Между нами

      — Ты согласился? — тяжело дышит Флоран, склоняясь над Локонте так низко, что вот-вот — и их губы соприкоснутся.       — Что? — Микеланджело сжимает ладони на плечах француза, подаваясь на каждое его движение, совершенно не слыша слов и не понимая их смысла.       — Ты согласился на постановку? — Мот сбивается с ритма, замедляясь.       — Я не… — Микеле не может думать, он впивается пальцами в кожу, притягивая, заставляя француза лечь на себя, ощущая, как предательски дрожат тела.       — Я слышал, — гнет свою линию Флоран, — подслушал, как Дов уговаривал тебя, — губы ненавязчиво касаются шеи, лаская бережно и нежно.       — Сейчас не… — Микеле из последних сил пытается собрать крупицы реальности, чтобы что—то ответить, но не может. Препятствует этому сам источник вопросов: неужели в постели для этого самое место?       — Просто ответь. Просто скажи: ты будешь петь Вивр с новым Сальери? — мурлычет Мот, теснее вжимаясь в него, толкаясь глубже и с оттяжкой, понимая, что сам больше не выдержит.       — Д—да… Да, — шепот срывается на всхлип и Микеланджело почти неестественно прогибается в спине, замирая лишь на секунду, а после снова падая в скомканные простыни, резко притягивает к себе Фло, обнимая его лицо обеими руками, впиваясь в его губы остро, страстно, с полной отдачей, благодаря за эти мгновения и ненавидя его за них.       Флоран отстает лишь на такт.       Больше они даже не смотрят друг на друга. Они лежат рядом, не соприкасаясь ни руками, ни душами.       — Что между нами? — бормочет Мот, когда рассматривание потолка и молчание превращаются в самую мучительную из пыток.       — Ни—че—го, — по слогам отвечает Микеле, кивая самому себе. — Именно поэтому я согласился на роль, именно поэтому я согласился на нового Сальери.       — И именно поэтому ты здесь, — дополняет Флоран, едва—едва касаясь тонких пальцев своими.       Локонте одергивает руку.       — Этого больше не повторится, — совсем тихо произносит итальянец, когда поднимается, чтобы уйти.       Флоран думает, что никогда не считал Микеле настолько мазохистом. *       — Дов говорит, что репетиции идут полным ходом, — хмыкает француз, теребя узелок платка на правом запястье Микеле, все еще не глядя на него.       — Да.       — Что Лоран как—то по—своему пытается преподнести мой персонаж, — совсем немного сарказма в голосе.       — Да.       — И что ребята относятся ко всему с пониманием, — не хочется ностальгировать в такой момент, но уже не получается.       — Да.       — Они скучают по мне? Говорят что—то обо мне или о том, почему я не с вами?       — Да… восхищаются твоей ролью Артура и новыми друзьями, которыми ты окружен.       — Друзья… — почти неслышно хмыкает Мот, прекращая свое занятие.       Он так хотел вернуться, и если бы не новый проект, если бы не эта роль… Если бы Дов хотя бы предложил ему! Флоран невольно кривится, отворачивая голову.       — Знаешь, я, наверное, зря пришел, — ровно, совершенно бесчувственно произносит Локонте, поднимаясь с постели, бесшумно облачаясь в свою одежду. Он надеялся, что его участие в новой постановке что—то изменит между ними, что он сможет понять, что чувствует, но это, кажется, только запутало все еще больше.       — Почему? — француз искоса наблюдает за его действиями.       Микеле не отвечает. Ему кажется, что платок на правом запястье горит. *       — Когда у вас начинается тур? — Флоран впервые за долгое время — черт побери, два года это слишком долго! — помогает Микеле одеться, и тот, на удивление, не противится.       — Скоро, — иногда Моту кажется, что итальянец намеренно избегает этой темы.       — Просто Захо и Фабьен предложили провести вас в аэропорт, оказать дружескую поддержку, так сказать. Вот я и спрашиваю, — это звучит, как попытка оправдаться.       — Скоро, — ничего нового.       Ладони нежно скользят по жилету, приглаживая чуть помявшуюся ткать, и останавливаются на талии. Микеланджело поднимает взгляд.       — Скажи… скажи, что ты не будешь с ним таким же, как со мной, — Флоран просит совсем тихо. — Скажи, что не променяешь меня на…       Локонте делает шаг назад. Перекидывает через плечо сумку. И выходит из комнаты. Его куртка остается на вешалке. *       — Это было в последний раз, — бросает через плечо Микеле, застегивая пуговицы на рубашке.       Через минуту, справившись с джинсами, итальянец выходит в коридор. Еще через минуту хлопает входная дверь. Флоран закидывает руки за голову, закрывая глаза и шумно выдыхая. Микеланджело лжет, бессовестно и бесстыдно, и Мот знает это. Знает точно так же, как и то, что все еще любит этого лжеца, даже сильнее, чем прежде. И его уверенность, что Микеле придет вновь, непоколебима.       Но Микеле не приходит, следующим же вечером он улетает в Корею на долгие три месяца, не давая себе возможности вернуться. *       — Все в порядке? — чья—то рука сжимается на остром плече, и итальянец поднимает взгляд, чтобы увидеть в зеркале отражение Лорана.       — Мне нравятся местные прибамбасы, — хмыкает Локонте, обмакивая подушечку пальца в золотистые тени, и склоняется над столиком с косметикой, чтобы получше рассмотреть свое отражение.       — Угу, крутые. Так..?       — Устал? — вопросительно бормочет Микеле, осторожно нанося макияж. — Непривычно? Странно снова оказаться на сцене в этом образе? Много новых лиц? Слишком быстро? — он поднимает подкрашенные глаза вверх, встречаясь взглядом со своим оппонентом. — Да, все да, поэтому я порой молчаливый и немного потерянный, — губы расходятся в усмешке. — Но пока я улыбаюсь, мир может не беспокоиться о своей сохранности.       Бан, ничего не понимая, ерошит взлохмаченную в идеальный беспорядок прическу, и Микеле думает, что не любит мужчин с такими короткими волосами.       — Все в порядке, — хмыкает Локонте, с сожалением отмечая, что новый Сальери не оценил сарказма, и снова возвращается к косметике.       — Тогда, может, сходим сегодня в бар? — кажется, Лоран очень рад перевести тему. — Мерван уже успел подыскать хорошее место и даже подговорить ребят: Себастьян и Солаль согласны, девчонки еще думают, но Рафаэль и Ноэми их активно агитируют.       — Хорошо, я не против, — блондин разводит руки, встряхивая кисточкой для пудры, нужно отвлечься, нужно влиться, нужно ожить, в конце концов!       — Отлично, тогда до встречи на сцене? — пальцы несильно сжимаются на плече.        «До встречи, да, тогда до встречи» — зациклено крутится в голове, но он не может этого произнести.       Микеле молча кивает. *       — О—о—о, думаю, Дов в восторге от такого гейского пиршества, — хохочет Фабьен, заваливаясь на плечо Захо.       — Может нам тоже что—то такое… — начинает Шарли, но всеобщий взрыв смеха не дает ему закончить эту мысль.       — Что смотрите? — на пороге гримерной появляется Флоран, он кидает на кресло куртку и сумку, начиная развязывать шарф.       — Ты просто обязан это увидеть! — восклицает Фаб, рывком разворачивая ноутбук монитором к французу. — Они превзошли все ожидания!       Мот хмыкает, склоняя голову, чтобы разглядеть то, что ему пытаются показать друзья. И немеет. Бан кружит на руках Микеле. Его Микеле. Как невесту. Словно пушинку. Так, словно… Нет, нет, Микеле не мог, он не мог так с ним поступить!       — Они просто очаровательны, — умиляется Камий, пытаясь подсмотреть происходящее на мониторе.       — Как думаешь, Дов… — снова начинает Фабьен, но прерывается, так и не закончив, когда Флоран отскакивает назад, натыкаясь на кресло, хватает свои вещи и выбегает прочь. — А… что это было? — он оборачивается на коллег, но те только пожимают плечами.       На парковке Мот спотыкается о бордюр и падает. Щеку режет от острой боли, руки сводит от напряжения, и он даже не пытается подняться. Ему кажется, что сердце с каждым ударом выталкивает из него жизнь. *       — Что за… Какого черта? — сонно бормочет Локонте, прижимая телефон к уху.       — Ты с ним спишь? — голос кажется совсем незнакомым.       Микеланджело отнимает мобильный, щурясь из—за яркой подсветки. Какого?..       — Ты разбудил меня в четыре утра, чтобы спросить сплю ли я? Браво, Флоран, твое сумасшествие перешло на новый уровень, — итальянец зевает, потирая глаза, и садится на кровати. Говорить совсем не хочется.       — Что между вами? — Мот выделяет каждое слово по отдельности, их, кажется, даже больно произносить.       — Между нами — мной и кем? — уточняет Микеле, с невысказанным разочарованием понимая, что сон больше не придет.       — Я… я видел ваше выступление. Вы с ним?..       — Мы с ним переодеваемся в одной гримерке и едим в одном и том же кафе. Мы с ним пишем программу к совместному туру и оба не хотим возвращаться во Францию. Мы с ним веселим фанатов и отдаемся работе на все сто, — сгоряча выпаливает блондин, совершенно не стесняясь добавлять в голос децибелов. — Что еще тебя интересует? — он поднимается на ноги, начиная нервно расхаживать по комнате. — Хорошо ли мне с ним? Как отношусь к его выходкам на сцене? И как провожу выходные? — он чувствует в себе столько агрессии, как никогда ранее. — Офигенно! Может этого мало? Может, ты еще что—то хочешь узнать? Например, как часто я принимаю душ или не трахаюсь ли случайно с каждым, кому даю автограф?! — взбешенно выплевывает Микеланджело, наконец, останавливаясь и глядя в одну точку на стене. — Иди к черту, Мот. Иди к черту ты и все твои чертовы вопросы.       Итальянец отбрасывает мобильный на кровать, и, распахивая дверь балкона, вываливается на улицу как был: босым, в майке и шортах. Уже через минуту руки дрожат от ночного холода, а из горла рвется усталый вздох. Он совсем не понимает, что происходит.       — Вижу, — раздается сбоку, и Микеле испуганно отшатывается от перил, — тебе тоже не спится, — Лоран выглядит таким до безобразия ненормальным в пижаме с рисунком панды, что Локонте не сдерживается от смешка.       — Прости, если разбудил, — немного виновато произносит мужчина, ежась, осознавая, что если сейчас снова схватит простуду, Дов его по голове не погладит.       — Да нет, я не спал, все никак в режим не вольюсь, — отмахивается Бан. — Но раз уж мы оба не спим, может, ты составишь мне компанию? Внезапно так захотелось кофе.       Микеле смотрит на него и думает, что нет, совершенно ничего общего у них с Мотом нет, они разные, до малейших деталей. И ему все равно. *       Они больше не созваниваются. Флоран выкладывается на спектаклях до изнеможения, кажется, что на последних аккордах «Aupres dʼun autre» он просто сбежит за кулисы и больше не найдет в себе сил выйти на поклон. Микеле ужасно переносит обратный перелет: его лихорадит, он крутится, не находя себе места, каждые двадцать минут подзывает стюардессу, чтобы спросить, долго ли им осталось, не отвечает на встревоженные вопросы Лорана и никак не реагирует на тщетные попытки Маэвы помочь.       Он знает, что не заслужил помощи. Знает точно так же, как и то, что больше никогда не вернется к Моту. Потому что Фло не заслужил столько боли.       И кажется таким нелогичным и нормальным, что они снова оказываются в одной постели.       Микеле, не моргая, сверлит взглядом потолок мотовской спальни, пытаясь отдышаться, чтобы успокоить рвущееся наружу сердце. Флоран лежит рядом, крепко зажмурив глаза, не позволяя себе лишних эмоций — нет, только не сейчас, потом — сколько угодно, рыдай, хоть захлебнись, но только не сейчас, нет.       — Я… — несмело начинает Локонте, поворачивая голову к французу. — Я хотел попросить прощения за…       — Ничего, — на придыхании шепчет брюнет, и ему нестерпимо хочется отвернуться. Или еще лучше, если сейчас Микеланджело по своему обычаю молча соберется и уйдет, оставит Флорана один на один с мыслями и эмоциями. Сейчас это так нужно, впервые.       Микеле приподнимается на локте, склоняясь ближе к парню, и прикасается губами к влажному лбу. Фло замирает.       — Я не должен был, — продолжает итальянец, — прости.       Губы Флорана дрожат, как и рука, которую берет в свою ладонь Микеле.       — Я н—не… не понимаю.       — Я знаю, — Локонте несколько секунд скользит взглядом по его напряженному лицу, хмурится, прослеживая новый едва заметный шрам на щеке, и склоняет голову к крепкому плечу. — Я тоже. Но… может мы заслуживаем второй шанс, как думаешь?       Флоран закусывает губы, отворачивая голову. Он наверняка сошел с ума, потому что Микеле никогда бы такого не предложил. Его Микеле никогда бы на такое не согласился. Он… Фло ведь просто не вынесет еще одного такого года, не выдержит, если все вновь повторится с достоверностью до точки. Зачем?       — Ответь, Микеле, — едва различимо. — Что между нами?       Микеланджело закрывает глаза, осторожно переплетая их пальцы, и вдыхает полной грудью.       — Между нами музыка, Фло, — губ итальянца касается ласковая улыбка. — И это лучшее, что может быть между людьми.       Они засыпают вместе, крепко прижавшись друг к другу, боясь отпустить. Впервые за долгое время, понимая, как им не хватало всего этого: этих эмоций, этих сокровенных, особенных прикосновений, этой музыки. Возможно, есть множество причин быть порознь, возможно, каждая из них по—своему весома, но ни одно сердце не заслуживает того, чтобы биться в одиночестве. Теперь Микеле точно это знает.