сакурая. Его вкусовые рецепторы становятся более чувствительными, посылая всполохи информации через нервы в мозг и, чёрт возьми, это язык Аомине-сана. Ещё безумнее, он чувствует вкус пряного, солоноватого и кисловатого домашнего бенто, объединённого с уникальным вкусом Аомине.       Аомине запускает руку в волосы Сакурая и толкается глубже, и Сакурай не может не застонать.       Он полагает, что его стон должен запустить что-то внутри Аомине, когда поцелуй становится все голоднее и голоднее. Его тело чувствует себя так слабо, ощущая недостаток кислорода, и Сакурай не удерживает себя от хлопанья по широкой груди Аомине.       В эту секунду Аомине отрывается от поцелуя.       Аомине привстает с лежачего положения и садится, затем завлекает Сакурая в тёплые объятия к себе на колени. Сакурай думает, что он, должно быть, выглядит ужасно: волосы взъерошены, раскрасневшееся лицо, блестящая слюна на малиновых губах, поэтому он не может заставить себя повернутся к лицу Аомине.       Аомине и не позволяет ему заставить себя, он хватает его подбородок загорелыми большим и указательным пальцами. И усмехается.        — Так мило, что я хочу поцеловать тебя снова.       Сакурай немедленно припечатывает ладони к губам, лужицы слёз образуются в уголках глаз. Его сердце гулко стучит. Слишком много вопросов застряли у него в голове. Почему Аомине-сан делает это со мной?!       Сакурай замечает, что Аомине меняется в лице. Загорелые пальцы проходят по щеке.        — Эй, я тебе противен?       Противен?! Нет! Сакурай яростно качает головой, ладони по-прежнему на лице.        — В таком случае, что с твоей реакцией?       Ах, да! Он позволил рукам упасть на колени и пробормотать извинения. Сакурай опускает голову вниз, щеки полыхают. Это так неловко, осознавать себя сидящим на коленях Аомине и не получать от него поцелуи.        — Тебе отвратительно это?        — Простите?        — Тебе отвратителен… этот поцелуй?        — Мне жаль, но нет… не совсем.       Аомине вздохнул.        — Тогда ты не должен быть таким унылым.        — Мне жаль, Аомине-сан… просто… Я не понимаю, почему вы делаете это со мной! Простите меня, но я не понимаю ваших действий! — он дёргает подол свитера.        — Ты не понял этого? Ответ прост, не так ли? Ты мне нравишься.       Небрежный ответ Аомине сделал так, что голова Сакурая поднялась, и его глаза встретились с тёмно-синими глазами Аомине. В тот момент он не слышит ничего, кроме сильно стучащего сердца и глубокого голоса Аомине. Он наблюдает за тем, как Аомине наклоняет голову немного в сторону, задумчиво говоря:        — Нет, это звучит не совсем верно. О, да, я люблю тебя! Так намного лучше.       Если бы холодный ветер не рассекал кожу и волосы, Сакурай бы мог подумать, что он спит. Это казалось таким нереальным слышать сокровенные слова, выходящими из губ Аомине, из губ, только что обрушившихся на него, из всех людей только Аомине.        — Эй, ты же ещё не умер, верно? — голос Аомине вернул его к реальности.        — Мне жаль, но нет! Просто… Это так смущает! Я не знаю, что думать или что говорить. Я… Прости!        — Я сделаю так, чтобы тебе стало легче, — Аомине сокращает расстояние между ними, упираясь лбом в его лоб. Сакурай чувствует тёплое дыхание на своих щеках и объятия, которые стали сильнее. — Ты любишь меня?       Такая близость с Аомине делает его голову совершенно пустой. В любом случае его мысли только об одном. Поэтому он дает инстинкту взять верх, чтобы ответить на вопрос.        — …да.       Просто так, Аомине-сан целует его снова. И они не останавливаются, даже когда школьный звонок разрывает тишину, объявляя об обеденном перерыве. * * *       Будучи парнем Аомине, Сакурай понимает, что Аомине время от времени любит красть поцелуи.       Во время обеденного перерыва, до или после переодевания на тренировке, или перед тестом — Аомине называет это поцелуем удачи, — или после теста — праздничный поцелуй? — или до и после матча, или пока он идёт к классу, или когда он случайно засыпает в классе.       Однажды Аомине крадет поцелуй у него во время тренировки.       Это удивляет его, и, конечно, раздражению Вакаматсу-сана нет предела. Позже, после того, как тренировка заканчивается, Вакаматсу ловит его и задаёт слишком много вопросов, и Сакурай не может пробормотать ничего кроме "извините".       К счастью, Аомине приходит на помощь к нему, тянет в свои сильные руки и бесстыдно заявляет:        — Он мой. Так что отвали, — затем Аомине тащит его подальше от раздевалки.        — Извините меня, и спасибо… — говорит он.       Аомине улыбается, и он снова крадёт у него поцелуй.       Потому что знает, что Сакураю не ненавистно это. * * *        — Кошелек или жизнь ... — лениво говорит Аомине.       Он нелепо моргает своему парню, рука по-прежнему сжимает дверную ручку, половина его тела пребывает за дверью. Он осматривает Аомине сверху донизу. Аомине одет в повседневную одежду.        — Мне жаль, Аомине-сан, но Хэллоуин уже прошёл, месяц назад, и мне жаль, но вы не в костюме и, простите, у меня нет конфет, чтобы вам их дать.       Аомине шире открывает дверь, проходит мимо него в дом — отличная вещь, когда в такой момент родителей нет дома, иначе им бы пришлось засыпать его вопросами. Аомине поддевает носком пятку и снимает ботинок, затем второй. Таким образом он стоял у входа в квартиру, засунув руки в карманы свитера и смотрел на него со скучающим выражением лица.        — Не нужны костюм или конфеты. Я современный вампир, и я хочу твою кровь в качестве лакомства.       Его сердце стучит, и снова стучит, а ноги неосознанно несут его к Аомине. Набравшись смелости, Сакурай змеёй обхватывает туловище Аомине и зарывается лицом ему в грудь.        — Надеюсь, что вы не станете искриться, когда солнечный свет доберётся до вас.       Аомине посмеивается, отвечая его объятиям.        — Сомневаюсь, что ты увидишь искры сквозь мою тёмную кожу.       Обнимания Аомине такие тёплые по сравнению с холодной погодой. И позже, утром, они становятся ещё теплее, хотя Сакурай считает, что это на самом деле из-за его повышенной температуры, ведь он лежал обнажённым в объятиях Аомине. * * *       Новый год приходит с блестящими разноцветными огоньками и веселыми песнями. Его команда празднует это в биф-ресторане, и они приглашают семпаев. Вакаматсу-сан скулит о своих обязанностей, о практике, в то время как Имайоши-Сан эффективно игнорирует его, ухмыляясь в напиток. Суса-сан болтает с Момои-сан в углу ресторана.       В ресторане всё наполнено смехом и шумом, но Сакурай не пропускает того, когда Аомине встаёт со своего места и плетётся к двери.       Бормоча извинения в пустоту, Сакурай встаёт, чтобы догнать Аомине, не забывая захватить маленькую коричневую сумку.       Аомине уже уселся на перила, глядя вверх на тёмные пасмурные небеса. Он приветствует Аомине с извинениями как только оказывается снаружи. Тот погладил место рядом с собой, указывая Сакураю сесть рядом с ним.        — Простите за то, что я говорю это, но вы должны быть внутри, Аомине-сан. Они собираются обменяться подарками.        — Я пасс. Голос капитана скрипит в ушах.       Сакурай посмеивается, услышав ребяческий скулёж. Он подталкивает руку Аомине к сумке, которую принес ранее. Аомине стрельнул в него вопросительным взглядом.        — Новогодний подарок для вас.       Аомине принимает подарок, и затем выуживает его.       Это связанный шарф.        — Ты сделал этот сам?        — Да, — Сакурай нервничает, трогая себя за пальцы. — Я сожалею, это выглядит довольно безобразно.       Аомине не комментирует. К его удивлению, Аомине накидывает шарф на шею, и завязывает на голове огромный неряшливый бант. У Сакурая вырывается смешок при его виде. Аомине выглядит очень нелепо. Такой неаккуратный бант не очень хорошо подходит его мужественному виду.        — Я не думаю, что ты получишь от меня подарок… Но предполагаю, что я могу быть твоим новогодним подарком. Взволнованный, Сакурай бросается к Аомине и обнимает его вокруг туловища. Находясь в его объятиях, он улыбается.        — Я с удовольствием принимаю такой подарок.       Медленно снег начинает падать с неба. Объятия вокруг Сакурая становятся крепче и теплее, словно Аомине пытается защитить его от падающего снега.       Он не говорит Аомине, что на самом деле любит снег.       Но лучше он побудет в кольце его рук. * * *       Дух нового года ощущается в Токио, вселяя в людей веру, и рядом стоит Аомине, шепчущий свои пожелания у святыни.       Аомине выглядит настолько ошеломляющим в темно-синий юкате. И когда Аомине хлопает в ладоши и звонит в колокольчик, шелковистая ткань гладко скользит по мускулистым рукам, пока Сакурай... эм... просто одет в обычную коричневую юкату. Иногда он задается вопросом, что Аомине нашёл в нём, и он не может ничего поделать с чувством неуверенности.       Когда Аомине переплетает их пальцы и тянет его от шумной команды, Сакурай полагает, что это, должно быть, из-за его кислого выражения лица. И он мысленно пинает себя за это. Они проходят мимо людей, и Сакурай бормочет извинение за извинением каждый раз, когда он задевает плечи других людей. Аомине тащит его в менее людное место и вздыхает.        — Черт, слишком много людей вокруг. Аж тошнить начинает, — после этих слов его глаза косят на группу милых счастливо-хихикающих девушек неподалёку от них.       Сакурай давит вспыхнувшую ревность.        — Они милые… Не кажется ли вам, Аомине-сан?       Аомине поворачивается к нему с недоверчивым взглядом.        — Оу… Они? Довольно красивые, я думаю.       Острая боль бьет его в лицо. Взгляд Сакурая падает на траву возле ног, руки сжимают юкату достаточно сильно, чтобы почувствовать покалывания в ладонях.        — Но ты симпатичнее, — шепчет Аомине в ухо.       Он чувствует, как пальцы Аомине невесомо касаются его лица, и это заставляет его поднять взгляд. Грудь Сакурая приподнимается при вдохе, и улыбка играет на губах Аомине. И из-за вида этой улыбки сердце пропускает удар. Из-за улыбки, которую он видит только тогда, когда он рядом с Аомине. И единственная мысль проносится в голове.        — Я люблю тебя, Аомине-сан.       Просто так, Аомине наклоняется и мягко целует его в губы.        — С Новым годом, Рё.