Кокаин для Охры

Это она раздирает его на куски. Это она засовывает руку ему в грудину и вырывает сердце вместе с клочком легкого. И это он курит и смотрит, как она стоит на пороге его трешки и кусает синие губы. Бледная и безжизненная - полное отражение своей души. Дома только Анька, но Ваня не хочет, чтобы кто-либо видел их вместе. Рядом. Он и сам не хочет ее видеть. И почти давится дымом от желания захлопнуть дверь. И прищимить свою боль. Чтобы она взвыла, как раненый волк и, наконец, расслабила хватку на горле. - Что ты здесь делаешь? - Евстигнеев говорит отчужденно. С показательным равнодушием. И это, должно быть, выглядит смешно. Но главное - неубедительно. Да и для нее он никогда не был достаточно весом. Ни когда просил ее бросить наркотики, ни когда сказал, что не хочет даже слышать о ней. Она сдохла. Для него эта шлюха сдохла, как перееханая кошка, которая разлагается посреди дороги. Которую видят все. Но не трогают. Ждут пока исчезнет сама или это сделает дворник. Ваня себя дворником не считал. Особенно эмоциональным. Его душа - не помойка для всех подряд. Она не вокзал и не притон. Но его душа, судя по всему, элитный бордель. Он не пускает туда всех и каждого, но с большой вероятностью туда попадают именно дорогие проститутки. Как она. - Я скучала, - тихим голосом отзывается девушка и делает шаг вперед. Ваня не понимает себя. Дергается, как припадочный, назад и выставляет руку. - Давай без этого дерьма, Лер, - он кривит губы и все лицо. Будто укусил лимон, и его кислота расползлась по ротовой полости. Вызывает оскомину. Не надо. Блядь. Умоляю тебя, не надо. Не делай такое лицо. Я его ненавижу. Как тебя и все, что с тобой связано. Но девушка делает. О, блядь, она делает именно такое лицо. Как будто он ее ударил. Как будто виноват в том, что презирает такой отброс. Евстигнеев не считает себя намного лучше, но считает, что достоин не этого. Да и при чем тут достоинство? Она ведь снова лезет копаться в легких. Еще не все вырвала? Еще недостаточно вскрыла в нем? Лера - это самая болезненная опухоль на его памяти. Она пустила метастазы. Так глубоко и так уверенно, что сигаретный дым от очередной затяжки точно кислота разъедает остатки дыхательных путей. И эта сука видит. Эта сука чувствует. Эта сука делает. Шаг вперед. Еще один. И еще. Утыкается лбом в его грудь и закусывает, он не видит, но точно знает, нижнюю губу. Рука с сигаретой рефлекторно поднимается вверх и он отводит ее в сторону. Боясь задеть это ранимое существо. Почему? Ваня поднимает взгляд к потолку и перед глазами мелькают вереницами воспоминания. *** - Девушка-красавица, как вас такую обдолбаную родители из дома выпускают? - смеется он при первой их встрече. Лера навалена. Лере похуй. Лера хитро улыбается, и прищуреные глаза скрывают зрачки на пол лица. - Котеночек, у меня встречный вопрос, - она вопросительно поднимает накрашеную бровь, - как твои друзья отпускают тебя домой таким трезвым? Он снова смеется. И в тот же вечер обдалбываеся в говно. Его искали три дня. Но Ване было посрать. Они курили и ели. Курили и трахались. Просто курили. Идиот. Он был действительно рад такому неожиданно приятному знакомству. Знакомству, которому в пору было остаться "на одну ночь". Да хоть на три. Лишь бы выгнать это из крови потом. Лишь бы не тянутся за новой дозой. Лишь бы не видеть ее снова. *** Он опрокидывает девушку на кровать и она прогибается в пояснице. Закусывает нижнюю губу и прикрывает глаза. Зовет его. Просит. Она раздета и готова принять все, что он ей предложит. Она только что догналась второй раз и с трудом соображает, но зато Ваня еще в сознании. Ненадолго. Рука уверенно ложится на плоский живот. Чуть выше натянулась сливочная кожа, обрисовывая ребра. Боже, как же она прекрасна. И как же горячо ее касаться. Он достает из кармана пакетик и высыпает на низ девичьего живота белый порошок. Лера застывает. Мышцы как будто деревенеют и Ваня понимает, насколько ценны для нее наркотики. Насколько она боготворит их. Но мысль быстро исчезает, когда он чувствует, как подрагивает под ладонью живот. И Лера дышит. Черт, она даже дышит совершенно по-особенному. Как будто только для него. Ваня достает карту и делает дорожку на светлой коже. Ваня скручивает 50 баксов и смотрит в серые глаза. Ваня хитро улыбается и наклоняется, снюхивая порошок. Бумага слегка касается тела, и девушка мелко дрожит. Невероятная. Такая... такая... такая... Сознание взрывается, и парень больше не может держать себя в руках. Наспех проводит языком, слизывая остатки кокса, и как будто сквозь стекло слышит резкий выдох, смешанный со стоном. Джинсы с бельем слетают в мгновение. Он входит резко. Скользит членом в горячее и скользкое нутро и сходит с ума. Кайф. Первозданный. Удовольствие прокатывается щекочущим чувством от головки хера до низа живота. Его реально трясет. И он вдалбливается в поддатливое тело, распластаное на бордовых простынях с широко раздвинутыми ногами. Ее колени дрожат. Ее голос срывается. Пальцы царапают деревянное изголовье. Его любовь похожа на приход. А секс с Лерой вызывает зависимость. Лера вызывает зависимость. *** - Где ты, мать твою, шлялась? - Ваня вне себя от ебаного гнева. У него определенно едет крыша. Этой суки не было неделю. Этой. Суки. Не. Было. И его это убивало. Это разъедало его мозги и легкие, которые ахуевали от количества дыма. Его ломало. Он нюхал и глотал всякую дрянь. Не находил себе места. Представлял, как ее ебут в каком-то притоне. Как она блюет от передоза. Как задыхается. Представлял ее мертвой. И всегда срывался на очередную дозу. Без нее это теряло смысл. Но не теряло кайфа. - Котеночек, - скулы четко выделялись на исхудавшем лице, - не злись. Я же люблю тебя, - синяки под глазами, синие губы. Отвратительно. Он брезговал к ней прикасаться. Брезговал смотреть. И брезговал слушать бред, который она говорила с ангельским выражением на потасканом лице, - у тебя есть что-нибудь закинуться? Я больше не могу терпеть. Мне плохо, котеночек. Она расплакалась. Блядь. Она плакала так некрасиво. Так неискреннее. Но боль, которая горела в ее грудине - он видел это. Всю ночь он провел, сидя на полу у кровати, где она ловила приход. Приход от марки, которую он ей все-таки дал. Потому что не смог отказать. *** - Ваня, Господи, перестань! - Анька кричала и плакала. Хватала его за рукав кожанки. Умоляла не идти никуда посреди ночи. Ей было сложнее всех. Они жили вместе, и она видела все. Все его ломки. Все его трипы. Все то дерьмо, которое он не показывал остальным. Анька принимала все это до определённого момента. Пока у него окончательно не поехала крыша. Пока он не начал забывать слова на репетициях с Мироном. Пока не стал просыпаться с криками посреди ночи. Пока не шлялся с диллерами и торчками по ночам, грозясь поймать какую-то дрянь. Анька все понимала. Анька была его подругой. Анька заперла его в ванной, которую он разъебал, и терпеливо слушала все, что он выливал на нее во время ломки, не раз ночуя под дверью. Принося еду и воду, когда он впадал в забытие. Ты ебанная шлюха, выпусти меня. Конечная идиотка, нахуй ты это творишь?! Открой, блядь, я в последний раз говорю. Я убью тебя нахуй. Я, блядь, вырву твое ебанное сердце. Мне похуй! С хера ли ты мне в мамочки заделалась? Думаешь, мы друзья?! Да ты последняя шлюха. Если бы не эта квартира, я бы даже не заговорил с таким чмом! Анька, открой! Аня! "Даже не знаю, что бы я без нее делал" - потом появится подпись под ее фоткой в инсте. Подпись, понятная только им двоим. *** Ваня очистился. И теперь смотрел в потолок, чувствуя, как намокает футболка от Лериных слез. - Вань, я больше не хочу без тебя, - она обнимает его и прижимается непозволительно близко. Снова лезет туда, куда нельзя. Перестань. Боже, я умоляю тебя. Хватит. Внутри его всего трясет. Его колбасит. Передергивает. Ему горячо. Знобит. Хуево. На горло тяжелым ботинком наступает ее голос. Жалобный. Знакомый. Но он знает. Знает, что его Лера больше не человек. Нет. Она бы продала его на органы, если бы не было последствий. Продала бы, чтобы купить еще одну дозу. Она продала бы кого угодно. Потому что Ваня точно знает, насколько посрать на всех, когда тебя ломает. Тебе посрать на чувства родителей, чувства друзей. Тебе нужна доза. И это единственная мысль, которая крутится на повторе в голове, когда тебя отпускает. Хватит. Говорит он себе. Достаточно. Ваня закрывает глаза и делает глубокую затяжку. Рука тянется к такой родной голове. И он аккуратно кладет ладонь на макушку, зарываясь в жесткие волосы. Ваня смотрит в потолок и выдыхает сизый дым. А вместе с ним и все свои принципы. - Я скучал по тебе, - тихо отзывается он и закрывает глаза.