Феерия. Часть 1: на границе Великой Швеции:

Усть-на-Нарве – город не такой уж большой. Хотя и нельзя сказать, чтоб уж вовсе захудалый городишко. Близость ко «второй столице», блистательному Санкт-Петерсбергу, с одной стороны, и к государственной границе с сопредельными державами – с другой стороны не давали Усти-на-Нарве окончательно впасть в запустение, подобно другим районным центрам. В какой-то момент он даже начал считаться модным курортным городом среди петербержского истеблишмента, так что можно сказать, что на улицы Усти падали отблики от «высшего света». Слава богу, что мода на «курорт» начала проходить быстрее, чем взлетели до неприличных высот цены на жилье, и каким-нибудь Лапландом Усть-на-Нарве так и не стала. Да и то сказать – смешно, какие могут быть «курортные условия» в городе с населением под двести тысяч человек, тяжелой промышленностью (завод по производству оптических систем для военных нужд) и гремящим днем и ночью портом? Поэтому скромный студент в лице меня был благодарен Богу, судьбе и всем остальным высшим силам, что проживание в Усти-на-Нарве оказалось ему по карману. Месячная аренда вполне приличной однокомнатной квартиры в Усти (без модного ныне ремонта в «арийском» стиле, конечно) вместе со стоимостью проездной карты на электричку до Петерсберга равнялась цене комнатушки в коммуналке в самой культурной столице. Плюс к той комнатушке наверняка бесплатным довеском прилагались соседи, как положено заведенным порядком, неконтролируемо-маргинального характера, а уж без такого счастья я бы точно обошелся. Да и, что греха таить, просто нравился мне этот городок – старый, помнивший куда лучшие времена, когда именно он, а не заносчивый выскочка Санкт-Петерсберг был столицей всего Северо-Западного края. Город помнил осады, обстрелы и штурмы, город еще не забыл, как карабкались на земляные валы полчища свеев в сине-желтых плащах, данов в бело-красных накидках, а то и тевтонов в своих фирменных безликих черно-белых коттах. В центре Усти высился древний замок (от которого остался, правда, один разбитый ядрами донжон), который в незапамятные времена принадлежал литовскому барону, а потом столько раз переходил из рук в руки, что даже краеведы потеряли этому счет. Во многих местах сохранилась вековой давности каменная брусчатка, мои знакомые из реконструкторских клубов говорили, что на некоторых улицах под камнем до сих пор лежат дубовые доски деревянных мостовых из совсем уж седой древности. В Усти до сих пор стояло (и даже числилось в жилом фонде) изрядное количество домов, чей возраст перешагнул за полтора века. Не такие красивые, не так глянцево отреставрированные, как их собратья из Петерсберга, они придавали Усти неповторимый колорит. Иногда город представлялся мне средневековым рыцарем, каким-то чудом дожившим до нашего времени; рыцарем, научившимся ездить на автомобиле, пользоваться телефоном и Интернетом, но по-прежнему всем видам одежды предпочитающего свои старые доспехи... Поэтому своей маленькой квартиркой на Красном бульваре, с окнами, выходящими на недоразбитый сквер имени Епископа Клодта, я дорожил. Она была удобной, она была уютной, пусть и располагалась не в бомодном центре, а на периферии. Впрочем, в Усти как таковых «центров» было несколько. Исторический центр – окрестности Замковой площади, торгово-промышленный центр – завод военной оптики с прилегающими к нему бизнес-центрами, и центр, если можно так выразиться, культурный, где скучковались синематограф, два театра (кукольный и драматический), полуподпольное казино и, если верить слухам, даже самый настоящий публичный дом. Хотя насчет последнего я поручиться не мог. Иногда казалось, что маленькая Усть – не один город, а как минимум три совершенно разных, чьей-то прихотью объединенные в единое целое. Многие туристы утверждали, что это как минимум странно, но лично мне, жителю пограничья между Замком и Заводом, это опять-таки нравилось. Сколько себя помню, всегда любил необычности, странности и загадки. Но мог ли я, скромный студент истфака, даже предположить, какая свалится на меня загадка через ничем не примечательную, совсем не мистическую квартиру, снимаемую в старом доме по адресу Красный бульвар, 12?.. Хотя начиналось все вполне себе скучно и буднично. С появления призрака. Сей инфернальный гость обозначил себя далеко не сразу. Я долго не мог понять, в чем причина того, что многие мелкие вещи внезапно оказывались не на своих местах. Пульт от телевизора (когда засыпаю, всегда кладу его под диван, а в этот раз он нашелся аж на столе), запасной комплект ключей (лень было отстегивать обычный от брюк, к которым он крепился цепочкой), какие-то уж совершенные мелочи вроде книг, рабочего планшета и прочих вещей весом не больше полукилограмма. Я не страдаю врожденной паранойей, но у меня очень хорошая зрительная память, натренированная чтением. А согласитесь, если ты живешь один, то положив книжку на комод утром, уезжая на занятия, как-то рассчитываешь обнаружить ее там же и вечером, не так ли? Вначале ваш покорный слуга логично решил, что попросту заучился и переутомился. Как раз заканчивалась зимняя сессия на третьем курсе, в голове плавала сборная солянка из имен, дат, названий и прочих исторически важных важных вещей, и однажды я прямо на зачете чуть не брякнул, что Ингерманландия впервые была завоевана Карлом Великим. Вовремя поправился, что имелся в виду один из многочисленных шведских Карлов, которым несть числа. Преподаватель, замороченный не меньше своих студентов, плюнул и не стал придираться. Но сессия кончилась. Зимние каникулы благополучно проветрили несчастному студенту мозг. А вот странные происшествия в доме прекращаться и не думали. Мелкие предметы по-прежнему странным образом перемещались с места на место. Телефон я мог обнаружить в холодильнике, молоток из ящика с инструментами необъяснимым образом перемещался на шкаф, а ножи, обычные кухонные ножи тупились втрое быстрее обычного. Я был вынужден чуть ли не каждую неделю таскать их на заточку, что определенным образом ударило по финансовому (и психическому тоже) благополучию, ибо – внимание! – точильный камень из инструментального ящика пропал. Совсем. Интересу ради и эксперимента для я купил на хозрынке Замкова Кухня другой точильный камень. Положил его на видное место и ушел из дому. Я провел во дворе два часа, болтая со знакомой компанией и не выпуская подъезд из виду. В нашем доме два этажа, а в подъезде всего четыре квартиры, понимаете ли. В двух живут пенсионеры, еще в одной – трешке – студентота вроде меня, из числа которых никого не было в это время дома. Точно знаю. С ними же и болтал. Ну, не только болтал, во славу студенческого братства раздавили по паре пива, каюсь... Когда я вернулся домой, точильного камня на столе не было! Я почувствовал, что схожу с ума. Прямо так основательно помутилось в голове, знаете ли, и окружающий мир попытался двинуться с места. Не знаю, что на меня нашло, никогда не имел суицидальных наклонностей, но тут... Руки сами схватились за нож. Дешевый столовый нож из нержавейки, доставшийся мне в наследство от дальних родственников, у кого я и снимал эту квартиру. Изо всех сил полуголодного студента-историка я полоснул себя по запястью. Нож оставил на коже отчетливый белесый след, мне стало больно, но лезвие не прорезало кожу. Хотя я носил все режущие предметы в доме в заточку буквально позавчера. Да, это дрянная сталь, никак, уж простите, не булат из Златоуста, но даже она не могла затупиться за два неполных дня! От чего, скажите на милость, от чистки картошки и резки колбасы? Я проверил два остальных ножа. Они также оказались затупленными. В панике я заметался по дому. В канцелярском ящике лежали тупые ножницы. Острый как бритва нож для резки бумаги, затупить который было практически невозможно, пропал бесследно (забегая вперед, скажу, что он так больше никогда и не нашелся). Черт побери, даже иголки, обычные швейные иголки хотя и не пропали, но выглядели так, словно ими царапали бетонную стену! Спокойно, наконец сказал я себе. Спокойно. Это чья-то дурная шутка. После чего, чувствуя себя полнейшим идиотом, я срезал со шторы красный шнурок и повязал его на ножку стула. В голове вертелось, что надо еще произнести некие слова, но я так и не вспомнил, какие. Да, конечно, их, как и множество другой бесполезной информации, всегда можно было найти в Интернете, но я... Вам честно или правду? Побоялся. Потому что одно дело, когда рядом с тобой происходит некая чертовщина – и совсем другое, когда ты с этой чертовщиной пытаешься найти общий язык. Разговаривать с неведомым – значит пустить его в свою жизнь, признать существующим, признать реальным, понимаете? Нельзя ведь обращаться к Нему, не допуская Его существования. А если все же допустить, что Оно есть... Сама сущность историка, как человека, привыкшего оперировать фактами, фактами и еще раз фактами, восставала против этого. Нас не учили сугубо ради «корочки». В эти минуты меня убивало то, что нас действительно правильно, хорошо учили... Да, с одной стороны, факты были налицо. Но с другой, эти факты еще требовали интерпретации. У меня в доме странным образом перемещаются мелкие предметы, а те из них, что сделаны из металла, портятся или пропадают. А из любого металла ли? Был поставлен эксперимент на старинной медной булавке (не исключено, что помнившей еще время Местоблюстителя Афанасия). С нею не произошло ничего. Пролежав неделю на полке под телевизором, она не затупилась, не исчезла и вообще не двинулась с места. Эге, хитро прищурившись, сказал я себе, и пригласил в гости симпатичную барышню с нашего потока. Надо ли говорить, что с золотыми сережками и крестиком на цепочке сей юной леди не произошло ровным счетом ничего, а вот маникюрные ножницы из ее косметички на следуюшее утро оказались совершенно тупыми? Мое загадочное Неведомое, сделал я вывод, патологической неприязнью не любило сталь. Взял банку сапожных гвоздей, рассыпал по полу и ушел гулять. Вернувшись поздно вечером, подвел закономерный итог: гвоздей не было. Покопавшись на свалке, я притащил домой кусок серого чугуна, судя по всему, обломок блока цилиндров автомобильного мотора или чего-то в этом роде. Чугун, кажется, привел моего потустороннего соседа в некоторую озадаченность. Обломок явственно передвигался, что подтверждал ежедневный фотоотчет, но тем не менее не исчезал и все-таки не перемещался на действительно большие расстояния. И у меня в голове зашевелились некие смутные подозрения... Если снова забежать чуточку вперед, могу подсказать, что опасения мои в большинстве своем подтвердились. Историческая наука в Санкт-Петерсбежском Гуманитарном изучалась в тесной связи с культурологией, а последняя, в свою очередь, трудноотделима от мифологии, особенно в древние эпохи. Если бы дело не происходило в сугубо реальном мире, а изучалось бы в легендарном контексте, я быстро догадался бы, кто может воровать и портить предметы из железных сплавов. Но для того, чтобы я допустил это в реальности, ему пришлось выйти со мной на контакт... Инерция мышления, чего вы хотите? Однажды я забыл заплатить за интернет. Хотя нет, кому я вру, самому себе, что ли – у бедного студента кончились деньги, и он просто-напросто понадеялся, что провайдер не обратит внимания на просрочку платежа в пару дней, дабы я мог спокойно дотянуть до стипендии. В ситуации, когда стоит выбор «интернет или еда», я всегда предпочту еду (надеюсь, это считается признаком здорового сознания). Но «Руссобалтсвязь» отреагировал с поистине ливонской педантичностью, и уже в полночь прекрасной весенней субботы интернета у меня не было. Эге, сказал я себе, намазал бутерброд с маслом и медом и открыл на ноуте книжку «Сгинувшие короли». И уже успел зачитаться, когда от хитросплетений исторических интриг меня оторвал характерный «треньк» мессенджера и выскочивший в углу экрана «конвертик» полученного сообщения. Скорость реакции никогда не была моей сильной стороной. Сначала я не думая открыл сообщение, и только потом до меня дошло – мать моя историография... Интернета-то в доме нету! Из руки чуть не выпал почти донесенный до рта бутерброд. Но на экране уже голубым по темно-синему светился текст «твикса»: «Здравствуй.» У меня как-то нехорошо засосало под ложечкой. Адресат был мне не знаком. Новый контакт, не из привычного списка. Чуть запоздав, стукнулось стандартное: «Прошу авторизации». И опять – «Здравствуй». В голове мигом пронеслась целая куча потенциальных абонентов, начиная со спецслужб, продолжая пришельцами и заканчивая почему-то масонами из ордена иллюминатов. Поколебавшись, я тыкнул кнопочку «Разрешить авторизацию». Контакт переместился в раздел «Общие». Я пригляделся к его имени – оно все состояло из непечатаемых символов. Из тех самых значков непечатаемых символов! Произнести его было невозможно, фактически имени не было вообще. И в то же время оно все-таки было. «Спасибо» - набрал незримый собеседник. И сразу же без перехода: «Ты живешь в моей квартире». Я встал из-за стола и пошел на кухню попить водички. Водные процедуры принесли воспалившемуся мозгу некоторое охлаждение. - Это моя квартира, - напечатал я. - Временно. – Через пару секунд появился ответ. - Это угроза? - Нет. Констатация факта. Подумав, я открыл программу контроля трафика. У рядового студента-историка нет и не может быть на компе никаких охрененно важных секретов, но мало ли... Может, просто некий юный хакер тренируется, скачивая мой информационный хлам, как автоугонщики практикуются вначале на дешевых развалюхах? Но если верить программе, трафик у меня сейчас отсутствовал вообще. Мысленно ухмыльнувшись, я выдернул из розетки роутер. - Я не то, что ты думаешь. – Тут же напечатал мой собеседник. - А что ты такое? Я набрал эту фразу, не думая. Именно так – что, а не кто. Не спрашивайте, почему, сам не знаю. - Я не знаю. – Вот оно как. Он, оказывается, тоже не в курсе. - Эм... А… Кто ты? – Переформулировал я. - Меня зовут Ник. Когда-то я жил в этой квартире. – Появилось на экране. Знаете, не то чтоб ваш покорный слуга в призраков не верил. Для того, чтоб считаться завзятым материалистом, мне не хватало логики, а для того, чтоб быть суеверным, ее наоборот, было слишком много. Как и большинство людей, я в глубине души допускал существование не признанных наукой вещей, но, как говорится, с очень и очень большим скрипом. И где-то там, в абстрактном отдалении, на уровне «в журнале читал, как один мужик рассказывал». Я не был готов к тому, чтоб внезапно оказаться в роли этого самого мужика. Поэтому я (внезапно!) решил действовать нахрапом. - Ты призрак? – Отправил я ему. - Нет... Надеюсь, что нет. – Появилось на экране с задержкой, как мне показалось, моделирующей сомнение. Знаете, у современных людей, по-моему, выработалась определенная способность понимать настроение собеседника через интернет. Киберэмпатия – актуальный для нашего времени скилл, позволяющий чувствовать настрой твоего визави, даже находящегося на другом конце огромной Российской империи. Полезный скилл, надо отметить, характерный, правда, только для тех, кто общается в инете больше, чем в жизни, и зачастую в этой жизни нещадно тормозит, но... Что есть, то есть. Мне показалось, я чувствую состояние Ника. Он был растерян. Явно растерян. И в этот момент я перестал его бояться. - Ножи, иголки и прочее – твоих рук дело? – Отправил я. - Нет... Да... Не могу сказать. Не специально. Не помню. Вот тебе раз – призрак-склеротик... - Почему раньше тебя не было? – Не в курсе, чтоб в моей квартире кто-то когда-то умирал. Тем более что странности начались совсем недавно. - Потому что раньше я был кем-то другим. – Появилось в ответ. – Мне нужна помощь. Ник не был призраком в привычном понимании. Хотя бы потому, что он не умер. Еще не умер, во всяком случае. Ник был обычным, живым человеком, и, оказывается, я даже знал его в жизни, хотя и шапочно. Николай Лузнев, сын моих многоюродных родичей, сдавших мне эту квартиру, а самих перебравшихся аж в Старую Столицу. Вместе со взрослым сыном, которому внезапно потребовался уход. Поскольку, так уж вышло, он серьезно пострадал. Двадцатидвухлетний Ник был «диггером древностей». Так называлось движение людей, практикующих что-то среднее между исторической реконструкцией и черной археологией. «Диггеры древностей» были (по словам все того же Ника) распространены по всей Русской Прибалтике, Великой Литве и Шведскому Взморью, хотя со шведскими «коллегами» русские традиционно находились не в лучших отношениях. «Диггеры древностей» искали старинные подземные ходы, шарились по древним крепостям, которых в этой части России сохранилось множество, изучали особенности старинного быта. В отличие от тех же реконструкторов «диггеры» не занимались воссозданием давно ушедших дней – их целью было погружение в историю посредством прикосновения к настоящим древним предметам. В поисках каковых они и шастали всюду, где могли раздобыть очередную пряжку, изъеденный ржавчиной кинжал или шведскую подкову 16-го века. Легко догадаться, что по этой причине «диггеры древностей» не были в почете у властей, логично подозревавших их в незаконных занятиях археологией, но до прямого запрета заниматься подобной деятельностью пока не доходило. Хотя шифровались ребятки квалифицированно: я, проживший всю жизнь на границе Ингрии и Эстляндии, о них никогда даже не слышал. Диггеры не устраивали шумных костюмированных фестивалей, постановочных боев и чемпионатов по стрельбе из лука. Они просто втихую, как кроты, исключительно для собственного удовольствия рылись в старинных кладах. Как я понял, это был маленький замкнутый мирок, со своими законами, традициями, представлениями о чести и всяком таком прочем. Хотя в такие подробности Ник особо не вдавался, я знал, что подобные интровертные мини-реальности всегда живут по своим особым правилам. Хотя, конечно, это не имело особенного отношения к нашему делу. Делу о том, что в очередном из странствий по катакомбам Ник был тяжело ранен. Подробностей этой истории мой призрачный собеседник избегал, а я особенно не настаивал. Понял лишь, что он получил серьезную рану, напоровшись на острую железяку, и прежде чем его вытащили на белый свет и дождались «скорой помощи», потерял очень много крови. Товарищи запаниковали, оказать квалифицированную первую помощь никто не смог, и бедолага едва не отдал Богу душу. Дальше все было стандартно – больница, операция, реабилитация... Рана быстро закрылась, но восстанавливался он очень тяжело. Дело было не в воспалении или чем-то таком – организм медленно набирал силы, даже несмотря на прописанный курс препаратов железа для ускоренного кроветворения. Родители увезли больного Ника в Старую Столицу, подальше от местных катакомб (впрочем, с ощущающейся усмешкой писал Ник, в Первопрестольной хватало и своих), его квартиру сдали мне. - Вначале я думал, что это сон. – Писал Ник. – Что мне снится мой дом, мои друзья, мой город... Потом во сне появился ты. Каким-то образом я понимал, что это уже твоя квартира. Мне хотелось тебе помочь. Оградить от острого железа. - Почему от железа? Не чугуна, меди, никеля? – Интересовался я. - Не знаю. Не отдавал себе отчета. Знаешь, во сне многое воспринимаешь как должное. Есть мой дом, есть ты, я чувствую, что должен тебя спасти. Кругом железо. Человек в опасности. Он этого не понимает, зато понимаю я. Я ненавижу железо, железо убивает. Оно едва не убило меня. И я начал прятать железо... Я потер лоб, взглянул на часы и молча пошел на кухню за очередной кружкой кофе. Не настоящего, растворимого, я слишком ленив, чтобы регулярно мучиться с приготовлением натурального. Да и если учесть особенности настоящего кофе, эта кружка (пятая? Шестая) могла бы стать для меня последней. Сердце бы не выдержало. Простите. Заболтался. Как многие люди в состоянии стресса начинают дико болтать, пардон за тавтологию, голосом, так я то же самое делаю мысленно. Забиваю себе голову какими-то ерундовыми рассуждениями, чтобы... Чтобы не... Так же мысленно хмыкнув, я вместе с кофе вернулся к компьютеру. Темнота за окном уже начинала мягко окрашиваться в сиреневые тона, а я еще так-таки и не знал, что мне со всем этим делать. - Железные предметы исчезали и тупились у меня не только по ночам. – Уловив несогласованность в рассказе Ника, написал я ему. – Днем тоже. - Наверное, днем тоже был я. – Появилось в ответ. – Мое тело почти все время спит. Или находится в полусне – полуяви. Ему трудно есть. Ему трудно пить. Оно испытывает постоянную физическую слабость. Вот такие дела. Оно. Ник уже не отождествлял себя с телом. Мне впервые с начала разговора стало как-то жутковато. - Ты осознаешь себя призраком? – Осторожно спросил я. - Да. Нет. Не знаю. – Появилось в ответ. – Я чувствую себя отдельно. Словно меня что-то отделило от моего тела. Я могу туда вернуться, но не очень надолго. Меня что-то вышвыривает... Выдавливает... Мне страшно. Ну еще бы. Кому б на его месте страшно-то не было. - И быть вот… В такой форме я тоже долго не могу. – Решил меня добить призрак. – Я слабею. Истаиваю. Возвращаюсь назад в тело, несколько часов провожу в нем, но чем дольше, тем сильнее ощущается давление силы. Находясь в теле, я не помню, что был призраком. Ничего не помню. Оно... Он… В общем, я – там, в Москве – почти все время сплю, понимаешь? Моя оболочка спит, пока я существую в эдакой вот... Мыслеформе. – На экране появился значок кролика, разводящего лапками. – Когда я просыпаюсь, то все кажется мне сном. Длинным, путаным, странным сном. Я не могу вспомнить подробностей. А самое главное – что я себе не верю. Мне постоянно плохо... Дикая слабость, руки как железо, ноги как бетон. В голове каша из обрывков мыслей. Невозможно даже думать. Сделаю несколько шагов по квартире, что-то съем, выпью – и падаю на диван. Засыпаю. И меня выбрасывает из тела... - А рана? – Спросил я. - А что рана? Она уже давно закрылась. Правда, очень плохо зарастает, врачи не могут снять швы, боятся, что опять откроется... Я почти две недели как выписался из больницы, воспаления нет, ничего нет, рана чистая. Перевязывают вот на дому, регулярно. Врачи говорят, у меня очень слабое кроветворение. Мало красных кровяных телец, переносящих кислород. Гематоген вот ем... У меня в голове что-то предупреждающе щелкнуло. Тихонечко так, но внушительно, как предохранитель автомата. - Ты сразу после ранения стал этим... призраком? - Нет. – Мне показалось, что Ник удивился. – Когда меня уда... Когда я напоролся на ту железку, то быстро потерял сознание. Помню, даже боли почти не было, было удивление. Я смотрю на свой живот, вижу, красное. Рукой зажимаю рану и чувствую – липкое. И почти тут же выключаюсь. Потом проблеск сознания – понимаю, что я на траве, звезды надо мной, лица знакомые вокруг. Кто-то звонит по мобильнику, Ксанка рядом ревмя ревет... Вытащили, значит. Только тут до меня доходит, что бок болит, огнем горит прямо, внутренности болят. Я опять выключаюсь. Не то от испуга, не то от шока болевого, сам не помню... Потом больница. Очухиваюсь прямо на операционном столе, сознание спутано, чувствую, что со мной что-то делают, но не чувствую, что. С перепугу пытаюсь дергаться – и опять в небытие. Наркоза додали, наверное. Потом палата, все дела... Спал нормально, никаких инфернальных вещей не сотворял, хотя ощущал себя хреновато. Слабость опять же. - То есть тебя начало «выбивать» из тела, когда ты оказался дома, на долечивании? - Да. - Дай угадаю. – Я залпом добил, то есть допил остатки кофе. – Это началось, когда ты стал принимать препараты железа. Спустя несколько секунд на экране появился значок кролика, открывшего от удивления рот. - И что это значит? - Ник, я не имею ни малейшего представления, что все это значит, но я слышал только про одних существ, обладающих индивидуальной непереносимостью железа. Точнее, про целый вид… Даже группу видов таких существ. – Когда я набирал эти строки, в голове билась, как дикая пташка в клетке, одна только связно оформленная мысль: «Этого не может быть! Этого просто не может быть!». Ник замолчал. И молчал довольно долго. Стрелки часов перешли рубеж пяти часов, за окном желто-алыми переливами полыхал рассвет, но Ник все еще молчал. Я уже начал думать, что он вернулся в свое тело, но «контакт» из нечитаемых символов все так же горел зеленым цветом. - Ник?.. - Не знаю. - Чего ты не знаешь? - Ничего не знаю. Может, это уже не я. Может... - Ты догадался, о ком я говорю? - Нет. Слишком быстро для простого «нет». Киберэмпатия взвыла полицейской сиреной – Ник мне лгал. Но хуже всего было то, что он пытался лгать самому себе. Интересно, а я ли не пытался делать то же самое? Верил ли я сейчас в ту бредовую мысль, ту басню барона Мюнхгаузена, которую намеревался озвучить? Какое сожаление, что я не пью и не употребляю веществ – у меня нет ни малейшего повода для самообмана «это все галлюцинация». К сожалению, я слишком положительный персонаж, прямо от самого себя тошно... - Ник... – Позвал я. - Ну? Что? - Ник, понимаешь... Такой яростной нелюбовью и страхом перед железом отличались только те, кого в западноевропейской культурной традиции зовут феями... – Ненавижу себя, когда в критические, жизненно важные минуты сбиваюсь на такой велеречивый слог, но... Но сбиваюсь. Так у меня проявляется волнение. Прошу прощения. - Ты хочешь сказать, что я фея? – Грозный значок боевого кролика со скрещенными ушами. - Нет. Потому что более корректная транскрипция – фейри. А еще – подменыш. - Этого не может быть. Бред. Брехня. Херня собачья! Я вздохнул. Не мысленно, реально. - А ты, Ник? Ты можешь быть? – Удар ниже пояса, да, знаю. Но иногда только он может привести человека в чувство. - Мне пора. – Через пару секунд появилось на экране. – Мне надо вернуться в тело. И в тот же миг цвет значка сменился на красный. Я молча нажал кнопку выключения ноутбука. И когда компьютер выключился, какое-то время смотрел на свое отражение в черном экране. Глаза красные, вид взъерошенный, как у ежика, которым медведи в бадминтон играли. Кофе внутри плещется где-то на уровне верхнего края диафрагмы. И состояние в душе дикое – одновременно хочется подняться в воздух (из-за кофе) и упасть на кровать. Пожалуй, в универ я сегодня не поеду. Все равно от меня толку на парах не будет, лучше потом конспекты возьму. А зашторю я окна и урву три-четыре часа сна, или хотя бы лежания с чайными примочками на глазах. А потом поеду к... Психиатру. - Проходите, присаживайтесь. Фамилия, имя, отчество? - Антон Максимилианович Волошин. - Максимилианович... – Отметила полненькая врач, вбивая данные в компьютер. – Год рождения? - Тысяча девятьсот девяносто четвертый. - Регистрация? - Усть-на-Нарве, Красный бульвар, 12. - Статус военнообязанного? - Первая категория запаса. - На что жалуетесь, Антон Максимилианович? - Да ни на что особенно. – Сказал я. – Справку хочу. По форме 2/05ГС. - Поступаете на госслужбу? - Оформляюсь на завод. – Решил особенно не завираться ваш покорный слуга. – Медкомиссию прохожу. - Какой завод? - Наш, местный, «Окуляр». - Кем? - Рабочим на сборку. - А сейчас вы?.. - Студент, просто студент. Санкт-Петерсбержский Гуманитарный. - Хм. – Если врач и хотела отпустить какой-то комментарий, то мудро от этого удержалась. Оно и правильно. – Жалоб, значит, на голову нет? - Ни малейших. - Депрессивные состояния, навязчивые мысли не мучают? - Бог миловал. - Суицидальные наклонности? – Глаза психиатра хитро блеснули за стеклами очков. - Как-то без них умудряюсь. – Сказал я. - Среди близких родственников страдающие шизофренией, алкоголизмом есть? - Да тоже особо нет. Ну, выпивает дядя Петя, но в меру. - А почему глаза красные? - У студентов всегда глаза красные, доктор. То от горя, то от недосыпа. - Юморист… Ну-ну. На учете не состоите? – Она сверилась с компьютером. - Не-а. - Двести рублей в кассу, и ко мне с квитанцией. Таким образов, обменяв две сотни кровных «ореликов» из родной стипендии (минус два фунта вареной колбасы в меню), я приобрел кое-какую страховку от ненужных вопросов и превратностей судьбы. Кто его знает, куда меня заведет эта странная история с привидениями и феями... Всяко надежнее иметь казенную бумажку с синей подписью и фиолетовой печатью, где черным по белому сказано: «Психически здоров. Ограничений по выполняемой работе не имеет». А привидения и феи... А что привидения и феи? Я был бы счастлив, если бы они были галлюцинацией. Но, к сожалению, архивы переписки «твикса», хранящиеся на сервере, подтверждали факт разговора с призраком. Да, можно бы еще в жилконтору зайти, стребовать с них подтверждение того, что ночью с пятницы на субботу по такому-то адресу было отключение электроэнергии, но... Зачем это, собственно, может быть мне надо? Доказывать факт существования привидений? Делать себе «имя» на дециметровых каналах соответствующей тематики, чередуясь с уфолого-контактерами, членами секты Свидетелей Снежного Человека и докторами наук криптоархеологии? Стоп. Минуточку. А какое, собственно, у меня теперь право относиться ко всем упомянутым с прежним пренебрежением? Я сам, собственной персоной, находясь в здравом уме и трезвой памяти, столкнулся с Неведомым. Более того, я с этим Неведомым всю ночь разговаривал! Можно сказать, вступил в контакт! Антон Максович Волошин – контактер с призраком эльфа! Как хорошо, что я уже далеко отошел от клиники. А то врач, чего доброго, углядев в окно, как лыбится в истерической усмешке «оформляющийся на завод» студент, еще выслала бы вдогонку санитаров. Нет. Этого не может быть. Или все-таки может? Или все-таки – есть? Да, поесть – неплохая мысль. Я завернул в ближайшую фастфудную забегаловку. Пара сэндвичей с сыром всегда действовали на меня круче любой валерьянки... Успокоительные сэндвичи сделали свое дело. Я начал немного осознавать реальность, границы которой после прошедшей ночи чуток сместились, и на повестку дня встал логичный вопрос: что делать? Даже не с Ником, с ним-то, если я окажусь прав, все достаточно просто и понятно. Связаться с его родителями и под тем или иным предлогом убедить отказаться от препаратов железа. Почему-то я не сомневался, что он быстро пойдет на поправку, дух не будет больше выходить из тела, и... Судя по его рассказам, когда тело и дух находятся в положенном союзе, он, Ник, ничего не помнит из своих ночных проделок в бесплотном состоянии. То есть он, грубо говоря, вернется в норму. А я? Я-то помню. И мне предстоит жить с мыслью, что мир устроен не так, как мы думали, что в нем все-таки есть нечто, находящееся по ту сторону разумения. Мне предстоит всю жизнь провести в положении причастного к тайне одним краешком, но так и не сумевшего постичь ее целиком. Теперь понятно, почему у всех этих контактеров с неизведанным становятся грустные, как у оленя, глаза, когда они рассказывают, как видели взлет летающей тарелки или мелькнувшую в чащобе мохнатую человекообразную фигуру. Они тоже случайно соприкоснулись с Тайной, но Тайна не далась им, улетела, растворилась в джунглях, на прощание фривольно вильнув хвостиком... Мрак. Не хочу так жить. У меня, слава богу, есть одна зацепка – та самая тусовка Ника, «диггеры древностей»... - Антон! Эй, Антон! А? Что? Где? - Тонька! Уснул, что ли? Я тебе рукой машу, машу, а ты спишь с открытыми глазами! Напротив меня на стол опустилась кожаная дамская сумочка, потом, соблюдая приличия, быстро нырнула куда-то вниз, а перед моим носом щелкнула пальцами ее хозяйка. - Привет, Маша. – Вздохнул я. – Присаживайся. Позвольте представить: Мария Рыжикова. Пятьдесят пять (вместе с сумкой) килограммов непосредственности, неусидчивости, небанальности и еще каких только «не». Короткий хвост рыжевато-каштановых волос, пригоршня неярких веснушек, карие глаза, «вечные» черные джинсы с высокой посадкой, куча значков на ремне сумки и ремне джинсов и такой же вечный планшетник под мышкой. Моя коллега по разгрызанию гранита исторической науки. - Ты чего не в универе? – С привычной непосредственностью поинтересовалась Машка. – Весь взъерошенный, как воробей, а глаза красные и прям пугающие. У моего отца на ферме был кроль-производитель, так вот у него такие же глаза были. Вот в этом вся Маша. Когда вы сидите и думаете про Великую Непостижимую Тайну, она сваливается вам на голову и начинает вещать про красноглазых кролей-производителей. - А ты чего? – Мрачно огрызнулся я. - Молодые люди, еще будет заказ? – Тихой сапой подкрался официант. - Да, два кофе. – Распорядилась Маша. Быстро глянула на меня и внесла коррективы: - Мне кофе, а ему чай. Зеленый. С лимоном. Без сахара. Я даже мяукнуть не успел. - У меня рисовальный челлендж. – Пояснила Маша. – По заданию кафедры готовлю серию художественных рисунков исторического квартала Усти – «Каким он был и каким он стал». - Ага... – Сказал я. - А ты – прогульщик. – Весело припечатала Маша. – Выглядишь, как будто в разгар сессии, а до сессии еще месяц минимум. - Ночь разнузданных удовольствий. – Сказал я. - Ври больше! Антон, ты ж ботан из ботанов. Что, девушка завелась? – Маша сложила руки на столе и с заговорщицким видом придвинулась ко мне. Эх, Маша, знала б ты, кто у меня завелся... Принесли заказ – чай и кофе. Я подумал и решил не выеживаться. Чай, конечно, пакетированный, да и сэндвичи – не фуа-гра под пармезаном. К тому же на Машкину непосредственность обижаться невозможно. Сам себе идиотом кажешься. Проверено. - Слушай, Рыжикова... – Подумав, сказал я. – Ты слышала что-то про таких ребят – диггеров древностей? Маша, едва пригубив кофе, увлеченно копалась в сумочке. На столе один за другим появлялись телефон, кошелек, пачка салфеток, блокнот, косметичка и еще какие-то мелочи. Никогда не понимал этой женской привычки вываливать сразу все на стол, но, видимо, в их маленьких сумочках такой куче вещей тесно... - Диггеров? Слышала. В Старой Столице таких полно. По метро лазят и катакомбам всяким. А что? - Да не про этих... – Поморщился я. – Про тех, которые по старым литовским и шведским крепостям шарятся. - А что, и такие есть? – Круглые Машины глаза стали еще круглее. - Есть. – Кратко ответствовал я. - Это с ними ты всю ночь тусовался? - Нет. - А с кем? - Ладно, забудь. - Ну уж нет... – Рыжая Рыжикова стала похожа на лису, наметившую себе цель – того самого кроля-производителя. И прежде чем я успел хоть что-то сказать, она щелкнула кнопкой включения планшета: - «Тур». Найти «диггеров древностей». - Подходящих запросу сайтов не найдено. – Мелодичным женским голосом отозвался поисковый сервис. - Ах, так? – Весело сказала Маша, и быстро набрала ручками какую-то хитрую комбинацию. – А если мы через черный ход... «Гогл», найти «диггеров древностей»! - Обнаружен один шифрованный ресурс. – Мужским баритоном отозвался пиратский поисковик. – Требуется ключ шифрования. - Ого... – Только и смог сказать я. - Ключ. – Требовательно протянула руку Маша. - Нет у меня ключа. – Отрекся я. - Тонька, ты меня пугаешь... – Раздумчиво протянула Рыжикова, и в карих глазах ее зажегся алчный приключенческий интерес. – Пары прогулял, сидит весь взъерошенный, с тоской в глазах... И интересы у него завелись. В темнете. - Темноте? – Недослышал я. - Сам ты темнота! Темнет – «темный интернет», сетка, созданная всякими фриками, чтобы цивилы не лезли в их дела. Подмена айпи-адресов, своя система маршрутизации, все дела. Пиратские трекеры раздачи, пиратский контент, идеи свободного распространения информации и куча шифрованных ресурсов. На большинство сайтов темнета инвайт нужен. - Кто нужен? – Опять не понял я. Глаза Маши наполнились жалостью, как при разговоре с умственно отсталым. - Инвайт. Приглашение от одного из участников клуба. Кстати, сам факт того, что эти твои «диггеры древностей» имеют базу только в темнете, говорит о том, что они в оппозиции. Ну, или во всяком случае имеют напряги с властью. Или с обществом. - А что ж тогда власти весь этот ваш темнет не прикроют? - Сложно, дорого, да и, думаю, смысла нет. Так хоть точно известно, где всю эту братию ловить. Четвертое отделение на любой сайт без инвайта и без мыла влезет, у него программы по дешифровке мощные. Но вот обычный подданный с улицы уже не зайдет. В смысле, из обычного инета. - А что, в обычном инете совсем ссылок на них нет? - Ты что, сам не турил? – Сощурилась в ответ Маша. - Времени не было. – Сознался я. – Занят. Был. Очень. - Все страньше и страньше... – Она снова включила планшет. – Нет, ну вообще... Смотри, пара новостных ссылок есть. Вот, один известный реконструктор, а в миру дьякон прихода Иоанна Кронштадского, интервью дает. Жалуется на хищническое разграбление старинной подземной крепостной церкви какого-то Белоуста... Не знаю такого святого... Короче, винит во всем гробокопателей, черных археологов и этих твоих «диггеров». А вот начальник комиссии по застройке отчитался, что замурованы все ходы в подземные минные галереи Усти-на-Нарве, чтобы «диггеры» не проникли... Ух ты, а что, у нас есть такие? - Так вестимо, есть. – Сказал я. - Балда! Я про минные галереи! Так, а вот еще... – Маша увлеченно копалась в Сети, забыв про кофе. В этом она вся – натура увлекающаяся, но впрочем, остывающая тоже быстро. – О, вот это интересно! Возле крепости Ярн Сида, что значит Железный Бок... Ножевое ранение... Я навострил уши. - Зафиксирован вызов «скорой помощи» в четыре утра. Ножевое ранение в брюшную полость мужчины двадцати двух лет вследствие стычки между собой двух групп незарегистрированных реконструкторов, в просторечии именуемых «диггерами древностей», незаконно проникших на территорию охраняемого государством объекта исторического наследия... Представители власти снова заявляют, что... Так, ну это неинтересно, они вечно что-то заявляют... Короче, преступников ищут, но шансов найти мало. Пострадавшие утверждают, что не разглядели лиц и никого не смогут опознать. - Скорее всего, врут. – Брякнул я. - Почему? – Немедленно поинтересовалась Машка. - Своих сдавать не хотят... – Я устало потер виски. Куда же я влип, интересно? И стоит ли в это влипать еще больше? Коготок увяз – всей птичке пропасть... - Каких своих? Ты-то откуда знаешь, чего они хотят, а чего нет? Тошка, ты чего, с «диггерами» связался? – Резко вспомнив про кофе, Маша залпом выдула сразу полчашки, удивленно сморщилась – «остыл уже» - и резко отставила ее в сторону. - Можно и так сказать. - Но инвайта у тебя нет? – Она не спрашивала, она констатировала факт. – И вообще ты ж ламер, ты ж про «Гогл» и темнет только сегодня впервые узнал... Тоша, я тебя не узнаю. Ты ж даже на партах небось ни разу неприличных слов не писал! - Маша, отстань. - Ну не писал же, а? Не писал, не писал! - Ну и что? – Начал злиться я. – Какое это имеет значение? - Да никакого, конечно... – Ее глаза посерьезнели. – Антон, я тебя прошу. Будь осторожен. Это люди, судя по всему, серьезные. Тут наверняка большие деньги крутятся. Древности – они дорого стоят, сам знаешь. А там и золото может быть, и оружие... - Угу. – Сказал я. – Спасибо, Маш. У меня теперь, по крайней мере, гораздо четче сформулировались вопросы. А потом я поступил не очень красиво. Просто достал из бумажника купюру, положил под чашку с чаем и ушел, оставив Рыжикову сидеть с приоткрытым от удивления ртом. Пусть обижается, но не хватало еще и ее сюда впутывать. В историю, скверно пахнущую не только золотом и оружием, но еще и непонятной, дурной магией... Магия, магия... Я сидел на собственной тесной кухне, смотрел на справку с фиолетовой печатью и синей подписью и думал про магию. Про подменышей. Про людей, что лазят по закоулкам древних замков, и от кого эти закоулки даже приходится специально замуровывать. Про старинные артефакты, которые гипотетически возможно там найти, и... Опять про магию. Сегодня я поддался своей старой и жутко вредной привычке: долил растворимый кофе толикой холодной колы. Поднялась огромная шапка пены, и я ел ее ложкой. Смотрел на справку. И думал про магию и поножовщину. Знаете, в чем проблема: я не технарь. Человек с сугубо техническим, материалистическим складом ума стал бы искать всему этому «разумное объяснение», исходя из известной ему картины мира, и, без сомнения, нашел бы. Материалист может объяснить любые странности законами природы, а если известных законов не хватает – объявить, что «мы еще не все знаем», и точка. И сам же поверит в свою сугубо материалистическую картину. Ключевое слово здесь «поверит», потому что для действительно всеобъемлющего объяснения ему не хватает фактического материала. Но он умный, он себя заставит. Потому что в науку надо верить! Вопрос, чем же в таком случае наука отличается от религии, априори является еретическим. Но в то же время я точно так же и не мистик. Эзотерикой, йогой, картами Таро и целительными заговорами народных колдунов не увлекался сроду. Здесь вырисовывается обратная ситуация: фактический материал отсутствует в принципе, ибо попросту не требуется. «Не тшеба», как говорят литвины. Человеческий разум обладает великолепным даром к самовнушению, он всегда готов поверить, во что хочется. И смоделирует для него подходящую реальность, где каждый чих будет объясняться теми или иными сверхъестественными причинами. Простудился? Это тебя сглазил кто, надо защиту поставить. Перед важным собеседованием поскользнулся, упал и сломал ногу? Это Высшие Силы тебе говорят – не ходи туда, там тебе не место. Хамоватый одногруппник, проезжая мимо в роскошной отцовской тачке, тебя обрызгал, ты пожелал ему доехать до ближайшего столба, а вечером узнал, что в его роскошной тачке что-то сломалось? Ты могучий колдун, проклял его машину, повесь себе медаль за магические заслуги. И так далее, и тому подобное. Но на самом деле, как говорил своим студентам Евгений Корн, преподаватель истории античности и эллинизма, и то, и другое является признаком мифологического сознания. И откровенный мистицизм, и ярый материализм. И в том, и в другом случае не общая картина выстраивается на фактах, а факты подгоняются под ту картину, которую хочет видеть человек. Если факты в нее не лезут, они тщательно обстукиваются с нужных сторон молоточком, пока не начнут лезть. Итоговая смысловая конструкция, собранная из таких плохо подогнанных фактов, как правило, выглядит весьма коряво. С одной стороны зияет лакуна, а с другой выпирает горб. Но верящий в нее человек этого не замечает: он верит... Поэтому мы пойдем строго историческим путем. А исторический путь состоит в аксиоме: известный факт подлежит обдумыванию, но не переинтерпретации! Он должен быть встроен в общую картину в своем изначальном, неизменном виде. Если сложенная из фактов, как мозаика, картина выглядит слишком странной, то тут есть два варианта: либо часть фактов ошибочна, либо картина истинна. Просто ты не хочешь в нее поверить. Ошибочные факты можно вычислить, а вот от веры придется абстрагироваться. Историк не должен ни во что верить, он должен быть исключительно беспристрастным фиксатором. А какие у нас факты? Наличие полтергейста в доме – раз. Это объективный, пусть и донельзя странный факт. С этим полтергейстом возможен осмысленный диалог – два. Диалог произошел именно с привидением, а не с каким-то шутником-хакером, что подтверждается, во-первых, отсутствием интернета, а во-вторых, выключенным роутером – три. Применяя бритву Оккама, исключаем спецслужбы, обладающие неведомыми, но сильномогучими технологиями, а также других персонажей любых конспирологических теорий. Информация, полученная в диалоге – оговорка Ника насчет характера своего ранения – косвенно подтверждается статьей в инете про инцидент в крепости Железный Бок. Причем эту информацию сравнительно легко проверить. Пометка: оплатить все-таки интернет и полистать сетевые новости. Исходя из всего этого, получаем, что Ник действительно отчасти стал «шумным духом», полтергейстом по-немецки. Единственное допущение, в котором может крыться изъян, - допущение про железо. Факт: Ник-призрак действительно портит железосодержание предметы. Не факт: он стал призраком из-за приема препаратов железа. Я ничего не знаю о природе призраков. И подозреваю, что почти никто не знает. Вольное допущение: подменыши. Они же – фейри. Потому что легенды о непереносимости «маленьким народом» холодного железа, как ни крути, только легенды. Они не проверены, и не могут быть проверены научным методом. Поэтому абстрагируемся от фейри, но оставим как рабочую гипотезу. Смешная гипотеза: человек по имени Николай Лузнев, мой дальний родственник – подменыш фейри. Очень смешная. Осталось еще начать выяснять, из какого Двора. Выводы? Какие же отсюда следуют выводы? Надо выяснить, чем был ранен Ник. Каким конкретно ножом. И, кстати, где находится эта крепость Ярн Сида (судя по названию, явно шведская). Железный Бок... Странное название, полагаете вы? Полагаю. У меня из-за спины сорвался с магнитной доски и шумно грюкнулся на пол нож. Я неторопливо поднялся, прихватил кофе с колой и пошел в комнату, к ноутбуку. Сейчас мы с тобой, дорогой диггер, и побеседуем... - Ник, зачем вы полезли в крепость Ярн Сида? Кажется, мне удалось его удивить. Я явственно ощутил оторопь своего незримого собеседника. На кухне что-то загремело, но я уже не обращал на это внимания. - Откуда. Ты. Знаешь? – Именно так, с точкой после каждого слова, появилось на экране. - Полистал новости тематических сайтов и сложил два и два. – Небрежно бросил я. – Ник, ты не просто напоролся на какую-то железяку. Тебя ударили. Ножом. Так? - Так. – И значок недовольного кролика. - Кто? - Швед. - Кто?! - Шведский диггер. Все? Ты доволен? Узнал, что хотел? Кажется, я просчитался, сравнивая этих ребят с миролюбивыми, в общем, реконами... - Но еще жертв не было? – Осторожно сформулировал я. - В тот раз – нет. Снова многозначительная оговорочка... Интересно, Ник разбрасывает их специально, или действительно так простодушен и не отдает себе отчета в формулировках? - Из-за чего произошла ссора? - Не было никакой ссоры, Антон. Мы шли с факелами. Шведы проникли в крепость первыми и поэтому успели заметить нас раньше. - Но почему они напали? - Чтобы иметь возможность уйти. - То есть чтобы вы не напали на них? - Да. У меня слегка зашевелились волосы. Дело начало попахивать не только романтикой, магией и мистикой, а еще и совершенно отчетливой уголовщиной. С которой я раньше не сталкивался отродясь, ибо жил, можно сказать, в других сферах... Стало жутковато. Не так, как от встречи с Неведомым, когда это интригующий, приятно щекочущий нервы страх. А совершенно по-другому, когда внезапно сталкиваешься с человеком, способным совершенно спокойно проткнуть тебя ножом; липкий страх, сковывающий, противный... - Обычное дело. – Пискнул мессенджер. – Когда сталкиваются две конкурирующие стаи, в схватке пытаются кого-то ранить так, чтоб состайникам пришлось его спасать. И уходят. Шведы ушли в катакомбы, в Ярн Сиде много подземных ходов, должно быть, они их знали... Это же была их крепость. - Но почему?! Почему вообще?! - Ну не любим мы друг друга, Антон. - То есть если бы вы увидели их первыми, вы бы напали? - Мы бы – нет. Я вел стаю новичков, планировалась, честно говоря, просто легкая прогулка по романтичным местам. Если бы я раньше заметил шведов, мы бы ушли сами. Есть неписаное правило: заброшка принадлежит тому, кто первый в нее вошел. Не насовсем, только пока там находится первая группа, но в это время другая туда войти уже не может. - Жестко у вас... – Я потер вспотевший лоб. – Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. - Может, и не договариваю. Потому что не хочу, чтоб ты лез в это дело. - Мне казалось, тебе нужна помощь. - Перекрестись. – Сердито посоветовал призрак. - Да я-то перекрещусь. – Сказал я. – Да вот только ты вряд ли куда-то исчезнешь. - Что, мешаю? – Агрессивно поинтересовался Ник. Так. Кажется, разговор забредает куда-то не туда. - Не в этом дело, Ник... – С как можно более мягким внутренним настроем постарался написать я. – Согласись, ситуация, в которую ты попал, она как бы... Не совсем нормальна, а? - Угу... – Пафосно-недовольный кролик. - Ты ведь и вышел на контакт со мной, нуждаясь в помощи. Да, ты этого не говорил, но ведь так оно и есть, да?.. - Угу. – Снова кролик. - Так как же я смогу тебе помочь, ничего не зная о вашем мире? На этот вопрос Ник замолчал. Ничего не писал, не гремел предметами, не ронял ножи, и я даже стал опасаться, что он ушел. Может, мне кажется, но уходить от проблем, не решая их – это в его характере. Но значок контакта из нечитаемых символов по-прежнему горел зеленым, значит, мой собеседник все еще был подключен... - Зачем тебе это? – Высветилось на экране. – Чего ты хочешь? А действительно – чего я хочу?.. - Разгадать тайну. – Решительно набрал я. - Это может быть опасно. - Да я уже понял, что у вас там не клуб благородных девиц. - Ты даже не представляешь, насколько не-клуб... – Высветилось с некоторой задержкой. – Хорошо. Я расскажу, что знаю... Нет, вы на него посмотрите! Он мне еще одолжение делает! Государь-батюшка милостиво дозволяет холопу оказать ему помощь. Вот это фрукт, а?.. - Мы не любим широкой огласки. Большая часть цивилов подозревает, что мы грабим исторические заброшки, лазим туда в поисках кладов, но это не так. Мы ходим в рейды за другим. Романтика... Древние развалины, тяжелые стены, сводчатые потолки, ну все такое прочее. Ты понимаешь, да? - Еще бы... – Осторожно поддакнул я. - Мы скорее похожи на тех чудаков, что вламываются в богатые дома, когда хозяев нет дома, только чтоб провести вечер и ночь в роскошной обстановке. Они получают от этого драйв, а мы – от заброшек и катакомб. Да, у нас ценятся старые вещи, которые можно там найти, вещи, хранящие дух времени... – Кажется, Ник постепенно увлекся. – Фибула от плаща, обломок ножа, я однажды нашел деталь от старой морской астролябии... Эти вещи имеют историческую, но не материальную ценность. К тому же надо учесть, что все крепости являются музеями, оттуда давно вывезено все мало-мальски ценное, а что не вывезено, то учтено, на всякой фигне висит инвентарный номер... Мы просто ходим туда в гости, Антон. В гости к призракам. К героям давно ушедших эпох... И в этих «гостях» принято пырять друг друга ножами. Ну-ну... - Но есть другая группа диггеров. Они называют себя «искатели». От той тусовки, к которой принадлежал... Принадлежу я, искатели отличаются тем, что имеют... Мифологию, что ли. Веру. Они мистики. - Поклоняются Гермесу Трисмегисту? - И это тоже. Искатели верят, что Средние века были переломным этапом в развитии человечества. Мы пошли по одному пути, а могли пойти по другому. Магическому. Они ищут свидетельства этого. - Охотники за артефактами? - В точку. - Это понятно. Непонятно только одно – при чем тут ты? - В среде искателей очень жесткая конкуренция. Они редко формируют собственные группы, обычно один-два искателя присоединяются к стае обычных диггеров. Искатели идут в рейд, имея конкретную, четкую цель. И ради этой цели они способны на многое. Я думаю, в той группе шведов были искатели. Они не могли допустить, чтобы мы случайно нашли и забрали то, что им было нужно. - А что это могло быть? - Все, что угодно. Колдовской гримуар. Магический артефакт. Дневник известного алхимика и оборотня Кнута Поссе. Теперь ты доволен? Скажи, что ты с этой информацией будешь делать? - Что из того, что могло заинтересовать искателей, могло храниться в Ярн Сиде? - Видит бог, да я не знаю! – Разозлился Ник. – Начхать мне на магию – я в нее не верю! Я вел людей на романтичные посиделки в старом замке, а получил заточку в бок! - И это говорит тот, кто стал призраком, не успев даже умереть? Кстати о заточке – может быть, дело в ней? - Не лез бы ты в это дело, Антон... – На меня грустно взглянул печальный кролик с экрана. – Я, может, еще и так выздоровлю... - Может? Или останешься призраком навсегда? И кто-нибудь еще получит удар волшебной заточкой, отделяющей душу от тела. Тоже может быть? - Ты псих. – Констатировал Ник. - И это может быть. – Сам не зная, почему я закусил удила. – Мне нужен инвайт на ваш сайт в темнете. - Скорый какой... Инвайта дать не могу. С тобой все равно там никто не будет разговаривать. Но есть один человек... Сохрани это имя: Кирилл Петрович Вяхирев. И тут я понял, насколько тесен мир. - Преподаватель истории и культуры Западного Ренессанса в Санкт-Петербержском Гуманитарном университете?! - Я не знаю, что конкретно он преподает, но вроде бы да, в Санкт-Петерсбержском... – Удивленно отозвался Ник. – А что? - Да я же его знаю! - Откуда?! – Ник был удивлен не меньше моего. - Да это же мой преподаватель! - А... У... Эмн... – Пробормотал призрак. – Прости, я не знал, где ты учишься. Ну, я надеюсь, вы с ним в хороших отношениях? - В нормальных. Хвостов у меня по его предмету никогда не было. А что? Неужели он тоже диггер? - Не совсем... – Уклончиво ответил Ник. – В наших кругах его зовут Кипа. Он очень много знает. И иногда делится информацией. - С обычными диггерами или с искателями? - Кто больше заплатит. Вот оно как, братцы. А в универе-то, в универе Кирилл Петрович имел репутацию самого принципиального и неподкупного преподавателя... - Хорошо. – Я нервно двинул рукой, чуть не смахнув со стола пустую чашку. – Но про что я ему должен рассказать? Про тебя? Поверит ли? - Откуда я знаю? – В свою очередь взъерепенился Ник. – Ты просил у меня контакты с нашими. Я тебе дал – самого безобидного и в то же время знающего человека, торгаша информацией! Про что ты ему собираешься вруливать, я не знаю! Про фейри, про подменышей, про волшебные ножи? А на три буквы он тебя не пошлет? Что ты у него узнавать собираешься, скажи на милость? Имя человека, который меня чуть не убил? - Ну, этого-то он знать не может... - Как раз ошибаешься. Может. Слухи у нас разлетаются с субсветовой скоростью. Только, во-первых, этот человек сейчас наверняка у себя дома, и чтоб выцарапать его из-за границы, нужно обращение по линии Интерпола. А во-вторых, стоить тебе это имя будет очень дорого. - Но есть и в-третьих… - А в-третьих – на фига? Чем МНЕ это поможет, скажи на милость? Вот тут Ник был прав. Действительно – чем? - Думаю, тебе не стоит пока пить препараты железа... – Высказал я осторожное мнение. - Пробовал. – На экране возник кролик, раздосадованно машущий лапкой. – Не получается. Во-первых, я с тобой как бы во сне разговариваю, смекаешь? Ты когда просыпаешься, много из той мути помнишь, которая во сне творилась? И многому из нее веришь? - Ну так... - А во-вторых, ты мою мамашу не знаешь. Страшная женщина. Раз доктор сказал, значит, железно! Не сметь спорить с доктором. Мало ли чего там приснилося! Организм больной, ослабленный, вот и чудится всякая дрянь... Ответить я не успел – нашу перепалку прервал длинный, переливчатый звонок в дверь. Малость напрягшись, я пошел открывать. Промелькнула мысль прихватить с кухни ножик или молоток (да, у меня, как у всякого интеллигента, молоток на кухне хранится), но милостью Ника все ножи в доме тупые, как королевский пудель из соседнего подъезда, а... Тьфу, черт! Так скоро всякой тени бояться станешь! Разозлившись на себя, я распахнул дверь, даже не взглянув в глазок. За дверью стояла... Рыжикова. Собственно, кто бы еще это мог быть? - Ай! – Взвизгнула Маша, резко отскакивая назад. – Ты чего? - А ты чего? – Недовольно поинтересовался я. - Ты меня чуть не убил! Кто так двери отворяет! Псих ненормальный... - Извини. Тебе чего, Маша? - Да я тут... Это... – Машка смутилась. – Может, в дом-то пустишь? Или так и будем на пороге разговаривать? Тут бы мне, наверное, и настоять на своем, в смысле на защите рубежей квартиры, и не пускать Машку дальше коврика в прихожей, но увы – я никогда не был так настойчив, как нужно, в обращении с женщинами... - Проходи. – Посторонился я. И довольная неизвестно чем Машка просочилась в мое жилище так ловко и неуловимо, что я не успел даже заметить, когда она успела снять обувь, оказаться на кухне и начать греметь чайником. - Маш, ты чего хотела-то? – Запоздало поинтересовался я. - Конспекты тебе принесла. – Елейным голоском объявила Маша, ставя чайник на огонь. – И колбасу. Настоящую, домашнюю, кровяночку, ты такой и не ел, поди. - Какие конспекты?! - Сегодняшние. У старосты группы взяла. «Особенности внешней политики Священной Римской империи в середине 18 века». Хотела тебе по электронке скинуть, но у тебя ж связи нету... – Не прекращая тараторить, бойкая и непосредственная дочь фермера уже вытащила из рюкзачка чужую потрепанную тетрадь, свой молескин в кожаном переплете и, венцом всему, два круга деревенской кровяной колбасы. - Маша, что тебе надо? – На всякий случай не прикоснулся я ни к колбасе, ни к конспектам. - Попробуй колбаски-то? – Умильной лисой заглянула мне в глаза Рыжикова. Цапнув с магнитной доски первый попавшийся нож, она попыталась колбасу разрезать. Нож был туп, как студент-заочник. Естественно. - Маша, чего ты хочешь? – Подпустив в голос металла, снова поинтересовался я. Маша схватила с доски второй нож. С тем же результатом. - Тошка! У тебя все ножи в доме тупые! – Праведно возмутилась Машка. - Я знаю. – Вздохнул я. Через открытую дверь из комнаты донеслась короткая трель «твикса». Меня звал Ник. - Чего ты от меня хочешь, Маша? – В третий раз спросил я. И удивился – у Маши отчетливо дрогнули губы. Словно враз растеряв боевой напор и воинский дух, Рыжикова опустилась на трехногую табуретку и пододвинула ко мне молескин. - Вот. - Что вот? – Не понял я. - Мой челлендж. Ну, в смысле, эскизы, я потом это все равно собиралась перерисовывать в большом формате. Тошка, они... Они сказали, что это банально и неинтересно... И что таких рисунков они уже тучу видели... – Чуть не разревелась Маша. Я окончательно перестал что-либо понимать. - Кто они-то? - Худкомиссия-а... - Ничего не понимаю. А что там должно быть небанального-то? Обычные виды города. Их все видели, пардон за тавтологию. - Ты не знаешь... Это не просто челлендж, это – на стенгазету... А стенгазета – это этап конкурса художника-оформителя в команду подготовки официальных исторических фестивалей! Я так старалась... А они – «мы такое видали» говорят... – Маша все-таки захлюпала носом. – Им надо, мол, что-то эдакое... С необычного ракурса... Показать творческую индивидуальность... А с какого, блин, ракурса, когда тот же Епископский замок реально со всех сторон окружили – и сидят, блин, рисуют?! Я налил ей стакан воды, и Маша одним залпом втянула чуть ли не половину. - Ну, а от меня-то ты чего хочешь? – Все-таки напомнил я. - Вот я и подумала... Антон, ты же с этими... С диггерами знаешься вроде. И историей Шведского Взморья занимаешься, и Ливонии... Нашим-то все больше французов с англичанами подавай... Может, ты знаешь, что тут в округе есть такого – историчного, красивого, и чтоб небанального, а? И недалеко... А то у меня времени ехать нету, и денег тоже... - Маш, ты в своем уме? – Оторопело переспросил я. – Какого еще историчного и небанального тебе от меня надо? - Крепость. – Мгновенно прекращая слезоразлив, деловито сообщила Машка. – Можно развалины. Главное, чтоб живописные. И с историей. И чтоб это не была такая крепость, про которую все знают, и сотни туристов там каждый день. Что-нибудь такое, знаешь... Незаслуженно забытое. Чтобы вернуть к этому интерес со стороны потомков. - И привлечь дополнительных туристов. – Догадался я. – Проект коммерческий? - У-угу-у... - Маша, ты сумасшедшая. Все развалины всех крепостей и замков наперечет известны и в реестры внесены. Я те что, ее построить должен, что ли? Из комнаты донеслась очередная трель «твикса». Черт, как же все невовремя... - Погоди! – Чуть привстав, Маша даже вцепилась мне в рукав. – Да, я дура! Но я себе уже весь мозг сломала! Если я найду эти чертовы развалины подходящей живописности, которые городской совет сможет распиарить и срубить на них бабла, то часть этого бабла перепадет и мне! И тебе! Я с тобой поделюсь! Вот уж час от часу не легче... С магнитной доски свалился и грянулся оземь здоровенный нож для разделки мяса. Прямо возле моей ноги. Ну, и Машиной тоже, ибо мы находились рядом. Машка открыла от удивления рот. - Ник, прекрати безобразничать. – Усталым тоном, зато громко и отчетливо произнес я, даже не потрудившись поднять упавший предмет. – Имей уважение в гостям. В комнате пронзительно заверещала встроенная в «твикс» под-программка-будильник. - Ч-ч-что это? – Подрагивающим голосом протянула Рыжикова, заслоняясь от двери в комнату молескином, как щитом. - Это? Шумный дух. – Поморщился я. – Полтергейст, как говорят наши арийские камрады. Спасибо, Маш. - З-за что? - За то, что благодаря твоему приходу мне я точно знаю: мне все это не мерещится. Только что с этим делать, не имею ни малейшего представления. Кстати о небанальном: замка не обещаю, а дом с привидением тебе не сгодится? Рыжикова, похоже, меня не слушала. Она не отрывала выпученных глаз от пола, по которому медленно, но отчетливо полз кухонный нож. Полз с целью затупленным кончиком уколоть незваную гостью в пятку. Так, кажется, пора устроить небольшой перезагруз нашим отношениям. Что-то Ник совсем взбеленился. Хорошо, что я имею привычку ходить дома в уличных штанах. Я сгреб все Машкино снаряжение к ней в сумку, взял Рыжикову за руку, сунул ноги в уличные тапки... Больше всего это напоминало выход на улицу с собачкой. На свежем воздухе бодрая дочь фермера, выросшая исключительно на здоровом питании, пришла в себя очень быстро. Хотя, наверное, тут больше подошел бы глагол «очухалась», применяемый юго-западными обитателями империи. Маша с шумом втянула в себя свежий вечерний воздух, прижала к груди сумку с амуницией, и... - О. Вечер наступил. Уже. – Отметил я. – Слона-то я и не приметил. - Антон, ты... Это... - Поздравляю, Маш. В тяжелый час явилась ты в мой скорбный дом, и теперь разделишь со мною все тяготы борьбы... – Подумал и поправился: - Взаимодействия с Неведомым. Иногда меня сбивает на такой пафосный слог. А иногда я сбиваюсь на него целенаправленно: люди улыбаются, и им становится легче переносить суровую прозу жизни. Тьфу. Маша поджала губы, бросила тяжелый взгляд на окна моей квартиры и потащила меня на лавочку под фонарем. Напротив подъезда. Видимо, чтоб не выпускать его из сектора обстрела глазами. - Рассказывай. – Потребовала художница. А я чего? Я и рассказал. В подробностях и почти что в лицах. Ибо в глубине души я был жутко рад, что как-то сам собою нашелся еще один человек, видящий то же, что и я. А значит, моя справка с фиолетовой печатью и синей подписью все-таки верна... - Феноменально! – Только и смогла выдохнуть Машка по окончании всего рассказа. - Угу. – Сказал я. – А главное – совершенно непонятно, что со всем этим феноменом делать. - Как что? Ника спасать! – Никакой проблемы для Машки не существовало. - Хорошо бы... А как? Но даже это не главный вопрос, главный вопрос – от чего? - От призрачной суч... Тьфу, сущности! - Мысль дельная. А как? - Поедем к нему домой и все расскажем! - Его мать не поверит в мистику, а сам Ник ничего не помнит. - Предъявим логи! В смысле архив твоего «твикса». - Хорошо. Допустим. – Я потер лоб. – А что потом? У него очень плохое кроветворение, или как там это называется. Если он не будет принимать железо, то рискует умереть. Физически. - А так – он умирает духовно! – С пафосом возвестила Маша. Я промолчал. Машка сконфузилась. Мимо прошел сосед с двумя бутылками пива, соседка с тремя пакетами кефира и крупная черная собака неизвестной породы – без ничего, даже без ошейника. Покосилась на нас, разинула было пасть, чтобы гавкнуть, но передумала и неторопливо убрела за угол дома. Мы проводили ее взглядами. - А нигде больше Ник не бывает? – Вдруг задумалась Рыжикова. - В смысле? - Ну призраком он только тебе является? - Он что-то такое говорил... – Я тоже задумался. – Я не обратил внимания. Да, в самом начале знакомства он сказал, что сразу оказался в моей квартире. Вот как-то мгновенно. Для призраков, я так понял, расстояний не существует, они живут... - Не живут. – Влезла Маша. - Не сбивай! Хай с ними, существуют в другой системе координат. Призрак, это, грубо говоря, в первую очередь информационная составляющая... - И? – Поторопила меня Машка. - Ничего и! – Разозлился я. – Тоже нашла специалиста по эктоплазме! Не знаю я. Что мы о призраках знаем? Только то, что их с точки зрения науки не бывает! - Давай логически? – Предложила Рыжикова. Я мысленно фыркнул: «Маша и логика», трагикомедия, акт первый... - Ну? - Призрак – душа умершего человека, так? - Не так. У нас нет фактического материала для доказательств. - Тошка, выключи зануду! Призрак – душа мертвого, которая по какой-то причине осталась на земле. Ее что-то держит, она не может уйти. Оковы... - Ник не мертв. – На всякий случай напомнил я, но Рыжикову было уже не остановить: - Есть один ролевой сеттинг. Там у каждого призрака существует некий материальный предмет, который его держит в мире живых. Он называется Оковы. - Маша, мы вообще-то в жизни... - Не мешай! Прими это как математическую модель. Сеттинг, кстати, составлен на основе народных верований. Примем за допущение, что у каждого призрака есть Оковы. Это материальный предмет. Если их разрушить, призрак самоуничтожится. Мимо нас прошла компания подростков с банками джин-тоника и испанской гитарой. За ними неторопливо шла, высунув язык, большая черная собака. Компания устроилась прямо на газоне, фатомах в сорока от нас, рядом с ними развалилась на траве псина. Начались веселые гитарные посиделки. - А теперь вспомни, что Ник говорил о нравах в своей тусовке. Они без зазрения совести тырят «на память» всякие исторические мелочи. А секта искателей ищет их целенаправленно. - Они ищут магические артефакты. Ну, то есть они в это верят. Что артефакты. - Неважно! Ты теперь прикинь, что, если Ник спер в рейде какую-нибудь мелочевку и забыл про нее, но для искателей она очень важна? Его и пырнули ножиком! - Тогда бы его не пыряли, а мелочевку отобрали бы, и все. – Возразил я. - Кто ее знает! Может, ее просто так не отберешь. Может, не сообразили сразу. А может, просто так пырнули, чтоб больше по заветным местам не шарился! – Версии из Машки сыпались ворохом. «Маша и логика», трагикомедия, акт второй, развитие сюжета... - Это все домыслы. – Попытался я ее урезонить. – Если ими руководствоваться, мы вообще черт-те куда забредем. - Но Оковы есть?! - Это вопрос или утверждение? – Хмыкнул я. – Хорошо, предположим, какой-то такой предмет в доме может находиться. Из-за чего Ника сюда и тянет. Тогда этот предмет он принес давно, куда раньше своего последнего рейда. Потому что когда я сюда вселялся, никаких его вещей тут уже не было. Родители успели все вывезти... А этот предмет, значит, оставили? Почему? - Забыли. Потерялся. Не сочли ценным. - А может, Ника просто тянет домой? – Что-то не нравилась мне идея с потерявшимся где-то в доме магическим артефактом. Или не магическим. Или не артефактом. А просто непонятной хренью, из-за который сектанты от колдовской историографии чуть не отправили на тот свет человека. - Не-ет... – Кровожадным тоном протянула Машка, чуть ли не потирая руки. – Есть Оковы, точно тебе говорю! «Маша и логика», трагикомедия, третий акт, развязка. - Ладно, бог с тобой. – Сдался я. – Спрошу у Ника. - Сегодня! - Сегодня спрошу. - А завтра мы едем в Первую Столицу! – Торжественно возвестила Маша. – Я собираю вещи! Я чуть воздухом не подавился. - Маша, туда полсуток поездом или четыре часа «Арбалетом»! - Ничего страшного. За пару дней обернемся. Сессия все равно не скоро, а со старостой потока я договорюсь. - Маша, у меня денег нет. – Прибегнул я к последнему аргументу. - Я у папы возьму. – Рыжикова видела цель и не замечала препятствий. Мне ничего не оставалось, кроме позорной капитуляции. - Гав! – Сказали нам, как-то недружелюбно помахивая хвостом. Мы с Машкой опешили. - Гав. – Почти беззлобно, но очень веско повторила большая черная собака, перекрывая нам пути к отступлению. - Чего это она? – Нервно выдала Маша, отгораживаясь от псины сумочкой. - Ты у меня спрашиваешь? – Огрызнулся я, озираясь в поисках камня или палки. – Песик, песик... Спокойно. Ты чего это, песик?.. Странный песик, кстати. Не дворняга, явно порода, но порода напрочь незнакомая. Здоровенный, мне по бедро, а Маше так и вообще по пояс, морда узкая и одновременно тяжелая, без брыльев, уши крупные и вислые, длинный хвост не купирован. Похож на дога, но тяжелее, и шерсть подлиннее будет... Песик взглянул мне в лицо, и я нервно икнул. Глаза у песика были разные. Один светло-желтый, а другой голубой. - Бастид, фу! Фу, Бастид! – Окликнули пса от лавочки, где восседала шумная компания с гитарой. Пес обернулся к ней и коротко, но емко завыл. - Бастид, не пугай людей... – Оставив гитару в руках приятеля, к нам подошел один из подростков. Очень худой, невысокий, но от худобы кажущийся длинным, одетый в обтягивающие зеленые джинсы с кучей мелких карманчиков, бело-красную клетчатую рубашку с закатанными рукавами и поверх нее зеленую же джинсовую жилетку. Неаккуратно стриженные светлые волосы, острый нос, широкие красные браслеты из ткани на запястьях, и... Маша сильно стиснула мою руку. - Бастид, успокойся, это всего лишь люди. – Он положил руку на загривок пса, и внимательно уставился на нас. - Убери собаку. – Вежливо попросил я. - Пока мы не нажаловались куда следует, что она у тебя без поводка и намордника! – Высунулась из-за моего плеча взъерошенная Машка. - У меня? О, это вовсе не мой пес. – Странный парень переводил взгляд то на нас с Машей, то на Бастида. – Дружище, ты хочешь им что-то сказать? Бастид коротко, басовито провыл. - Ты воешь... На них? – Парень указал на нас с Рыжиковой. И эта чертова псина кивнула! Вы не поверите! Она действительно кивнула! Головой! Подросток посерьезнел. - Люди, у вас запланировано на завтра что-то серьезное? - А твое какое дело? – Ощетинилась Маша. - Никакого. Совершенно никакого. – Ухмыльнувшись, парень вскинул руки в жесте сдающегося тевтона. – Но если все же... Ну, мало ли! Если все же у вас запланировано какое-то дело, то на вашем месте я бы его отменил. Или перенес на послезавтра. Ну хотя бы. Так, Бастид? Пес снова коротко взвыл, утвердительно гавкнул и махнул хвостом. - Это угроза? – Как можно более хладнокровно поинтересовался я. - Ха, угроза! Нужны вы мне больно... Это, цивилы, предупреждение. От Бастида. А Бастид не ошибается, ведь правда? – Он потрепал пса по загривку. - Спасибо. Мы непременно учтем. – Холодно ответствовал я. Взял Рыжикову под руку, отодвинул парня в сторону и, изо всех сил стараясь не излучать опаски (которую, как известно, собаки чуют сразу), с надменным выражением лиц мы прошествовали мимо странной парочки. Расставаясь на выходе из двора, каждый из нас непроизвольно бросил взгляд в сторону той лавочки. На ней уже никого не было. Ни подростков, ни собаки. Только гитара неизвестно почему осталась лежать на скамье. - Ну, я пошла! – Махнула мне рукой Рыжикова. – Готовься к выезду завтра после обеда. Скорее всего, «Арбалетом». Я тебе еще позвоню. - Да, конечно... Буду ждать. – На этом моменте мы распрощались. Машка заторопилась в сторону автобусной остановки. А я вернулся. К гитаре. Взял ее в руки. Осмотрел. Обычный ширпотребный инструмент уличных музыкантов и студентов консерваторий, поступивших на бюджет. Но все равно забыть гитару?.. Нереально. Ее оставили. Для меня. А еще знаете, почему Маша так испуганно впилась пальцами мне в предплечье, что, может, даже и синяки там остались? Потому что у странного подростка в зеленом была такая же гетерохромия, как и у собаки. Один глаз – желтый, другой – голубой. А дома меня ожидал бедлам. Не просто беспорядок и бардак, а нечто такое, что ассоциируется почти с сакральным понятием Хаоса. Все металлические предметы были сорваны со своих мест и разбросаны по всей квартире. Ножи, ложки и вилки погнуты, магнитная доска сброшена со стены, молоток валяется в жестяной раковине, какая-то мелочевка старательно рассыпана по полу... - Ник! Молчание. - Ник, твою ж дивизию! Ноль внимания, фунт презрения. - Ник, ты чего? Ноутбук включен, но контакт из нечитаемых символов светится красным. Мой потусторонний гость набедокурил и ушел. Он был чем-то здорово разочарован... Разозлен... Раздосадован. В раздражении я плюхнулся на диван (предварительно стряхнув с него кучку острых канцелярских кнопок) и машинально взял в руки гитару. То самое состояние, когда ты вроде бы и дико устал и отчаянно хочешь спать, но организм перекачан адреналином, а голова – мыслями и впечатлениями, и уснуть при этом совершенно невозможно. Я кое-как подкрутил лады: аппликатура у меня хреновая, играть практически не умею, но пару-тройку аккордов набрать могу. Самых простых. Черт побери, я, оказывается, столько всего могу... Только проку с этого!.. Первое касание струн, и... Я озадаченно заморгал. Знаете, как бывает, когда стоишь рядом с огромным колоколом в момент, когда он звонит? От удара била распроняется мощнейшая акустическая волна, которая проходит сквозь тебя, и ты вздрагиваешь, окружающий мир на миг подергивается рябью, и – меняется. Бом-м! – и мир становится другим. Бом-м, бом-м! – словно Мироздание на другой канал переключается. Знаете? Так вот, тут было то же самое! От первого же слабо сыгранного аккорда прошла волна, и мир изменился. Я еще не мог сказать, как, где и в чем, но он словно стал как бы прекраснее, что ли... Цвета стали ярче. Подступающая ночь из просто темной и сероватой (обычной ингерманландской ночи) сделалась муаровой, бархатной, почти мягкой на ощупь. Еще один по памяти набранный аккорд, даже не скажу, из какой песни... В этот раз «удар» был мягче и неуловимее. Волна коснулась меня, как игривый накат прибоя, и... Мои книги на полках, обычные современные книги вдруг обрели кожаные, с золотым тиснением обложки. Старые, в меру потрепанные обои превратились в роскошную обивку из алого с золотом бархата. Стол, обычный канцелярский стол приобрел вид странного, но невероятно красивого трюмо из благородного темного дерева, украшенного искусной резьбой, с литыми бронзовыми ручками выдвижных ящиков, какого у меня сроду не было! А ноутбук... Ноутбук стал зеркалом. Прямоугольным настольным зеркалом на наклонной подставке, в латунной оправе с завитушками. Вот тебе и студенческая гитара... Набравшись храбрости, я провел пальцами по струнам в третий раз. В углу что-то завозилось. Небольшое, величиной с крупную кошку, темное пятно выбралось из-за шкафа (также приобретшего вид жутко старинного и изысканного, словно из времен всяких там Людовиков), зашебуршилось на полу и хрипловатым голосом поинтересовалось: - Ну, чего звонишь-то? - Да я... Это... – Смутился я. – А ты кто? - Боггарт я! – Важно отвечало существо, похожее одновременно на откормленного черного пушистого кота, гигантского паука и клубок спутанной темной пряжи. – Ну, то есть домовой по-вашему. Чего хотел-то? - Да я это... Музицирую вот. – Озадачился я. - Совсем дурак, да? – Поинтересовался клубкообразный домовой. – Кто ж на химерической гитаре просто так играет! - Химерической?! Видно, у меня стал такой обалдевший вид, что домовой покрутил пальцем у виска. Совершенно человеческий жест меня слегка подуспокоил. - Покажи гитару! – Потребовало существо. Я протянул ему ее на вытянутых руках. Существо плавно переместилось, как бы перетекло поближе ко мне, одновременно формируя облик большого зеленоглазого кота, и осторожно обнюхало гитару. - Откуда это у тебя? Без лишних подробностей я рассказал про встречу во дворе. Домовой перекатился обратно в дальний угол и принял вид не то крохотного старичка, не то маленькой обезьянки. Маленькой старой обезьянки... - Бюргер, тебе несказанно повезло! – Констатировал боггарт. – Ты получил подарок от рыцаря-пака. Невероятно везение! Фатальное вручение химерической гитары! Ха-ха. Ха-ха-ха! - Что это вообще такое? - Это, бюргер, для того, чтобы ты мог видеть Мир-за-Тенью... Но и Мир-за-Тенью теперь может видеть тебя. Ха-ха-ха! - Что еще за Мир-за-Тенью?! - Поиграй... Узнаешшь... – И домовой собрался было скрыться. Утечь обратно в ту нору, из которой появился. - А вот я сейчас и сыграю! – Я угрожающе занес руку над струнами. – Стоять-бояться! Я тебя еще не отпускал! Ха, насколько помню предания, эти существа наглы и трусоваты. С ними надо построже, реального вреда человеку они все равно причинить не могут. А еще мне показалось, что четвертого аккорда «химерической» гитары боггарт явственно опасается... Так и есть: существо замерло, клубясь и переливаясь клубнями темного тумана. - Бюргер, не баловал бы ты с игрушкой-то... – Прошелестело из угла. – Чего доброго, еще кто явится... - Ха, боишься? - Боюсь. – Признал домовой. – Не балуй с гитарой-то. - Я тебя отпущу, если... – Я изо всех сил напряг мозги, вспоминая старые сказки. – Если поклянешься ответить на три вопроса без лжи! - Ха, отпустит он меня! Держит он меня... Понимаешь... – Боггарт превратился в крупного черного кота с человеческой головой, вспрыгнул на трюмо и пронзительно уставился на меня. – Ладно, человек, твоя взяла. Клянусь ответить на три вопроса без лжи, если ты клянешься потом меня отпустить. Спрашивай. Все-таки он пытался на меня воздействовать. Обликом. Вы пробовали сосредоточиться и сформулировать правильные вопросы, когда на вас таращится дьявольского вида химерический кот, у которого вместо морды – лицо маленького сердитого старичка, обрамленное венчиком седых волос? Жуткое зрелище... Но я таки сосредоточился. - Что такое Мир-за... – Я осекся. Домовой недобро блеснул глазами. – Что такое Тень, за которой находится твой Мир? - Умный... – Прошелестело с трюмо. – Тень – граница, отделяющая ваш бюргерский мир от Дримленда. Так, еще два вопроса... От напряжения мыслительного процесса у меня вспотели пальцы. - Как работает химерическая гитара? - Химерические вещи – вещи, одинаковые и в том, и в другом мирах. Жителям Дримленда они позволяют выходить в Тенджибл. Жителям Тенджибла – видеть Дримленд. Каждое касание струн гитары рыцаря-пака растворяет Тень, размывает границу. Сыгранная на этой гитаре мелодия позволяет создавать и разрушать Королевства, воплощать химер и вдохновлять на битву. Если на этой гитаре играет бюргер, то возможны два варианта... – Человеко-кот улегся на трюмо, сердито потряхивая хвостом. – Если он слишком туп, чтобы чувствовать Дрим, то по нашему миру расходятся волны Банальности. Мы бежим или бесславно гибнем, человечишка... Но если этот человек – Создатель, то он может проникнуть в Дримленд во плоти. Один аккорд – одна ступень. Три аккорда – полное погружение, на четвертом аккорде начинается Творение. Четвертый аккорд изменяет Дримленд... Я обязательно доложу Красной Королеве, что один из смертных рыцарей нарушил ее Закон... – Боггарт улыбнулся поганенькой улыбкой. – Третий вопрос, бюргер. Советую не прогадать. - Что случилось с Ником, и как ему помочь? - Это два вопроса в одном. Я угрожающе занес пальцы над струнами гитары. - Вот за это вас, бюргеров, и не любят... – Пробурчал домовой. – Твой приятель, бюргер, пересек опасную черту. Он перешел дорогу кому-то из Смертных Бестий. Они держат в Тенджибле много наемников, обученных убивать сидхе. Твоего друга нужно немедленно вернуть в тело и провести обряд Пробуждения. Тогда он вспомнит все... Но я не думаю, что он обрадуется, хе-хе-хе... Я ответил на твои вопросы. Теперь отпусти меня. - Ты свободен, иди. – Я отложил гитару подальше. - Этого мало, человек. Ты должен выйти из Дримленда. - Как? - Просто скажи: «Этого не существует». - Этого не существует, - послушно повторил я. И в тот же миг потерял сознание. Очнулся и вышел в реальность я уже утром – катализатором послужил долгий, пронзительный, рвущий барабанные перепонки визг будильника. Этот страшный аппарат у меня старинный, механический, верещит так, что гарпии Древней Греции с позору посыпали бы себе головы пеплом и ушли в буддистский монастырь. Но если прицельно запустить тапком – адская машина времени выключается. Главное, попасть. За долгое время навык метания у меня выработался не хуже, чем у иллирийского пращника. Попасть я в будильник попал, но он так и не выключился. И тут до меня дошло – это ж не он! Это ж звонок в дверь... Ко мне так редко приходят, что я путаю его звук со звучанием адской машины. Кого там черти несут?.. Сонный, встрепанный и неумытый я поперся открывать. За дверью стояла... Машка. Ну собственно, кого еще я ждал? Рыжикова отличалась редкой целеустремленностью и настойчивостью в исполнении своих планов. Ей-богу, в некоторых случаях проще отвести от цели стенобитный таран... - Фи, Тошка. – Сморщилась Рыжикова, безапелляционно проходя в дом. – Ты что, в одежде спал? И, судя по всему, на полу... – Она сняла у меня с рубашки здоровенный клок пыли. – Если б я тебя не знала, то решила бы, что ты нажрался, как офицер после получки. - Извини, Маш. – Я потер лоб: немного побаливала голова. – Проходи в комнату или на кухню, там вроде заварка вчерашняя оставалась, и кофе. Растворимый. Эфиопский. А я сейчас хоть умоюсь. И побреюсь... Наверное. Но, забегая вперед, скажу, что побриться я не успел. Извечное женское любопытство испокон веков служило причиной всех бед человеческого рода. Ну, большинства уж точно… Стоя под душем, я слышал, как Машка возится и прибирается в моей комнате. Дочь фермера – аккуратистка, не до крайней степени, но строгий родитель успел приучить ее к порядку до того, как она сбежала от него в город, к буйным сородичам-студентам и рисовательным челленджам. - Эй, Тоша! – Донесся до моющегося меня ее пламенный призыв. – А откуда у тебя это? - Что – это? – Недовольно крикнул я. – Я ж не вижу! - Гитара! Ты подался в музыканты? Когда успел? Я похолодел... - Маша, не смей!! – Но было поздно. Многосторонне развитая фермерша-художница провела пальцами по струнам химерической гитары рыцаря-пака. Сразу несколько аккордов начала мелодии донеслись до моего слуха... Моя простая акриловая ванна мгновенно стала бронзовой, украшенной антуражным литьем по всем четырем углам. В таком же стиле изменился и никелированный современный кран – теплая вода теперь хлестала из разинутой пасти латунного льва, а вентилями служили львиные лапы. Матернувшись вполголоса – ну простите, допекли! – я рванулся из ванны, поскользнулся, двинулся лбом в стену, чуть не разбив старинное зеркало, сдернул с вешалки полотенце, кое-как закрепив его на бедрах, и, полушепотом матерясь не хуже гробовщика после реформы здравоохранения, вывалился в прихожую. Вашу ж Машу, прости Господи! Скромное студенческое жилье с «бабушкиным» ремонтом, в какую ж химеру тебя превратила фантазия неуемной художницы-гитаристки... Представьте себе: стены – грубая кирпичная кладка. В нишах стен (откуда только взялись!) – «белые» рыцарские доспехи итальянского фасона (позднего периода), скрещенными латными руками опирающиеся на громадные мечи. Слабо коптящие потолок факелы вместо ламп дневного света, куча оружия на стенах, стулья – «песочные часы», камин вместо газовой плиты! Общее впечатление – стилизованное под рыцарский замок антуражное арт-кафе, и посреди всего этого бедлама на обшитой бархатом лавке сидит Маша и упоенно наигрывает что-то из современных бардов. Закрыв глаза. Еще и напевая себе под нос. - Кхе-кхе... – И я решительно «перекрыл кислород», прижав все струны сразу к корпусу гитары. – Маша, ау! Открой глазки. И посмотри, что ты натворила. Скорчив недовольную рожицу, Машка вырвалась-таки из плена своих иллюзий. - Ой! – Только и сказала она. Могу ее понять. Это действительно был мощный, полноценный такой «ой». Что характерно, квартира изменилась совершенно иначе, чем когда на гитаре рыцаря-пака играл я. Что лишний раз доказывало – это все ненастоящее, это иллюзия, формируемая разумом. Разумом именно того, кто брал в руки волшебную химерическую гитару... Вот реакция Рыжиковой меня, честно говоря, удивила. И сильно. Ибо дочь фермера не придумала ничего умнее, кроме как... Пронзительно. Завизжать! - ИИИИИИИИИИИ!!!!!! – Всеразрушающим ультразвуком впилось мне в уши так, что я, босыми ногами стоявший на каменном полу, отшатнулся и поскользнулся. Плохо завязанное полотенце свалилось с меня. Внезапно узрев перед собой голого сокурсника, Маша подавилась визгом. Как будто пробку внезапно вставили, знаете. Бульк, хлюп, сдавленный всхлип... Лицо Машки пошло красными пятнами, глаза сделались величиной с окуляры бинокля. Моя же собственная реакция удивила меня самого. Привстав, я отвесил Маше легкую пощечину, а затем набросил на нее красное атласное покрывало, очень кстати случившееся рядом. Как на клетку с попугаем. И только после этого с чувством собственного достоинства нацепил полотенце на положенное ему место. Искать свои штаны или шорты во всей этой фантасмагории представлялось совершенно нереальным – ведь не вписывались они в Машкины эротические... То есть романтические фантазии. - Сударь, вы ударили даму. – Донесся до меня высокий, чуть подзвенивающий голос. – Я вызываю вас на дуэль. Выбирайте оружие! Вот черт, предупреждал же боггарт – мало ли кто может придти на звуки волшебного инструмента! Я медленно обернулся... Незваный гость, надо сказать, отлично вписывался в весь окружающий бредогенез. Это при том, что к нормальному, классическому, историческому средневековью он имел отношение не большее, чем депутат польского Сейма – к адекватному восприятию реальности. Представьте себе огромную белую крысу, ростом с сенбернара, но значительно массивнее. Вообразили? Так вот, это было лишь его ездовое животное. На красноглазом грызуне-альбиносе покачивался в седле такой же белый человечек, облаченный в гротескное подобие боевых доспехов. Словно над его обликом поработал костюмер-художник, имеющий целью сделать красиво, но с разрешением режиссера наплевать на боевую функциональность. Снежно-белый металл (не то крашеный, не то сам по себе такого цвета), коричневые кожаные ремни везде, где надо и не надо, вычурный шлем с высоким алым султаном и епанча в бело-красную полоску. Ах да, и глаза. Они у крысы и ее седока были одинаковые – красные. Ростом, вместе с «боевым скакуном», человечек был где-то мне по грудь, а Машке по шею. Вооружен тяжелой итальянской рапирой, маленьким турнирным щитом и турнирным же копьем. Боевая крыса гневно топорщила усы, перебирала лапками и рвалась в бой, седок грозил мне копьем, а мне хотелось только одного – смахнуть это наваждение, как ошметки дурного похмельного сна... - Я жду! – Гневно напомнил о себе человечек. - Подождете! – Ворчливо огрызнулся я. – Не видите, что ли, я только что из душа, и совершенно не готов к бою! - А это совершенно неважно. – Улыбнулся потусторонний гость. Лицо у него очень напоминало крысиную же мордочку. – Настоящий мужчина всегда должен быть готов к бою. Оружия достаточно висит на стене. Снимите хотя бы вон тот шестопер. – Копьем, как указкой, повелительно ткнул он в адское орудие убийства, висящее аккурат над лавкой. - А не то что? - А не то я просто убью вас. – Он с лязгом опустил забрало и поднял крысу на дыбы. Дурдом и бедлам цвели, как розы в императорском саду. Я окончательно терял ощущение реальности. Вместо того, чтобы просто сказать «Тебя не существует», я черт знает зачем повелся на его дурацкий вызов! Наверное, это была самая идиотская дуэль в истории. В левом углу ринга, то есть ристалища – Белый Рыцарь верхом на лабораторной крысе, в правом – голый, мокрый человек в одном полотенце, ухвативший со стены первый попавшийся щит и помянутый шестопер! Комната раздалась вширь. Теперь она напоминала широкую гостевую залу рыцарского замка, так что места хватало с размахом. Белый Рыцарь отвел крысу для разбега, я выставил перед собой щит и занес над головой шестопер – палицу с шестью острыми рубящими гранями. С трибун кто-то засвистел и заулюлюкал, должно быть, зрители... Какие трибуны?! Какие зрители?!! Крыса взяла разбег и понеслась прямо на меня. Человечек нацелил копье точно в центр моего щита. Я доблестно выдержал удар, копье с громким треском сломалось, крысиная морда ткнулась мне в грудь, даже не подумав укусить, а я смачно хрястнул белого рыцаря шестопером по шлему, отломав ему плюмаж. Рыцарь покачнулся и начал слезать с седла, вытягивая из ножен непомерно длинную рапиру. Я принял условно-боевую стойку. - ИИИИИИИ! – Пронзительно заверещали откуда-то сзади. Мы, естественно, отвлеклись от «дуэли». - Что это?! Кто это?! – Кругло-совиными глазами на нас пялилась Машка, прижимая к груди кусок алой тряпки. - Не беспокойтесь, миледи. Я защищу вашу честь. – Велеречивые слова донеслись из-под забрала. – Готовься к смерти, бюргер! - Маша, тебе никто не говорил, что без хозяйского дозволения в чужом доме никакие вещи трогать нельзя? – Вздохнул я. Рыцарь попер на меня пешком, выставив перед собой рапиру. Воспитанная крыса культурно отошла в угол и улеглась там, кроваво поблескивая глазами. Рыцарь начал отводить руку назад для смертоносного укола. Я не успел даже ничего сделать, как... - Этого не может быть! Не может! – Пронзительно заверещала Рыжикова. – Тошка, где мы?! Рыцарь выронил оружие. Поднял забрало. Его крысиное лицо стало печальным. - Зачем?.. Он пошатнулся и упал на колени. Крыса в углу повалилась на бок, суча лапками в предсмертной агонии. Древние стены из кирпича пошли трещинами, рассыпаясь прахом, оружие на стенах таяло, как шоколад в жару. Маленький кусочек Дримленда, вызванный к жизни по неопытности Машки, по ее же вине погибал прямо на наших глазах. - Молчи! Ради всего святого, молчи! – Крикнул я Маше, хватаясь за гитару. Я не умел играть так, как она, но нелепой смерти благородного белого воина я не хотел. Первый аккорд... Второй... - Достаточно... – Прошептал рыцарь, поднимаясь с колен. Он снял шлем со сломленным плюмажем, и у меня комок подкатил к горлу. От одного машкиного «Не может быть» рыцарь постарел на два десятка лет. Первым делом я цыкнул на Машу, как святейший патриарх на ребе еврейского квартала: - Молчи! Умоляю тебя, не говори ни слова. И не трогай эту гитару! Хватит уже того, что ты наделала. - Но я не... – Вякнула было Рыжикова, но опомнилась, смутилась, надулась и забилась в угол. Вот и славно. В одном с Машей приятно иметь дело: она неконфликтная и всегда предпочтет сначала прояснить все непонятки, а уже потом лезть в бутылку. Белый рыцарь стоял на коленях рядом со своей крысой и гладил ее по шее. Бока крысы не вздымались, красные глаза остекленели. Ездовой лабораторный грызун, увы, был бесповоротно мертв. Не зная, что сказать, я решил начать с универсального: - Сэр рыцарь, не знаю вашего имени... Я приношу вам свои извинения. - Реджинальд. Меня зовут Реджинальд. – Глухо откликнулся он. – Не стоит извинений. Юная леди, судя по всему, просто не в курсе... - Не в курсе! – Не вытерпев, влезла Маша. – Конечно, не в курсе! Что вообще происходит-то, а? Мы куда-то переместились? В параллельный мир, да? Ой, а обратно как? Лязгнув суставами латных ног, белый рыцарь поднялся с колен. Бросил взгляд на Машу. Печально усмехнулся. И снял с пояса, увешанного кучей мешочков, кошельков и сумок, небольшую кожаную флягу, заткнутую пробкой. Всего несколько крупинок серого порошка он стряхнул на тело белой крысы, прежде чем оно замерцало и растворилось в воздухе. - Не, так я не хочу. – Замотала головой Машка. – Так я несогласная! - Маш, помолчи, пожалуйста. – Вновь попросил я. – Сэр Реджинальд, мы... - Я ошибся. – Перебил он меня. – Я думал, что юная душа, наделенная умением открывать дорогу в Дрим, нуждается в помощи. Я жестоко ошибся, и ценой моей ошибки стала жизнь де Бриана. Но вы, человек, поступили благороднее меня и спасли мне жизнь. Теперь она принадлежит вам. – И белый рыцарь коротко поклонился, прогнувшись только в поясе. - Э-э-э... Не стоит таких жертв. – Не сразу нашелся я, что сказать. - Сэр Реджинальд, а кто вы? – Снова влезла из своего угла неугомонная Рыжикова. Белый рыцарь хмуро глянул на нее, подобрал с пола свою длинную рапиру, вставил в ножны и только после этого соизволил ответить: - Реджинальд де Рат, пятый оруженосец Хрустального Замка, одиннадцатый камергер Благого Двора, рыцарь Красной Ступени из рода паков, к вашим услугам. Пораженные таким длинным титулом, мы по очереди представились полными именами, невольно стараясь соответствовать его велеречивости. После чего, куртуазно испросив разрешения, я отвел Машу в сторонку и сделал ей строжайшее внушение: - Рыжикова, я тебе потом все объясню. Сейчас самое главное – молчи! А не можешь молчать, так хотя бы избегай фраз «этого не бывает», «я в тебя не верю», «реально-нереально» и всего в таком духе. Поняла? Маша часто-часто закивала головой, как китайский болванчик. - И гитару не трогай. – На всякий случай добавил я. - Не буду больше! – Побожилась Маша. – Волошин, я только зашла сказать, что билеты на «Арбалет» купила. Вот... – Она вытащила из сумочки два оранжевых квитка. – Сегодня, на три часа дня. Я вздохнул. - Спасибо, Маш... И, ради Бога, ты не видела мои штаны? - А почему ты меня об этом спрашиваешь? – Захихикала Рыжикова. - Потому что, блин, это твоя фантазия! – Рассердился я. - Я тя щас стукну. – Пригрозила художница. – За пошлые намеки! - Дурында. Вот это все, - я обвел руками изменившуюся реальность, - твоя фантазия. Твои грезы. Твой Дрим, как выражается сэр Реджинальд. Кто мечтал о древней крепости? Получите, распишитесь – вид изнутри. - Но это же... – Вовремя опомнившись, Маша прикусила язык. - Эй, а что здесь происходит? – Раздался в комнате еще один удивленный возглас. - Ноут... – Одними губами просемафорила мне Маша. Мда, похоже, одеться мне в этом бардаке вообще не суждено... Бронзовая рама старинного зеркала, в которое превратился мой скромный ноутбук, засветилась мягким оранжевым светом. И на зеркальной поверхности появился новый персонаж – он выглядел так, что Машка сдавленно охнула, не от ужаса – от восхищения... На нас, удивленно приоткрыв рот, смотрел золотоволосый юноша, облаченный в темно-синий костюм из бархата и шелка, с большим вкусом расшитый золотой и серебряной канителью. Скрепленный на шее серебряной фибулой, по его плечам струился плащ на два тона темнее камзола. Тонкая изящная шпага с ажурной рукоятью приподнимала полу плаща, а лицо, хотя и было таких невыразимо идеальных пропорций, что их и не бывает у живого человека, почему-то казалось отдаленно знакомым... Раздался отчетливый, звонкий стук – это сэр Реджинальд, опустившись на одно колено, приветствовал юношу в синем ударом руки в латной перчатке по кованому нагруднику. - Рыцарь Красной ступени Реджинальд де Рат приветствует высокородного Ши, имя которого пока неизвестно ему! - Ну, здравствуй, Ник. – Вздохнул я. – Тебя-то в нашем балагане еще и не хватало... Все-таки хорошо, что я не технарь. Технарь бы уже давно с ума сошел. Хотя нет, скорее всего, химерическая гитара в руках технаря и не подействовала бы. А я – гуманитарий, в третьем или четвертом поколении, сижу теперь и вот – чаи гоняю с Белым Рыцарем, как из сказки Кэрролла, и призраком недоумершего Ши – ну хоть теперь с ним все стало понятно. Военный совет у нас. Такие вот дела, братцы. Но для начала Белый Рыцарь попросил Машку еще разок сыграть на гитаре: - Не соизволит ли милостивая госпожа еще раз коснуться струн химерического инструмента, дабы ваш высокорожденный друг смог лично поучаствовать в нашей беседе? - Ой, да какой вопрос! – Смутилась Машка. – Конечно же. И... Это самое... А как-нибудь попроще вы не можете? - Что попроще? – Холодно осведомился благой пак. - Ну это... – Маша отчаянно покраснела. – Выражаться как-то попроще... - Не могу. – Сказал, как отрезал, сэр Реджинальд и демонстративно отошел на пару шагов. Он бы и спиной к ней повернулся, да рыцарский кодекс не позволяет такого действия по отношению к дамам. Кстати, как и к врагам, но по другой причине... Слегка приобидевшись, Рыжикова осторожнейше, как хирург, вынимающий пулю из области сердца, извлекла из волшебной гитары два аккорда «Ангела в сером плаще». И снова был «бомм-м», снова я ощутил дрожь изменяющейся реальности. На первый взгляд ничего нового не появилось, но юноша в темно-синем камзоле сделал шаг. Один только шаг. За рамку зеркала. - Кто из нас сошел с ума, вы или я? – Было первым, что он сказал. Ну, что ж, все мы начинаем с удивления, столкнувшись со Странностью… - Высокорожденный Ши ничего не знает? – Сохраняя каменное выражение лица, уточнил благородный рыцарь. Пожалуй, длинную и скучную сцену взаимного знакомства, выяснений, кто есть кто и что за нафиг, наполненную здоровым удивлением, нездоровым скепсисом и даже легким ужасом, я пропущу. И перейду сразу к моменту организации военного совета. За крепким чаем, который, на удивление мне, пили все – и бесплотный Ник, и сам по себе не слишком-то реальный сэр Реджинальд. Видимо, хороший, вкусный чай стоит выше таких условностей, как основы мироздания и теории взаимопересекающихся континуумов... Выслушав историю злополучного диггера, сэр Реджинальд не сомневался ни на мгновение: - Это не было и не могло быть случайностью. Моего благородного сеньора ударили особым ножом из чистого железа. Такой нож не купишь в магазине Тенджибла, и вряд ли даже случайно найдешь в старой крепости. - Почему? – Заинтересовалась Машка. - Так уж повелось испокон веков, что детей Дрима, юная любознательная леди, окончательно может убить только оружие, сделанное из чистейшего железа. Не чугуна. Не стали. Не булата. Чистое железо воплощает в себе высшую форму Банальности. – Пояснил белый рыцарь. – Хвала Грезе, что оно слишком мягкое, и поэтому в вашем мире используются только различные его сплавы. Они не опасны нам. Благородный сеньор легко перенес бы подлый удар обычным стальным ножом, рана быстро зарубцевалась бы, и он вернулся к прежним занятиям. Но проникшее в кровь железо воздействует на самую суть любого фейри, от высшего Ши до безмозглой Красной Шапки. - Лекарства на основе железа лишь усугубили дело. – Дополнил я. - Разумеется. Могу ли я узнать у высокого сеньора, помнит ли он свое истинное имя? – Неожиданно поинтересовался пак. Ник отрицательно покачал головой. - Ну или хотя бы род? - Не помню. Вообще ничего не помню... – Потерянно прошептал мой родственник. - Плохо дело. – Молвил сэр Реджинальд. – Железо, находящееся в крови, блокирует доступ к истинной памяти. Нужно очистить вашу кровь, и вы все вспомните. - Переливание крови! – Влезла Маша. - Случай экстренный. Поэтому да. Сгодится кровь любого смертного, у которого четвертая группа. - Почему четвертая? – Никак не могла угомониться Рыжикова. - Эта группа крови отличает подменышей. – Удивленно взглянул на нее белый рыцарь. - Кстати! – Как бы невзначай бросил я. – Что-то я никак не могу взять в толк – а кто они вообще такие, эти ваши подменыши? Белый рыцарь допил чай, поставил на стол пустую кружку и только после этого ответил: - Подменыш – фея, оборотень или тварь, занявшая тело смертного человека, чтобы жить в мире людей. - То есть как?.. – Побледнел мой дальний кузен. - Подмену обычно производят в раннем детстве, лет эдак до пяти. Существует ряд условий, которые должны быть выполнены. – Тихо рассказывал благородный рыцарь. У меня холодели уши... – Ребенок не должен быть крещен или посвящен какому-нибудь другому богу авраамических культов. Либо же ребенок должен быть проклят самым близким ему человеком. Обычно это родная мать, но бывает и отец, и даже опекун... Важно то, что он должен лишиться своей единственной защиты – веры и любви к нему со стороны близких. Достаточно одной лишь фразы «Ты мне не сын!», произнесенной с вложением Силы, яростью и болью, чтобы кереметы схватили слабо держащуюся в теле душу и перенесли ее во дворец кого-то из Цветных Королей, а на ее место поместили сущность обитателя Дрима... - То есть я... – Золотоволосый юноша, отзывающийся на короткое имя Ник, никак не хотел верить в очевидное. – Я – это вовсе не я? И настоящий я сейчас где-то там?.. - Вы – это вы. – Сказал сэр Реджинальд. – Вы – высокорожденный Ши, скорее всего из королевства Синих Лилий. Вы еще вспомните себя, если ваши друзья помогут вам... - Ой, да, точно! – Встрепенулась Машка. – Антон, у нас поезд отходит... – Она взглянула на часы. – Через пятьдесят минут! Быстро хватай деньги, документы и прочее – побежали! Спасибо вам, сэр Реджинальд! – Она чмокнула рыцаря-пака в щеку. – Ник, держись, мы скоро! - Возьмите с собой волшебное зеркало. – Посоветовал белый рыцарь. – Так вы сможете быть с лордом Ником на связи. - Кстати, а как... Выключить. Вот это все? – Запоздало поинтересовался я. - Произнесите любое заклинание, закрывающее Врата. - То есть?.. - Любой ритуал, аркан, обряд, который, с вашей точки зрения, закрывает дорогу в волшебную страну. - То есть как это любой? – Растерялся и на пустом месте затупил я. – Совсем любой, что ли? - Я поняла! – Внезапно обрадовалась Маша. Цапнула меня под руку, улыбнулась белому рыцарю, фамильярно подмигнула Нику и с выражением продекламировала: Мы гости у Сказки, но жить в ней нельзя. Здесь даже века пролетают, скользя Случайною каплей воды по стеклу. Легко короли превращаются в слуг... Маяк для души - и отрава сердец. Застыл в междумирье смятенный беглец. Вернешься - забудешь себя, и тогда Захлопнется книга. Твоя. Навсегда! И с последним вброшенным в ирреальность Словом сказочный мир начал таять. Сквозь старинную кирпичную кладку стали медленно проступать современные обои моей квартиры, камин вновь превращался в газовую плиту минской фабрики «Прометей», а фигуры допивающих чай пака и Ши становились все прозрачнее и прозрачнее. Белый рыцарь махнул нам рукой в латной перчатке, словно выдавая благословение. В последний момент перед тем, как граница между двумя мирами окончательно встала на свое место, я заметил туманный клок копошащегося в углу боггарта... Краткий миг нахождения в Сказке кончился. Мы с Машей обалдело уставились друг на друга. - Штаны надень. – Посоветовала Рыжикова. - Что?.. - Штаны свои, блин, нацепи, и рубашку какую-нить сверху! Вон они на комоде лежат. А я вызываю такси до вокзала, времени сорок минут осталось! Это все ты виноват. Совсем твоя сказочная компашка меня заморочила! В панике я заметался по дому. Одеться (кажется, Машка втихую подсматривала), собраться: в сумку-планшетку – паспорт, телефон, бумажник с некоей суммой денег, под мышку ноутбук... Не забыть! Самое главное – не забыть химерическую гитару! Вот черт, чехла же для нее нет... Быстро пригладить волосы, мгновенно полирнуть зубы в ванной, чтоб выскочить оттуда на отчаянный Машкин вопль: - Такси приехало!! В последний момент спохватиться и все-таки запереть квартиру... На «Арбалет» - сверхскоростную электричку, связывающую области Северо-западной границы с центральной империей, мы все-таки успели. За полторы минуты до отправления. - Ура-а! – Довольная, как сытый аллигатор, Маша забралась в мягкое кресло с ногами. – Сегодня ночью будем в Старой Столице. Аж не верится! Я пытался максимально удобно разместить в кресле напротив себя, гитару и ноутбук. - Да положи ты их на соседнее место. – Посоветовала Рыжикова. – До Петерсберга «Арбалет» все равно полупустым идет. Я подумал и согласился. За круглым окном (их конструкторы экспресса почему-то сделали на манер огромных иллюминаторов) плавно, но с заметным ускорением поплыл назад перрон. Поезд даже не качнулся, набирая ход... - А я думал, что «Арбалет» до Москвы за четыре часа доезжает. - Тошка, ты гуманитарий, как... – Снисходя до сочувствия, глянула на меня Маша. – Как я не знаю кто! Гуманитарнее, блин, некуда. Каких четыре часа? Это ж поезд все-таки, а не самолет! Минимум вдвое дольше. Щас гляну. – Она полезла в сумочку за билетами. – Вот! Будем в Москве в 23.59. - В полночь... – Пробормотал слегка сконфуженный я. – А что мы там в полночь будем делать, Маш? Рыжикова открыла было рот, и... - Ой. - Вот то-то и оно, что «Ой». В середине ночи попремся к предкам Ника? Фермерша-художница смущенно начала теребить ремешок сумки. - Да, действительно... Это я не подумала как-то. Но я же хотела как лучше! Как быстрее... И... - Обычный поезд приходит в Старую Столицу утром? - Вроде да... Я точно не помню, но, по-моему, в семь или восемь утра. - Знаешь, Маш, про таких, как ты, и говорят: поспешишь – людей насмешишь. – Сердито поведал я. – В поезде бы мы и выспались нормально, и в городе оказались бы во время адекватное. А в полночь там даже метро не работает. - До часу ночи оно работает. - Да? Шикарно. И куда ж мы до часу ночи на нем поедем? - Ну... В гостиницу. Я открыл сумку-планшетку, достал бумажник и демонстративно стал изучать его содержимое. - Это ты виноват! – Заявила Маша. - Ты билеты покупала, а виноват я? - Конечно, ты! Заморочил меня тут... Феями своими! - Я тебя не морочил. Я вообще тебя в эту историю не тянул, ты сама влезла. - Ну и... Ну и... Я же не знала... А как ты думаешь, он насовсем умер? – Чисто по-женски, без перехода, задалась Маша вопросом. - Кто умер? - Де Бриан. Ну, крыса ездовая. - А кто его знает... – Сердито буркнул я. – Надо же было сначала гитару без спроса хватать, а потом вопить «Я в тебя не верю!». - А ты их точно видел? – Маша сегодня была рекордсменкой по неожиданным вопросам. - Рыцаря в белом верхом на крысе? Ника в костюме принца шестнадцатого века? Интерьеры средневековой крепости в моей скромной квартире? Рад бы не видеть, но увы. Нет, Маш, мы не сошли с ума. Так легко мы не отделаемся. - Уму непостижимо... Стремительно развивающийся сюжет дал нам возможность передохнуть только сейчас. И то – в тот момент, когда мы уже ничего не могли сделать. События вдруг понеслись с бешеной скоростью «Арбалета», который хоть и не самолет, но километры пожирает так, что кажется, сама Земля под ним быстрее крутится. Он сделает только одну остановку – доберет пассажиров в Санкт-Петерсберге, и... Это будет единственный момент, когда судьба даст нам шанс сойти с дистанции. Не знаю почему, но я так чувствовал. И, скажу я вам, это очень неприятное чувство. Кто ждет нас в Старой Столице? Какие еще игроки внезапно объявятся на доске? Оборотни? Некие упомянутые рыцарем твари? Ни про первых, ни про вторых не хотелось даже думать в ином контексте, чем про персонажей легенд и фантастических фильмов. Куда мы едем? Зачем? Сами суем голову в пасть волкодлаку, одни и без оружия... Машка как-то подозрительно съежилась в кресле напротив. Убрала ноги под себя, обеими руками обняла сумочку... Мысленно вздохнув, я пересел на место рядом с ней, осторожно кладя руку на плечо. Рыжикова не взглянула мне в лицо, она смотрела в окно, на стремительно убегающие назад деревья, электровышки и телеграфные столбы, но я почувствовал, как ее напряженная спина все же немного расслабилась. До социально активной художницы только сейчас начало доходить, что она влезла в странное и, возможно, чертовски опасное дело, которое переворачивает с ног на голову все представления о мироустройстве нормального человека. Что поделать, такова Маша: сначала делает, потом думает. Не самый худший на свете порок, во всяком случае, она всегда искренна и не держит «задних мыслей». - Ты можешь сойти в Санкт-Петерсберге. – Негромко сказал я ей на ухо. - Что? – Вздрогнула всем телом Рыжикова. - Ты можешь сойти. Не ехать в Москву. Тебе незачем лезть в это дело, оно тебя совершенно не касается. Вернись домой, нарисуй свою крепость, я даже подкину пару-тройку контактов, которые могут помочь найти подходящий замок... - А ты? Ты поедешь в Москву? – Рыжикова наконец-то обернулась ко мне. - Я? Ну, не знаю... Наверное, поеду... - Зачем? Я пожал плечами: - Все равно билеты уже куплены. - Тебе не страшно? - Наверное, страшно. – Честно сказал я. – Но раз каша уже заварена, надо если не дохлебать до конца, то хотя бы одну ложку попробовать. Доберусь до родителей Ника и попробую объяснить, что... - Он же – этот... – Перебила меня Машка. – Подменыш! - Тише, не ори так. - Ну он же... – Не унималась Мария. - Ну да, он. – Согласился я. – Фейри. Страшные кельтские и германские сказки оказались реальностью. Так и что теперь? - Ты какой-то удивительный человек... – Пробормотала Маша, снова отворачиваясь к окну, но одновременно прижимаясь ко мне плотнее. – А я вот сижу и не могу поверить, что это происходит на самом деле. Что будет, если сейчас заиграть на гитаре? Во что превратится «Арбалет»? - Не знаю, но проверять меня как-то не тянет. Мне интересно другое. Зачем подменыш-пак отдал мне эту гитару? Он ведь специально оставил ее на видном месте, а до этого пытался нас о чем-то предупредить. - Ты имеешь в виду того парня с собакой? Он тоже пак? - Бери выше, он тоже рыцарь, как и сэр Реджинальд. – Я пересказал Маше свой короткий разговор с боггартом. - Рыцарей развелось, как кроликов у нас на ферме. – Хихикнула Рыжикова. – Но ты прав, это странно. - Он логично решил, что мы не поверим предостережению, и сделал так, чтобы мы сами убедились в существовании Дрима... – Вслух рассуждал я. – Кстати, скорее всего, это серьезный проступок для фей. Боггарт угрожал, что все расскажет Красной Королеве. - Может, это друг Ника, и он тоже хочет ему помочь? Блин... Поразительно! – Мысли Рыжиковой скакали, как белки с ветки на ветку. – Многие люди, оказывается, на самом деле не люди! Тошка, как ты думаешь, сколько вокруг нас... Таких? - Не берусь судить. - Может, проверим? – Рыжикова хищно покосилась на химерическую гитару. - И думать забудь! – Пресек я попытку террористического акта. – Вообще давай вести себя тише воды, ниже травы. Кстати, ты так и не ответила на вопрос, сходишь ли ты в Питере? Машка на полминуты задумалась. - Да. Схожу. Я испытал странную смесь облегчения и разочарования. - Но только если ты сойдешь вместе со мной. – Добавила она. – Пересядем на обычный поезд. И еды заодно какой-нибудь купим, а то я утром только бутерброд перехватить успела. - Береженого Бог бережет? – Насмешливо поднял я бровь. - А небереженого конвой стережет! – Наставительно подняла палец Маша. - Фу, Мария! Кто тебя только уголовным присказкам научил? - С кем поведешься – так тебе и надо! – И мне показали язык. Вообще наглеж, господа... В общем, считайте это хоть блажью, хоть странностью, хоть обострившейся паранойей, но в Питере мы, не пожалев даром потраченных денег Машиного папы, сошли с дистанции на Курляндском вокзале. Был чудный майский день, плавно переходящий в вечер, воскресенье, по площади Корнилова шатались толпы праздного народу, откуда-то со стороны улицы Бенкендорфа слышалась музыка. На памятнике самому генералу Корнилову (верхом на коне, свысока посматривающего на сдающихся в плен красных комиссаров в дурацких шлемах) гордо восседал мальчишка лет двенадцати, а около гранитного постамента крутился наряд полиции во главе с кудахчущей мамашей пацана, пытаясь его оттуда снять... На мгновение я позавидовал всем этим людям – они были совершенно не при всех этих таинственных делах, ничего не знали и никого не опасались. А в следующий момент ко мне пришла другая мысль – «Если все это люди?..» Если. Это. Люди. Сколько ж вас, тех, кто похитил человеческую душу и сам занял ее место? Сотни? Тысячи? Сотни тысяч? Миллионы? Может быть, настоящих людей уже почти и не осталось? Мы с Машей – последняя надежда угасающего человечества. Фу, черт, что за бред лезет в голову... - Э, дарагой, что на меня так смотришь, э? Рога выросли? Давай деньги, бери шаверма! Слэдующий! - Тошка, он – кто? – Громким шепотом юного заговорщика осведомилась Маша, когда мы отошли в дальний угол дешевого привокзального кафе, чтоб употребить «шаверма» по назначению. - Кто он? – Не понял я. - Приказчик! Ты на него так смотрел, что я решила, он тоже из этих... Что, правда – рога? - У самой у тебя рога. – Недовольно буркнул я. – Ничего у него нет. Или есть, не знаю. Задумался я! Просто задумался, и все. - О чем? – Не отставала Машка. Вот ведь упрямая, не рассказать – так не отстанет же... Наверное, Адам в Элизиуме тоже откусил маленький кусочек от яблока, только чтоб настырная Ева от него отвязалась. - О том, на правильной ли мы стороне. Ведь мы люди? - Ну. – Жуя шаверму, подтвердила Маша. - А они – нет. Они – паразиты, Маш, они замещают нас в наших же собственных телах. Что происходит с людьми в стране грез, в полых холмах фей? Этого не знает никто, но сказки говорят разное... На той ли стороне мы стоим? Против нас по сути ведется война, в которой мы – заведомо проигрывающая сторона. Может, мы с тобой на неправильном пути? Может, настоящие положительные герои – как раз те, кто ударил Ника ножом, выбросив его дух феи из тела? Ведь согласись, хотели бы просто убить – убили бы. А мы накрутили тут дешевой романтики про артефакты, древние предметы, конкурентную борьбу... - Думаешь, Сопротивление? Как в британских и в наших мань... Маньчжурских колониях? – Глаза Машки восхищенно округлились. - Не знаю я, Маш. Все может быть. Мы с тобой сейчас как слепые котята. Точнее, нет, как космонавты на чужой планете с разумной жизнью. Вроде кругом разумные существа, вроде с ними можно вступить в контакт, но их цели, логика, мотивы действий нам совершенно неизвестны. Более того – чужды. Куда мы лезем? Зачем? Не сожрут ли нас там с потрохами? - Подавятся! – Заявила Маша. – Я знаю, где ружье достать. - Маша, ты в своем уме? - А что не так? – Удивилась эта мисс Непосредственность. – Антон, не накручивай себя. Считай, что сейчас у нас тайный план – узнать о них как можно больше. Сколько их, чем живут, чем питаются и так далее. Для этого у нас есть все возможности. У нас есть связи. У нас есть химерическая гитара. У нас есть... Ружье! - Ты на солнце перегрелась, что ли? – Я нежно постучал Рыжикову по лбу. – Какое ружье? - Ну, я у папы возьму. Практически оно у нас уже есть! - Ага, только вот фактически – ни фига нет, а стратегически оно нам совершенно бесполезно. Но вот насчет прочего... Насчет связей... – Я взглянул на башенные часы. Вроде еще не очень поздно... – Тут ты, может, и права. Доедай шаверму. В гости пойдем. - К кому? - К инвайту. В чем прелесть обучения в Санкт-Петерсбержском Гуманитарном – это в отчасти неформальных взаимоотношениях студентов с преподавателями. Наш университет всегда был не только светочем знаний, но рассадником духа свободы, контркультуры и даже отчасти вольнодумства. Это была освященная веками традиция, шедшая еще со времен зайца, перебежавшего дорогу Александру Сергеевичу Пушкину по пути на Сенатскую площадь. Про нее, как, должно быть, про теневой интернет знали все, и всех это устраивало. Правда, со времен того знаменитого зайца дух вольнодумства слегка переродился из антимонархистских либеральных настроев в свойско-панибратские отношения с преподавателями, но что поделать, никто не вечен, даже духи... В любом случае, каждый студент СПГУ имел священное неофициальное право в случае острой нужды обратиться во внеучебное время почти к любому преподавателю. Этим-то правом я и собирался сейчас воспользоваться, благо, адрес Кирилла Петровича никогда и ни для кого не был тайной. Главное – соблюсти политес. То есть купить коньяк. Не обязательно прямо шустовский, в нашем случае, думаю, достаточно и армянского... - Кирилл Петрович, разрешите? - Мы не в армии, юноша. Интеллигенция должна говорить «можно-с?» - Пошутил слегка удивленный нежданным визитом профессор Вяхирев. – Ну проходите, молодые люди, раз пришли. Антон Волошин и Мария... Резанова? - Рыжикова. - Ах да, конечно. Проходите в кухню. – Посторонился профессор. – Простите, что не зову в гостиную, там неприбрано. - Что вы, профессор, это же извечная традиция питерской интеллигенции – принимать гостей на кухне. – Улыбнулся я, ставя на стол пузатую коричневую бутылку. Глаза профессора хищно блеснули под стеклышками круглых очков. – Простите, что без приглашения, но... - Я пока еще не склеротик. – Перебил он меня. – И помню, что долгов по моему предмету у вас обоих нет, а вам, Антон, вообще грозит зачет автоматом. Значит, вы по какому-то другому делу. Выкладывайте. Мы удобно расположились на стульях (я – с ноутом на коленях, Рыжикова – с гитарой) и... Замялись. - Кирилл Петрович, а что вы знаете о так называемых «диггерах древностей»? – Осторожно начал я. У профессора удивленно дернулись брови. - А зачем они вам, Антон? Мне кажется, это не совсем «ваша» компания. - А я в ней и не состою. – Спокойно сообщил я. – В нее входит мой кузен Николай Лузнев. Он жестоко пострадал пару недель назад от рук шведского диггера. Едва не погиб. Я хочу разобраться с этим делом. - Антон, вы – полицейский? – Кротко спросил профессор, пряча коньяк куда-то под стол. – Оперативник Третьего отделения? Зачем вам это? - Он все-таки мой родственник. - Хмм... Не знал... В любом случае, этим делом должна заниматься полиция. И уверен, что занимается. - Кирилл Петрович. – Как можно мягче попросил я. – Считайте, что я хочу оказать посильную помощь Третьему отделению. Поэтому я и прошу вас сообщить, если что-то знаете по этому делу. - Почему вы пришли именно ко мне? – Быстро спросил профессор. - Ник сам сообщил мне кое-что о вас. – Я выдержал хорошую театральную паузу. – Он сказал, что вы связаны с их движением. - Вот как? Очень, очень любопытно. - И у вас можно получить... Кое-какую информацию. - Молодые люди, я прошу вас покинуть мой дом. - Что? – Мы с Машей, опешив, выдали это одновременно. - Я ничем не могу вам помочь. Диггерство незаконно. Не лезьте в это дело, молодые люди, оставьте заниматься им тем, кому положено. Собачка замка поворачивается по часовой стрелке, просто захлопните за собой дверь. Всего хорошего. Я резко встал, бессильно сжимая кулаки. Еще немного, и я наговорил бы старому хрычу массу нелицеприятного, ведь эта сволочь явно что-то знала. Но Ник был прав: с чужаком «не из системы» не хотели делиться знаниями... Бом-м-м! Через мое тело снова прошла волна. Указывающий нам на дверь профессор вздрогнул и попятился. - Что за?.. Бом-м-м!.. Второй аккорд простенькой бардовской мелодии. Маша, забившись в угол, обеими руками вцепилась в гитару; а кухня между тем раз в пять увеличилась в размерах, и вместо электрической плиты мне в лицо пахнуло жаром из разверзтой чугунной пасти громадного камина, в котором можно жарить целиком теленка или кабана... Кухня профессорского дома менялась. Вместо кухонного комбайна возник классический перегонный куб, шкафчик с дешевым фаянсом стал огромным хранилищем реторт, мензурок и прочих колб, категорически необходимых химику. Или – алхимику?.. Помещение для приготовления пищи превращалось в лабораторию средневекового мага. Названий и назначения большей части предметов я не угадал бы даже в страшном сне. Но сам этот страшный сон был еще впереди... - Мария! Что вы делаете?! – Профессор, кажется, был не на шутку испуган. – Немедленно прекратите! Бом-м-м!.. Третий аккорд. Кажется, это был «Гимн прокаженных». - Что ты там, Маша, говорила про ружье?.. – Пробормотал я, медленно, очень медленно отходя назад, благо что раздавшееся пространство позволяло. Я не трус, но тут было от чего драпать, знаете ли... Из-под круглых, непонятно каким чудом держащихся очков на нас смотрели бесстрастные глаза пятиметрового ящера, внахлест покрытого коричневато-золотистой чешуей. Вот уж никогда не подумал бы, что скромный наш Кирилл Петрович на поверку окажется самым настоящим драконом... - СТУДЕНТКА РЫЖИКОВА! ПРЕКРАТИТЬ НЕМЕДЛЕННО!!! – Громогласным залпом прусской артиллерии гаркнул бронированный ящер. Бом-м… Четвертый аккорд. Четвертая волна. - Молодые люди, что же вы наделали... – Раздумчиво пробормотало существо, похожее на двухметрового прямоходящего крокодила. Оно вновь изменилось, теперь его худощавую фигуру скрыла темно-синяя с золотой оторочкой бархатная мантия, из-под которой виднелись только нижние лапы – трехпалые, как у птицы, украшенные внушительными когтями, и верхние – длинные, с узловатыми суставами и тоже с когтями. Только чуток поменьше. На бугристой морде твари, издеваясь над здравым смыслом, кое-как умудрились закрепиться дурацкие круглые очки. Дракон припал на все четыре лапы, извернулся, ударил хвостом, быстрой молнией мелькнувшим из-под мантии, и Рыжикова испуганно выронила гитару. Я лихорадочно шарил взглядом по стене – как назло, увешанной чем только угодно, кроме завалящего меча или хоть какой дубинки... Дракон дыхнул пламенем. Камин занялся мгновенно. - А вот теперь, студенты Рыжикова и Волошин, я хочу знать все. Говорите. И храни вас Небо от попытки солгать... - А не то что? – Немедленно взъерепенилась Маша. - А не то я просто вас сожру. – Спокойно сказал дракон. И указал хвостом на два свободных стула. И ведь был чертовски убедителен, гад... - Да уж, натворили вы дел... – Сказал профессор-звероящер, уяснив основную канву событий. - Простите, не мы, а вы натворили. – Насупилась Рыжикова. Я незаметно дернул ее за рукав, но фермерша-художница от меня только отмахнулась. - Мы – кто? – Коротко спросил профессор. – Лично я ничего не творил, кроме попыток вбить в головы бездарных студиозусов хотя бы основные зачатки мировой исторической культуры. Кого вы имеете в виду? - Ну, вас вот... Всех... – Мария сконфузилась. Я промолчал. - Сударыня, наше общество – если, конечно, вы имеете в виду нас, Существ, - профессор выделил это слово голосом, - очень разнородно. Мы слишком разные, существуем по разным законам и преследуем разные цели. Когда дракон говорил, его губы почти не шевелились. Я сделал на всякий случай отметку в памяти. - Вы, как варвары в древний храм, влезли с сапогами в мир, о котором ничего не знаете. В мир, который живет многие тысячи лет по своим собственным законам, и не станет их менять, чтоб сохранить жизни наивной парочке романтиков. Вы думаете, это сказка? На сей раз промолчала даже Маша, прижавшись ко мне спиной. Я обнял ее за плечи. - Да, это сказка. Греза. Вундерланд. Но если б хоть кто-нибудь из вас читал настоящие древние сказки без современной обработки... Сказки, знаете, не предназначались для детей. Исторически. Это уже потом они стали средством для увеселения малышей. Мы по-прежнему молчали. Разнос был справедлив. Хотя и унизителен. - Возможно, более гуманным будет вас действительно прямо сейчас убить... – Бормотал, словно нас тут не было, чертов звероящер. – Пока вы не попали в подземелья к слуа, в руки кереметов Черной Стражи или в западню к Дьявольским Шутам. Право же, это будет гораздо более легкий и безболезненный конец... Я чувствовал, как у Машки отчаянно колотится сердце. Насчет себя ничего не могу сказать, но гадский профессор посмотрел мне в глаза, и я обмер. Говорят, что удав парализует кролика взглядом; насчет этого ничего не знаю, а вот что дракон человека – точно. Пару секунд мы стояли, как два соляных столпа, под прицелом немигающих желтых драконьих глаз. А потом звероящер с силой хлопнул в ладоши и гаркнул: - Незримо! И... Все кончилось. Обычная кухонька небольшого частного дома. Никаких каминов, реторт и перегонных кубов. Никаких драконов. О том, что сейчас происходило, напоминаем только оцепеневшие мы. У Рыжиковой сердце заходится так, что его биение всем телом чувствую даже я, зато мое, кажется, норовит остановиться вовсе... Кирилл Петрович поглядел на нас сквозь очочки и достал из шкафа пару-тройку мензурок. То есть, тьфу ты, обычных русских рюмок для водки. Пошерудив в холодильнике, выставил отрез французского сыра. - Юноша, разливайте коньяк. А барышня пусть нарежет сыру. Разговор у нас, чувствую, будет долгим… - Право же, не знаю я, что с вами делать. – Кирилл Петрович совершенно по-человечески пил коньяк и пожимал плечами, а я так и не мог решить, как к нему относиться – как к человеку или как к дракону? – Единственный ценный совет, который вы можете от меня получить, это: не лезьте не в свое дело. - И – забудьте все, что видели, да? – Тихо уточнил я. И опрокинул рюмку – по-драгунски, одним залпом: нервы. Рыжикова, вон, до сих пор сидела бледнее простыни, попивая коньяк мельчайшими глоточками. И без закуси. - Невозможно? – Понимающе кивнул профессор. – Поэтому я и говорю, что легче вам умереть сейчас. Потому что мало что есть страшнее доли Зачарованных, потерявших доступ в Дрим, но сохранивших воспоминания о нем. - Я рад, что вы понимаете: выхода у нас нет. Мы уже в Дриме. - Мы уже в заднице. – Мрачно пробормотала Маша. Прокомментировала, так сказать. Профессор покосился на нее осуждающе, а я – понимающе. - Так и что же нам делать? - Во-первых, избавиться от привычки всякий раз хвататься за гитару. – Да уж, дракон знал, что говорил. – Подарок рыцаря-пака несет в себе множество сюрпризов. Все секреты химерических вещей знают только сами паки, ну еще их создатели – нокеры, пожалуй что... - Мы думали, она открывает дорогу в Дрим. - Не открывает. В Дрим нет дороги, он всегда и везде рядом с вами. Звуки этой гитары размывают границы между реальным миром и миром выдуманным, иллюзорным. Древние маги знали, как себя вести в Грезе, могли общаться с народами фей, оборотней и бестий, заклинать их, даже заставлять служить себе. Сейчас это знание людьми утрачено. - Что и позволяет вам чувствовать себя в нашем мире, как дома? – С вызовом пробухтела Машка. - Если бы все было так легко, юная леди... Наши миры не могут жить друг без друга. Без нас вы утратите вдохновение и быстро вымрете, уничтожив сами себя. А мы без вас потеряем жизненную силу и тоже погибнем. Мы – порождения ваших мечтаний. Фантазий. Кошмаров. Дримленд и Тенджибл – две стороны одной медали, одной объективной реальности. Духовное и материальное по отдельности ничего не стоят. - Ну, и каково оно, быть выдуманным персонажем? - Мария! – Возмутился я. – Что ты несешь? - Девочка ловит самую суть... – На миг из-под маски питерского интеллигента снова выглянул древний сказочный монстр. - Вы похищаете души людей. - Мы никого не убиваем. Бессмертная душа человека становится в Дриме великим воином, могущественным магом, королем, да мало ли? Она наполняет Дрим жизненной силой, питает его, как неугасимый огонь. Нет способа убить человеческую душу, пожалуй, это единственное, чем мы от вас отличаемся. – Кирилл Петрович по-простецки опрокинул рюмку армянского коньяка. - Много вас, кстати? – Невзначай поинтересовался я. - Достаточно. – Хмыкнул профессор. – Хотите много знать? Есть три основных страты: феи, к которым принадлежит ваш друг Ник, бестии, к которым отношусь я, и оборотни. Феи ближе всех к Дриму, они отражают ваши идеалы: веру в чудеса, благородство, доблесть, честь. Куртуазная любовь, рыцарские романы, подвиги, приключения – все это феи. Правда, и подлость, и жестокость, и обман – это тоже феи. - Благой и Неблагой Дворы? - Названия достаточно условны, но в этом смысле предания не врут. Кельты единственные, кто умудрился сохранить древние знания, но они многое исказили, а то и просто неправильно поняли. - Коньяк еще остался? – Внезапно охрипшим голосом влезла Маша. - Рыжикова, а тебе не много будет? – Скептически поинтересовался я. – Вторая полная рюмка, и без закуски. На пустой-то желудок. - Не-а. Я шаверму съе-ела-а! - Ну если шаверму... – Мы с драконом переглянулись. Пожав плечами, я подлил ей коньяку, который несгибаемая, казалось бы, фермерша-художница от нервного потрясения начала хлестать, как воду. Ничего, от двух-трех рюмок не умрет, а на свежем воздухе быстро протрезвеет... Подумав, себе я тоже налил. А то как вспомню истинное обличье добродушнейшего Кирилла Петровича, так опять что-то в ступор бросает. - Итак, феи. Они представляют собой идеалистическое отражение вас, людей. Всех ваших черт – от самых светлых до самых темных. Именно фей больше всего среди подменышей, именно они являются основными потребителями энергии душ. Проникая в Тенджибл, феи вращаются в кругах артистов, поэтов, музыкантов. Феям, как воздух, необходима энергия творческого вдохновения, ею они живут, ею дышат, из нее строят свои хрустальные замки. Даже «спящие», латентные феи, вроде вашего друга, так или иначе тянутся к чему-то романтическому, вон хоть к исторической реконструкции. Им не просто нужно творчество – им нужно быть рядом с творческими людьми. - В-в-вампиры! – Влезла Маша. - Почти. – Усмехнулся профессор. – Вот уж кто настоящие вампиры, так это темные, злые феи. Отражения ваших страхов. Гоблины в красных шапках, огры, слуа, иногда кобольды и даже боггарты. Они живут, заставляя людей бояться. Львиная доля все домашних тиранов – латентные гоблины. Предводители уличных банд, военные преступники, кинорежиссеры, снимающие трешевые ужасы, где режут людей бензопилами, организаторы сатанинских сект – вот кто настоящие вампиры. Они редко по-настоящему пьют кровь, хотя этим могут заниматься, например, красные шапки. Они извлекают из людей ужас – и сами являются воплощениями этого ужаса. - Бррр... – Поежились мы с Машкой. - А порноактеры? – Внезапно брякнула фермерша-художница, эротично краснея – наверное, от коньяка. - Суккубы и инкубы. – Не повел профессор и ухом. – Впрочем, в этом им люди составляют достойную конкуренцию. - А такие, как вы, профессор? – Осторожно спросил я. Раз уж дракон от коньяка раздобрел и разоткровенничался, этим надо пользоваться... - Мы – то, что в культурологии называется хтоническим началом. Машенька, удобства – там, за углом. Выключатель слева. - Сп...Ссп-сиба, господин дракон. Хтоническое н-начало... Ой, что-то меня шатает. Тошка, проводи меня, пожалуйста... – Беспокойная художница, переборщившая с коньяком, с трудом поднялась из-за стола. И немедленно начала крениться набок, как торпедированный крейсер. – Ой... Что-то все расплывается... - Пошли, начинающая алкоголичка. – Я позволил ей повиснуть у себя на шее, аккуратно разворачивая в нужную сторону. - Ай! Т-тошка, не дави так на живот... Меня щас стошнит... Коньяк паленый, наверное. - Коньяк как раз нормальный. Пить надо уметь. – Я довел ее до двери в уборную и даже заботливо включил там свет. - Век не забуду... – Пробулькала изнутри Маша. Я потер виски: тоже не мешало бы освежиться... За окном небо потихоньку приобретало алый цвет. Зашумел электрочайник. Тихо щелкнул выключатель, и заговорило висящее на стене радио: - Срочная новость. Впервые в истории скоростных линий железных дорог потерпел крушение экспресс-поезд «Арбалет». Трагедия произошла на перегоне Чудово – Малая Вишера, по неизвестной причине состав сошел с рельс на полной скорости. На месте ЧП уже работают спасатели, количество жертв уточняется... - Мне кажется, молодые люди, что вы не все мне рассказали. Молодые люди, то есть мы, подтвердили эту мудрую мысль унылыми кивками. Небо за окном окрашивалось в багряный цвет заката, со стола еще не убрали остатки сыра и коньяка, но пить не хотелось. Вот совсем не хотелось. И за окно смотреть тоже. - Гвардейца красит алый цвет, да только не такой. Он пролил красное вино, и кровь лилась рекой... – Уставившись в стол, пробормотала Мария. Я обнял ее за плечи: Рыжикову колотила редкая, но крупная дрожь. - Собака. Там была еще собака... – Невпопад протянул я. - Какая еще собака? – Заинтересовался профессор. - Большая. Похожая на дога, но не дог. У нее еще глаза были. Разные. Профессор Вяхирев поднялся, открыл стенной шкафчик и накапал Рыжиковой валерьянки. Предложил и мне, я подумал и согласился. Кирилл Петрович ушел в комнату и вскоре вернулся с какой-то книгой. - Вот такая? – Он показал нам иллюстрацию. - Да. – Единодушно опознали мы. - Вот, значит, как... – Кирилл Петрович резко захлопнул и убрал книгу; я даже не успел ее рассмотреть. – Что делала собака? Выла? - Да. А потом ее хозяин сообщил, что пес нас о чем-то предостерегает. Бастид, мол, не ошибается. - Гримы действительно не ошибаются. Но интересно не это... - Как это не это?! – Внезапно взвилась Машка. – Нас же чуть не убили! - Интересно то, - хладнокровно продолжил профессор, - что именно после этого рыцарь-пак оставил вам свою гитару. И вы попали в Дрим. - Как вы думаете, нас хотели убить? - Собака выла до или после того, как вы приняли решение ехать в Москву? – Вопросом на вопрос ответил профессор. - После. – Переглянулись мы. - «Арбалетом»? - Да. - Тогда не стоит так переживать. Гримы чувствуют приближение конкретной опасности конкретным людям. Скорее всего, вам уже ничего не грозит. Ох, не понравилось мне это «скорее всего»… - Кто такие гримы? – Осведомилась Маша. - Кладбищенские псы. Изначально – воплощения детских страхов смерти. Но чистых гримов почти не осталось после того, как Темные Короли приняли решение превращать в них предсказателей... – Профессор умолк на полуслове, а затем начал раскручивать закупоренный было коньяк. - Зачем? - «Волхвы не боятся могучих владык, и княжеский дар им не нужен. Правдив и свободен их вещий язык, и с волей небесною дружен...» - Процитировал Кирилл Петрович. – Помните? - «Грядущие годы таятся во мгле, но вижу твой жребий на светлом челе…» - Медленно дополнил я. - Пушкин – наше все! – Влезла Маша. – Ик... - Многие из фейри не слишком-то любят предсказателей. Короли Неблагого и особенно Темного Дворов часто предпочитают не знать вообще, что будет, чем держать при Дворе пророка с излишне развязанным языком... – Криво усмехнулся Кирилл Петрович, и сквозь маску человека – я готов в этом поклясться! – опять выглянул дракон. Выглянул и опрокинул стопарик. – Лух можно подселить не только в тело человека. Для этого годятся почти любые высшие животные. - Лух?.. - Душу феи. - Нас хотели предупредить? - Да. - Но зачем? - Возможно, рыцарю-паку просто стало скучно. – Быстро сказал профессор. Слишком быстро... - Кто такая Красная Королева? - Вы задаете слишком много вопросов, юноша... – Профессор взглянул на часы. – Время. Пойдемте. - Куда? - Телевизор смотреть. Телевизор у профессора был старенький, выглядевший сущим музейным экспонатом, чуть ли даже не ламповый. Или как ее называли, телевизионную технику, что производилась лет сорок-пятьдесят назад? Понятия не имею, что там за лампы, видимо, те, что изнутри коробки в экран светят… Фу ты, опять глупости лезут в голову… К нему даже пульта управления не было, профессор включал его и настраивал кнопками! Экран доисторической техники слабо засветился. Мы с Машей прижухли на диванчике. Звук появился намного раньше изображения, это был какой-то новостной канал... - По данным Министерства Чрезвычайных Дел скоростной поезд «Арбалет» сошел с рельс на полной скорости на перегоне Чудово-Малая Вишера. На месте катастрофы организованы спасательные работы, движение как скоростных, так и обычных поездов по данной ветке полностью перекрыто. Количество жертв исчисляется десятками человек, местные больницы принимают тяжелораненных. Основной версией случившегося, по словам следователей МЧД, является техническая неисправность подвижного состава. Но прорабатываются также и другие версии, в настоящее время специалисты МЧД заняты поисками следов взрывчатого вещества... Съемки были плохие. Камера прыгала, снимая то обочину дороги, то окрестные косогоры, то важные и серьезные лица шишек из местного МЧД, лишь краем и изредка задевая серебристую стрелу «Арбалета». Сломанную стрелу, ибо локомотив не просто сошел с рельс, а еще и съехал в глубокий кювет. Изредка в кадр попадало энное количество покореженного металла… Меня замутило. Машу, судя по всему, тоже. Только дракон остался хладнокровен и непрошибаем. - А сейчас мы попробуем увидеть истинную картину произошедшего... – С этими словами он надел на телевизор дополнительный экран, выглядевший как лист коричневого стекла в бронзовой оправе с финтифлюшками. Как они все тут любят финтифлюшки, ужас... На первый взгляд ничего не изменилось. Но... - Не найдут они следов взрывчатого вещества. – Завороженно пробормотал я. – Спишут на техническую неисправность. Хотя это и был... Странное коричневое стекло, во-первых, совершенно не исказило цветопередачу, а во-вторых, позволило увидеть то, что не могла показать обычная техника. Над изуродованной стрелой «Арбалета», над кучей людей на носилках, над озабоченно надувающими щеки шишками МЧД и совершенно задерганными врачами «скорой помощи» вились фигуры, словно сотканные из бездымного огня. Силуэты из чистого неяркого пламени, желтые, оранжевые, красноватые, размерами от десятилетнего ребенка до взрослого человека. Просто силуэты. Почти лишенные лиц - каждому заменяла лицо дикая пляска огненных язычков, отрисовывая некое подобие постоянно движущейся маски… - Кто это?.. – Завороженно прошептала Маша. - Джинны. – Коротко ответил профессор. - Какие красивые... Стайка джиннов, оранжевых и красных, зависла в воздухе над головным вагоном «Арбалета», очевидно что-то обсуждая. Камера не была нацелена персонально на них, оператор вообще не подозревал, что там в небесах кружится такое диво, ракурс был не слишком удачен, поэтому я вообще не разобрал, откуда взялась та серебристая стрела, что пронзила грудь красного джинна в том месте, где у человека было бы сердце. Огненные демоны разлетелись вспугнутой стайкой воробьев, пораженный джинн завис в воздухе, как-то странно дергаясь, хотя кто их поймет, что для них странно, а что нормально… Две оранжевые твари спикировали куда-то вниз, одна из них на лету уклонилась от второй серебристой молнии. Камера неторопливо поплыла вдоль косогора, оператор зачем-то менял ракурс. В толпе мелькнул кто-то с длинными мохнатыми ушами, но был ли он тем самым стрелком – осталось загадкой. Репортаж про крушение поезда закончился. Начались другие, совсем неинтересные новости. Профессор Вяхирев снял волшебный экран. - Джинны... – Задумчиво повторил он. – Они устроили теракт. Скорее всего кто-то из них просто нагрел или расплавил часть полотна на стыке, этого достаточно, чтобы поезд сошел с рельс. Бюргеры по традиции ничего не найдут... - Зачем им это? - У нас свои войны и свой террор, молодые люди... – Грустно улыбнулся профессор. - Это все... Из-за нас? - Не стоит преувеличивать свою значимость. – Грубовато посоветовал дракон. – Джиннам из «Шейх-аль-ислама» все равно, кого убивать. Людей ли, фейри ли... Но теперь наши встанут на уши. Вся Москва будет тщательно просматриваться на предмет любых незарегистрированных обитателей Дрима. Возможно, Короли выведут часть войск из Дальней Грезы. В общем... – Он помолчал. – Хватит на сегодня. Ложитесь спать. А завтра – уезжайте. Нас разместили в той же комнате с телевизором. Меня – на полу, на старом продавленном больничном матрасе, Машу – на диване, гитару – в углу у стены. Вообще я подметил, что профессор Вяхирев по прозвищу Кипа относился к гитаре рыцаря-пака с куда большим пиететом, чем мы, полуграмотные люди, волею случая попавшие в Страну Чудес. Эх, где только тот белый кролик, за которым надо идти, чтобы вывернуть обратно? ...И хочу ли я в это самое обратно?.. Было еще не очень поздно, в такое время самая болтовня в интернетиках, но я уже чувствовал, что успешно задремываю, а вскорости и полностью провалюсь в сон. Сказалось нервное напряжение и обилие впечатлений. Может быть, профессор и прав, успел подумать я. Хрр... - Антон! Антон! – Донесся до меня полузадушенный шепот, такой жуткий, что весь сон как рукой сняло. - Чего, Маш? – Чуть потише откликнулся я. - Тошка... Ты не мог бы придти ко мне? – Голос Рыжиковой звучал жалобно. – Мне страшно... Вдвоем на узком диванчике (эдакой старорежимной тахте) было тесно. Маша вжалась вглубь, одновременно уцепившись за мою руку, а я балансировал на самом краю, размышляя, упаду, если усну, или все-таки нет? Теплое дыхание художницы щекотало шею. Двадцатилетняя девушка прижалась ко мне, как ребенок, и не было в этом ровным счетом ничего сексуального, потому что не может его быть в притязаниях существа, желающего найти хоть временную, хоть психологическую, но защиту. Я неловко свободной рукой погладил Машу по виску... - Спи. Все будет хорошо. - Откуда ты знаешь, Тошка? – Время от времени она вздрагивала. Всем телом. От этого даже мне почему-то становилось жутковато. - Знаю, и все. – Немного грубовато выразился я, но, кажется, фермершу-художницу это только успокоило. – Спи, Мария. - Не могу... – Кажется, она тихо плакала. – Не могу забыть... - Катастрофу? – Сочувственно поддакнул я. – Конечно, такое забудешь... - Не... Не катастрофу. Джиннов... - Что?! – От удивления я чуть не упал с дивана. - Тошка, ты не художник, ты не поймешь... Они такие красивые и такие опасные... - Это типа всем девочкам нравятся хулиганы? - Дурак... – О мое плечо потерлись щекой. – Это эстетическое чувство. Есть ли в жизни что-то более красивое и страшное, чем огонь? А они – живые воплощения огня... - Так нарисуй их. - Обязательно. – Она вздохнула. – Хотя и не хочется. Террористы ведь. - Паны дерутся – у холопов чубы трещат... - Что? - Я в том смысле, что воюют между собой существа, а страдают обычные люди. Мало нам польских и маньчжурских сепаратистов, мало вечно тлеющего Кавказа, так еще и нелюди туда же... - Что будем делать завтра? - Ты поедешь домой. – Решительно заявил я. - Почему?! - Становится слишком опасно. - А ты? - Я? Не знаю... Посмотрим. - Или вместе домой, или вместе в Москву! - Ты что, дура, что ли? - Сам дурак! – Меня чувствительно укусили в шею. – Не спорь. Завтра разберемся. - Хорошо, а теперь спи. - Попробую... И ты тоже спи... И мы уснули. И ничего не было. И проснулись мы перед самым рассветом. От того, что нас грубо растрясли за плечи. - Что за?.. - Встать. Одеться. Выходить. - ЧТО?!! - Встать. Одеться. Выходить. – Повторила черная фигура, темным силуэтом загораживающая окно, за которым медленно сиреневел рассвет. - Слушаться. - Вторая фигура шагнула к нам от дверей. – Не делать глупостей. - Тошка, кто это?! – Взвизгнула Машка, врожденным женским жестом натягивая простыню на нос. Даром что спали мы в одежде. - Где гитара? – Деловито спросила вторая фигура. - Вот. – Оттеснив ее, в комнатку вошел профессор. Взял из угла и отдал в руки чужаку нашу гитару. Нашу гитару!!! - Проф! Сволочь!!! – Не своим голосом взвыл я, вскакивая с дивана. - Простите, ребята, но так будет лучше. – Не повел и ухом предатель-дракон. – Для вас же самих. - Кому ты нас сдал?! – Я решительно двинулся к нему, и плевать мне в тот момент было, человек он или звероящер. Профессор попятился назад. Черная фигура вытянула руку, останавливая меня. Я попытался ее оттолкнуть. Это было все равно что толкать Медного всадника... - Гитара у меня. – Бесстрастно доложила очевидный факт вторая фигура. - Уходим. – Ребята были немногословны. В тот же миг меня скрутили так, как не всякий спецназ экстремистов скручивает. Тонко взвизгнула Машка, ее сдернули с кровати и без церемоний перекинули через плечо. - Спасибо за содействие, первохтон. - Выход – там... Не удостоив «первохтона» ответом, черные фигуры надели нам на головы мешки и куда-то поволокли... Есть такая расхожая шутка: «Жить будем плохо, но зато недолго». Заезженная, банальная до массовой зевоты у всех окрестных котов, но вот засела она в голове – и чем ее оттуда выдергивать, непонятно. Да и неизвестно, нужно ли. Может, и не придется. Черные «спецназовцы» тащили нас, как грузчики тащат кули с мукой. И это само по себе не вызывало хороших предчувствий, исключительно отрицательные. Потому что даже у полицейского мангрупп к, допустим, схваченным бандитам присутствует хотя бы человеческое отношение. В смысле как к людям. А этим было все равно, кого или что нести – разумных существ или мешки с мусором. Один раз я попробовал подергаться и помычать. Черный носильщик просто ткнул какую-то точку на моей шее, и все тело пронзило острейшей колющей болью. Демонстрация физического превосходства была столь очевидной, что я притих. Выяснять, сколько он еще знает таких точек, не хотелось совершенно. Одно утешало – если сразу не убили, значит, мы им зачем-то нужны... Раз надели мешки, то предполагается, что нас выпустят. Что мы можем вернуться оттуда, куда нас тащат. И я точно знаю, кому я нанесу первый визит вежливости, отмотав срок на фейских Соловках, или что у них там... По улице нас тащили недолго. Лязгнула дверца автомобиля, меня грубо швырнули головой вперед, хоть спасибо, что на мягкое заднее сиденье. Сгруппироваться я не успел, пропахал носом через все сиденье, ударившись макушкой о противоположную дверь. Тонкий поросячий визг – и прямо мне на спину приземлилось другое тело. Весьма, надо сказать, костлявое. Двери захлопнулись. Щелкнул центральный замок. Машина просела на мягкой подвеске – нелюди уселись на передние сиденья. Короткий взрык зажигания, перешедший в плавное, еле слышное шуршание хорошего мотора... Мы с Машкой барахтались друг на друге. На нас, казалось, никто не обращал внимания. Плюнув на все, я сдернул с головы мешок, который зверски мешал дышать. Но лучше почему-то не стало. Потому что тьма вокруг царила непроглядная! Салон машины был погружен в глубокий египетский сумрак, собственную руку сложно было разглядеть. То ли адски затонированные стекла (включая даже лобовое), то ли опять какая-то магия... Кое-как мне удалось усадить девушку и усесться самому. И снять дурацкий мешок с Машки. Движение машины ощущалось лишь по тихому урчанию двигателя и легким заносам на поворотах. Нелюдь управлял автомобилем очень грамотно, по правилам, безо всякого лихачества – хотя, казалось бы, ночью, по широким улицам Петерсберга сам бог велел... Я нащупал и сжал теплую Машину руку. Говорить очевидного смысла не было. Разве что… - Куда нас везут? Я не ждал ответа, честное слово. Просто сидеть в темноте было невыносимо. Но один из черных нелюдей внезапно ответил: - Во фригольд Наместника. - Зачем? - Он решит, что с вами делать. Когда машина остановится – надеть маски. Не заставлять применять силу. Под масками, видимо, подразумевались мешки. Минут двадцать поездки по субъективному времени. Двадцать минут нервного ожидания, которое кажется страшнее любого кошмара. Двадцать минут темноты. Интересно, что это за твари такие, что чувствуют себя во Тьме столь комфортно?.. Мысли в голову лезли разные. Большей частью дурацкие. Я старательно их обрывал. Только одну мысль все же шепнул на ухо Машке, дабы немного подбодрить: - Нас не приговорили. С нами хотят поговорить. Держи нос выше, к большой фейской шишке едем! – Главное было, чтоб голос не дрожал. Но я вроде бы справился. Несколько крутых поворотов. Кажется, мы заезжали во двор. Остановка. - Надеть маски! Что в маске, что без маски – темнота была одинаковая. Гаснет шум двигателя удаляющейся машины. На сей раз нас не тащат, а все-таки куда-то ведут. Короткие лестницы. Повороты. Опять лестницы. Опять повороты. И, наконец, чей-то скучающий голос, странный – не разобрать, женский или мужской..: - Это что, те самые? Снимите с них эти глупые мешки. Я хочу увидеть их лица. На всякий случай я зажмурил глаза,чтобы не ослепнуть от резкого света. Но такая опасность нам не грозила – обитатель этого дома предпочитал жить в полутьме, полусвете – рассветных или вечерних сумерках... Помещение без окон – или окна закрыты шторами, определить нельзя, так как все стены драпированы тканями, просто спускающимися с потолка. Много мягкой мебели, то тут, то там в произвольном порядке расставлены кресла и пуфики. На потолке – электрическая люстра с имитацией под старинную, свечную. Ха, значит, мы не в Дриме! Лампы горят вполнакала. Часть – обычным светом, часть – темно-голубым. Ну и весь антураж такой... Голубенький. Тем же эпитетом хотелось припечатать и его хозяина... - Где их ключ? – Требовательно вопросил невысокий женоподобный мужчина (или мужественная женщина??). Черный нелюдь молча подал ему нашу гитару. - Работа мастера Гиуса... Кто вам дал эту вещь? – Обратился он к нам. Мы промолчали. - Кто вам дал это? - Отвечать... – Прошипел из-за спины наш черный надсмотрщик. - Мальчишка. – Буркнул я. – Он не представился. И ничего он мне не давал, а просто забыл ее на лавочке. Я сам взял. - Забыл! Ха-ха! Подменыш забыл в мире людей химерическую гитару! Очень смешно. Он с вами разговаривал? – Темные глаза хозяина дома ощупывали нас, будто щупальца. От этого было почти физически неприятно. И вообще... Почему-то этому существу хотелось заехать в морду. Сразу, без разговоров. - Нет. – Снова буркнул я. И в тот же миг сильный удар сзади по затылку швырнул меня на пол. - Антон!! – Пронзительно закричала Маша. – Что вы делаете, нелюди?! Не бейте его! - Говорите правду. – Наместник перевел щекочущий взгляд на нее. – И керемет не будет вас бить. - Разговаривал! Разговаривал! – Торопясь и глотая звуки, зачастила Маша. – Там еще собака была! Бастид! У нее глаза разные! И у мальчишки тоже! Они предупредили, что нам грозит опасность! Я медленно поднялся. Сначала на колени, потом на ноги. Чем же этот гад меня приложил, неужели просто кулаком... Вот сволочь. Из носа начала течь кровь. Падая, я ударился лицом о кресло, хорошо, что хоть зубы не вышиб... - Какая опасность? – Лениво осведомился Наместник. - Мы в Москву собирались ехать... и поехали. На «Арбалете»... А «Арбалет» взорвали... – Всхипнула Маша. - Дайте этому какую-нибудь тряпку. – Куда-то в сторону бросил Наместник. – А то всю обивку мне загадит. А ты продолжай, девочка. Из-за какой-то портьеры высунулась рука и подала мне платок. С монограммой, мать ее за ногу! Именно этой монограммой я демонстративно вытер кровь. Затылок раскалывался; наверняка будет нехилая шишка. Маша пела соловьем – про гитару, «Арбалет», профессора и собаку. Только про Ника молчала, умница, а надутый Наместник и не спрашивал. - Все понятно. – Наконец сказал он. – Приговор: именем Красной Королевы рыцаря-пака разыскать и развоплотить. Грима Бастида – на десять лет в Черный каземат, пусть там пророчествует сколько влезет. А этих двух, - он кивнул на нас, - подготовить к трансплантации. Как-то совсем невесело кончалось наше большое приключение... Мы сидели в стальной клетке на привинченной к стене лавке. Два черных нелюдя – как их там? Кереметы? – настраивали прибор, похожий на энцефалограф, имеющийся в любой районной поликлинике. Один из них, сидя за компьютером, просматривал и подбирал какие-то данные (мелькали фотографии существ, человекоподобных и не очень, непонятные непосвященному расчеты, отдаленно похожие на астрологические натальные карты), а второй регулировал два мягких кресла, соединял вместе систему многочисленных проводков с липучками для пришлепывания к телу. Просто и буднично. И от этого становилось еще страшнее. Кереметы не запугивали нас, они просто делали свою работу. Не в первый раз, может быть, даже и не в сотый. И им было совершенно наплевать на двух людей, в тихом ужасе наблюдающих за всем этим. - Не хочу умирать... Не хочу... Не хочу... – Сомнамбулой раскачивалась вперед-назад Маша. И у меня не было никаких моральных возможностей ее утешить. Сам во все это девчонку впутал... Сам влез. И ее погубил. Герой, борец с Неведомым, мать твою за ногу. Наверное, в таком же сомнамбулическом состоянии люди спокойно идут на гильотину. А мы сейчас пойдем к двум мягким креслам, двум приборчикам, так похожим на обычное оборудование для безобидного исследования токов мозга... Токов мозга... В сознании что-то щелкнуло. - Кого будем возвращать? - В поезде погибло шестеро наших. - Их нельзя. - Наместник просил вернуть его сына. - Мне все равно, что просил Наместник. Мы выполняем свой долг. - Случайная выборка? - Случайная выборка. - Подождите. Я знаю, кого надо вернуть. – Я подошел к решетке и решительно ее потряс. – Юноша Ши. Королевство Синих Лилий. Я не знаю его имени, но в человеческом теле его зовут Николай Лузнев. Верните его! На неподвижных лицах кереметов впервые появилась хоть какая-то эмоция. Одна на двоих. Удивление. - Исчезнувший инфант? - Инфант?! – Моя рожа степенью выраженного ею удивления точно превзошла кереметов с их почти неподвижной мимикой. «Ник – инфант?! Это же... Младший принц, но принц крови! Ни фига себе лихой поворот сюжета... Чертов профессор! Знал он про это или нет? А Наместник знает? Кто он вообще такой, этот Наместник? Блин... Не хватало еще впутаться в какой-нибудь заговор...» - Мысли метались стаей перепуганных зайцев, и плевать, что зайцы стаями не ходят. Я, конечно, подозревал, что Ник не простой эльфеныш, уж слишком роскошно выглядел он в своем истинном облике, но к известию о том, что в эту историю нас втянул пропавший без вести (среди фей) принц и, чего доброго, наследник какого-нибудь престола, я оказался не готов. Где бесследно пропадают инфанты, там, как правило, точатся ножи, готовятся яды и плетется паутина интриг. Там от простого человека не то что следов – пары молекул в воздухе для запаха не останется... Между тем кереметы о чем-то быстро переговорили меж собой. Я не разобрал почти ни одного слова. Это был, кажется, обычный русский язык, только произношение ускорено раз в пять, хлеще, чем у легендарных торговок одесского Привоза. Я обнял за плечи Рыжикову: кажется, у нас появился некий шанс, дохловатый, но все же... Керемет, сидевший за компом (видимо, старший), быстро прокрутил на мониторе несколько десятков фото, выбирая среди них нужное. Нет, вы не поняли: очень быстро! Он запустил промотку фото в режиме двадцать кадров в секунду, и мгновенно остановил. Сразу на нужном месте. Скорость реакции этих существ превосходила всякое разумение. - Это он? - Да. – Сощурившись из-за решетки, опознал я. На снимке был, конечно, не тот Ник, которого знал я в жизни. На меня смотрел тот самый юноша-Ши, которого явил нам ноутбук, временно превратившийся в магическое зеркало. Только здесь он был не в синем, а в бело-серебряном костюме Бог знает какой эпохи, тонко расшитом ярко-синей нитью. И в начищенной до блеска кирасе, не знавшей ни одного удара. Как есть принц принцем, влюбиться и не жить, вон, Рыжикова, кажется, уже томно вздыхает... - Ты знаешь, где он? – Кереметы снова перешли на отрывисто-рваную речь. Теперь я догадывался, почему – они с трудом выдерживали слишком медленный для себя темп. - Знаю, что с ним, и как его найти. - Говори. - Говори! - Освободите нас. – Я решил поторговаться. - Нет. Вы нарушили законы баланса двух миров. Вы должны либо уйти в Дрим, либо принять на себя чары Любви-без-памяти. - Может, мы лучше эти... Чары примем? – Робко подала голос Маша. Кереметы переглянулись: - Глупые люди. - Не знают, что просят. - Отвечай, где инфант. – Приказал мне тот, что сидел за компьютером. - Он ранен железом... - Убит навсегда? – Вскинулись оба. - Нет. Пока нет. Он стал призраком... - Доказательства? - Мой ноутбук. В нем переписка. Он остался у профессора. - Первохтон знал про призрака? - Да. – Мстительно сдал я предателя. Кереметы переглянулись вновь: - Ты не сказал Наместнику. - Он не спрашивал. - Ты поедешь с нами. – Сказал мне старший. – Вернемся к дракону. Заберем ноутбук. - Девушка поедет со мной. – Выставил я условие. - Нет. Девушка будет трансплантирована. Маша начала икать. - А я вот сейчас голову об решетку разобью. – Примерился я к железяке. – И останетесь вы без источника информации! Ник контактирует только со мной. Без меня ноутбук для вас – бесполезная игрушка. Ох, вилами на воде была писана эта моя угроза... Кто их знает, на что они способны. Может, фей-призраков голыми руками ловить и в баночку складывать? Но почему-то мне показалось, что на скорбных на выражения лицах этих странных тварей мелькнула вторая эмоция. Одобрение. Наверное, мне только показалось... - Потом? – Спросил младший керемет. - Потом. – Подтвердил старший. Щелкнул замок. - Выходите оба. Бежать бессмыссленно. - А как же приказ Наместника? – Осторожно заикнулся я, бочком выползая из клетки и выводя за руку Машу. - Мы не подчиняемся Наместнику. Мы выполняем законы справедливости. Сначала найдем инфанта. Потом отправим вас в Дрим. Уффф... Кажется, казнь откладывается. И, кстати, я наконец-то вспомнил, кого мне напоминают своей мимической особенностью кереметы. Я был когда-то знаком с человеком, воевавшим в Маньчжурии против сепаратистов. Ему выпало гореть в подбитой бронемашине. Его потом зашили неплохие медики, но... У него на всю жизнь осталось именно такое неподвижное лицо. Снова унизительные мешки, снова наглухо зачерненная машина (чем они видят сквозь непрозрачную лобовуху, тепловым зрением, что ли?! И почему полиция их не останавливает?), спасибо, что хоть рук не связывали. Впрочем, не стоит обольщаться, это вовсе не знак доверия. Это банальное отсутствие необходимости – с их-то силой и скоростью… В первый раз нас тоже не связывали. Теперь я понимал, почему. У частного дома профессора с нас сняли мешки. Места стоянки черного авто засечь не удалось; черт побери, даже марка и модель остались тайной! Конспираторы... Мать их за ногу... Но на самом деле я им за это был благодарен. Строгое соблюдение конспирации означало, что убивать нас действительно не собираются. Во всяком случае, пока. Только засунуть в этот богом проклятый Дримленд, поменяв телами с какими-то фейри... Я потер глаза и моргнул на ярко-розовое рассветное солнце: полночи приключались, однако. Кстати, выходит, наши конвоиры кто угодно, только не вампиры. Начихать им на солнце. Старший «невампир» позвонил в дверь. Через десять секунд – еще раз. Потом еще. - Кто там? – Наконец раздался изнутри сонный голос. – Молока не покупаю, извините... - Черная стража. Открывайте. - Что вам надо? – С некоторой запинкой вякнул профессор, не торопясь встречать гостей с распростертыми объятиями. - Вас. …Бом-м!.. Прошла волна. Что-то необратимо изменилось, только еще непонятно, что... Младший керемет оттесняет меня с Машей подальше от двери. …Бом-м!.. Вторая волна. Пространство раздается вширь, я не знаю, как это объяснить, но оно увеличивается, поверьте! Двор, дом, палисадник перед домом... Замком... Гротом... Все становится больше, ярче, жутче... Старший керемет одним ударом кулака, без замаха, пробивает стальную дверь и дергает на себя. Гнется металл, рвутся петли, с треском выламывается из стены косяк. - В сторону! – Командует младший. – Ложись!!! Не раздумывая, я падаю, тяну за собой обалдевшую Машку, и мы откатываемся за какую-то дурацкую клумбу. Из развороченного проема вырывается струя белого пламени, прямо в старшего керемета, держащего перед собой стальную дверь, как щит. Запах горелой краски, запах обугленного дерева, запах горящей ткани. На черном нелюде горит одежда. Судя по всему, ему плевать. Как только угасает тепловая струя, в проем рыбкой ныряет младший. Старший, отбросив раскаленное дверное полотно, прыгает за ним. Частный дом уже превратился в небольшой уютный полузамок, полугрот, как они все любят замки, ужас, аж тошнит... Я жду третьего «бом-м», третьей волны, логично завершающей слияние двух миров, но ее не все не происходит и не происходит... Только тишина. Жутковатая. Гнетущая. Из окна первого этажа, выбив раму, вываливается младший черный стражник. Откуда-то с другой стороны дома появляется первый. Комбинезон на нем обгорел, видно гладкую белую кожу, без волос... И безо всяких следов ожогов. - Отбежать на 50 метров! – У него даже тон голоса не изменился! – Быстро! Когда так командуют, лучше подчиниться. Жилище дракона, вздрогнув, как от подземного толчка, рассыпается большой кучей щебня. Вот только что стоял ирреальный полузамок-полугрот, и вот уже ничего нет... Это выглядит настолько буднично, насколько будничны все действия кереметов. Младший, отряхнув с себя пыль, хлопает в ладоши: - Незримо. - Ч-что это было? – Слабым голосом интересуется Маша. - Взрыв бытового газа. – Спокойно объясняют ей. Вскоре на месте взрыва уже изображали положенную деятельность все полагающиеся спецслужбы. Пожарники заливали домишко (осталось три стены и крыша) густой пеной, двое полицейских опрашивали зевак, дававших, как водится, подробнейшие описания того, чего они в глаза не видели. Мелькнул салатовый мундир чиновника из МЧД, мелькнул и сразу же пропал... В Тенджибле это действительно выглядело как последствия взрыва бытового газового прибора. Чем оно было на самом деле, мне оставалось только догадываться. Судя по недовольным (в случае с людьми, сказал бы – убитым) рожам кереметов – системой экстренного самоуничтожения. Дракон улетел, но обещал ли он вернуться?.. Толпы зевак, спецслужбы... Ноутбук?! Единственная связь с Ником! Поздно. Если проф не забрал его с собой, если он уцелел при взрыве, то его уже залили пеной пожарники. Может, подождать немного и попытаться откопать?.. - Вы не все нам рассказали. – Меня вывел из прострации уже ставший привычным голос робота. То есть, простите, Черного стражника. - Вы не спрашивали. – Огрызнулся я. - А он – спрашивал? - Кто? - Тот, кого вы считаете профессором. - Спрашивал... – Потерянным тоном прошептала Маша. – Он очень много спрашивал, и расспрашивал... Я промолчал. - Как вы у него оказались? – Уточнил младший стражник. - Адрес дал Ник. То есть... - Я понял. Залезайте в машину. Видимо, нелюди что-то такое сумели прочесть в наших лицах, что старший счел нужным дать пояснения: - Детальное разбирательство будет произведено на базе Черного корпуса. - А ноутбук?.. – Заикнулся я. - У первохтона. Во всей этой катавасии был только один положительный момент. Наконец-то удалось рассмотреть снаружи автотранспорт кереметов. Кто бы сомневался, что он выглядел как обычный «Есаул» Нижегородского автозавода, с опознавательными знаками полицейского перехватчика и без малейших следов неуставной тонировки? А изнутри – чернота непроглядная... Да ну их в пень с их магическими штучками! - У меня есть условие. На вашей базе нам дадут пожрать! - Идет. – Дернув углом рта, согласился старший. Это он так ухмыльнулся, что ли?.. Передо мной положили лист бумаги и остро заточенный карандаш: - Нарисуй хронологическую цепочку. - Это как? – Озадачился я. - Изобрази график событий, произошедших с тех пор, как ты познакомился с инфантом де Блёр-Ли. Включая важные разговоры. Рядом с каждой точкой на графике вкратце опиши содержание события или разговора. Отметь отдельно то, что считаешь особо важным, и то, что считаешь несущественным. - Сколько у меня времени? - Пока не доставят пиццу. – Керемет двинулся к выходу из комнаты. То есть что-то около сорока минут, прикинул я. Штаб-квартира корпуса Черной стражи располагалась в самом центре Петерсберга, на Петроградской стороне, запрятанная глубоко-глубоко в бездонных двориках-колодцах. Нырнуть в подворотню, миновать арку, подняться по ржавой железной лестнице до такой же двери, пройти в черный ход старинного здания, но не до конца – там, в тени, спрятана ниша, три ступеньки вниз, короткий туннель, еще один двор-колодец, пройти насквозь какое-то странное питейное заведение, увешанное кучей артхаусных плакатов (посетители то ли прячут глаза, то ли им в самом деле плевать, кто и зачем тут шастает), подняться на второй этаж, пройти по открытой площадке, зачем-то всобаченной сюда причудами витиеватой питерской застройки, еще одна железная дверь, и... Вот вы и на месте. Честно сказать, пугают меня эти старинные, спрятанные в жилых домах лабиринты. В Усти-на-Нарве ничего подобного нет. Наши скромные дворики питерским в подметки не годятся. Тут ведь можно что угодно спрятать, от воровской «малины» (которую подозрительно напоминало странное питейное заведение), до штаба вражеской разведгруппы. К слову, кстати, о разведгруппах... Вам интересно, как выглядит штаб-квартира корпуса Черной стражи? Забегая вперед, уточню – одного из самых могущественных, загадочных, овеянных легендами даже среди фейри военизированных формирований Волшебной страны? Так вот. Никак оно не выглядит. Три или четыре маленьких комнаты со старой мебелью, без малейших признаков обжитости. Маленькая, два с половиной шага в диаметре, кухня – ржавеющие трубы, свернутый набок кран, грязная, кое-где отколовшаяся плитка. Сальные потолки. Холодильника нет, кстати. Огромное, может статься, еще довоенной эпохи зеркало в потемневшей раме в прихожей, прямо напротив входа. Открываешь дверь – и на тебя сразу же кто-то начинает идти, не сразу и догадаешься про отражение. Освещение тут откровенное хреновое. Пара-тройка устаревших ламп накаливания на потолке, в пыли, без абажуров, и те – ватт на сорок... Нас с Машей сразу развели по разным комнатам. И выдали, должно быть, обоим такое вот своеобразное техзадание. После чего оставили одних. Дверей, что интересно, не запирали... Керемет вышел. Я поглядел на бумагу и карандаш. Провел несколько линий. Отвлекся на легкое «ж-ж-ж» откуда-то сверху. Вокруг лампочки, болтающейся на одном проводе, под высоким потолком нарезала круги жирная муха. - Ма-аш! – Позвал я в пространство. Никакого ответа. Я позвал громче. Потом еще громче. Потом открыто закричал; мне почему-то стало жутко. Ха, почему-то?! Этот дом, этот огрызок чьей-то коммунальной квартиры, выглядел мертвым! Да не просто выглядел – он был мертвым, абсолютно, совершенно, как безымянный покойник в морге! Здесь не жили многие и многие десятки лет, возможно, даже с самой Великой войны. Тут нет абсолютно ничего живого! Только пустота, обшарпанность, медленное разрушение... Разложение... Тлен... Я не мог находиться в комнате. Я выскочил за дверь. Надо найти Машу: если уж мне тут так хреново, то тонко чувствующая художница, наверное, сейчас сходит с ума от ужаса. Пара шагов по коридору, в ту сторону, куда увели ее... Я встал, как конь перед забором. Передо мной снова была облупившаяся дверь «моей» комнаты. Я медленно повернулся на каблуках. На сто восемьдесят градусов. Четко печатая шаг, двинулся прочь. Завернул за угол... Снова дверь. «Моя». Та самая, за которой мне велено сидеть и рисовать «хронологическую цепочку». Я закрыл глаза. Повернулся к двери спиной. Шагнул один раз. Открыл глаза... Дверь снова была перед ними. Полуоткрытая, ненавязчиво прилашающая прекращать дурить и начать заниматься делом. Так вот вы какие двери завели у себя, такие, что никаких замков не нужно... Вокруг грязной лампочки под потолком нарезала круги жирная муха. - Спокойно, Антон... Спокойно. К магическим штучкам тебе не привыкать. Наоборот, пускай они к тебе привыкают... Незримо! Спиной вперед, не выпуская двери из виду, я на рачий манер двинулся к углу коридора. Дверь смирно стояла на положенном месте, и никаких поползновений вроде как совершать не собиралась. - Дверь – прилагательное. – Строго сказал я ей. – Потому что к своему месту приложена. Резко шагнул за угол, обернулся – и застонал... Не сработало мое доморощенное колдовство. Проклятый проем в комнату с лампочкой и мухой вновь навязчиво делал мне намеки прекратить естествоиспытания. Значит, либо маг из меня никудышный и подслушанное заклинание в моих устах не работает, либо – это не Дрим. Другая реальность, другая магия, которых тут напихано, как чертей в матрешке. Энтшульдиген зи за столь вольное сравнение, но, боги, как же устала моя голова разбирать колдовские загадки. Даже не разгадывать, помилуйте, просто рассортировывать по косвенным признакам... Мне не оставалось ничего иного, как вернуться в комнатку с лампочкой и мухой, усиленно отгоняя мысли, что керемет мог и обмануть. В таком случае из этой идеальной тюрьмы мне не вырваться уже никогда. Чтоб подавить страх, я взялся за карандаш. Хронологическую цепочку, говорите? Не знаю, что вы имели под нею в виду, а я гуманитарий, как бог на душу положит, так и нарисую. Начнем с точки А – заглавной для всего и вся. Я и альфа, и омега, и кобыла, и телега. И точкой «альфа» у нас, безо всякого сомнения, является заселение в нехорошую квартиру... Первый пик экстремума (да простят меня математики за безбожные ошибки в терминологии) – разговор с Ником посредством ноутбука. Подумав, я разделил это дело на два маленьких пика – два разговора. Первый – знакомство, второй – адрес профессора. Появление в моем доме Маши. Разговор с нею и решение ехать в Москву. В той же точке отметка «рыцарь-пак, Бастид, предсказание, гитара». Подумав, третьим «пиком экстремума» (господи, вспомнить бы хоть, что это такое, а то опозорюсь ведь перед потомками) я обозначил первое, пусть и невольное применение гитары по назначению. Разговор с боггартом. И задумался, стоит ли впутывать в дело сэра Реджинальда... Мальчишке-паку за то, что открыл нам, людям, дорогу в Дрим, уже грозит развоплощение. Не знаю, что это, но совершенно точно – ничего хорошего. Да, он сделал это опосредованно, как бы невзначай и вообще по принципу «мы здесь ни при чем», но Наместника это не обмануло. Похоже, суд фей отличается скоропалительностью и пренебрежением к деталям, хотя тонкости их структуры власти мне пока совершенно не ясны. Старший керемет четко сказал – они не подчиняются Наместнику. Ничего не понимаю... Подумав, я все же не стал впутывать в дело белого рыцаря. Ни к чему подводить под монастырь хорошего… хорошее существо. Предположим, Ник сам вспомнил, что он из дома Синих Лилий, гитары наслушался и вспомнил. Или гадский боггарт сболтнул. Кстати, в разговорах то и дело мелькает титул некоей Красной королевы. Я точно слышал его уже несколько раз. Впервые – от боггарта, он ею угрожал. Потом?.. Когда же я слышал его потом? Не могу вспомнить. Пока не могу. Но почему-то сохраняется четкое ощущение, что она находится по другую сторону баррикад... Да, пока не забыл! Я сделал пометку на «точках Ника» - «диггеры древностей». Наверняка это важно, хотя за всей этой суматохой как-то они подзабылись. Не до древностей нам сейчас, понимаете ли, беготня, суета, погони, взрывы поездов и домов, сущий экшен... «Арбалет». Внезапная (для нас же самих) высадка в Питере, которая, без вариантов, спасла нам жизнь – мы ехали в «голове» поезда. Спонтанное желание пообщаться с профессором на тему «диггеров древностей». Второе «включение» (если можно так выразиться) химерической гитары. Я мстительно отметил, что именно предатель-проф выдал нам про Дрим максимум информации. Хотя странно он себя вел, кстати... Очень странно. От открытого нежелания общаться вначале до какого-то показного дружелюбия в конце. Вот, например, без красочного прямого эфира с джиннами мы бы вполне обошлись. В конце концов, какая для нас, по большему счету, разница, кто взорвал поезд, простые террористы или волшебные? Кирилл Петрович втерся к нам в доверие, усыпил бдительность нарочитой словоохотливостью и спокойно сдал Черной страже. Сообщив про гитару, но утаив ноутбук. Если он хотел от нас избавиться, то, предположив, что разбор полетов будет вести тот, кто не отличается любовью к долгим размышлениям, можно догадаться, что приговорят нас быстро. Смерть или трансплантация – какая разница? Видимо, став пленниками Дрима, мы перестанем быть для него опасны. А вот когда его попытались взять за глотку, дракон взорвал свой дом и бежал, прихватив ноутбук. Сколько пищи для размышлений, особенно если вспомнить, что сволочной Кипа, по словам того же Ника, прочно связан с «диггерами древностей»... - Представляешь, у них нет душа. - А... Что?! - В этом логове не работает водопровод. И в принципе нет ни ванны, ни душевой кабинки. Как так можно жить – не представляю. Я молча вытаращился на Рыжикову, как на выходца с того света. Нет. Вроде все та же Маша с соседнего потока, третьекурсница с большим художественным талантом и амбициями самую чуточку поменьше… - Ты чего на меня так смотришь? Прическа сбилась? Пуговица расстегнута где-то? – Забеспокоилась Мария, озираясь в поисках зеркала. Увы, его в моей комнате не было. - Ты... Себя нормально чувствуешь? – Наконец набрался я воздуху, чтоб спросить. - А почему я должна чувствовать себя ненормально? – Искренне удивилась она. Если есть в этом мире что-то, что никогда не сможет понять мужская логика, то этой «вещью в себе», без сомнения, является логика женская. - Курьер звонил. Пиццу везут. И колу. Надо дверь открыть. - В чем проблема? – Пребывая в состоянии легкого шока, буркнул я. – Наши хозяева ключей не оставили? - Да нет... Хотя и в этом тоже. – Замялась Рыжикова. – Я дверь найти не могу. Я воззрился на художницу снизу вверх, ощущая благодарность к Мирозданию за то, что все-таки есть в мире справедливость. - В этих ваших катакомбах всегда так? Какая-то адовая застройка, сущий лабиринт без Минотавра! Я бродила по коридорам минут пять, но ко входу так и не вышла. Как тут люди жили, интересно? - Полагаю, при людях двери тут не терялись. – Пробурчал я. – Пошли, попробуем ее найти, дверь твою... – И вспомнил цитату. Из графа Толстого: «Где люди долго не живут, недолго и кому другому завестись...» Такое впечатление, что на всей матушке-Земле люди не жили уже слишком долго. Мы бродили по квартире в поисках входной двери целых девять минут. Девять минут, господа! Можно сказать, рекорд, жаль, его не включат ни в какие книги. В обществе Рыжиковой странная магия этого места и на меня действовала иначе, словно радиус ее (Машки) «зоны влияния» была достаточно велик, чтобы вместить нас обоих. Мы переходили из комнаты в комнату – и всюду нас встречали полуоторванные обои, разломанная мебель и прочие свидетельства разрухи и запустения. Мы брели по коридору, взявшись за руки и не отрывая ладони (Машкиной) от стены – она где-то вычитала, что именно так нужно ходить по лабиринтам. Бесполезно. Полное впечатление пространства, свернутого в тугое кольцо – «ее» комнатка, «моя» комнатка, еще пара бесполезных пустых помещений, кухня и санузел без туалетной бумаги. Все. Никакого намека на выход из кольца. Телефон, между прочим, у Рыжиковой в кармане целых три раза надрывался «Имперским маршем» - курьер честно стоял у входа, мечтая отдать товар и получить деньги. Ха, да как будто мы были против! Но не объяснить же нормальному человеку про шуточки заколдованных пространств и их инфернальных хозяев...