Перемены судьбы.

Никто не знает своей участи прежде, чем Господь известит нас о грядущих переменах в ней.И кто угодно может стать посланником его... Я с малых лет боялся перемен. Дня - к ночи, тёплого времени года - к холодному. Всего, что нарушало размеренное и благостное течение жизни и требовало от меня усилия принимать эти изменения как неизбежность. Однако вскоре я понял, что и среди них есть большие и меньшие. К последним относились домашние запреты и природные напасти, первая большая случилась, когда мне едва исполнилось шесть лет. И с тех пор их количество росло столь неотвратимо, что я решил - перемены закончились, и покорилась своей горестной судьбе. Мама умерла весной, после Масленицы - истаяла, как свечка, и на кухне говорили, что она так и не оправилась после моего рождения - всё болела и угосала на глазах. Папа, как и положено, горевал год, а после срока женился вторично, и его новая жена немедленно сделалась мне мачехой. Поначалу она, правда, всё улыбалась сочувственно и на словах жалела, но за глаза когда папа не мог видеть и слышать её, шпыняла и обращалась со мною грубо. Слуги и нянька были тому постоянно свидетели, но разве имели они равный голос, чтобы защитить меня? Однажды всё же Юико, кормилица, не выдержала и слёзно принялась папу умолять уберечь меня от злого сглазу новой жены. Я тогда восхетился её смелостью, но потом уже мне по достижению лет рассказали - от начала маменой болезни. Юико не только кормила и нянчила меня, но и ухажывала за мамой и всей душой и телом служила к успокоению папы, которого любила глубоко, искренне и безответно. Папа на Юико просьбу удивился и обещал, что поговорит с молодой хозяйкой, но решение вышло у него с точностью до наоборот. Через два дня после того случая Юико отослали в деревню - управляющий велел погрузить в карету её вещи, не дав мне с нею попрощаться. А я лишь из окна смотрел сверху, как она прятала лицо под плотком, и по тому, как вздрагивали её плечи, понимал, что Юико плачет безутешно и вгорькую. Потом же на кухне я снова услышал разговор, из которого было слышноЮ что мачеха убедила папу - Юико лжёт, она просто ревнует и пытается заставить невинное дитя, то есть меня, содействовать её хитрому женскому умыслу. И вскоре папа подтвердил, что говорили слуги не напрасно, - позвал меня как-то к себе и долго ругал за помощь обману кормилицы, которая решила избавить нас от достойной женщины, которая искренне любит нас обоих. С того дня положение моё в доме сделалось ещё более ужасным. Я редко покидал свою комнату с видом на сад, куда ходил гулять в сопровождении приданной мне вместо Юико, медлительной и молчаливой кухарки. Прежние интересы мои вызывали в мачехе неприязнь и, застав меня в людском доме или на кухне, где я смотрел за приготовлениями к зиме и пробовал вкуснейшие пенки с варений, она сердилась и сторожила крепостных, так что потом они даже боялись привлекать моё внимание к своим повседневным занятиям. И иных радостей, кроме созерцания листвы, сменяющей за окном по погоде цвета, у меня почти не осталось, хотя ещё какое-то время на неделе, но уже без прежнего постоянства, приезжал из города учитель музыки и танцев, но потом и он совершенно пропал, и объяснение тому обнаружилось довольно быстро. Когда закончились Рождественские праздники и папа вернулся в полк, его вызвали обратно в усадьбу срочным письмом. И по его возвращению в доме воцарилась суматоха - папа целый день не отходил от молоой жены, забыв встретиться со мною, а когда, назавтра, дошла очередь и до меня, первым делом поздравил, что скоро у меня будет брат или сестра, а за следующим сообщил, что отправляет в пансион при монастыре, где я отныне стану жить и учиться, пока мачеха не родит - с Божьей помощью и маленький не подрастёт настолько, чтобы не бояться за его здоровье.