Цепные псы

— Мой отец сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться. «Крестный отец» Ф.Ф.Кополлы по роману М.Пьюзо

Когда открываешь свой бизнес в таком районе, как Гатспил, всего ожидаешь. Правда, «бизнес» — слишком гордое слово для свалки металлолома, но свои деньги она приносила, а значит, рано или поздно ко мне должны были подкатить умники, жаждущие оттяпать львиную долю моего сомнительного богатства. Полиция регулярно зачищала Гатспил, пополняла тюрьмы из этого неиссякаемого источника разноцветных банд, и главенствующие группировки сменялись так быстро, что никто уже не успевал уследить, кто сейчас у руля. Я прожил здесь всю жизнь, собирал всякий хлам на заднем дворе с тех самых пор, как меня сократили, не дав доработать до пенсии. Бездомные притаскивали мне мешки банок из-под пива, крэкхеды — микроволновки и пружинные матрасы, постепенно все больше людей узнавало о том, что у меня можно получить пару баксов за барахло. Металлолом — дело нехитрое: покупай подешевле, продавай подороже, а если уследишь за скачками цен на мировом рынке — то ты и вовсе в шоколаде. Вскоре заднего двора стало не хватать, и я купил маленький пустырь за бывшей скотобойней, вложился в технику. Теперь мне притаскивали машины: и убитые в хлам колымаги, которые коптили небо еще при администрации Рейгана, и современные красавицы, обнявшие бампером столб. Я нанял племянника и пару его приятелей, а сам зарылся в бумаги по уши: хозяин. Пока я вел дела из своего двора, мною не интересовался никто, кроме мелкой шушеры, и достаточно было держать под рукой внушительных размеров ствол, чтобы полоумные метхеды не точили на меня свои гнилые зубы — благослови Господь наших предков за Вторую поправку! Но вот свалка со всем оборудованием — другое дело. Как только у тебя появляется кассовый аппарат, ты выплываешь в совсем иные воды, я знал это и понимал: очень скоро кто-нибудь захочет, чтобы я поделился. Первый раз они пришли прямо в офис, два молодых бычка, цепи, банданы... цирк. «Офис» — тоже гордое слово: два стальных контейнера один на другом, в нижнем — склад для инструментов, в верхнем — я, кассовый аппарат и шкаф с нескончаемыми бумажками. Прорезал себе окно автогеном, сидел как в голубятне там, наверху, обозревал свои владения. Эти пришли — я сразу понял, зачем, пушку выложил на стол — пусть видят, что меня подоить не так-то просто. Видел их обоих в баре на той же улице, «Догхаус», я заходил туда по пятницам пропустить стаканчик. Под кем они были — черт их знает, вроде сами по себе: всех старых акул пересажали, остались борзые парни, которых некому держать в узде. Сказать по совести, жить стало страшнее. С теми, прежними, можно было договориться, сторговаться, был у них свой кодекс чести. Новые понимали только один язык: свинец. С порога они объявили, что будут меня крышевать, я отказался; один, поборзее, норовил взять меня на мушку, второй не дал. Моя винтовка сделала свое дело, скромно пристроившись на накладных: со мной простились до новых встреч. Я не сомневался, что эти клоуны вернутся, купил себе беретту в бардачок машины и совсем не удивился, когда однажды мне на голову натянули мешок — у самых ворот, пока я запирал их на ночь. Мои новые знакомые оказались ребятами шустрыми и, что неприятно, серьезными. Лежа в багажнике, я думал о том, что у меня с годами стало сдавать здоровье, и что пара ударов по почкам обеспечат мне койку в больнице. Что эти щенки вряд ли ограничатся парой ударов по почкам, потому что не знают меры, умеют избивать только таких же, как они сами — молодых и сильных, а меня, наверное, вгонят в гроб этой ночью; от таких мыслей было тошно, тоскливо. Я вспоминал пистолет в бардачке и винтовку в офисе, они мне не помогли, виновата в том моя же собственная неосмотрительность. И еще где-то в глубине души я жалел, что так и не женился, хотя Глэдис из дома напротив приносила мне пироги и закрашивала седину за день до визита, а до того, на работе, Силия всегда заигрывала со мной у кофейного аппарата, а сколько их было в молодости — и не вспомнить. Куда меня привезли — я не отследил, мешок сдернули с головы уже в помещении. Это был здоровенный ангар, темный и заставленный ящиками, видно, использовавшийся как склад. Я знал один такой в Гатспиле, впрочем, что толку, он это или нет. Привести сюда копов потом? Для этого еще надо выбраться отсюда живым. К тому же, проще уж тогда привести их в «Догхаус», где эти молодчики протирают штаны каждый божий день. Пара строительных фонарей-прожекторов на штативах едва разгоняла полумрак. Свет резал глаза, но был беспомощен против густой темноты в глубине ангара. Меня усадили на ящик, связанные руки и ноги уже плохо слушались. — Надо было тебе быть посговорчивее, Донахью, — сказал тот, побойчее, склонившись надо мной. — Глядишь, остался бы цел! Он замахнулся и наотмашь ударил меня по лицу. Из глаз посыпались искры, и не успел я проморгаться, как голова дернулась от второго удара. Я только недавно сделал зубы, твою ж мать. Фонари заплясали перед глазами. — Ты его так вырубишь, — сказал спокойный, — надо с пальцев начинать. Он шагнул в сторону, чем-то звякнул и вернулся со столярными клещами наперевес. У меня екнуло в животе. Изобретательные, сволочи! Неужели они правда собираются меня пытать?! Мысли заметались в голове, пытаясь отыскать что-то, что меня спасет; я вспомнил, что спокойного, кажется, звали Рауль, а бойкий жил одно время через две улицы от меня, с выводком сестер, вечно беременной матерью и отцом-алкашом, но все эти крупинки знаний ничем не могли мне помочь. Однако мой ангел-хранитель в тот день не спал. Из темноты донесся какой-то звук — будто хлопнула дверь. Похитители замерли на мгновение, обменялись настороженными взглядами, спокойный тихо вытащил глок из-за ремня. Акустика ангара не давала понять, откуда слышатся неторопливые шаги — они как будто были одновременно со всех сторон. Парни повернулись, прикрывая друг другу спины. В свете прожекторов мы с ними были как на сцене, в то время как вновь прибывший оставался надежно скрыт сумраком. Я увидел его первым, и сердце, заплясавшее было от надежды, вновь упало. Старик, пожалуй, старше меня, он прихрамывал, опираясь на трость, и, похоже, был безоружен. Я узнал его — Джексон Коллиер, бармен из «Догхауса», черное, испещренное морщинами лицо, узловатые пальцы, высокий, худой, бандиты переломают его, как спичку. И какого черта он забыл в этом ангаре, бедолага... — Что вы здесь устроили? — спросил Коллиер, неторопливым шагом появляясь в круге света. Бойкий нервно облизнул губы, постукивая монтировкой по бедру, спокойный опустил глок — видимо, понял, что старик-бармен не представляет угрозы. — Это только наше дело, — процедил бойкий. — «Сэр», — сказал Коллиер ровно, бесцветно. — «Это только наше дело ...сэр». Бойкий поджал губы и пробурчал что-то нелестное, Коллиер сделал шаг к нему: — Ты что-то сказал? — Фак ю, — огрызнулся бойкий. Коллиер перехватил поудобнее трость... Короткий свист в воздухе — ффух! — и смачный удар о плоть, эхо заметалось под крышей ангара, бойкий свалился, как сноп, взвыл от боли. Я сам едва не упал от такой неожиданности. Чертов псих! Они же его размажут по полу, эти два гризли на стероидах! Я испугался было, что спокойный вскинет глок и превратит Коллиера в решето, выпустит весь магазин в упор, но тот стоял на месте, вытянувшись, точно эту самую трость запихнули ему в задницу, да с таким лицом, будто другой конец этой трости застрял у него в горле. Бойкий подвывал, раскачиваясь. — «Фак ю ...сэр», — поправил Коллиер и покачал головой: — Никогда не забывай об уважении... Спарки. — Фак ю, сэр, — процедил бойкий, и мои глаза едва не вылезли из орбит. — Фак ю, мистер Коллиер, сэр, фак... — Уже немного лучше, но боюсь, тебя придется поучить хорошим манерам. Вы двое совсем забыли свое место, — он повернулся к спокойному: — А ты что стоишь, бой? К ноге, Рекс, и не заставляй меня повторять дважды! Спокойный рухнул на колени, как подкошенный, встал на четвереньки и склонил голову почти до пола. Я видел, как он стиснул зубы, желваки заходили на лице от гнева, от унижения, но тем не менее он послушался этого слабого старого инвалида, будто тот держал его яйца в стальном кулаке. Все в один момент перевернулось с ног на голову. Коллиер обладал какой-то властью над этими двумя, сверхъестественной властью. О нем ходили всякие сплетни, но никто даже не мог сказать толком, откуда он взялся; не то из Луизианы, не то из Алабамы — откуда-то из южных штатов, где было опасно для жизни родиться черным. Говорили, что в семидесятые добропорядочные граждане в белых колпаках отрубили ему член под корень, хотя если мужчина в его возрасте не женат и не обращает внимания на сиськи, тому можно найти кучу других объяснений. Иные шептали, что он практикует вуду, и в этом мог быть смысл, так как речь шла о черном из Нового Орлеана или откуда-то рядом, но те же люди божились, что их похищало НЛО, что ФБР вживило им чип для чтения их мыслей, и что Люцифер по радио подговаривает их взять тесак и порубить соседскую собачку на шестьсот шестьдесят шесть кусков. В конечном итоге я не знал о нем ничего, но вот о своих похитителях мог с уверенностью сказать как минимум одну истину: на улицах они начистили бы рыло любому, кто осмелился бы назвать их собачьими кличками. И уж конечно не стали бы подчиняться подобным приказам. «Рекс» пополз на четвереньках по грязному полу, не поднимая головы. Он полз, пока не ткнулся макушкой в трость, выставленную Коллиером на его пути. — Сидеть. «Рекс» опустился на пятки. Покорный, как хорошо выдрессированный пес, все это явно было для него не внове. — Хорошая собачка, — Коллиер потрепал его по затылку, — давай, покажи, какой ты послушный. Оближи мне ботинки. А ты, — он обернулся к «Спарки», — смотри и учись. Со своего места я хорошо видел, как Рекса затрясло при этих словах, губы задергались, затрепетали от гнева ноздри. Тем не менее он не сказал ни слова, лишь склонил голову и провел языком по носку ботинка. Я отвернулся, но не смотреть оказалось так же тяжело, как и смотреть: будто последствия автокатастрофы или теракта, когда от изувеченных тел невозможно оторвать взгляд, хотя тошнит и слезы наворачиваются на глаза. Спарки тоже смотрел со смесью отвращения и ужаса, все еще раскачиваясь и беспрестанно бормоча ругательства, теперь еле слышно и как-то жалобно. — Что, нравится тебе этот вид? — спросил Коллиер, обращаясь к нему. — Твой дружок встает от такого, правда, Спарки? Давай, покажи его нам. Ты оглох? Встать! Спарки вскочил на ноги, пошатнувшись и замолчав. Медленно, трясущимися руками, расстегнул штаны, чуть приспустил, вываливая на свет прожекторов свой член, вялый и безжизненный, вопреки словам Коллиера. — Рекс, ты хреново работаешь языком, его не возбуждает. Ну-ка, пососи вот это, может, что-то фаллическое у тебя во рту лучше подействует на этого педика. Коллиер подцепил изогнутой, будто крюк, рукоятью трости цепочку на шее Рекса и дернул, вынуждая его выпрямиться. Пальцами разжав ему челюсти, сунул рукоять в рот. Рекс послушно сомкнул на ней губы, как пятидолларовая шлюха в подворотне, пытающаяся насосать на следующую дозу, но Коллиер не удовлетворился этим: повернул трость параллельно полу и растянул Рексу рот, будто деревянным крюком, я видел, как рукоять натянула щеку, упираясь изнутри. — Что, и так не встает? Да ты чертов импотент! — он вытащил трость изо рта Рекса и указал ею на Спарки: — Ну-ка, малыш, помоги ему. На коленях преодолевая пару шагов, отделявших его от приятеля, Рекс бросил на меня такой взгляд, что мне стало ясно: я не выйду живым из этого ангара, только не после всего, чему я стал свидетелем. Что происходит у меня на глазах — я все еще не мог понять, ни зачем Коллиер делает такие вещи с этими с парнями, ни почему они его слушаются. Я молился лишь об одном: чтобы они не надумали задействовать в своих игрищах меня. Спарки всхлипнул, когда Рекс взял его член в рот, и смотрел куда угодно, лишь бы не вниз, где ему сосал мужик, его приятель. Затуманенный взгляд не задерживался ни на мне, ни на Коллиере — соскальзывал в пол от стыда, но тут же скакал прочь, боясь увидеть Рекса у ног. Тот вздрагивал и тоже, кажется, глотал слезы, насаживаясь ртом на член. — Ну что, встал? Или ты тоже ни на что не годишься, даже сосать, а, Рекс? Покажи мне, покажи, как он стоит. Рекс дал члену выскользнуть изо рта, и тот упруго качнулся перед его лицом, потемневший от притока крови и блестящий от слюны, ниточка предэякулята натянулась от уретры до нижней губы. Лицо Рекса цветом могло потягаться с головкой члена — от позора оно побагровело. — Ничтожество, — бросил Коллиер с презрением, легонько ткнув тростью яйца Спарки, приподнятые резинкой белья, будто выложенные на полочку, беззащитно выставленные напоказ. Затем он вынул из кармана кусок эластичной ленты и бросил Рексу: — Обвяжи покрепче, пока он не сдулся. Рекс вслепую нащупал ленту и обернул вокруг члена Спарки, виток за витком вокруг основания, перетягивая его. Пальцы у него дрожали. Очередной виток захватил яйца, и лента легла между ними; кожа мошонки натянулась, видно, лента была тугая, наверняка это больно, но с обвязкой эрекция не пропадала. Разделенные лентой яйца походили на мячики, они были выбритые и трогательно розовые. — Ни на что не годишься, — продолжал Коллиер, обходя их кругами, выплевывая оскорбления из-за спины Спарки, будто один из тех внутренних голосов в мультфильмах, где на одном плече сидит ангелок, а на другом — чертенок. На ангела Коллиер никак не тянул, а вот черт из него получился бы отменный, черный, морщинистый и принуждающий к чудовищным вещам. — Посмотри на себя, посмотри, Спарки, у тебя не встает даже, какой ты мужик, если у тебя не стоит хрен? Я скажу тебе, какой. Слабый. Шавка! Знаешь, что в стае альфа-самцы делают с такими шавками, как ты? Знаешь, а? Или тебе показать? Спарки уставился на него с ужасом, пожалуй, впервые встретившись с Коллиером взглядом с тех пор, как тот заставил его раздеться. — Нет, мистер Коллиер, сэр, не надо, сэр, пожалуйста! — Точно? — Коллиер прищурился, задумался, выдержал паузу, во время которой Спарки, кажется, не дышал, и махнул рукой: — Я знаю, что ты знаешь, но давай все же вспомним, чтоб наверняка. — Нет! — взвыл Спарки. — Рекс, малыш, приведи его в чувство, что-то он совсем зарвался. Рекс поднялся на ноги и отвесил приятелю пощечину. Голова Спарки дернулась. — Еще, — велел Коллиер, и Рекс послушно ударил снова, тыльной стороной ладони, наотмашь. — Нет, нет, пожалуйста, сэр, не надо... — бормотал Спарки, мольбы его прерывались лишь звонкими ударами. Перевязанный лентой член торчал вперед, как рог единорога. — Повернись спиной и встань на четвереньки, — велел Коллиер, и Спарки, всхлипывая и не переставая умолять, послушался. Коллиер подтолкнул Рекса тростью, едва не впечатывая пахом в ягодицы приятеля: — Ну давай, альфа, доставай своего дружка. Надеюсь, тебе обвязывать не придется? Или ты тоже годишься только для того, чтобы служить сучкой для всех, кто захочет? Спарки опустился на пол, приспущенные штаны сползли чуть сильнее, оголяя верхнюю часть ягодиц. Рекс встал на колени позади него и надрачивал свой член, от ярости и усердия скаля зубы, потом со злостью рванул штаны Спарки, сдергивая их до колен. — Мистер Коллиер, сэр, — сказал он дрожащим голосом, положив ладонь на бледную ягодицу приятеля и надрачивая себе другой рукой, — насухую? Коллиер покачал головой: — Зачем же насухую? Воспитанный кобель полижет у сучки под хвостом, прежде чем напрыгнуть. Их обоих затрясло от этих слов, и Рекса, и Спарки. Рекс медленно, как в кино, склонил голову, и его лицо скрылось между ягодиц приятеля. Я не видел, что он там делал, но судя по тому, как двигались мышцы под подбородком — лизал, лизал ему задницу, черт подери. Я не знаю даже, какой компромат нужно иметь на человека, чтобы он вот так послушно засунул язык мужику в жопу; доказательства криминальной деятельности? Я бы, честно говоря, предпочел пожизненное, если бы альтернативой было вылизывать моему другу очко. Как взрослого сильного мужика с глоком за ремнем можно заставить пойти на такие унижения? Держать его маму в заложниках под дулом пистолета, что ли? Спарки, кажется, растерял весь задор — еще бы, знать, что тебя вот-вот трахнут в задницу! Он не переставал бормотать, умолять Коллиера, он почти скулил. — Сэр, я не сучка, я не чертова сучка, сэр! Вы не можете творить такое со мной! — Помолчи, — Коллиер огрел его тростью поперек спины, и Спарки приложился о бетонный пол лицом и грудью. Задница его осталась на месте — Рекс удержал его за бедра. — Может, ты предпочел бы с четвероногим кобелем в сцепке постоять? Спарки побелел и заткнулся, пряча лицо в сгибе локтя. — Спарки не ценит твою заботу, — сказал Коллиер и не без труда присел на корточки, опираясь на затылок Рекса, еще сильнее вдавливая его лицом в щель между ягодиц. Я не назвал бы себя пуританином, отнюдь; в офисе у меня висели плакаты из «Хастлера», долгими зимними вечерами мне не раз скрашивали одиночество фильмы из той части проката, которая отгорожена занавеской, и я полагаю, что полизать между ног красивой девчонке, если она помоется перед этим, можно захотеть. Но делать это мужику, да еще насильно... — Вставь ему. Эта маленькая дрянь не заслуживает нежного обращения. Рекс выпрямился и под пристальным взглядом Коллиера не посмел даже вытереть рот. Он плюнул на ладонь, размазал слюну по члену и пристроился. Я видел, как напряглись ягодицы Спарки, когда ему в задницу вонзилась едва смоченная слюной головка, но даже не глядя я понял бы, в какой момент это произошло, потому что он взвыл и зарыдал, он и до того всхлипывал, но теперь это было совсем очевидно. Я отвел глаза, смотреть на это было невыносимо, но от звуков некуда было деться. Влажные шлепки плоти об плоть, яиц об яйца, стоны и всхлипы и бормотание Спарки, умолявшего Коллиера прекратить это... Он куда лучше меня понимал, что происходит, потому что просил остановиться его, а вовсе не своего приятеля, того, кто трахал его в задницу на грязном полу, придерживая за бедра. Мне показалось, что прошла целая вечность. У меня затекли связанные руки и ноги, и я наблюдал со смесью жалости и постыдного злорадства за тем, как перетянутый лентой член Спарки бьется об его живот, головка приобрела уже нездоровый лиловый оттенок. Это было, должно быть, больно, или по меньшей мере жутко неприятно; мне никогда не перетягивали член нарочно, но случалось, что в повседневной жизни его пережимало резинкой белья или штанами при неудобном положении, и это было отвратительное ощущение. — Мистер Коллиер... сэр... — прохрипел Рекс, замедляя движения. — Я... я готов эякулировать. Коллиер потрепал его по голове, захватил его горло крюком трости и потянул, заставляя подняться на ноги. Член выскочил из ануса, как пробка из бутылки шампанского, и Спарки сжал ягодицы, пытаясь защитить зияющую дырку от взглядов и прохладного воздуха. — Повернись, — велел ему Коллиер, — смотри, как это делают альфа-самцы, учись, ничтожество. Смотри внимательно, Спарки, ближе... Рекс задергал рукой на члене, и струйка спермы брызнула на лицо Спарки. Тот ахнул, попытался отвернуться, но Коллиер удержал его, и сперма потекла по щекам, по губам, по подбородку. Спарки тряхнул головой, отплевываясь и матерясь. — Грязный щенок с грязным ртом, — сказал Коллиер с презрением, — не можешь держать под контролем даже собственную речь. В прежние времена тебе бы вымыли рот с мылом за такие словечки. Но нынче мир уже не тот... К тому же, у нас нету ни мыла, ни воды... только Рекс. Глаза Спарки округлились, и он взвыл от отчаяния, от ужаса и отвращения, первым осознав, что Коллиер намерен сделать с ним дальше. Следом за ним Рекс тоже понял и замотал головой: — Сэр, пожалуйста, не надо, я не могу, я не могу... — Ну пока не можешь, понятно, — хмыкнул Коллиер, ткнув тростью его член, еще не успевший опуститься, — а упадет — сможешь. Тут дошло уже и до меня, к горлу подкатила тошнота. Две вещи мужчина не может сделать, когда его член стоит: обернуть его вокруг пальца и поссать. Рекс застонал и принялся надрачивать себе, пытаясь удержать твердость. Коллиер рассмеялся: — Что ж, это может быть забавно. Кончив, одни мужики сдуваются сразу, другие сохраняют эрекцию еще некоторое время, я слыхал про таких, которые могли немедленно отправиться на второй заход, но их немного, и Рекс вряд ли входил в их число. Он отчаянно дрочил, но было видно, что его член уже уменьшился в размерах и гнулся в любую сторону. Спарки наблюдал за движением его руки расширившимися глазами, неподвижно сидя у ног приятеля, точно загипнотизированный. Сперма подсыхала на его лице, она слепила ресницы, и когда Спарки моргал, они не сразу разделялись; я подумал, что еще немного засохнет — и парень будет смотреть одним глазом. Впрочем, это только пойдет ему на пользу, учитывая то, что с ним собирались сделать. Я сам уж точно предпочел бы, чтобы эти ублюдки не сняли с моей головы мешка, привезя сюда. Наконец, отчаянно выругавшись, Рекс бросил свои тщетные попытки, и его член повис безжизненно, как кусок мяса. — Когда я был молод, — сказал Коллиер с усмешкой, — мы с братьями любили подшутить над тем, кто первый заснет. Мы брали два стакана и переливали воду из одного в другой, у него над ухом. От этого журчания любой во сне делал под собой лужу. Когда мать поймала нас на этом, всем нам влетело... В баре я никогда не наливаю рядом с тем, кто вырубился за стойкой, хоть это и весело... Мне принести стакан воды, Рекс? — Сэр, пожалуйста, не заставляйте меня делать это! — Если ты ослушаешься меня, бой, оба отправитесь прямиком в вольер на всю ночь. Рекс вздрогнул и взялся за член, направляя его в сторону приятеля. Мгновение — и струя мочи полилась на Спарки, тот зарыдал, закрывая лицо руками, размазывая сперму и слезы. Его майка моментально промокла и облепила рельефные мышцы, все его чертовы кубики пресса. Стянутый лентой член торчал параллельно полу. Коллиер наблюдал, строго следя, чтобы Рексу не пришло в голову целиться в сторону. Когда он закончил, Коллиер отвернулся от них, бросив через плечо: — Этот кобель пометил тебя. Трахнул и пометил. Похоже, ты теперь его вещь. Рекс, ты можешь делать с ним все, что захочешь. Рекс поставил приятеля на ноги и принялся торопливо разматывать ленту на его члене. Это было милосердием с его стороны — тот давно приобрел угрожающе фиолетовый оттенок, но я не мог не думать о том, что бывает, когда отлежишь руку — ее колет, будто тысячей иголок. Спарки взвыл, обретя свободу, и Рекс обнял его, прижал к груди, по-дружески поддерживая. — А говорят, романтиков не осталось! — рассмеялся Коллиер. — Вы еще поцелуйтесь, голубки. Нет, я не шучу, целуйтесь. Они послушались; один обкончан и обоссан, другой облизывал ему член и задницу, я только подивился, как они не обблевали друг друга. Мне доводилось видеть целующихся взасос педиков, но это... После всего, чему этим вечером мне пришлось стать свидетелем, это была просто вишенка на торте. — Довольно. Пойдите умойтесь, сосунки. Не глядя друг на друга и не оборачиваясь ни на Коллиера, ни на меня, Рекс и Спарки двинули к выходу. Коллиер подошел ко мне, и я почувствовал, как зашевелились остатки волос у меня на голове. Этот человек был чудовищем, возможно даже, самим Сатаной, иного объяснения я не видел. И какую судьбу он уготовил мне — страшно было даже представить. Я молился лишь об одном: чтобы он убил меня быстро. Коллиер развязал меня, и все тело тут же закололо: восстанавливалось нормальное кровообращение. Боль вывела меня из ступора, и я застонал — кажется, это был первый звук, который я издал в этом страшном ангаре. Святые угодники... — Обопритесь на мое плечо, — предложил Коллиер, и я выпучил на него глаза. Отставив на минуточку тот факт, что мое пивное брюхо перевешивало его сухие кости как минимум вдвое, дотронуться до этого исчадия Ада было страшно, как будто он обрел бы надо мной ту же власть, что над своими «псами». Тут я осознал, что Коллиер не собирается убивать меня, по крайней мере, не прямо сейчас; шок от этого оказался так велик, что я молча оперся на руку этого человека. Ковыляя на еще непослушных ногах, я побрел за ним. Мы вышли из ангара на пустую парковку, в тени под разбитым фонарем я разглядел единственную машину — ту, на которой, видно, привезли меня. Возле машины стояли Спарки и Рекс, один — нагнувшись, другой — поливая его водой из бутылки. Мокрая майка валялась у колеса. Умывшись, Спарки отряхнулся и сел за руль — как был, с голым торсом; Рекс обошел машину и уселся на переднее сиденье. — Надеюсь, вы понимаете, мистер Донахью, что для вас лучше будет держать язык за зубами? Если вы хоть словом обмолвитесь о том, что видели здесь, даже на исповеди, даже во сне... Мальчики знают, где вы живете. Не принуждайте меня спускать их с цепи. Я кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова — горло пересохло. Для меня не было бы большего счастья, чем забыть навсегда все, что случилось сегодня, но я подозревал, что мистер Коллиер будет долго сниться мне в кошмарах, вместе со своими адскими гончими. Коллиер помог мне сесть на заднее сиденье и устроился рядом, пристроив трость между колен. Машина тронулась, и Коллиер сказал: — Отвезите мистера Донахью домой. Я был наполовину уверен, что они прикопают меня в ближайшем лесу или пустят под пресс на моей же собственной свалке, и когда за окном замелькал хорошо знакомый забор, которому давно не помешал бы слой свежей краски, на глаза навернулись слезы. Машина притормозила напротив моего крыльца, и я выбрался из нее на негнущихся ногах. В салоне попахивало мочой, я почувствовал это, только глотнув свежего воздуха. Краем рассудка я отметил, что Глэдис в доме напротив еще не спит — в кухне горело окно, и меня потянуло туда, к ее яблочным пирогам и домашнему уюту. Коллиер выбрался из машины и подошел ко мне. — Мистер Донахью, позвольте дать вам один совет. Если Рауль или Тайрон, — он указал на парней, — заглянут к вам на свалку... окажите им содействие. Рауль и Тайрон. Рауль и Тайрон. Рауль и Тайрон. Я представил, что со мной будет, если я забуду и назову их Рекс и Спарки. В преступных бандах почти всегда существует та или иная форма инициации. Кто-то сжигает икону, отказавшись от власти морали над собой. Кого-то посылают убить, чтобы доказать серьезность своего намерения встать на кривую дорожку. Кто-то должен вытерпеть побои от своих же. Похоже, Джексон Коллиер переплюнул их всех. В понедельник Спарки привез на свалку тачку, которой явно заинтересовалась бы полиция. Весь бок у нее был в пулевых отверстиях, салон залит кровищей, а запах марихуаны ощущался даже через закрытые окна. Он получил от меня стопку денежных пачек, за которую можно было купить новенький Лексус, не то что этот дуршлаг. Наблюдая, как пресс сминает вещдок на колесах в аккуратный кубик металлолома, я думал о том, что лучше бы Джексон Коллиер практиковал вуду. Я боялся бы его немного меньше.