Кувшинка

Вдали от шумного города, в лесных чащобах пахнет хвоей. Там рубит топор дровосека, вколачиваясь в ствол старого дерева. Пахнет свежей щепой, пожелтевшими листьями, зовущими неминуемую осень, и совсем зелеными, только распрощавшимися с весной. Пахнет загнившей корой древесины, ароматной смолой, прилипающей к пальцам. Пахнет одежда костром и волосы пахнут углями, твои руки все в саже, твои зубы чернеют от неё же, потому нужно следить за хлебом, пока жаришь его. Сухари вкуснее всего получаются золотистого цвета, а не черно-серого. Иногда и совсем белые попадаются, абсолютно сгоревшие. Чай уж течет не в то горло, да и кусок совершенно не лезет, а дятел зло смеется над тобой, выстукивая в толстой корке дупло. Тебе надоедает и солнце, только-только выглянувшее на поляну. День слишком жаркий, чтобы греться возле костра, и ты тушишь его песком, зная, что папа рассердится. Старый дровосек не любит попусту тратить спички, но солнце может изжарить тлеющие угли. Случись пожар, вы вмиг задохнетесь, поэтому ты обстоятельно сыплешь песок, утаптывая тлеющие веточки ножкой. Издали слышится гул ворон и треск ломающегося дерева. Ты берешь свою холщовую сумку, что таскал еще твой отец, пока не купил себе новую, складываешь туда свой драгоценный швейцарский ножичек, походный блокнот с наблюдениями и тонкую сетку для рыбы, только что свитую тобой заново из старых лесок. Ты давно хотел порыбачить с отцом, но у него как всегда нет на тебя времени. Он бы заставил тебя рубить с ним деревья, если бы мог, но ты всегда делаешь то, что взбредет в голову, пусть даже самое безрассудное и опасное, но лавров стоящее. Ты спускаешься с горки, скатываясь со склона на истертых башмаках, и вприпрыжку добираешься до озера. Там пахнет водорослями. Ты идешь по сухому песку, щекочущему пальцы, скидываешь тапки в траву, дальше ступая уже босиком, чувствуя жар песчинок, согретых на солнце. Ты уже у воды, мысленно ощущаешь на себе её тяжесть, покалывающую холодную нежность, когда окунаешься в первый раз и перебираешь ногами. Сумка падает возле, ты снимаешь рубашку, путаясь в пуговицах, не отводя глаз от лазурной воды, через лоно которой проходит тихая рябь, копируя легкие махи хвостами прибрежных мальков. Ты опускаешься на колени, тяжело вдыхая внутрь своих легких запах озерной сырости, сам того не понимая касаешься пальцами левой ноги водной основы, наблюдая, как волнение расходится вкруг на несколько метров, затормаживая твое дыхание в скрытом восторге. Погружаясь, ты не чувствуешь холод не согретой на солнце воды, лишь объятия темного озера, тянущие на дно. И когда твоя макушка выныривает, а легкие жадно встречаются с воздухом, ты понимаешь, что экспериментировать больше не стоит, так как в следующий раз ты, возможно, не выплывешь на поверхность.

***

Светлые косы, перехваченные лентами, спадают на плечи. Она слишком красива в свои тринадцать, даже испачканная сажей, чтоб мужикам из деревни неповадно было. В светлом платье в цветочек, что сшито маминою искусной рукой, она сидит на траве, теребя одуванчик. Гул подруг, снующих туда-сюда с большими венками на головах, слышится фоном к её мыслям, наряду с пением птиц и стрекотом саранчи. Венок, что она сплела из свежей травы и полевых ромашек, уже не радует глаз и валяется подле, собирая возле себя беспокойных пчёл и малышей муравьев. Она устремила свой взгляд не на них, не на девочек, что собрались вплетать ароматные травы в свои волосы, а на тихую гладь воды на другом берегу, покрытую трясиной, мясистыми листьями, плавно качающимися на поверхности, и лимонного цвета кувшинками, утопающими в тине. Она собиралась вплести их в свои косы, в венок, блекло смотревшийся наряду с остальными, но ступать в черную воду боялась. Подруги рядом с ней визжали от восторга, хвастались причудливыми плетенками, шелестела листва, пели лесные птицы, издалека доносился гул топора, врезающегося в древесину. По её руке ползла божья коровка.

***

Она пришла в себя незадолго до его появления. Смахнула букашку с руки, потянулась за венком, укладываясь на живот. Носки туфель резанули травинки под ногами, платье расправилось с одной стороны и смялось с другой. Она поднялась, почесывая аккуратный носик, поправляя подол, очищая его от земли, сделала шаг, затем второй, чуть не вывалившись из туфелек, что были ей явно не по размеру, одной рукой отбросила косички, другой доверила водрузить венок на макушку, чувствуя приятное покалывание согнутых стеблей, почти не очищенных от побегов. Подруги вдали визжали, бросая прибрежный мусор в воду, получая в ответ слабое бульканье, брызги и рябь по воде. Она спустилась со склона, в низине проваливаясь ногами в мягкий песок, затрудняясь в движениях. Пришлось скинуть обувь и шагать босиком, чувствуя, как горячие песчинки проникают меж пальцев. Она подошла к воде, оставаясь все также вдали от остальных, сделала неуверенный шаг в темное озеро, оглядывая его берега, замирая на месте. Сердце забилось так сильно, что отдалось в голове громкими стуками, заглушая и крики девчонок, и шепот воды, предупреждающий о потаенной опасности. Сделав еще шаг, она испугалась, выше колен почувствовав прохладную воду, смывающую песчинки с её ног. Проваливаясь до щиколоток под водный грунт, она пошла к другому берегу, не оборачиваясь на крики, словно хладнокровно совершая собственное самоубийство. От холодной воды хотелось скрипеть зубами. Намокшее платье неприятно прилипло к телу, словно намазанное суперклеем, сцепило его своей тканью, не разрешая шевелить руками. На середине озера её ноги перестали ощущать твердое дно, напуганно перемешивая воду возле себя. Подруги кричали еще сильнее, но не осмеливались пойти за ней. Некоторые даже направились в лес. Наверное, им не хотелось видеть, как она погружается и больше не выныривает на поверхность.

***

Ты увидел её, когда плавал на разведку тихого места для рыбалки. Возле неё сновали подружки, так что это был не лучший твой выбор, особенно тогда, когда они заметили тебя, твою патлатую голову, практически сливающуюся с водной поверхностью. Сначала они завизжали, отпрыгивая от берега, потому что заботливые мамочки учили их не вести диалога с мальчишками. Тебе захотелось засунуть пальцы глубоко в уши, хотя бы для того, чтобы не слышать их крика. Это было определенно худшее место для рыбалки. Хуже даже придумать нельзя. Красное в клеточку, синее в горошек, темно-зеленое, белое. Платья мелькали возле воды, сопровождаясь девчачьим писком. Ты прошел рукой по воде, окатив их шквалом брызг, чтобы быстрее заткнулись, но это, кажется, только усугубило ситуацию. Она одна из всех них сидела на холме, теребя одуванчик, что показалось тебе несколько странным, так как твой папа всегда повторял, заваривая гречку с тушенкой, — сытный обед дровосека, — что женщины все одинаковые. Красное в клеточку платье подняла камушек и сумела бросить его в твою сторону. Других девочек стадным чувством потянуло к песку, заставляя их руки ерзать в поисках чего помассивнее, чем банальная горстка песчинок. Шквал камушков полетел в тебя, но щадяще промахиваясь. Ты улыбнулся и брызнул волною в их сторону ещё и ещё, вызывая у платьицев восторженные визги и неподдельный азарт. Краем глаза ты заметил её, машущую белоснежной ручкой и надевающую венок на русоволосую голову. Венки других девочек, до этого момента покоящиеся на их головах, взлетели ввысь и приземлились возле тебя, отравляя воздух приторным ароматом. Ты вдруг нырнул под воду, чтобы закончить свое представление и услышал крики, ничем не похожие на те, что были до этого. Выниривая и хватаясь дышать в полную силу, терпя легкое головокружение и резь в глазах из-за мутной воды, ты заметил её, медленно погружающуюся под воду. Тебе пришлось пересилить свой организм, намеревавшийся заскучать по кислороду, и выкрикнуть пару коротких фраз пестрой толпе, о том, что нужно позвать взрослых. Твои легкие даже успели получить свои финальные порции воздуха, перед тем как ты утянул их на дно, перемещаясь в её сторону. Она еще держалась на воде, но её глаза были дикими. Открыв рот, чтобы произнести пару слов, она наглоталась мутной воды, хрипя горлом в попытке её выплюнуть. Ты уже рядом с ней, так близко, насколько можно, хватаешь её за талию, приподнимая в воде, заставляя её опираться на тебя, чтобы не утонуть, её руки стискивают твою шею, чтобы не потерять твое тело из виду, когда вода утянет её на дно. Она дрожит, сильно кашляет и касается своими тонкими коленками твоих. Венок съехал с её головы и, движимый ветром, направился к берегу, застряв в зарослях камышей. — Все в порядке? — спрашиваешь ты, дожидаясь ответа в её глазах или голосе. — Я просто хотела сорвать кувшинку, — мямлит она, чуть не плача, захлебываясь в своем собственном сбившемся ритме дыхания. Это был не ответ, а лишь пояснение к её мимолетному порыву топиться, словно кто-то управлял её ногами, самовольно несшими хозяйку на глубину, в темную воду.

***

— Меня зовут Баки, — произносишь ты ненароком, восхищенно разглядывая лазурное небо. Тишина следует в ответ, перебитая громким треском поленьев в пламени костра, стуком дятла по коре (возможно того самого, что не давал тебе насладиться обедом) и еле слышными голосами из ближней деревни. Она сидит возле тебя, закутавшись в отцовскую овечью жилетку, ерзая на корявом пне мокрым платьем. Худенькие ножки её покрылись гусиной кожей. Ты предлагаешь ей переодеться, чтобы не стынуть, ночи холодные, вечера дождливые. Она поворачивается к тебе, берет рубашку и шорты из твоих рук и смотрит так укоризненно, чтобы ты отвернулся. Ты послушный. Ты отворачиваешься, закрываешь глаза и вдыхаешь во всю полноту своих легких. Пахнет костром, и одежда пахнет углями, и твои руки все в саже, потому что ты бережно умывал её лицо «живой» водой в том самом озере. Тебе нравилась она, даже измазанная пеплом из печки, но пока тебе пятнадцать, ты ни за что не признаешься в этом. И не надейтесь.

***

Вдали от шумного города пахнет вязкой смолой, свежей щепой, гнилой древесиной. Пахнет мятой травой, полевыми цветами, илом, поднявшимся со озерного дна и угодившим ей в волосы. Платье из легкой ткани в цветочек лежит возле костра, втягивая его дурман. Туфельки, подобранные с пляжа, лежат где-то там же, отражая в лакировке яркие блики огня. Она лежит на бревне, укрытая все той же овчинной жилеткой, приятно покалывающей кожу своими шерстинками. Пламя пляшет и в её глазах, согревая воздух, её руки, настолько холодные, будто не живые. От косичек ничего не осталось и теперь копна длинных мокрых волос лежит под её головой, заменяя подушку. Она смыкает веки лишь на секунду, уморившись жаром костра, лежит так пять минут по часам, что для неё кажется вечностью. Тебя рядом нет, твой отец дремлет в походной палатке. Она не сказала, почему не пошла домой, хотя её родители наверняка волновались. Ты смотрел на неё, пока она пила чай из твоей кружки, вернее сказать, любовался, а когда она ловила твой взгляд на себе, ты делал вид, что твои ботинки куда более интересны, чем её лицо. Ты точил ножичком палочки, подкидывая их в костёр, убедившись, что она спит, поднялся, отряхиваясь от щепы, разделся и направился в сторону озера. Когда она открыла глаза, ты все так же сидел на бревне, обтачивая веточки. Пламя играло с тобой на расстоянии, унося едкий дым к макушкам деревьев. Она хотела приподняться на месте, но почувствовала что-то увесистое, покоящееся на её талии. Нащупав колючие ветки рукою, она было подумала, что ты решил забросать её спящую щепками, но поднеся находку к своему лицу, она забыла как дышать, запретив легким втягивать воздух. Молочного цвета кувшинки окропили её пальцы водой из злополучного озера, а венок из полевых ромашек, изрядно истрепанный и размокший, так же, как и днем покалывал скрученными ветками. Её голос прозвучал сдавленно, ломая устои ночи, перебивая шелест листьев и треск поленьев костра. — Ты достал… — Да. Ты кинул бревно в костёр, наслаждаясь шипением испаряющейся с поверхности влаги. Она приподнялась, ощупывая кувшинки, в слепом неверии в происходящее. Их запах отдавал чем-то приятным, пряным, словно пчелиный мёд, а цветы наощупь были слегка шершавые, взмокшие от воды. Она поднялась, перемешивая ногами опавшие листья, обошла костер и присела подле, заглянула куда-то в тебя своими лазурными глазами, её тонкие губы обрисовала милая улыбка. Она приблизилась, поворачиваясь всем телом к тебе, запуская нежные пальчики в твои волосы, убирая их назад, водружая её любимый венок тебе на голову. Ветки царапнули лоб, ерзая и поправляясь, чтобы наконец сесть прямо и ровно. Она улыбнулась и прошептала: — Мое имя Сэм. Птиц не было слышно. Впервые за всё время, проведенное сегодня в лесу.