Кричи шепотом

Кто бы что ни говорил, а ходить в школу для мальчиков в наше время отстой. В любой школе неизменно есть аутсайдеры, а есть победители. Когда есть девчонки в старших классах постепенно все более или менее приходит в норму, и школьная иерархия устанавливается не так болезненно. Но если вокруг одни парни, то борьба становится по-настоящему жесткой и идет до тех пор, пока кто-нибудь не нагнет под себя всю школу. В нашем случае ими оказались «наследники», те, кого когда-то отметил ДжиЁн-сонбэнним. Он выпустился и оставил всю школу на трех Кимов. И теперь никто не смеет им перечить, даже учителя. Это абсолютная власть, построенная на безнаказанности и безрассудстве. Они ничего не боятся, и им на все наплевать. Один из них сирота, от другого отказались родители и отселили его в пустую квартиру, а у третьего родители так богаты, что им проще откупиться ото всех. Однажды учитель английского попытался заставить их следовать школьным правилам, и тогда Бобби вместо домашнего задания во всеуслышание по-английски рассказал, как учитель Ю домогался до него. Но прежде, чем началось разбирательство, учитель попал в больницу. Ходили слухи, что кто-то перерезал тормозной шланг на его машине. Никаких доказательств, что это сделал кто-то из Кимов, конечно, не было, но никто больше не рисковал. Даже если они подожгут в школьном дворе стул и решат пожарить на нем зефирки, им и слова не скажут. Учителя делают вид, что все нормально и у них обычная школа. Ученики стараются не переходить им дорогу. Бобби и Ханбин совсем сумасшедшие, и только старшему - Чжинхвану - иногда удается успокоить их. Временами это просто шалости слишком рано выросших детей, но зачастую они перегибают палку и становятся по-настоящему жестокими. Чего стоит только их фейерверк в столовой, было весело, пока не загорелись чьи-то волосы и кому-то не выбило глаз. А приклеенный к дверям школы на всю ночь новичок? Его родители чуть не сошли с ума, когда сын не вернулся домой в первый учебный день. Голодный питбуль, запертый в кабинете у директора, который разодрал ей ноги, когда она вошла, и съел туфли секретарши, успевшей забраться на стол. С каждый разом они становятся все невыносимее. Ханбин вошел в класс и плюхнулся на стул, задрав на парту ноги. Учитель продолжил урок, будто ничего и не произошло. Конечно, ему выгоднее всего делать вид, что все нормально. Возможно, сегодня у Ханбина хорошее настроение, и он не станет комментировать все, что происходит. Или он просто тусовался всю ночь, и потому положит голову на руки и заснет. Урок пройдет на приглушенных тонах, и никто не будет орать, что ему дико скучно. Дверь снова распахнулась, и в класс ввалился Бобби, растрепанный, но как всегда улыбающийся. Толстовка и штаны по обыкновению висели на нем мешком, будто с чужого плеча. Он зыркнул на Ханбина и развязной походкой направился к доске. Учитель замер с мелом в руке, пальцы другой нащупали длинную деревянную указку, словно он собирался защищаться. Но Бобби не дошел до него, а затормозил в первом ряду. Он резко схватил сидящего перед ним парня за волосы, оттянул назад. Парень ахнул, а Бобби уже засунул язык ему в рот. Все замерли. — Ха! — раздался сзади восторженный вопль. Ханбин залился счастливым смехом. Бобби отлип от парня и улыбнулся другу. — Ну как? — Ладно-ладно, спор ты выиграл. Чувак, ты просто нечто! — он дал «пять» Бобби, который уже занял стул рядом с ним. — Загадай, что посложнее, — усмехнулся тот. - А ты говорил мне слабо засосать его при всех. — Бобби, — Чжинхван, сидящий в середине крайнего ряда, перестал меланхолично смотреть в окно. — Урок идет. — Прости, хен. И как он может быть настолько классным? Донхек, подперев щеку кулаком, мечтательно посмотрел на Чжинхвана. Только он один способен одернуть распоясавшихся Ханбина и Бобби, только его они послушают. И даже не из-за того, что он хен (разница-то всего чуть больше полугода), а потому что Чжинхван их обоих ни капли не боится. А как можно бояться того, с кем вырос? Они вместе с детского сада, сидели на соседних горшках. — Похоже, его чуть кондрашка не хватила, — Бобби и правда пытался говорить шепотом, но то и дело сбивался на смех. Донхек спиной ощущал, как Ханбин, довольный выходкой, от смеха почти сполз со стула на пол. — Да-да, видел его рожу? Господи, Бобби, ты просто разбиватель сердец! Он ведь почти месяц таскался за тобой со своей любовью. — Ага! — Должно быть, он был счастлив, когда ты его засосал, — Ханбин не удержался и снова прыснул. Чжинхван бросил на них сердитый взгляд. — Вот именно, так что, это не я виноват, а ты. Че ты заорал про спор-то? Донхек уставился на доску, стараясь сосредоточиться на словах учителя, но шепот навязчиво лез в уши. — А зачем ждать? Чтобы этот кретин решил, что дожал тебя? Пусть уж сразу свалится на землю. — Какой ты добрый, Ханбин-а, — в его голосе послышались игривые нотки. Донхек не выдержал и, незаметно обернувшись, заметил, как рука Ханбина скользнула по бедру Бобби и чуть задержалась в паху. Донхек быстро отвернулся. Уж лучше любоваться Чжинхваном, его профилем, как задумчиво он хмурит брови, покусывает карандаш, чем на этих ненормальных. Легкий ветер залетает в окно и треплет челку Чжинхвана, сзади... Бобби и Ханбин сдавленно ржут. Очередная пошлая шутка? Как же они бесят! Но ничего не поделаешь, хоть и настроится вновь на возвышенный лад сложно под это хрюканье за спиной. Уроки наконец-то закончились. Донхек закинул сумку на плечо и с завистью посмотрел на гоняющих в футбол парней. Он и сам бы с удовольствием присоединился, если бы его позвали, конечно. Он вздохнул. Зря, зря он написал ту записку. Может, просто не ходить? Он ведь трус, пусть так все и остается. Черт, не нужно было ее писать. Не нужно было даже надеяться. Надежда опасная штука, она завышает ожидания, а потом бессердечно кидает тебя. Отец не устает повторять, что такому как он ничего в жизни не светит, что он всего лишь тупой выродок своей мамаши-шлюхи. Донхек сбежал по ступенькам и направился за школу, вдоль футбольного поля и спортивной площадки к укромному месту, куда старшеклассники бегали курить на переменках. Он прошел мимо мусоросжигателя, двое дежурных заталкивали что-то внутрь. Они не обратили на него внимания, а Донхек мог поклясться, что видел пару табелей успеваемости. Снова родители не увидят чьих-то результатов. Асфальт под ногами сменился дорожкой, посыпанной песком. Кусты сирени смыкались все плотнее, ветви сошлись куполом над головой. Узкая аллея убегала дальше, вглубь, но Донхек остановился у скамейки. Солнце едва пробивалось сквозь листву, и казалось, что даже воздух стал зеленоватым. Донхеку очень хотелось на себя взглянуть, но он все-таки не девчонка, да и зеркала все равно у него нет. Сердце заходилось в сумасшедшем ритме, кончики пальцев заледенели. И не смотря на прохладу тени, его все равно прошиб пот. Он передернул плечами, капли побежали по спине. Привычная школьная форма казалось тесной и непривычной, воротничок острым краем впился в шею. Наверное, стоило расстегнуть пару пуговиц. — Привет. Донхек вздрогнул и резко обернулся. Чжинхван улыбнулся, тепло и словно чуть смущенно. — Д-да, — голос неприятно дрогнул. — И, — Чжинхван по привычке слегка прикусил нижнюю губу. Что-то в голове у Донхека помутилось от этого жеста. Захотелось провести большим пальцем по этой пухлой губе или коснуться языком родинки в форме сердечка или зарыться пальцами в медовые волосы. А лучше все сразу. Он ведь немного выше Чжинхвана, тому стоит только чуть запрокинуть голову, чтобы их губы встретились. К щекам прилила кровь. — И, — повторил Чжинхван, не подозревающий, что за мысли роятся в голове Донхека, — что ты хотел? В записке… Он достал из нагрудного кармана маленький нежно-желтый листочек. Теперь красными стали не только щеки, но и уши. — Сказано, что ты хочешь поговорить. О чем? Это из-за Ханбина или из-за Бобби? Они снова вышли за рамки, да? Слушай, я правда не имею на них такого влияния, как всем кажется. Если они... — Нет-нет, — Донхек всплеснул руками, Чжинхван посмотрел на него исподлобья. Заметил ли он в полумраке пылающие уши или испарину на лбу? — Я, — сердце забилось в горле, мешая словам выйти наружу, он мямлил, — Я…я хотел только сказать...я... - Что? Прости я ничего не понимаю. Донхек замолчал, а потом выпалил на одном дыхании: - Я тебя люблю! Он зажмурился, Чжинхван резко выдохнул, будто от удара: — О! — и повторил. — Оооо…. — Злишься? — Нет, конечно, нет. Просто это так неожиданно. — Я знаю, — затараторил Донхек. — Понимаю. Но я подумал, может, если у тебя никого нет, мы могли бы… попробовать… Он смутился и не закончил. — Встречаться? Смелость окончательно покинула Донхека, и он, не поднимая головы, коротко кивнул. — Донхек-а, — Чжинхван пожевал губами и медленно сказал. — Прости. Я не уверен, что у нас что-то получится. — У тебя уже кто-то есть? — едва слышно прошептал младший, сам не ожидавший от себя такой наглости. Но если ему суждено быть отвергнутым, то он хотя бы узнает причину. — Я, — Чжинхван посмотрел на свои переплетенные пальцы, — не обязан тебе говорить. — Пожалуйста, — в голосе послышались слезы, и тон стал отвратительно умоляющим. Вот значит, как пахнет разбитое сердце — сиренью, застарелым табачным дымом и мокрой землей. Вчера, кажется, был дождь. — Это Бобби? Или Ханбин, да? Это Ханбин?! — Нет, — тихо отозвался Чжинхван, на губа его возникла невольная легкая улыбка. Его мысли уплыли к тому, кто поселился в его сердце. — Прости, — он потрепал Донхека по плечу. — Я пойду. Тот кивнул. Сердце больше не заходилось в сумасшедшем ритме, его до боли сжало ледяной коркой. И нельзя обвинять Чжинхвана в том, что он просто любит кого-то другого. Так бывает. Не у всех историй счастливый конец. По крайней мере, он не стал смеяться и не фыркнул ему в лицо. Потому что Чжинхван и правда такой, как он мечтал — милый, добрый, красивый до умопомрачения. Остается и дальше глазеть на него в школе, время от времени встречаясь взглядами и в тайне надеяться, что однажды… — Глядите-глядите, еще одно разбитое сердце, надо же, — внезапно ворвался в мысли насмешливый голос. Сначала появилось облако дыма, а уж затем из него выплыл Ханбин. — И подумать только: кем? Чжинхваном. Донхек заглянул ему за спину, ожидая увидеть Бобби. Неужели он ошибся в Чжинхване? Он сам не стал смеяться, зато разболтал друзьям, что один идиот хочет признаться ему в любви, как застенчивая старшеклассница? Но Ханбин был один, он опустился на скамейку, закинув ногу на ногу, и затянулся. — Никогда бы не подумал, что наш Донни, — Ханбин притянул его за рукав, заставив сесть рядом. Тяжелая рука легла Донхеку на плечи, — влюблен. И подумать только в кого! Бобби умрет со смеху. — Нет! — воскликнул Донхек, резко вскочив. Ханбин нахмурился. — Никому не говори! Никому! — Почему? — он затоптал сигарету кроссовкой. Вместо школьной формы на нем болтались безразмерные штаны и футболка, а на шее цепочка с медальоном. Под козырьком кепки почти не видно глаз. — Почему бы мне не рассказать Бобби? — Я… я… — только не плачь, только не плачь, приказал он себе, закусывая губу. Ханбин смотрел на него с жалостью и каплей презрения, видно, в голосе все-таки слышны были слезы. — Что? — поднял брови Ханбин, изображая искреннее недоумение. — Почему бы мне не рассказать лучшему другу такую занимательную историю? Из внезапного сочувствия к твоему разбитому сердечку? Донхек сжал руки в кулаки, рот превратился в полоску. — Хочешь ударить меня? — Ханбин расплылся в улыбке и, поднявшись, сделал приглашающий жест двумя пальцами. — Давай! Я никогда не против хорошей драки. — И разбито будет не только мое сердце, но и мое лицо. — Полагаю, что так. — Тогда я отказываюсь, — Донхек тяжело опустился на скамейку, посмотрел на свои руки. На его коже и так достаточно шрамов, глубоких полос, размежевавших его спину, но их хотя бы можно скрыть под рубашкой. — Ну вот, так совсем не интересно. Никакой драмы. — Прости, что не оправдал твоих надежд. — Ого, — Ханбин хищно облизнулся, — какой колючий. Может, Чжинхван прогадал? Донхек отвернулся, закусив дрожащую нижнюю губу. А Ханбин, наклонив голову набок, разглядывал его будто диковинный экспонат в музее. Его кровь зажигалась азартом при виде этой милой, потерянной мордашки, заломанных ручек и ауры отчаяния. Он вдохнул полной грудью запах скорби, будто акула, почуявшая кровь. — Возьми, — Ханбин покопался в одном из своих бездонных карманов и протянул ему небольшую белую картонку, на которой стандартным типографским шрифтом было отпечатано: «Gold Crown», а на обороте — адрес. — Сегодня вечером, около одиннадцати будь здесь. — Зачем? — Ну ты же хотел увидеть, кого предпочел Чжинхван, — ухмыльнулся Ханбин. — Не опаздывай. Я не люблю ждать. Не нужно было приходить сюда, не нужно было слушать Ханбина, и вообще даже заговаривать с ним. Все, что связано с ним и Бобби ни к чему хорошему не приведет. Донхек развернулся, чтобы уйти, и замер. Он уже полчаса подпирал стенку в десятке метров от входа в клуб. Никого знакомого Донхек не увидел, ни Ханбина, ни Бобби, и тем более обещанного Чжинхвана. Очередь огороженная символическими ленточками не редела, охранник у входа оглядывал посетителей хмурым взглядом маленьких черных глазок. Толстые пальцы-сосиски сжимали планшет с несколькими листками. Просто так внутрь не попадешь, вероятно, нужно быть в списке или хоть знать того, кто есть в списке. — Привет, — кто-то сильно ткнул его в плечо. Конечно, Ханбин, кому же еще придет в голову выражать приветствие таким образом? — Ты че даже не приоделся? — разочаровано спросил он, — поправляя очередную кепку, вместо обычной черной — красная с объемными золотыми буквами. Донхек глянул на свои обычные серые узкие джинсы и белую водолазку и пожал плечами. — Мне нравится, как я выгляжу. — Да уж, мальчик из колледжа, — скривил губы Ханбин. — Здесь любят хип-хоп. Он провернулся на пятках, демонстрируя очередные огромные штаны и ярко-розовую толстовку с синей надписью на спине. — А ты просто образец высокой моды. — Не знаю, насколько высокой, но это то, что нужно. — Ничто на свете не заставит меня так одеться. И никто. Ханбин закатил глаза. Ему нравилась его одежда, хотя эти узкие джинсы на Донхеке больше демонстрируют, чем скрывают. Стоит только протянуть руку… — Вон они, — кивнул в сторону входа Ханбин. Донхек проследил за его взглядом. Чжинхван казался совсем маленьким рядом со своим рослым спутником. Он то и дело задирал голову и что-то говорил, улыбаясь. И в какой-то момент Чжинхван прижался было к нему на секунду, а высокий протянул руку и собственническим жестом сгреб его за плечи. Чжинхван пошло хихикнул и легко поцеловал его в шею на глазах у всех (хотя на самом деле никто, кроме Донхека и Ханбина, и не смотрел). — Это Чжунэ! — ахнул Донхек. — Тот из первого класса, да? Ку Чжунэ. Он ведь… он младше! — Ну и что? — поднял брови Ханбин. — Я думал, — на его лице отразилось разочарование, — думал, что… — Что? Что тебя променяли на кого-то покруче? А тут вдруг малолетка, да? — желчно осклабился он. — Слушай, они уже давно вместе. Чжинхван не девственная девица и не невеста Христова. Думаешь, он ждал тебя все это время?! Тебе стоило раньше делать шаг, а не на последнем году обучения. — Они…влюблены? — у Донхека снова сделалось такое беззащитное выражение лица, что Ханбин не смог сдержать снисходительной улыбки. — Честно говоря, я не знаю. — Но ты спрашивал? — Да. Он сказал, что Чжунэ просто классно трахается. Тебе легче? — И это все? Секс… и все? — Да уж не знаю, что у него за волшебный член такой, — Ханбин продолжал болтать, а Донхек застыл соленым столбом. — Может, он знает какую-то особую технику. Нет, ну правда. Что это за магия, которая помогает в сексе? Да так, чтобы он не хотел больше никого другого. Разве жизнь от этого не станет скучной? Все время один парень. Отстой. Ты слушаешь? На руку упала холодная капля, потом еще одна и еще. Нет, Донхек не плакал, он продолжал смотреть на вход, не замечая начинающийся дождь. — Хочешь войти? — Ханбин раскрыл зонт. Потоки воды потекли по непромокаемой ткани, тонкая кофта облепила спину Донхека. — Не думаю, что для меня там есть место. К тому же не хочу встретить их. Ханбин смотрел в это грустное лицо, и его переполняла жгучая жажда. Ему хотелось прикоснуться к побледневшим скулам, провести большим пальцем по губам. Заставить его стонать и просить еще и еще. Он почувствовал зарождающееся напряжение внизу живота, будто завязался узел. Тонкие нити прошли через его позвоночник, оплели поясницу и затянулись чуть ниже пупка. Ханбин глубоко вдохнул, разгоняя пелену, и сказал: — Идем, а то ты совсем уже вымок. А я не нанимался над тобой всю ночь зонтик держать. Он подтолкнул Донхека, и тот послушно последовал за ним. Он очнулся только, когда они вошли в тесную прихожую, и Ханбин щелкнул выключателем. Теплый желтый свет залил помещение. — Где мы? — У меня дома. Бобби называет это место нашей берлогой. Хотя здесь не так уж плохо. Он скинул кроссовки и повесил зонт на крючок. — Идем, наберу тебе ваную. Сегодня холодно, ты простудишься, если не снимаешь всю, — он сделал ударение, — эту мокрую одежду. — Это как-то… — замялся Донхек, поспевая за ним, — странно. Ханбин проигнорировал сказанное и уже раскручивал на полную кран с горячей водой. Мощная струя ударилась о дно, повалил пар. — Давай, раздевайся. Я выйду, если тебе так неловко. — Ханбин, серьезно, я не намерен…  — Ну чего ты как маленький. Или хочешь неделю проваляться с температурой и соплями? Любишь такое дерьмо? — Что? — опешил Донхек, но Ханбин уже скрылся за дверью. Слышно было, как он гремит чем-то в отдалении. Донхек помедлил немного, а затем водолазка легла на стиральную машинку, следом — джинсы, носки и белье. Он опустился в обжигающую воду, от которой ноги мгновенно порозовели. По спине и рукам побежали мурашки, холод постепенно покидал тело. Донхек прижался к краю ванной, чтобы Ханбин не заметил лиловые пятна и борозды на спине и след на правом бедре. — И еще кое-что, — дверь распахнулась, Донхек инстинктивно прижал колени к груди. — Эй! — Да ладно! Не думаю, что увижу нечто сверхъестественное, чувак. Ханбин поставил на машинку поднос с двумя стопками и несколькими бутылками соджу. — Нет ничего лучше, чтобы согреться, — ухмыльнулся он и стянул футболку через голову. — Я… — А еще у тебя ведь был тяжелый день. Не бойся, я не выгоню тебя на улицу пьяным. Позабочусь в лучшем виде. Ханбин разлил по стопкам спиртное и устроился на полу рядом с ванной. Он залпом осушил рюмку и жестом подстегнул Донхека, который все еще медлил. — Ханбин… — голос дрожал, а рука мелко тряслась. — Не будь таким жалким, — тон Ханбина обдал его холодом, и Донхек плюнул на все защитные механизмы, кричащие, что все это плохая идея. Алкоголь обжег рот и легко проскользнул внутрь. — Понеслась, — улыбнулся Ханбин и налил еще. Они снова выпили, и рюмки вновь были наполнены. А потом еще и еще. — На полу чертовски холодно, я кажется отморозил задницу, — пожаловался Ханбин, вставая и расстегивая джинсы. — Ну-ка подвинься. — Ты чего задумал? — пьяно хихикнул Донхек. Нагота больше не смущала его, кажется, он и вовсе забыл, что нужно стесняться этого по сути незнакомого человека. — Хочу погреться, — Ханбин с размаху плюхнулся в ванную, обдав горячими брызгами все вокруг. — Ты псих! — Может быть, — согласился он, притягивая к себе оставшиеся бутылки с соджу. — Еще? Донхек подставил свою рюмку. — Слушай, — язык уже стал немного заплетаться, в голове приятно шумело. — Похоже, ты не такой придурок, как всем кажется в школе. — Ну, спасибо, — фыркнул Ханбин. Ванна была недостаточно большой, чтобы вытянуть ноги, поэтому он тоже прижимал колени к груди. — Очень любезно с твоей стороны. — Я серьезно. Возможно, большинство ошибаются на твой счет и на счет Бобби. — Думаешь, я не делал всех тех вещей, о которых болтают? Не поджигал машину того парня или не пытался убить учителя? — Не знаю. Ханбин съехал по краю ванной и запрокинул голову, его ступни невольно скользнули вперед прямо под Донхека. А тот тоже незаметно расслабился, их ноги переплелись. Пальцы ног коснулись чужих бедер, Донхек чуть прикрыл глаза. — А что если я и правда… злодей? — Я не верю в это. — Мы не говорили с самого детского сада и, ты думаешь, что за несколько часов узнал обо мне все?  — Я думаю, — мысли спутались в голове, он хотел положить ногу на ногу, но почему-то она оказалась на голени Ханбина. — Я… думаю, что знаю достаточно. — Правда? — он придвинулся ближе, теперь бедра Донхека легли поверх его бедер. Рука скользнула по лицу к шее, пальцы опустились ниже, по мокрой груди. — Что ты делаешь? — Донхек не узнавал свой охрипший голос.  — Ничего, — Ханбин притянул его к себе и поцеловал. Донхек не знал, куда деть руки, а чужой язык настойчиво проникал ему в рот. То ли от недостатка воздуха, то ли от слишком горячей воды у него закружилась голова. Он, наконец, пристроил свои руки, обняв Ханбина одной рукой, а ладонью другой касаясь сильных мышц у него на шее. — Я не буду этого делать, если ты не хочешь, — Ханбин прижался щекой к его щеке. — Продолжай, — выдохнул Донхек, целуя его, лаская. — Правда? — язык прошел по его нижней губе. — А как же Чжинхван? — Сейчас я не хочу ни думать, ни говорить о нем. Ханбин усмехнулся, вода в ванне всколыхнулась. Когда вода окончательно остыла, они перебрались в кровать.Там оказалось гораздо удобнее. Ханбин закурил, закинув одну руку за голову, будто подражая самой тривиальной киношной сцене. — Не похоже, что это у тебя впервые. — А я такого и не говорил. Донхек отобрал у него сигарету и затянулся. Ханбин, прищурившись, словно дым резал ему глаза, наблюдал за ним. Они не слышали, как хлопнула входная дверь. Мокрый, будто его макали в лужу, Бобби возник на пороге. — Привет! — он махнул рукой, и его повело следом. Не нужно было подходить, чтобы заметить, насколько он пьян. — У вас тут вечеринка? А чего не подождали меня? Донхек напрягся и на всякий случай поискал глазами штаны, те, как назло остались в ванной. — Всего лишь небольшая дружеская встреча, — криво усмехнулся Ханбин и поманил его к себе. Бобби расплылся в пьяной улыбке и пересек комнату. Опершись руками на край кровати, он потянулся к Ханбину. Тот ласково, будто ребенка, погладил его по мокрым волосам и поцеловал, нежно и сладко. Донхек замер, не зная, что делать: то ли вскочить и убежать, то ли оставаться на месте и досмотреть шоу. — У меня давно никого не было, — прошептал Бобби в самые губы Ханбина. — Я возьму его? Можно? — Конечно, тебе и спрашивать не нужно, у нас ведь все общее. Ты можешь взять его. — Что?! — Донхек резко натянул одеяло до подбородка. — Ханбин, о чем ты говоришь?! Ханбин взглянул на него затуманенным взором, с губ все еще не сходила странная улыбочка. — Не бойся, он даже лучше, чем я. — Какого черта?! — Донхек даже не успел договорить, как Бобби принялся сбрасывать одежду. Ханбин поднялся с кровати, ничуть не стесняясь, прикоснулся напоследок губами к щеке Бобби и вышел. Он обернулся в дверях, словно нежная мать любуясь Бобби, который уже словил Донхека. Тот завизжал, что было сил. Бобби рывком переворачивает его на живот, одной рукой давит на шею, не давая вырваться. Коленями прижав его бедра, он проводит свободной рукой по спине Донхек вниз до самых ягодиц, раздвигая их. Ким дергается, извивается, стараясь скинуть Бобби с себя, палец уже вошел глубже. — Ого, а Ханбин уже разработал тебя, — мокрые губы скользят по плечу. Бобби приспустил трусы и трется об него. — Ну же, будь хорошим мальчиком, Донни. Слова заглушают крик Донхека. Бобби сильнее прижимает его к простыне руками, наваливаясь сверху. И Донхеку кажется, внутрь него вставляют раскаленный, закрученный винтом прут. По позвоночнику он доходит до головы и ввинчивается мозг. Пахнет вишней. Почему пахнет вишней? — Это не изнасилование, — шепчет Бобби ему на ухо. — Не изнасилование. И почему все-таки пахнет вишней? Ах да, Бобби все время мусолит вишневую жвачку. Это его дыхание, касающееся шеи и щеки. Все тело сводит судорогой. — Нет! Нет! — вместо крика вырывается только едва слышный стон в подушку. Бобби выходит из Донхека и разворачивает к себе, запускает язык ему в рот, совсем как тому бедняге в классе. Донхек давится собственной слюной, ему кажется, что он задыхается. Комната вертится вокруг него. В глазах темнеет, временами он выпадает из реальности, и уже совсем не может сопротивляться, только кашлять и хрипеть надсадно. Бобби так сильно вжимает его в матрас, что легкие горят и невозможно сделать вдох. Тело больше не принадлежит ему, Донхек просто ждет, пока Бобби кончит. А тот в последний раз облизывает его ухо, чуть прикусывает мочку, и делает завершающий резкий толчок. — Хороший мальчик, — Бобби откатывает в сторону и сползает с кровати. Донхеку кажется, что он слышит, как на пол падает использованный презерватив. Кто-то печется о своем здоровье? — Было круто, повторим как-нибудь. Огромная волна отхлынула, вынеся Донхека на жесткий песчаный берег. Все закончилось. Бобби, натянув лишь джинсы, ушел. Донхек услышал в отдалении его голос и голос Ханбина, шум телевизора и закипающего чайника — привычные звуки, напоминающие об обычной жизни. Словно ничего и не было. Возможно, он уснул или просто отключился. Потому что за окном уже посветлело, а на постели рядом, опустив голову на руки, сидел Чжинхван. Вся его поза выражала крайнюю задумчивость и озабоченность. — Чж-чжинхван… — голос охрип. Парень вздрогнул и обернулся. — Привет, — тихо сказал он и приложил палец к губам. — Тише, эти оболтусы еще спят. Не будем их будить, а то сонный Ханбин просто невыносим. — Ты… знаешь, что случилось? — Донхек коснулся своей шеи, он не мог этого видеть, но чувствовал, что она вся в синяках. Ничего, ему не привыкать. Чжинхван кивнул: — Поэтому я и здесь. — Что мы будем делать? — Донхек тоже сел, завернувшись в тонкое одеяло. — Наверное, мне стоит одеться. Пойдем в полицию? — Нет, — покачал головой Чжинхван. — Нет, никакой полиции. Я здесь, чтобы попросить тебя все забыть. — Что?! — Тише! — шепотом воскликнул он и спокойно продолжил: — Да, я не хочу для них неприятностей. Они идиоты, но это не значит, что ты имеешь право портить им жизнь. К тому же, как я понял, Ханбин ничего плохого не делал. — Да он… он! — задохнулся от негодования Донхек. — Он ведь именно, что ничего не делал. Пока Бобби тут насиловал меня, он просто ничего не делал. Для них двоих вообще ничего не произошло. Чжинхван, а как же я? Как же моя жизнь? — Переживи это и забудь, — и взгляд, и голос его были холодны. Чжинхван смотрел на него будто он был досадным препятствием, которое внезапно вторглось в его жизнь. — Реши для себя, чего ты хочешь, и я выполню это? — Что? Деньги? Хочешь откупиться? — Если хочешь, то да. Если тебе нужно что-то другое, то выбери что и скажи мне. — Это взятка за молчание? — Не просто за молчание, а за то, чтобы ты выкинул все это из памяти. Ничего этого не было. Никогда. — Никогда… — повторил Донхек. Чжинхван положил рядом с ним на кровать его мобильный и листок с номером. — Вот именно. Чего ты больше хочешь суда или чего-то другого? Думай и позвони, как решишь, — он направился к двери, но на полпути обернулся, — не думай, что я дам тебе пойти в полицию. Донхек сглотнул. — Что ты сделаешь? Чжинхван пожал плечами и вышел. Чжинхван ушел, а Донхек еще долго лежал на кровати, время текло так же медленно, как мысли в его голове. Он смотрел на экран телефона, на нем неторопливо менялись минутные цифры, постепенно превращаясь в часы. Утро перешло в день, он слышал, как Ханбин и Бобби ушли, никто не тревожил его. Теперь так и будет? Он снова станет невидимкой? Его использовали и выбросили, как тот презерватив на полу? Донхек набрал номер, Чжинхван наверняка в школе, но ему плевать. Через четыре гудка, в трубке послышалась какая-то возня и приглушенный голос Чжинхвана. — Алло? — Это я. Я подумал. — Правда? — голос прозвучал отчетливее, наверное, Чжинхван отошел подальше от класса и больше не прятался. — И что ты решил? Чего ты хочешь? — Тебя. — Что? Прости? — Я хочу тебя, Чжинхван. А вместе с тобой и Бобби, и Ханбина. — Типо как друзья? — Не только. — Хочешь в нашу компанию? — Да. И чтобы вы приняли меня с радостью и всем возможным радушием, и не будто я сам напросился, а будто вы меня сами позвали. Ок? Я хочу то же, что есть у вас. На том конце воцарилось молчание. Чжинхван определенно по привычке кусает губы и топчется на месте, ища в этом подвох и скрытый смысл. — А Чжунэ? — Можешь оставить его в качестве комнатной собачки. — Ладно… дай и мне подумать, вечером я зайду. Никуда не уходи. — Я подожду, но только до вечера. Донхек положил трубку и подошел к окну. Все вышло даже лучше, чем он планировал. Лучше, чем он представлял, когда клал записку в ящик Чжинхвану, когда месяцами придумывал ходы, а оказалось все так легко. Спасибо Бобби за это. Если бы он не был так пьян, если бы его не влекло все то, чем уже обладал Ханбин. Неужели все так просто получилось? Он вернулся к зеркалу в глубине комнаты. И как это Ханбин не заметил вчера синяки на пояснице? Наверное, был слишком увлечен собой. Зато теперь больше никто не тронет его. Безупречный круг защиты — три Кима.