Кто ты для меня

— Ну что, чертова крыса, не можешь мне перечить в глаза? — С издевательским тоном произнес Лихт, смотря как выражение Хайда становилось все злее и злее. — Ты бесполезен, ты ничтожен… — Повтори. — Так твердо и уверено, что перечить не было смысла. Однако Хайду договорить все же не дали, Лихт в одно мгновение оказался перед своим сервампом и метко ударил того в живот. С губ Лоулеса покатилась маленькая струйка крови, это было неожиданно даже для него, хотя реакцией вампир обладал неплохой. В глазах Лихта горела ненависть. Подойдя еще ближе, он схватил Беззаконие за подбородок, поднимая его лицо к себе. — Повтори! Это не просьба, это приказ. — Он произносит это прямо в губы Хайда, смотря в алые глаза. Но сервамп не может произнести что-либо внятно, он и так был ранен, раны затягивались очень медленно, а удар Лихта его оглушил. Однако когда Хайд попытался произнести уже раннею реплику, Лихт его заткнул страстным поцелуем. Он целовал вампира словно это был его последний поцелуй в жизни. Тодороки целовал то нежно, то грубо. Вкладывая в него всю свою ненависть и что-то еще, что заставляет сердце трепетать при взгляде на него. Это чувство сжигает из внутри, от него было не спастись. Они уже не замечают, как стремятся к друг другу, сгорая в этом пламени. Может ненависть это что-то другое в их случае. Ведь Лихт не просто так его поцеловал. Он сам зажег это пламя. Тодороки сам разорвал ту прочную связь. — Запомни раз и навсегда, помойная крыса. Ты — мой сервамп, и подохнешь ты лишь от моей руки. — Гордо произнес Лихт, развернувшись на своих сапогах. Он вышел из этой комнаты, где проявил свою слабость, которая порочна для ангела. Хайд остался сидеть на холодном полу, прокручивая в голове эту фразу. — Ты будешь моим Лихт Джекиленд Тодороки — Прошептал в тишине вампир, поняв что-то для себя. Поднявшись на ноги, сервамп решил догнать свою Еву. Уверенный в себе и в своей удаче. Он понимал, что ему придется через многое пройти, но точно знал, что это будет не зря, ведь Лихт сам попал в эти сети. Проходя по длинным коридорам, каждый думал о своем. Пианисту не давало покоя одно: почему ему так сильно захотелось поцеловать этого глупого ежа. Но одно было понятно: как прежде ничего уже не будет. Словно внутри сломался какой-то барьер, который в итоге приведет не к самому лучшему концу. Но у обоих в голове промелькнула одна мысль: надо действовать. Открыв последнюю дверь к выходу на улицу и посмотрев в высь на яркое голубое небо, у каждого в голове созрел свой план. Но непонятно чьи идеи будут воплощены, и чья же стена рухнет первой. Ответов на это пока нету. — Лихт-чан. — Все же догнав пианиста, Хайд окликнул его. — Что тебе? — Повернувшись к Беззаконию, безразлично спросил Лихт. Но слабость в теле не позволила ему удержаться на ногах и он начал падать, однако Хайд вовремя успел подхватить ослабленное тело Тодороки. — Как же ты слаб, Лихт-чан. И зачем ты мне? Но все-таки наверное это наша судьба. — Подняв на руки Лихта, сервамп понес его домой. Проходя по улицам, на них смотрели люди, но Хайд не обращал на них никакого внимания, ведь он держал на руках того, кто давно украл его сердце. — Ангел-чан, как же хочется тебя поцеловать. — И Хайд потихоньку стал опускать свои губы на лоб Тодороки, но тот дрогнул. — Что ты делаешь, еж? — открывая глаза, спросил Лихт. — И отпусти меня на землю! — Лихт-чан — ухмыляясь сказал Лоулес. — Ты не можешь даже стоять на ногах! А ты сейчас просишь себя отпустить, как же ты ничтожен.