Несколько сцен из семейной жизни двух охотников-натуралов

- Мне нравятся твои духи. - Для тебя вызвал.

Лет в двадцать восемь, когда они охотились на пару с Сэмом уже больше полутора лет, Дин сделал для себя один простой, но немаловажный вывод. Проблема, решил Дин, проблема заключается даже не в том, что они спят друг с другом, потому что они, Бога ради, родные братья и, нет, не спят. Проблема заключается в том, что им сплошь и рядом встречаются люди, которые свято уверены в обратном. В последующие десять лет Дин прочно утвердился в своём мнении и на с завидным постоянством повторяющиеся лукавые, якобы проницательные улыбки, подкрепленные неизменным «сэр, возьмите наш номер для новобрачных, там такая кровать, даю слово, не пожалеете» умудрялся поначалу даже отшучиваться: - Простите, мисс, но мы тут немного в ссоре, так что можно подобрать нам что-нибудь попроще и желательно с двумя койками, окей? Или: - Сладкая, у меня голова раскалывается так, что хоть помирай, как думаешь, две кровати в номере будут нормальным намеком или надо было ему сразу букетом по морде врезать? Ну или на худой конец: - Мы не определились пока, кто будет сверху, и до тех пор спим раздельно, так что, упс, номер для новобрачных отпадает. Фраза «мы братья» не срабатывала ни в какую – не срабатывает и теперь. Сэм поначалу краснел всей шеей, скулами и даже возмущенно наморщенным лбом на пару с девушками за стойкой, потом закатывал глаза, горестно вздыхал и подхватывал: - Мы на грани развода, милая, нам ваш кинг-сайз как-то не к месту. И краснел, бледнел и злился уже Дин, потому что тридцать семь лет — это уже ни в какие ворота, нет, ну серьезно, и, когда Сэм открывает рот на эту тему, тоже – ни в какие ворота. Дин никогда не был гомофобом, да что там, пожалуй, его даже можно назвать одним из самых терпимых людей во всех пятидесяти штатах доблестной Америки, потому что он искренне клал на пол, расу и ориентацию человека, если только этот человек не собирался в ближайшее время сбросить с себя шкурку, отрастить дюймовые клыки и умять на завтрак пол-очереди в местечковом супермаркете вместо тарелки хлопьев. Так что, да, Дин довольно толерантный парень, а Цезарь и Джесси классные ребята, и сработаться с ними получилось на удивление легко, и охота прошла ровно и без лишних жертв, но Цезарь, пожимая ему на прощание руку, говорит: - Вы отличная команда, парни. Было круто с вами поработать, - и, когда Дин уже расплывается в довольной ухмылке, он, понизив голос в доверительный, интимный полушепот, продолжает: - Мы тоже раньше представлялись братьями. Ничего страшного, оно придёт само. Когда-нибудь. До Дина доходит с большим опозданием, и, когда полминуты спустя он поспешно начинает отнекиваться, Цезарь только ободряюще ему улыбается и хлопает ладонью по плечу, мол, все окей, мужик, здесь все свои, теперь ты в клубе. В гей-клубе, мужик. Ну, охренеть теперь, что. - Они решили, что мы тоже, - растерянно говорит Дин минут через сорок Сэму, когда они выруливают на федеральную трассу, ведущую прямиком в Канзас. До Лебанона не больше четырёх часов езды, а, значит, можно домчать без остановок, в один присест. Дин думает о том, как меньше суток назад, когда они сидели все вчетвером, он спросил у Цезаря, каково это, осесть с охотником, и Цезарь посмотрел на него как на идиота. Джесси посмотрел на него как на идиота. Чёрт, да даже Сэм посмотрел на него как на идиота. Дин и почувствовал себя идиотом, - а как не почувствовать? - Ну-у, того. Они решили, что мы тоже того. Последнее слово Дин на всякий случай выделяет интонацией и выразительным задиранием бровей, чтобы Сэм лучше прочувствовал весь трагизм сложившейся ситуации. Вот только Сэм нихрена не чувствует, потому что одной рукой взбалтывает свой Большой и Ужасный Овощной Стакан, как называет его про себя Дин, а пальцами второй усердно долбит по сенсорной клавиатуре телефона. - Ага, круто, - отвечает он таким тоном, что сразу становится ясно, что ни разу он не "ага" и уж тем более ни разу не "круто". Сэм порывается сказать что-то еще, и в этом "что-то" мелькает имя Джоди, но Дин перебивает его – не получается затормозить после предыдущей своей же реплики и прикусить язык. - Разве у них не должно быть этого, как его..? – Дин неопределенно взмахивает рукой и, чувствуя себя совсем уж конченым кретином, неловко заканчивает: – Ну, радара специального? Судя по тому, как несколько последних раз Сэм встряхивает свою полезную мутотень в стакане и медленно поворачивает к Дину голову, прикусить язык все же стоило. - Прости? – уточняет брат, и выражение его лица меняется, перетекая из привычно сосредоточенного в фирменное сучье. И не просто в сучье, а в такое, как, когда Сэм сучит, Дин говорит ему "ради всего святого, Сэмми, перестань сучить", и Сэм начинает сучить с утроенной силой тупо Дину назло. Дин называет это выражение "Сучья стадия 2.0". – Мне показалось, или ты тут про гей-радар толкуешь? - Я не педик, Сэм, - это должно было прозвучать возмущенно, но вышло отчего-то как-то совсем уж жалко и едва ли не вопросительно. Ну, приехали: когда парочка геев с многолетним стажем принимает тебя за своего, это уже даже не повод задуматься – это гораздо, гораздо хуже. – Мне бабы нравятся. - Поздравляю? - предполагает Сэм, чуть приподнимая и сводя вместе брови. - Мне можно просто похлопать, или закатим праздничную пирушку? И это уже третья сучья стадия, после которой идет только стадия «заткнись, или я сам тебя заткну», уже Динова. - Заткнись, или я сам тебя заткну, - устало бурчит Дин и, хоть как-то пытаясь сгладить ситуацию, пару минут спустя добавляет: - Ты что там про Джоди говорил? Сэм смотрит оценивающе, видимо, решая, стоит отпустить Дина с миром или нет. В неравной схватке милосердия с комплексом младшего брата милосердие одерживает верх, и Сэм поясняет: - Она мне на мейл написала. Говорит, что её банда пыталась сжечь вендиго, а сожгла вместо этого три гектара заповедного леса недалеко от Су-Фолс. Теперь они сваливают в Луизиану от разъяренных гринписовцев. Джоди спрашивает, смогут ли они переночевать у нас, а то путь неблизкий. Я скажу, что все окей, пусть останавливаются, ты же не против? - Не против, - милостиво соглашается Дин, - если только они не устроят охоту на вендиго у нас на кухне. Теперь он чувствует себя не просто кретином, а ворчливым кретином – просто два в одном. И как оно прозвучало, а: у нас на кухне. Нет, серьезно? Неудивительно, что их принимают за парочку престарелых педиков. Сэм, не замечая, однако, Диновых душевных терзаний, кивает, отворачивается и снова принимается долбить пальцами по клавиатуре. - Я так ей и напишу… - говорит он, и в следующую секунду Дин понимает, что рано радовался проявленному милосердию, потому что Сэм, довольно скалясь себе под нос, добавляет: - …сладкий. Дин только бросает на него испепеляющий взгляд. *** Джоди с бандой должна приехать в субботу после полудня, и поэтому в субботу с утра пораньше Сэм предлагает разыграть мытье полов в камень-ножницы-бумагу. Дин вскидывает брови. Сэм настороженно принюхивается и все норовит заглянуть ему в кружку – как чувствует, зараза, что Дин выскреб пять минут назад из жестянки последние полторы ложки кофе. Нет, а что? Кто первый встал, того и тапки. В их случае – последняя порция кофе. И так-то дрянь получилась, а раздели Дин остаток поровну, оба пили бы подкрашенную воду без вкуса и запаха. - Ты это серьезно, ботаник, или притворяешься? – уточняет Дин, на всякий случай покрепче сжимая кружку и делая глоток побольше. Горло дерет кипятком, и Дин шипит, в срочном порядке облизывая губы. Помогает мало. Знай Сэм, что на кухне его ждет разве что зеленый чай в отсыревших пакетиках, ляпнул бы с оскорбленным видом что-нибудь про мгновенную карму. Ага, как же. И, кстати, если он искренне надеется на то, что Дин забыл, что сегодня не его очередь, то пусть идет нахер. Скатертью дорожка. В который раз всплывают в голове собственные слова про совместную жизнь с охотником. Каково, каково – вот каково: раком и с тряпкой в зубах каждую вторую субботу. Сейчас, подостыв, Дин думает обреченно, что, может, зря возмущался: будь они нормальной гейской парочкой, убирались бы по выходным в обычной квартире, а не в тайном подземном убежище на пару сотен квадратных метров. Надо протереть полы в нашем подвале с пентаграммой и стулом с цепями, Дин. Стряхни пыль с той огромной проклятой книги, Дин. Как насчет разобрать старые кассеты с записями экзорцизмов и кровавых жертвоприношений, Дин? Не жизнь, а сказка. Сэм в последний раз глубоко вдыхает, с подозрением косясь на Динову кружку, потом пытается состроить щенячью морду и, когда это не срабатывает, раздраженно фыркает. Вообще он благородный парень и все в таком духе, но драить полы не любит – да и кто любит вообще? - Ладно, - говорит Сэм, признавая полное фиаско своей утренней кампании, - ладно. Ладно, и в качестве утешительного приза и компенсации уязвленному Сэмову самолюбию Дин получает на руки забитый под завязку мусорный пакет и список продуктов на целый лист А4. Он не в курсе, когда конкретно они начали закупаться в супермаркетах, как перед Третьей мировой, но предполагает, что примерно с сегодняшнего утра. Дин одевается быстро, и, когда допотопный, принадлежавший еще Летописцам чайник разражается оглушающим свистом, он уже натягивает ботинки. Дверь на кухню открыта, и слышимость прекрасная: Дин на раз разбирает, как, напевая что-то из девчачьей попсы себе под нос, Сэм гремит посудой. Сначала достает любимую зеленую чашку с полки, потом выдвигает ящик с ложками, и уже после лезет за кофе, и – упс. Нет, Дин не хотел позлорадствовать, просто по глупости пихнул пустую банку на ее законное место. Не подумал, с кем не бывает, ну. Невнятный Сэмов бубнеж стихает, и в секундной, довольно угрожающей тишине Дин поспешно отщелкивает замок. - Ди-ин! – раздается со стороны кухни обвинительно-требовательное, и одновременно с этим Дин кричит: - Я ушел, дорогая! – и выметается прочь в так и не зашнурованных ботинках. В погоню, потрясая пустой банкой, Сэм не бросается, и это не может не радовать, так что в машину Дин падает в приподнятом настроении: в конце концов, это не ему предстоит сидеть полдня без кофе и мыть полы, а, значит, жизнь удалась. И, да, Дин в курсе, что после этого он никакой не лучший старший брат на свете, но что уж тут поделать. Хочешь жить и жить бодрым – умей, как говорится, вертеться. До супермаркета он добирается, укладываясь в привычные пятнадцать минут, еще четыре воюет с тележкой, каким-то мудацким способом соединенной еще с десятком таких же, и только потом разворачивает заветный лист. Да, Сэмми определенно стратег и всегда был стратегом: знал ведь, что Дин ни в жизнь не купится на попытку втюхать ему внеплановую уборку, и наверняка еще с вечера накатал список в тридцать два наименования. Дин посчитал, ага. Ну, хорошо-хорошо. Не совсем посчитал, Сэм, ботаник, сам пронумеровал все пункты. И ладно бы нормальный список составил, засранец, раздраженно думает Дин, в третий раз заруливая в овощной отдел, нет, понаписал так, чтобы Дин побегал в свое удовольствие. Ведь можно же было помидоры, яблоки и кукурузу записать по порядку, а не под номерами «четыре», «семнадцать» и «двадцать восемь», разве нет? Вспомни Сэм, что дальше всего в супермаркете находится детский отдел, им бы в срочном порядке понадобились подгузники и детское питание, – серьезно, Дин руку на отсечение дать готов. Сначала подгузники и питание, потом жвачка с самой кассы, а потом снова подгузники и питание. Кофе в списке не значится, потому как такой подлой подставы, как сегодня с утра, Сэм явно не ожидал, и Дин на несколько секунд всерьез задумывается о том, чтобы ненароком его забыть. Потом, правда, решает, что это слишком уж жестоко и что самому ведь потом страдать придется, и бросает в тележку сразу две банки. Он же не зверь какой, в конце-то концов. Что бы Сэм там сейчас себе ни думал. К кассам Дин выезжает целую вечность спустя, взмыленный, вымотанный и нагруженный, как ишак, и какая-то старушка, аккуратно выкладывающая на медленно ползущую ленту батальон обезжиренных йогуртов, смотрит на него очень уж пристально и подозрительно. Дин надеется, что улыбается ей достаточно мило и по-соседски, но старушка только отступает на два шаркающих шага и с грохотом ставит на ленту табличку «следующий покупатель». Дин даже оглядывает себя, проверяя, не напялил ли спросонья футболку с позапрошлой охоты – точно на груди на ней осталось кровавое пятно. Сэм попытался было выбросить на помойку, но Дин заартачился, сказал, что оставит на память: а что, неплохой принт вышел. - Ты идиот? – сварливо уточнил Сэм, закатил глаза и ответил себе же: - Ты идиот, Дин. А принт, между прочим, и вправду получился что надо. Не то чтобы Дин собирался и дальше носить эту футболку, но оставить ее трофеем все же стоило. Удостоверившись, что футболка на нем чистая и разве что немного мятая – совсем чуть-чуть, честно, – Дин снова пытается улыбнуться. Для надежности старушка впечатывает в ленту раскрытую, сморщенную ладонь – как будто каждый маньяк только и мечтает о том, чтобы утянуть ее покупки. Сотни тысяч гребанных йогуртов – то-то Сэм обрадуется. Девушка на кассе, высокая, темноволосая Дженис, на которую Дин положил глаз еще в первый свой визит сюда, мажет по нему взглядом, брезгливо поджимает губы и возвращается к никак не кончающимся йогуртам. Настроение портится окончательно. Горестно вздохнув, Дин принимается выкладывать покупки на ленту. Было бы здорово, думается даже не рассерженно уже, а как-то обреченно, было бы здорово, если бы и здесь – да, и здесь тоже – его не считали, ну, того. Того самого, ага. И ведь ничего не предвещало: все было прекрасно ровно до того дня, как полгода назад Дин едва не вытребовал у стрелявшей глазками на поражение Дженис номерок. Сэм, отосланный за забытым молоком, появился как никогда вовремя – нарисовался у кассы с каким-то непонятным цветком в огромном горшке и двумя ярко-оранжевыми тарелками в охапке, выгрузил это все деловито на ленту, зачесал волосы назад и возвестил жизнерадостно на весь магазин: - Подумал, что нам не помешает оживить обстановку дома, что скажешь? - а потом ткнул пальцем в табличку «терминал временно не работает» и уточнил, выуживая у Дина прямо из рук бумажник: - У тебя же есть наличка? Как будто первой фразы оказалось недостаточно, чтобы Дженис потеряла к Дину всяческий интерес. Дин Сэма едва не пристукнул потом и даже не скрывал злорадства полторы недели спустя, когда цветок окончательно и бесповоротно засох. И сам с большим удовольствием вынес его на помойку вместе с горшком. Дженис даже не улыбается ему, пробивая покупки, и Дин решает, что, наверное, не стоило тогда так злиться: тарелки-то, в отличие от дамочки, оказались классными – до сих пор были целы и невредимы, и только из них они с Сэмом и ели. Дженис рапортует скороговоркой: - С вас восемьдесят три доллара и двадцать пять центов, сэр. - Дин с облегчением тянется за картой. Хорошо, что хоть сегодня терминал в порядке. Домой Дин возвращается немного повеселевшим. Проворачивает ключ, шагает широко внутрь и тут же, опомнившись, поспешно отступает назад – становится стыдно. Воровато оглянувшись и убедившись, что Сэма на горизонте не наблюдается, Дин стягивает ботинки и тщательно затирает пяткой свежий след от протектора. Старался человек, мало ли. И, только поставив пакеты, Дин замечает у порога три лишние пары обуви – женской, разумеется. Внизу в дверном проеме вырисовывается Клэр, и первое, что бросается Дину в глаза: на шее у нее болтаются его – его! – наушники, заботливо замотанные изолентой. - Хей! – Клэр вскидывает обе руки в приветствии, и Дин думает: вот он. Вот он – апокалипсис местного масштаба. Как будто всех, что случались до него, им с Сэмом было мало. *** Апокалипсиса, даже местного масштаба, конечно, не случается, Алекс и Клэр не пытались в его отсутствие поохотиться в бункере ни на вендиго, ни даже на самого завалящего призрака, и Дин вздыхает с облегчением. Он совсем расслабляется, когда его последние и потому горячо любимые наушники оказываются у него в руках. Сэм, едва зайдя в кухню, где они втроем распихивают в холодильник потом и кровью добытую жратву, неопределенно взмахивает рукой, указывая Клэр на шею, и советует со сдержанным смешком: - Лучше сразу отдай ему. Я сломал его предыдущие, так он меня чуть не убил. Клэр смотрит сначала непонимающе, но потом до нее доходит, и она, хмыкнув, стягивает наушники с шеи. - А я-то думала, чего это он на меня так странно смотрит. Дин, вообще-то, и сам собирался провести воспитательную беседу на тему того, что чужое брать ой как не хорошо, но решил потом повременить с этим делом – гости же. Прибрав наушники к рукам, он пихает их на холодильник от греха подальше. Сэм закатывает глаза и переключается с Клэр на него: строит недовольную мину и уточняет сучно, купили ли ему кофе – надеюсь, ты в курсе, что ты эгоистичный придурок, Дин? Дин в курсе, но он же уже купил кофе, а, значит, вопрос снят. Минут десять спустя на кухню захаживает Джоди. У нее волосы стоят торчком после душа, и она вытирает их на ходу полотенцем, потом откладывает его и крепко обнимает Дина, говорит, что рада видеть его задницу целой и невредимой. Дин не может с ней не согласиться, хотя и отшучивается, что поход в супермаркет с Сэмовым списком не такая уж и опасная миссия, как можно было бы предположить, конечно, он предпочел бы упокоить полкладбища, ну да разве меня спрашивают, Джоди? Алекс и Клэр фыркают, Сэм притворно оскорбленно пыхтит себе под нос, а Дин задумывается: а предпочел бы? Кроме шуток. «Стареешь, Дин?» - ехидничает внутренний голос, и Дин, как ни старается, не может разобрать, Сэмовы у него интонации или его собственные. …Вечером Джоди готовит им ужин, и Дин даже предлагает ей задержаться в бункере на пару недель – чего ей сдалась эта Луизиана, в самом-то деле. Сэм обзывает его меркантильным чудовищем, но идею истово поддерживает. Джоди коротко смеется и качает головой, отказываясь. Малолетние поджигательницы вендиго и всего к нему прилагающегося ведут себя за столом подозрительно смирно, и Дин делает вывод, что они все еще наказаны, и наказаны, судя по всему, серьезно. Даже Клэр с ее густо подведенными глазами и попыткой умыкнуть его наушники вызывает сочувствие, и, испытав вдруг острый прилив вдохновения и желания помочь ближнему, Дин пытается разрядить обстановку и вспоминает самые позорные провалы на их с Сэмом веку. После третьего по счету его охватывает нешуточный азарт. - Сэмми было пять, - вещает Дин, взмахивая вилкой и краем глаза наблюдая за братом. Сэм, до сего момента уминавший за обе щеки пасту, на этой фразе настораживается. О, да, детка, Дин в курсе, что это твоя любимая история, так что просто расслабься и постарайся получить удовольствие. – Сэмми было пять, и отцу было негде нас оставить, в смысле, совсем. В единственном мотеле в городе случился пожар, а дело было срочное, и ему пришлось взять нас с собой на кладбище… - Дин! – возмущается Сэм, заливаясь краской, но Дин стреляный воробей, его этими «Ди-ин» и грустными щенячьими глазами не проймешь. Плавали – знаем. Ну, хорошо, хорошо! Сэм просто плохо старается. Послав брату свою любимую «у-меня-все-под-контролем-не-парься» улыбку, Дин продолжает: - Отец посадил нас в круг из соли, а сам принялся за могилу. Раскопал и даже уже полил кости бензином, как призрак его шуганул и давай гонять по всему кладбищу. Я здорово перепугался тогда, отвлекся, и Сэмми удрал из соляного круга. У Сэма едва пар из ушей не валит. Сделав над собой усилие, он отправляет в рот очередную порцию пасты и разве что вилку пополам не перекусывает. Дин ликует. - Ну и, очевидно, он вдохновился тем, как отец поливал кости из канистры, встал на самый край раскопанной могилы, снял штаны и – прямо туда. Дин обозначает движением руки неширокую дугу: от груди и прямиком Сэму в тарелку. Клэр и Алекс смеются. Джоди несколько секунд смотрит на него с чуть приоткрытым ртом, потом очень медленно продолжает жевать. - Молодец, Дин, - вздыхает Сэм, горестно качая головой. Ну, надо же, прямо пантомима «пожалейте меня, несчастного, у меня брат дегенерат». Ха! – Отличная история. Самое то за столом. - Зануда, - веско припечатывает Дин, но, глядя на так и не вернувшее нормальный цвет лицо брата, испытывает легкий укол совести и даже предлагает вымыть после ужина посуду. Сэм, не будь дураком, соглашается. На ночь Джоди устраивается у Дина в комнате, Алекс и Клэр – у Сэма, и им вдвоем ничего не остается, кроме как вытащить на свет божий из багажника старый надувной матрас. Сэм, по-видимому, еще злится за ту невинную – нет, а что такого-то? – историю, и устраивается на самом краю к Дину спиной. - А поцелуй на ночь, Саманта? – нудит Дин и получает на ночь только средний палец через плечо. О кровати кинг-сайз, которую им до сих пор с завидным постоянством предлагают в мотелях, думается с почти физически ощутимой тоской. Дину помнится, что в последний раз они спали вот так лет пять назад, когда надо было караулить призрак в огромном школьном спортзале, и тогда почему-то не было так тесно и неудобно. Дин, оставшийся на стреме, позорно завалился рядом с Сэмом и уснул спустя два часа после начала своей вахты, и в результате их обоих чуть не заколотил до смерти бейсбольной битой очень мертвый и очень злой физрук. Матрас ко всему прочему еще и несильно, но настойчиво спускает. Дин четыре раза за ночь просыпается от того, что его задница едва не касается пола, и подкачивает матрас специально припасенным для такого дела насосом. Так уж и быть, Сэм молодец, что предложил не убирать его. Дважды брат рефлекторно подрывается вместе с ним, но, так и не проснувшись до конца, оба раза невнятно посылает Дина. Один раз просто куда подальше, а вот второй – за тако с гвоздями. - Что, прости? – переспрашивает Дин, оборачиваясь. Сэм садится на матрасе и очень серьезно повторяет: - Тако. С гвоздями. Дин сначала щелкает у Сэма перед лицом пальцами и, когда тот только обиженно морщит нос и медленно ведет головой в сторону, клятвенно обещает, что завтра с самого утра они поедут в лучший ресторан, Дин закажет ему самую большую порцию из возможных и лично проследит за тем, чтобы Сэм съел все до последнего гвоздя. - Смотри у меня, - строго говорит Сэм и как ни в чем не бывало ложится досыпать. Поколебавшись с секунду, Дин сгребает в кулак край тонкого одеяла и натягивает его Сэму до подбородка. Сэм разговаривал во сне почти каждую ночь, когда был ребенком, и это, как сейчас помнится, страшно бесило отца. Даже не раздражало, а именно что бесило: перебрав виски, Джон как блажной орал, чтобы Дин это прекратил, а Дин – а что Дин? Ничего не понимающего Сэма приходилось расталкивать и заново укладывать. Лет в двенадцать Дин осмелел настолько, что в грубой форме посоветовал отцу пойти и взять себе отдельный номер. Это был первый раз, когда он посмел вот так открыто ему возразить, и Джон, конечно, не послушался, а только влепил ему подзатыльник и очень настойчиво попросил быть повежливее со старшими, но через пару месяцев и вправду начал снимать им по два номера. Вроде как это его идея. Дину, если честно, было все равно. Повзрослев,Сэм стал говорить куда меньше, но окончательно от своей полуночной болтовни так и не избавился. С раздельными комнатами в бункере Дин и думать забыл об этой его привычке. Было б круто, думает он, было бы круто подсунуть Сэму в комнату диктофон, а потом поставить, что получится, Сэму же на автоответчик или, еще лучше, на звонок. По пунктам распланировав свой злодейский план, Дин уже собирается ложиться, когда вспоминает, что одеяло, которым он так заботливо и так опрометчиво укрыл Сэма две минуты назад, у них одно на двоих. Нет, а что, у них, в конце концов, не магазин спальных принадлежностей, а секретный бункер, и бункер, между прочим, не рассчитанный на такое количество гостей. Сэм предсказуемо уже замотался в одеяло, как в кокон, и на осторожную попытку Дина потянуть за виднеющийся край реагирует недовольным мычанием и прицельным пинком в лодыжку. Дин шипит, отдергиваясь, Сэм переворачивается на другой бок, и спасительный край исчезает из поля зрения. Обалдеть теперь. Чертыхнувшись, Дин тянется за оставленным на полу телефоном. Вставать через час, максимум – через полтора. И когда уже Дин решает, что он мужик и сможет выдержать этот час вот так, и поворачивается на другой бок, Сэм за спиной начинает копошиться. Подтягивается вплотную, подтаскивает одеяло и закидывает Дину на пояс руку. - Околеешь же, - ворчит, и по голосу понятно, что, нет, не проснулся еще. Заботливый какой выискался, надо же. Не брат, а загляденье! Здраво рассудив, что так всяко теплее, Дин уже готовится заснуть и наутро до победного все отрицать, как со стороны двери раздается шлепанье босых ног. Вовремя, ничего не скажешь. Шлепанье стихает на мгновение, и прямо в образовавшейся тишине Сэм тянет громко и счастливо Дину на ухо: - М-м-м, - и Дин очень, очень надеется, что он жрет там во сне свои тако с гвоздями, а не – что-нибудь еще, в общем. А еще надеется, что это Джоди приспичило поболтаться по бункеру посреди ночи, а не Алекс или Клэр. По крайней мере, у Джоди хватит такта промолчать наутро. На это Дин тоже надеется. Поспешно зажмурившись, он нарочито громко всхрапывает. Шаги возобновляются и, судя по звуку, направляются на кухню. Уже через минуту они возвращаются обратно и стихают где-то в коридоре. Дин думает, что уж теперь-то точно проваляется до утра, но на удивление быстро засыпает и просыпается окончательно через несколько часов от терпкого, манящего запаха с кухни. Сэм дрыхнет на животе и, весь помятый и с влажным пятном от слюны на подушке, так и просится быть заснятым на телефон. Дин, впрочем, решает, что он сегодня добрый, и, поднявшись с матраса, ползет на запах. «Точно стареешь», - прицокивает внутренний голос, и Дин внутренне посылает его куда подальше. На кухне Джоди в срочном порядке вручает ему тарелку с оладьями, и Дин желает ей доброго утра уже с набитым ртом. Он уминает свою порцию в три минуты и уже прицеливается ко второй тарелке, стоящей у плиты, как Джоди бросает на него строгий взгляд и угрожающе потрясает в его сторону деревянной лопаткой. - Это Сэму, - предупреждает она. - Да я понял, - пожимает плечами Дин и все-таки утаскивает одну оладью, когда Джоди отворачивается. Клэр и Алекс подтягиваются на кухню минут пятнадцать спустя. Еще спустя пять показывается Сэм. У него на правой щеке краснеет отчетливый след от подушки и всклоченные волосы, которые он на ходу расчесывает пальцами, создавая себе неповторимый образ, и Дин почти жалеет, что так и не сфоткал его и не заполучил себе такой шикарный компромат. - Доброе утро, Сэм, - Джоди показывает ему лопаткой на тарелку, но, заметив, что предполагаемый Сэмов завтрак заметно поредел, бросает на Дина полный праведного гнева взгляд и вываливает на полупустую тарелку еще с пяток румяных оладий прямо со сковороды. - А что, так можно было? – оскорбляется Дин. - Нет, - отрезает Джоди. - Спасибо, Джоди, - едва не щебечет Сэм, и Дин закатывает глаза. - Гвоздей подсыпать? – заботливо предлагает он. Сэм подозрительно смотрит на него, и во взгляде его явственно читается: совсем крыша потекла, да? Ну, конечно, попробуй докажи теперь, что ему посреди ночи приспичило отведать тако с гвоздями. Гурман, блин. А судя по недовольному, невыспавшемуся виду, Дину еще и выскажут очень скоро, что он храпел, лягался и разве что демона перекрестка не вызывал, только бы его высочеству поспать не дать. И матрас тоже Дин проколол, да. И одеяло у Сэма отнял. - Откажусь, пожалуй, - осторожно отвечает Сэм. – Но спасибо, что предложил. Он дергает углами губ и, когда Джоди лезет за чем-то в шкаф, подцепляет вилкой две оладьи и отправляет их Дину на тарелку. Алекс хмыкает, Клэр пихает ее локтем, и они обе прыскают. Дин едва не стонет сквозь зубы: значит, не Джоди бродила ночью по бункеру. Не пронесло. - Да у вас, парни, я так погляжу, тут просто средоточие семейного счастья, - тянет довольно Клэр себе под нос и вскидывается, когда Джоди ее одергивает: - Ну а что? Я, может, тоже так хочу. Сэм только отправляет себе в рот очередную оладью и, не поднимая глаз, фыркает – и ведь не сучит, а по-нормальному фыркает, даже смущенно как будто. Вон, даже шея краснеет. А Дин – Дин бы Клэр, конечно, что-нибудь возразил. Если бы ему только было что возразить. конец.