G.O.G.R.

Милицейский начальник Недобежкин сидел у себя в кабинете угрюм и даже зол. Гипнотизёры «колдовали» почти что, до полуночи, но результат оставался плачевным. Соколов больше не ржал, но и не говорил. Войдя в гипноз, он сказал только одно слово: - Бык-бык! С Борисюком была та же история. Он тоже молчал и не двигался. Единственное, что он сделал – это схватил со стола бланк протокола, и ручку. Поелозив немного ручкой по бумаге, он разжал пальцы и упустил всё это на пол. Когда Вавёркин подобрал бланк и посмотрел на «шедевр», увидел следующее: просто обыкновенный бык, или корова, нарисован довольно криво, да еще и подписан: "Бык", и на манер комикса подрисовано облачко, будто бы он кричит: "Му!". Начальник же просто озверел, когда Вавёркин представил ему этот неказистый рисунок. Недобежкин вырвал из рук гипнотизёра бланк протокола и разодрал его в мельчайшие клочки. Швырнув клочки в лицо Вавёркину, Недобежкин вскочил, навалился животом на стол и злобно заревел: - Вы оба уволены!! – рёв начальника касался и Ежонкова. – Единственное, что вы хорошо умеете – это получать зарплату! Жульё глумится над вами, а вы оба – ни в зуб ногой! Вон! Вавёркин испугался начальственного гнева и поспешно ретировался прочь, Борисюк тоже поспешил убраться, а Ежонков только ехидно заметил: - Я тебе, Васёк, по доброй воле помогаю, хотя у меня своих дел по горло. - Вон! – плюнул сквозь зубы Недобежкин и стукнул кулаком по столу. - Я бы на твоём месте не рвал вещдок, - со спокойствием настоящего психиатра произнёс Ежонков, и кивнул на обрывки «картины» Борисюка. – И к тому же, у нас с тобой, Васёк, ещё двое «болезных» сидят на очереди! Забыл? - Вон! – зашипел Недобежкин, не желая больше знать ни о каких «болезных». – Чтоб я тебя тут больше не видел, циркач! Тебе только на рынке лохов дурить! Пшёл вон, шут гороховый!! - Да не кипятись ты так… - пробормотал Ежонков, отодвигаясь к двери. – Закипишь ещё! – и вышел в прохладный коридор. Недобежкин так от них от всех устал за вечер, что сегодня утром, пока ехал на работу – пару раз едва не заснул за рулём и не протаранил патрульную машину ГАИ. Притащившись в свой кабинет, Недобежкин забрался за свой стол, уселся медведем и сидел до тех пор, пока не зазвонил его телефон. - З-заткнись… - прошипел аппарату Недобежкин, не настроенный в данный момент отвечать на звонки. Нет, не затыкается, чёрт полосатый, трезвонит, петух недобитый! - Ало?? – Недобежкин рывком оторвал от рычага трубку и не сказал в неё, а рявкнул зверюгой. В ответ ему спокойный, уравновешенный и незнакомый голос сообщил, что из Америки в Донецк прибывает зачем-то некий агент из Интерпола и… - А я-то тут причём? – невежливо перебил Недобежкин, терзая свободной рукой отрывной календарь на своём столе. - Он будет работать с вашим отделением, - тот, кто был там, на расстоянии, старательно игнорировал раздражение и злость Недобежкина. - Этого ещё не хватало… - угрюмо буркнул Недобежкин, отодвинувшись от телефона. Уж, не по поводу ли этих «подземных чертей» зачесался Интерпол? Этого ещё не хватало! А когда некто потребовал от Недобежкина, чтобы тот отправил в аэропорт встречать этого самого агента не кого-то, а именно Серёгина – милицейский начальник, вообще, навалился животом на стол. - Серёгин прекрасно знает этого человека, - аргументировал незнакомый голос, крайне удивив Недобежкина. Милицейский начальник сполз со стола, распластался по креслу и принялся лихорадочно соображать, когда же это Серёгин успел пересечься с Интерполом? Незнакомый голос тем временем сообщил номер рейса и время прибытия, а после этого – спокойненько себе исчез. Пётр Иванович спешил на работу, как на крыльях: да, правы были наши предки. Утро вечера мудренее, и когда Серёгин снова лёг спать – он увидел ещё один сон. Память выдрала из глубин подсознания, из лап гипноза, или ещё откуда-то, образ «запечного сверчка» из дома Потапова. «Тень, которую ничто не отбрасывает» - вот, на что было похоже это существо, которое уволокло Зайцева за печку. Оно и наградило Серёгина «звериной порчей» - за то, что он его увидел. Пётр Иванович спешил рассказать о «сверчке» начальнику. Он ракетой взлетел по лестнице, пробежал по коридору, а у кабинета Недобежкина – застопорился, чтобы отдышаться: несолидно, всё-таки, являться к начальнику, отдуваясь. Когда одышка исчезла, Пётр Иванович постучал в дверь. - Войдите, - послышался из кабинета усталый голос, по которому Пётр Иванович сразу же понял: что-то стряслось. - Ну, вот, что, Серёгин, - сказал Недобежкин, едва Пётр Иванович открыл дверь и проник в кабинет. – Даю вам такое задание: вы должны будете поехать в аэропорт и встретить прибывающего к нам в Донецк из Америки агента Интерпола. Серёгин изумился: какой ещё Интерпол? Неужели, эта «чёртова» пакость так страшна, что на неё уже приехал Интерпол?? - А как я его узнаю? – поинтересовался Пётр Иванович, застопорившись около стола начальника. - Этот человек вам знаком, - ответил Недобежкин, доверяя сообщению того, кто ему позвонил. Пётр Иванович никого из Интерпола не знал, но делать нечего: приказ начальника – закон для подчинённого. Пётр Иванович ответил: «Есть», и поехал в аэропорт. Дорогой он думал, кто же, всё-таки, этот «знакомый человек»? Перебирал в памяти всех знакомых. Но подходящая кандидатура так и не подобралась. Тогда Серёгин стал думать, что начальник ошибся, что это – у кого-то другого есть знакомые в Интерполе. Пётр Иванович вышел из машины и пошёл в здание аэропорта. «Ух, пропущу я этого агента! – думал он. – И буду виноват! Что же мне делать-то? Позвонить и сказать Недобежкину, что он ошибся?». Этот вариант отпадал: до прилёта самолёта оставалось минут десять. За такое короткое время всё равно ничего не изменить. Прекрасно понимая это, Серёгин прошёл в зал ожидания и сел в кресло вместе с остальными встречающими. Все десять минут Пётр Иванович пытался представить себе того, кого он должен был встретить. Но в голову лезли какие-то нелепые «гибриды» Джеймса Бонда и Брюса Виллиса, или, вообще, Арнольда Шварценеггера и Леонардо ДиКаприо. - Внимание, встречающие! Прибывает рейс «Нью-Йорк – Донецк»! – объявили по радио. «Мой!» - подумал Серёгин. Он встал вместе с другими людьми и пошёл на аэродром. Самолёт – большой, белый «Боинг» - сел. Люк открыли, подвезли трап. По трапу друг за другом начали спускаться люди. Пётр Иванович зорко всматривался в каждого из них, но не видел ни одного, хоть мало-мальски знакомого лица. Тем временем, вышедшие из самолёта пассажиры запрудили аэродром. Многие встречались со своими родственниками и знакомыми, радовались, обнимались. Одному Серёгину было не до радости. Пассажиры уже все вышли, трап увезли. «Ну, вот, - как есть – пропустил! – досадовал Пётр Иванович, вертя головой в разные стороны. – Узнаешь тут его, в толпе!». Может, это – вон тот, высокий, полный мужчина с рыжими усами и с самоваром?! А может, наоборот, тот, маленький, с двумя чемоданами? Или, вообще, тот чудаковатый тощий джентльмен с холёным котом в клетке?! «Точно – пропустил!». Толпа уже рассосалась. Многие пошли на автобусную станцию. Другие садились в такси. Серёгин постоял ещё немного. На аэродроме осталось всего семь человек. Пётр Иванович повернулся, и собрался, было, возвращаться в райотдел с пустыми руками и получать нагоняй от Недобежкина. И тут на его плечо легла чья-то рука. И чей-то, действительно, знакомый голос вежливо сказал: - Здравствуйте, Пётр Иванович. - Здрасьте… – глупо поздоровался Серёгин с рукой, заметив кольцо на её мизинце. - Повернитесь, я вас не укушу, - хохотнул тот же голос. Пётр Иванович повернулся. Сначала он не мог вспомнить, кто же это такой перед ним стоит? Некто в чёрном плаще, при элегантном галстуке. И в тёмных очках… - Вы меня не узнаёте? – спросил человек. Тут только до Серёгина дошло, что это же – Тень! Тот самый страшный, неуловимый бандит, которого они с Сидоровым так долго и, увы, безуспешно, искали, пытались поймать, но не поймали! И ещё – в нём есть что-то от того подземного монстра, который чуть не убил их всех в катакомбах «Наташеньки», и который… был взорвал гранатой… - В-вы, ч-что, с повинной?! – изумлённо выдавил Серёгин, потому что других слов не нашёл. - Почти, - улыбнулся Тень (или верхнелягушинский чёрт?), кажется, не обращая внимания на крайнюю растерянность Серёгина. – Моё настоящее имя – Генрих Артерран. Я – следователь по особо важным делам из Интерпола. Это меня вы должны были встретить. Услышав это, Пётр Иванович чуть не уселся прямо на бетон посадочной полосы. Что значит – Генрих Артерран (!), ужас Верхних Лягуш, «фашистский агент», свихнувшийся учёный, убийца… и вдруг – следователь по особо важным делам???!!! - И-идёмте, - пролепетал Пётр Иванович, испытывая подспудный… нет, не подспудный, а даже явный страх перед тем, кто, возможно, навёл на него «звериную порчу». Да ещё и внушил, что это не он, а ни в чём не повинный Зайцев… Теперь, после всего, что случилось, Серёгин даже был готов поверить в то, что этот Генрих Артерран и есть монстр-тень. И в местном криминале у него было прозвище – Тень… - Спасибо, - вежливо поблагодарил Генрих Артерран без малейшего признака какого-либо акцента. Пётр Иванович переступая ватными ногами, подвёл Генриха Артеррана к служебной машине, распахнул перед ним заднюю дверцу. Генрих Артерран, молча и невозмутимо, забрался в салон и расположился там по-хозяйски. Всю дорогу до райотдела Пётр Иванович торчал в ступоре, вертел руль на автопилоте и боялся случайно оглянуться назад, туда, где невозмутимо ехал тот, кто назвал себя Генрихом Артерраном. По коридору РОВД Серёгин шёл в том же ступоре, машинально ответил что-то, когда Генрих Артерран восхитился роботурникетом… Пётр Иванович даже не мог и предположить, что скажет Недобежкин, когда узнает, что агентом Интерпола, который вздумал проводить некую совместную операцию с Калининским РОВД, окажется… верхнелягушинский чёрт. Добравшись до кабинета начальника, Серёгин робко постучал в дверь… Недобежкин сидел, склонившись над столом, и что-то старательно писал. Наверное, это был его квартальный отчёт в Областное ОВД. У начальника был медицинский почерк и поэтому, оформляя отчёты, он старательно выводил каждую буковку. - Ва-василий Николаевич… - едва прошамкал Пётр Иванович, с трудом поворачивая свинцовый язык. Генрих Артерран за его спиной молчал и, кажется, ждал, что же будет дальше. - А, встретил? – кивнул Недобежкин, не отрываясь от отчёта. – Как долетели? – поинтересовался он у «агента Интерпола», не подозревая пока, что перед ним стоит Генрих Артерран. - Спасибо, - улыбнулся Генрих Артерран, а Пётр Иванович узрел в его улыбке оскал вампира и Годзиллы сразу. – Обошлось без катастрофы и без террористов. И только теперь милицейский начальник удосужился поднять голову и посмотреть на пресловутого агента. Ведь он сам удивился, когда ему позвонили по телефону и сообщили, что агент Интерпола знаком Серёгину. Серёгин замер. Глаз Недобежкина скользнул сначала по оторопевшему Серёгину, а потом – переместился на Генриха Артеррана, чьё лицо выражало лишь ледяное спокойствие. Недобежкин не сказал ничего. Он лишь дёрнул рукой, перечеркнув весь каллиграфический отчёт жирной полосой, и навалился животом на стол. Отвалив челюсть, взирал он на то, как Генрих Артерран садится на стул для посетителей. - Вижу, что вам не хорошо? – заключил Генрих Артерран, не теряя вежливости. – Успокойтесь, господин Недобежкин. Я не бандит и не убийца. Я действительно, агент Интерпола и следователь по особо важным делам. - Пётр Ива… - это в кабинет начальника в поисках Серёгина заглянул Сидоров. Увидав странного и, возможно, страшного гостя, сержант заклинился в дверях и так бы и глазел на него, не закрывая рта, если бы Генрих Артерран не предложил ему зайти. - Заходите, господин Сидоров, - он состроил вежливую улыбку, но нет, всё-таки, это оскал монстра… Сидоров кивнул и вдвинулся в кабинет, закрыв за собою дверь. Серёгину, который успел сделаться мнительным, показалось, что Сидоров зашёл как-то уж, слишком послушно, словно бы… Недобежкин медленно отползал со стола и водворялся в кресло. - Присаживайтесь, - сказал Генрих Артерран одновременно Серёгину и Сидорову. Сержант, молча, уселся на свободный стул. Пётр Иванович тоже уселся но, кажется, уселся не сам, а это его ноги усадили его. И может быть, его ноги вела дьявольская воля «верхнелягушинского чёрта». - Звони Синицыну! – сказал Генрих Артерран Серёгину, и Пётр Иванович даже не заметил, как его рука сама собой полезла в карман и достала мобильный телефон. - Звони Ежонкову, звони Смирнянскому, - сказал Генрих Артерран Недобежкину, и милицейский начальник на нездоровом автопилоте начал щёлкать кнопками служебного радиотелефона. Сидоров сидел на стуле, всё видел, всё слышал, но ничего не мог сделать, потому что его тело принадлежало уже не ему, а Генриху Артеррану, и Генрих Артерран не давал ему даже пошевелиться. Сидоров не удивится, если после того, как Генрих Артерран исчезнет – у него появится «звериная порча», и он ничего не сможет сказать так же, как Пётр Иванович. Вот, кто, оказывается, наводит «звериную порчу» - Генрих Артерран! А не Зайцев, не чёрт и космические гости. Серёгин разговаривал с Синицыным и что-то говорил про какие-то несуществующие «новые сведения», а Недобежкин бурчал про какого-то «быка» - наверное, на проводе у него сидел Ежонков. Всё, сейчас они все съедутся сюда, в когти и зубы этого «верхнелягушинского чёрта»… Белкин видел, как Пётр Иванович повёл страшного гостя в кабинет начальника. Сейчас он стоял, притаившись под дверью, и прислушивался ко всему, что там говорили. И слышал лишь могильный голос Генриха Артеррана, остальные же просто безвольно, даже как-то обречённо блеяли вместо того, чтобы говорить. Всё, кажется, ждать больше – подобно смерти. Белкин достал мобильный телефон, набрал номер и стал ждать ответа. - Да? – ответ прозвучал бесстрастно, с полным отсутствием всяких и всяческих эмоций, словно бы говорил не человек, а просто прокручивали магнитофонную запись. - Он у нас, в Калининском, - полушёпотом сообщил Белкин. – У начальника в кабинете завис. - Хорошо, сообщайте, если будет движение! – ответил ему голос на том конце провода и исчез, уступив место гудкам. - Ага, - буркнул Белкин уже сам себе. Этот Монотонный, как он прозвал про себя того, с кем разговаривал по телефону, появился недавно. Он обещал Белкину заманчивые деньги за то, что тот будет следить за тем, не появится ли в отделении некий человек. Его фотографию Белкин неделю назад получил по электронной почте и отметил про себя, что да, это мерзкий тип и рожа у него бандитская. А сегодня тип нарисовался собственной персоной. Живьём он не понравился Белкину ещё больше – и он решил позвонить по указанному под фотографией телефону, мало ли, что? Получив тревожное сообщение о том, что Генрих Артерран «засветился» в Калининским РОВД, Никанор Семёнов – а именно он прислал Белкину по электронной почте фотографию – бросил смотреть слезливую передачу «Ключевой момент», выскочил из кресла и побежал в прихожую. Он надеялся, что сможет если не поймать, то обезвредить этого «верхнелягушинского чёрта» там же, в РОВД, и тогда – Никанор Семёнов навсегда покончит со своим давним врагом… Майор милиции Эдуард Кораблинский как раз собирался на службу, когда в его кармане запел мобильный телефон. Кораблинский рывком выхватил телефон из кармана и крикнул в трубку: - Ало? Его жена Эвелина Кораблинская стояла тут же, в прихожей и держала в руках его пиджак. Услыхав это «Ало?», она вздрогнула и едва не выронила пиджак на пол, ведь она знала, что муж так отвечает на звонки только тогда, когда его срочно вызывают на работу. - Эдик, может, уволишься из этой милиции? – робко предложила она, боясь опять потерять обретённого мужа. - Чш! – шикнул на неё Кораблинский и продолжил разговор по телефону. - Он приехал туда! – сообщил Кораблинскому голос из трубки. - Куда? – не понял майор и почесал затылок свободной от телефона рукой. - В Калининское РОВД, куда же ещё? Быстрее, мы должны успеть! – настоял голос, который принадлежал ни кому-нибудь, и Никанору Семёнову. - Еду! – быстро согласился Кораблинский и совершил прыжок за дверь квартиры в подъезд, позабыв про пиджак. Да, майор Эдуард Кораблинский работал с Никанором Семёновым. Он не был загипнотизирован, не был запуган, не был заставлен против воли. Эдуард Кораблинский являлся секретным сотрудником СБУ, и вместе с Никанором Семёновым искал следы проекта «Густые облака». Именно из-за этого Генрих Артерран и превратил его в Грибка, а не за какого-то среднекриминального дельца Рыжего. Генрих Артерран сам же и уничтожил того Рыжего и замаскировал всё под криминальные разборки. Рыжий когда-то давно, в начале девяностых, купил у нищающего музея несколько старых, пожелтевших документов, потому что увлекался историей. Казалось бы, что тут такого? В начале девяностых все музеи нищали, а те, кому удалось «накрутить» деньжат – так, для интереса и глупого престижа – покупали экспонаты себе домой и на дачу. Но среди раритетных документов Рыжего по роковой случайности затесался один из протоколов исследований с базы «Наташенька». Конечно, Рыжий был обречён, имея на руках такой смертельный груз. Майор Кораблинский как раз и шёл по следу именно этого документа, а узнав про то, что Рыжий убит – вплотную взялся за «раскопки» его дела. И был превращён в Грибка… Никанор Семёнов забрал Кораблинского возле подъезда. Майор только вышел во двор, как прямо перед его носом лихо затормозил сизый неприметный «Москвич» и из-за распахнувшейся дверцы показалось лицо Никанора Семёнова. - Садись, Кораблинский, поехали! – сказал он, и Кораблинский запрыгнул в кабину «Москвича». - У них там робот стоит на турникете, - сказал майор Никанору Семёнову. – Пойдём через пожарный выход. - Веди! – согласился Никанор Семёнов и вывел машину на шоссе. Сидоров сидел на стуле и хорошо видел, что на столе Недобежкина – буквально перед носом – лежит пистолет. Наверное, начальник чистил его, и положил потом… Сидоров сжимал в кулак всю свою волю, старался встать, протянуть руку и схватить пистолет, но не мог: Генрих Артерран, гуляя по кабинету, поработил его волю и паранормальной страшной силой заставлял сидеть на месте. Недобежкин тоже сидел – неподвижно сидел, не моргая, сидел и, наверное, сидел бездумно. И Пётр Иванович – первый скептик отделения, уже раз сумевший сбросить с себя чудовищный гипноз – тоже сидел в том же ужасном оцепенении, что и начальник. Сидоров попытался позвать Серёгина – авось откликнется? – но не смог даже рот открыть, даже замычать не смог – до такой степени прижал его волеизъявление этот «верхнелягушинский чёрт». Видя сейчас, как Генрих Артерран, одетый в чёрный плащ, скрывающий глаза за тёмными очками, похожий в целом на переросшую летучую мышь, прохаживается тут перед ним, потрясает своим плащом, Сидоров невольно вспоминал все свои страхи, снова видел «Горящие Глаза», слышал вой и рык подземных чудищ. Да, когда Сидорова держали в плену в катакомбах – именно он, Генрих Артерран, выводил его из каморки в коридор со старым кафелем… Никанор Семёнов и майор Кораблинский справились с дверью пожарного выхода и заскочили в прохладный коридор. Тут оказалось безлюдно, Кораблинский бросился вперёд, к лестнице. - Туда, - подсказал он Никанору Семёнову, который застопорился, заблудившись в незнакомом помещении. Никанор Семёнов рванул вслед за Кораблинским весьма проворно для своего солидного возраста. Хотя, какой может быть возраст для того, кто оказался участником проекта «Густые облака»? они одновременно выскочили на первый этаж и побежали на второй, к кабинету Недобежкина. В коридоре Кораблинский с размаху налетел на Белкина, сшиб с него фуражку и едва не опрокинул на пол его самого. Белкин отшатнулся к стенке, перевёл дух, раскрыл рот, чтобы… - Он там? – вопросил у него Никанор Семёнов и даже схватил опешившего Белкина за воротник синей рубашки. - Ага… - обалдело выдохнул Белкин и глупо кивнул лопоухой головой. - Пошли! – Никанор Семёнов отшвырнул Белкина обратно, к стенке и побежал дальше, туда, где виднелась обитая красным дверь кабинета милицейского начальника. - Полегче… - возмутился, было, Белкин, прилаживая назад полуоторванный правый погон. - С дороги! – это промчался Кораблинский, и отпихнул Белкина обратно к стенке. Они оказались у красной двери, и Никанор Семёнов размахнулся и выбил эту дверь ногой. Кораблинский совершил стремительный скачок и ворвался в кабинет Недобежкина, обогнав Никанора Семёнова, выхватил на ходу пистолет и сразу же выстрелил в Генриха Артеррана почти, что в упор. Генрих Артерран отпрянул влево, а пуля врезалась в стену над головой Недобежкина. Начальник милиции не мог сбросить щупальца гипноза и не шевельнулся даже тогда, когда осколки штукатурки брызнули ему в лицо, а один оцарапал нос. Никанор Семёнов перескочил через порог и выстрелил сразу же за Кораблинским, но и его пуля не достигла цели. Генрих Артерран обернулся так быстро, что человеческий глаз не смог уловить, вмиг сделался серым и прозрачным, словно тень, махнул рукой и поймал пулю Никанора Семёнова на лету. Почти в тот же миг Генрих Артерран исчез, будто испарился, а майор Кораблинский, выстрелив, в осколочки расквасил окно кабинета. «Монстр-тень!» - подумал про себя Пётр Иванович – ведь думать – это единственное, что он сейчас мог, скованный гипнозом. Выходит, что кошмарный сон Серёгина был правдой… Чёрт, бывает же такое на свете! Генрих Артерран никуда не сбежал – спустя секунду он появился у двери, повернувшись лицом в кабинет. Никанор Семёнов и Кораблинский тоже обернулись, приготовились стрелять, но Генрих Артерран громко и требовательно произнёс: - Стоять. Он не крикнул, не приказал, а просто сказал, с минимальными эмоциями и даже не так громко, как мог бы. Но и Никанор Семёнов, и майор Кораблинский – оба застыли с поднятыми пистолетами, так и не выстрелив. С их лиц мигом исчезло всякое выражение, а потом – оба одновременно выронили пистолеты, опустили руки и превратились в безмолвные живые статуи. Не успел Пётр Иванович подумать о том, каким образом сюда к ним проник майор Кораблинский, и кто такой этот второй, который проник вместе с ним – как Генрих Артерран сказал обоим: - Присядьте, - сказал таким мягким, добрым голосом, каким обычно разговаривает Дед Мороз. Никанор Семёнов и майор Кораблинский, наверное, перестали отдавать себе отчёт в том, что творится вокруг. Обдуваемые свежим ветерком из разбитого окна, они проследовали на середину кабинета и уселись прямо на пол у ног Серёгина. Генрих Артерран молча кивнул головой и тоже прошёл на середину кабинета. - Что здесь происходит?? – это, напуганные непонятной стрельбой и звоном разбитого стекла, прибежали Казаченко и дворник Карпухин. Дворник Карпухин прибежал с метлой, потому что не имел другого оружия, а Казаченко выцарапал из кобуры пистолет. - Василий Никола… - начал, было, дворник Карпухин, взмахнув для острастки метлой. - Присядьте, - кивнул обоим Генрих Артерран. Казаченко уронил пистолет, а Карпухин – лишился метлы. Они вдвоём прошли на середину кабинета к Кораблинскому с Никанором Семёновым и молча уселись на пол рядом с ними. К сожалению, этим погожим субботним утром в Калининском РОВД никого больше не было. Генрих Артерран сделался тут безраздельным хозяином. Он даже не подумал возвращать на место выбитую дверь. Он только обошёл её и уселся на свободный стул, дожидаясь приезда Ежонкова, Синицына и Смирнянского. Сейчас они приедут, будут посажены на пол, а когда Генрих Артерран бесследно исчезнет – все выйдут из этого кабинета со «звериной порчей» последней стадии. И неизвестно ещё, сохранят ли они после этого рассудок, или сбомжуются, как тот Грибок, или Гоха. Пётр Иванович понимал это прекрасно, но сделать ничего не мог. Понимал это и Сидоров. Сержант стискивал зубы, сжимал всего себя в тугой виртуальный кулак, пытаясь хотя бы шевельнуть мизинцем… Стоп, кажется, у него получается – Сидоров уже может поёрзать на стуле… А Генрих Артерран каким-то образом понял, что Сидоров вылезает из-под его тотального контроля, повернул к нему свою голову. Но Сидоров вдруг соскочил со стула, метнулся к столу Недобежкина и схватил его пистолет. Не раздумывая ни секунды, сержант выстрелил в «верхнелягушинского чёрта». Генрих Артерран, конечно, и от этой пули увернулся. Однако Сидоров внезапно обнаружил в себе какие-то суперсилы: чудесным образом простой милицейский сержант увидел это молниеносное, незаметное простому человечьему глазу движение, проследил его траекторию и выстрелил второй раз. Выстрел был точен, как у снайпера: «золотая» пуля угодила подземному монстру прямо в правый висок. Неотвратимый свинцовый удар развернул «нечеловека» лицом к Сидорову, сорвал с его лица очки, отшвырнул его к стене. Брызнула кровь, Генрих Артерран навалился на стенку спиной и медленно осел вниз на пол, срывая обои своими скрюченными пальцами. Его глаза были широко раскрыты, Сидоров случайно встретился с ним взглядом и – застыл, пронзённый диким, давящим ужасом. Глаза «верхнелягушинского чёрта» не имели ни белков, ни радужек, ни зрачков, они оказались абсолютно чёрными – такими, как иногда рисуют в журналах у инопланетян. Генрих Артерран разок зыркнул на Сидорова этими страшными глазами, как показалось сержанту, с испепеляющей злобой. Но секунду спустя эти глаза закрылись, и «верхнелягушинский чёрт» растянулся на полу. А Сидоров – от страха попятился и тоже сел на пол. - Бррррумм! – это приходил в себя Недобежкин. - Ууууу, - оживал Серёгин. - Да хай йому грэць! – выпутывался из лап гипноза Казаченко. - Чертовщина… - «включился» майор Кораблинский. А дворник Карпухин только чихнул. Никанор Семёнов ничего не сказал. Он просто поднялся на ноги и не спеша приблизился к тому, кого боялись десятилетиями, кого называли «чёртом», кто похищал людей, наводил «звериную порчу», кто заварил всю эту смертельную кашу с проектом «Густые облака». - Готов, клиент! – определил он, пихнул неподвижное и кажется, мёртвое тело носком своего ботинка. Генрих Артерран не шевельнулся, а так и остался, неподвижно лежать на полу. Сейчас он был совсем и не страшный, а какой-то жалкий, побеждённый. Стенка, что возвышалась над его бренным телом была уделана кровавыми подтёками, с неё свисали лохматые клоки разорванных обоев. Недобежкин наблюдал за всем этим с выпученными глазами, и в который раз не заметил, как навалился животом на стол. Он попытался бросить какой-нибудь комментарий, но не смог: слова не выдавливались, они застряли поперёк горла. Дворник Карпухин – тот вообще отскочил в дальний угол и закрылся ото всех своей растрёпанной метлой. Ветерок из разбитого окна обдувал могучий торс Казаченки, чья голова адски болела после гипноза. Казаченко моргал глазками, переводя взгляд с Генриха Артеррана на Недобежкина и тоже отупело молчал. Майор Кораблинский встал с пола, подошёл к Никанору Семёнову и спросил у него: - Что с ними делать? - Рассказать правду, - просто ответил Никанор Семёнов. – Ведь мы с вами раскрыли самое страшное преступление века. Пётр Иванович продрал глаза и обнаружил себя на стуле, а вокруг себя – всю эту странную и страшную катавасию. Белая стена кабинета заляпана кровью, перед носом Серёгина ходят какие-то незнакомые люди, а около правой ноги валяются разломанные тёмные очки. Один из этих незнакомых людей повернулся лицом – он был уже не молод, седой и в очках. - Меня зовут Дмитрий Семенцов, Интерпол, - представился незнакомый человек. Второй незнакомый человек подошёл ближе, и Пётр Иванович узнал в нём майора Кораблинского. - Мы очень долго работали над делом «Густых облаков», - сказал этот самый Дмитрий Семенцов, который по-настоящему был Никанором Семёновым. – Проект советских учёных был перехвачен террористами, а это, - он показал в сторону убитого Генриха Артеррана. – Это их главарь. - Но… кем он был? – едва выдавил Серёгин - О-очень опасный преступник, - сказал Никанор Семёнов. – Мы следили за ним очень давно, а вы помогли нам обезвредить его. Я с самого начала подозревал, что взять его живым не удастся. И не ошибся. Ваш сержант сумел уничтожить его, и… Только теперь они обратили внимание на Сидорова. Сидоров сидел на полу, привалившись спиной к столу Недобежкина, глупо взирал вокруг себя и молчал. Недобежкин над ним всё ещё лежал животом на столе и делал то, что с недавних времён называлось «быковать». Казаченко медленно подошёл к Генриху Артеррану и разглядывал его, схватив себя за подбородок. - Ну, что, отгружать надо… - заключил он. - Это успеется, - не возражал Семёнов-Семенцов. – Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Мы с майором Кораблинским сами увезём его. Это была секретная операция, и поэтому – никаких протоколов. Недобежкин что-то бормотал, ворковал и не спешил убирать со стола свой живот. - Серёгин! – выкрикивал он. – Сидоров! Карпухин, а вы откуда тут взялись?.. Пётр Иванович придвинулся ближе к Сидорову и тронул его за плечо. - Саня? Сидоров вздрогнул, поднял голову, раскрыл рот и громко изрёк: - Ме-е-е-е-е! Пётр Иванович вздрогнул и попятился. Попятился и Кораблинский. Даже Никанор Семёнов, который повидал на своём веку слишком много – и тот отпрянул назад. - Гэй, шо то с ним? – удивился Казаченко. А дворник Карпухин отмахивался метлой от нечистого. - Ме-е-е-е-е! – повторил Сидоров и затряс головой, как молодой козлик. - А как ваша секретная операция ЭТО объясняет??? – Недобежкин, наконец-то избавился от ступорозного замешательства, обрёл дар речи и начал ругаться. – У сотрудника МОЕГО отделения «звериная порча»! Это что – тоже часть вашей операции?! Никанор Семёнов растерялся, потому что не знал, что отвечать этому дубоватому милиционеру, который брызжет тут слюной и стучит кулаками. - Видите ли… - начал, было, Никанор Семёнов, сложив руки на груди, как император Бонапарт. - Я вижу только то, - прорычал Недобежкин, расшатывая стол тяжёлыми ударами могучего кулака. – Что в моём кабинете труп, и у моего подчинённого «звериная порча»! И ещё: это вы звонили мне и требовали, чтобы Серёгин встречал этого вашего «агента», да? Никанор Семёнов снова замялся: он не звонил Недобежкину, и не знал, кто ему звонил. А, взвесив все «за» и «против», ответил так: - Нам надо было заманить его. Он часто притворялся агентом Интерпола и других спецслужб, у него множество разных документов, и мы даже не смогли установить его настоящее имя. - Плохо работаете! – ехидно заметил Недобежкин. – Как мне теперь стенку отмывать? Да и вообще: покажите мне разрешение на то, чтобы заманивать террористов именно ко мне в отделение! Есть у вас такое разрешение? Пока Недобежкин вёл дурацкую перепалку с Никанором Семёновым, Пётр Иванович, Казаченко и майор Кораблинский собрались около Сидорова. Сидоров не приходил в себя: он сидел на полу, дёргал головой и, не переставая, блеял, блеял и блеял, перекрывая даже басовитый рык Недобежкина. - Надо Ежонкова звать, - заключил Пётр Иванович, видя, как Сидоров дик и невменяем. Сержант не реагировал на внешние раздражители: ни похлопывания по плечу, ни голоса его не трогали. Сержант продолжил блеять даже тогда, когда майор Кораблинский залепил ему оплеуху. И тут на пороге возникли призванные Недобежкиным по приказу Генриха Артеррана Ежонков и Смирнянский. Они заклинились на пороге, Ежонков потрогал коротенькой толстой ножкой покалеченную выбитую дверь, а Смирнянский присвистнул. - Васёк? – пробормотал Смирнянский с лёгким испугом. – Тебя… бомбили? Ежонков и Смирнянский стояли так, что не видели пока, что в кабинете Недобежкина лежит застреленный «верхнелягушинский чёрт». Недобежкин не замечал того, что они пришли, потому что рычал на Никанора Семёнова. Никанор Семёнов был более внимательным. Он услышал из коридора голоса и обернулся на них. У Смирнянского подкосились колени, когда он увидел своего бывшего коллегу Никанора Семёнова. - Ни… ка… - пролепетал он и едва совладал с собой, чтобы не сесть на пол. - Ты его знаешь? – осведомился Ежонков, пихнув Смирнянского в бок. – Я вижу, что Сидорова надо пушить. - Это же Никанор Семёнов! – взвизгнул Смирнянский так громко, что Недобежкин услышал его сквозь собственный рык. - Чтооо? – вопросил милицейский начальник. - Надеюсь, Игорь, ты сохранил мой дневник? – осведомился Никанор Семёнов у Смирнянского. Смирнянский был твёрдо уверен в том, что дневник Никанора Семёнова до сих пылится у него под кроватью в картонке из-под обуви, и поэтому ответил утвердительно: - Да, Никанор Станиславович. - Прекрасно, - улыбнулся Никанор Семёнов. Смирнянский сделал шаг в кабинет Недобежкина, и тут его взгляду предстало лежащее на полу кабинета тело. - Вот это новости… - буркнул он, заглянув в лицо убитому. – Вау… - выдохнул Смирнянский, поняв, кто лежит перед ним, а вернее – перед кем он стоит. - Эй, ребята! – это медведем ввалился Ежонков, отпихнул Смирнянского и ткнул застреленного Генриха Артеррана носком ботинка. – Вы прикончили фашистского агента! - Ежонков… - зарычал, было Недобежкин, но Ежонков его перебил: - Васёк! – затараторил он, подбежал к Недобежкину и опёрся обеими короткими и толстыми руками о его стол. – Это же Генрих Артерран! Тот чувик, который начинал «Густые облака»! Я пробил его и получил его портрет – и вот, это ОН! Васёк, когда его в морг потащат – ты прозвони им и скажи, чтобы быстрей крутились и вскрыли его без очереди – он же образцов своих накушался, и может быть, уже не человек! - Ме-е-е-е-е! – подтвердил Сидоров. Недобежкин ещё долго шумел, пока его, наконец, успокоили. Милицейский начальник сдался только после того, как Смирнянский рассказал ему о том, что пришедший к ним в отделение человек и есть тот Никанор Семёнов, который работал вместе с ним в СБУ и серьёзно занимался делом «Густых облаков». Милицейский начальник, наконец-то слез со стола и вклинился обратно в кресло. Ежонков бродил вокруг убитого Генриха Артеррана и разглядывал его с солидной долей опаски, ведь даже мёртвый, «верхнелягушинский чёрт» внушал благоговейный ужас. Майор Кораблинский и Никанор Семёнов приземлились на свободные стулья напротив Недобежкина, Пётр Иванович и Казаченко подняли с пола Сидорова и усадили на кожаный диван для посетителей. - Ну, я труповозку-то вызову? – осведомился Казаченко, кивнув в сторону поверженного «демона». – А то неудобно как-то… - Нет, - возразил Никанор Семёнов. – Мы сами его заберём. О нём никто не должен знать. - Ме-е-е-е-е! – это Сидоров вставил своё «веское слово» и едва не свалился с дивана. Пётр Иванович придержал его, и поэтому сержант остался сидеть. - Ну, если вы такой суперагент, так долго изучали все эти ваши «Облака» - вы должны знать, как спасать от «порчи», - заметил Недобежкин, придя в себя. – Или слабо́? Никанор Семёнов покосился на Сидорова, как он блеет и бодает что-то виртуальное, что видел перед собой (наверное – новые ворота) и сказал: - Этот тип имел фантастические способности к гипнозу. Снять эту «порчу» трудновато будет. Даже для меня. Я и Кораблинский долго следили за этой группировкой, и за этим человеком. Это террористы. Они нашли подвалы секретной базы, и делали там биологическое оружие. Ещё бы недельку подождали – и террористы бы применили его. Этот тип прикидывался чёртом – но это для того, чтобы нагнать страху… Никанор Семёнов врал. Он прекрасно знал о том, кем был по настоящему «верхнелягушинский чёрт» - но не расскажет же он об этом простой смертной милиции? Но простая смертная милиция видела и знала слишком много, и поэтому Недобежкин внимательно выслушал Никанора Семёнова, а потом – авторитетно заявил ему: - Всё это прекрасно, гражданин Семёнов. Или Семенцов? Как вам удобнее? Но вы задержаны до установления личности. Больше половины из того, что вы тут рассказали – чистейшее враньё. Я не такой дурак, гражданин Семёнов – Семенцов. Никанор Семёнов вспорхнул со стула, хотел что-то возразить, но Недобежкин отрубил: - Казаченко, отведи его в изолятор. А с Кораблинским мы ещё побеседуем. И – вызывай труповозку – пускай отвезут этого гаврика в морг. А то – действительно, неудобно. - Есть, - ответил привыкший к милицейским коллизиям Казаченко и, придвинувшись к Никанору Семёнову, сообщил ему: - Пройдёмте, гражданин. Никанор Семёнов недовольно дёрнулся, мол, как вы смеете хватать меня – я же всех вас спас?? Но Казаченко обладал смертельной хваткой – он вцепился в локоть Никанора Семёнова и отконвоировал этого «агента 007» а изолятор. - В отдельную его посади, - распорядился милицейский начальник. - Есть! – послышался из коридора голос Казаченко. Никанор Семёнов мог бы отделать их всех, как говорится, «под орех» - по одному удару на каждого хватило бы. Но он был умён и осторожен. Пускай, этот мент-дуболом ковыряется, выясняет, кто он такой. А когда выяснит – сам же и извиняться будет! Майор Кораблинский выждал паузу и хотел вставить словцо, но Смирнянский не дал ему и рта раскрыть. - Ну и зачем ты, Васёк, посадил в кутузку Никанора Семёнова? – осведомился он у Недобежкина. - Да эти «Облака» все сговорились! – отрубил Недобежкин. – Ты что, не видишь – они же из одной шайки! Сидоров одного зажмурил, а второй – юлить начал, чтобы отбояриться! Если бы не Сидоров – нам всем бы тут был «бык», а вернее – каюк! - Ме-е-е-е-е! – кричал в это время бедный Сидоров. Ежонков пытался расколдовать его, но, кажется, тщетно – слишком уж часто гипнотизёр повторял слово «чёрт». - Серёгин, - сказал милицейский начальник Петру Ивановичу. – Давай, пиши протокол. Мол, бандиты, ворвались, угрожали и т.д. Я решил тридцать седьмое дело сдать по форме. Слишком уж много народу пострадало и погибло из-за этих «чертей» - пускай теперь получают! - Ме-е-е-е-е! – подтвердил Сидоров. Однако он, скорее, подтвердил профнепригодность Ежонкова, нежели слова Недобежкина. - Чёрт! – чертыхнулся Ежонков. Пётр Иванович сел калякать протокол, а два санитара из больницы Калинина тем временем выносили из кабинета побеждённого «верхнелягушинского чёрта», накрытого с головой сероватой – уже неновой – простынёй. Недобежкин успел испортить выходной судебному эксперту и теперь наставительным тоном требовал от него: - Дактилоскопируйте этого субчика, и результаты в срочном порядке ко мне на стол! – милицейский начальник страстно желал заполучить в своё распоряжение отпечатки пальцев Генриха Артеррана, и как можно быстрее.