Однажды кто-то обнимет тебя так крепко, что все сломанные кусочки соберутся воедино

Дорога такая узкая, что ветки царапают борта машины. Джеймс хватается за верхнюю ручку дверцы – их со Стивом немилосердно кидает из стороны в сторону на каждой неровности размытого недавними дождями грунта. Он видит, как напряженно смотрит вперед Роджерс, опасающийся, похоже, что свернул не туда в утренних сумерках. Джеймс помнит дорогу, но они оба не были здесь целую вечность, и все изменилось. Он уже готов предложить Стиву просто вернуться назад, когда дорога вдруг упирается в песчаный пляж и бескрайнюю, беспокойную гладь океана за ним. Рассвет еще только занимается над водой. Джеймс открывает дверцу, скидывает кроссовки и ступает на песок босыми ногами. Ощущение прохладных, влажных и покалывающих кожу песчинок оказывается таким сильным, что он зажмуривается на мгновение – и Стив тут же возникает перед ним, обеспокоенный, успевший за пару секунд заглушить двигатель и обойти машину. Барнс улыбается ему и успокаивающе качает головой. День обещает быть теплым и ветреным. Вода еще слишком холодная – не успела прогреться после дождливой ночи, и они останавливаются у самой ее кромки. Солнце светится сквозь сине-зеленое, и Джеймсу кажется, океан сейчас такого же цвета, как глаза Стива. Тот сжимает его правую ладонь своей – тепло, ласково и привычно. От левой бликами отражается рассвет. Барнс ловит себя на мысли, что ему, в принципе, больше ничего и не нужно – только стоять на пустом пляже ранним утром, плечом к плечу со Стивом. Ему хочется раскинуть руки и закричать от счастья, невозможного и бесконечного, до самого горизонта. Голова кружится от наполненного солью воздуха. Ветер теребит пряди волос, выбившиеся из неровного пучка на затылке, и кончики алой нити на запястье, океан у ног мерно шелестит, а тот, что в глазах Роджерса – сияет любовью и спокойной уверенностью. *** Сыворотка в их со Стивом крови хоть и действует примерно одинаково, похоже, все-таки отличается по составу. Клинт, чуть более трезвый, чем сам Джеймс, заботливо доводит его до квартиры, почти заносит в гостиную, сгружает на диван и нетвердой походкой удаляется. Барнс честно собирается вырубиться, но под щекой обнаруживается телефон. Набрать номер правой рукой не выходит, однако левая справляется без проблем. - Привет, - еле ворочая языком, говорит в трубку Джеймс. Ощущать себя пьяным очень странно – мысли похожи на комки ваты, они неуклюже перекатываются, сбиваясь с одной на другую, а тело будто живет собственной жизнью. - О господи, - обреченно вздыхает на том конце провода Тони. – Нормальные люди по пьяни звонят бывшим, а ты – мне? Очаровательно. - Тебя это бесит, - запинаясь на каждой гласной, выдает Барнс. - Под «это» ты имеешь в виду себя? – иронично уточняет Старк. - Нет, - отмахивается Джеймс. – Ты не можешь все контро… - он сбивается на слишком длинном для его состояния слове. – Контроли… ролив… И тебя это бесит. - Допустим, - соглашается Тони, кажется, еще не теряющий надежды уловить, к чему он ведет. - Но знаешь что? – голос Джеймса звучит так, будто он собирается открыть Старку как минимум тайну мироздания. - Что? – спрашивает тот и, кажется, зевает. - Однажды… - начинает Барнс и переводит дыхание, понимая, что не справится с целой фразой без подготовки. – Однажды кто-то обнимет тебя так крепко, что все сломанные кусочки соберутся воедино. - Ух ты, - впечатленно отзывается Тони. – Чем вы там с кэпом занимаетесь вечерами? Читаете друг другу дамские романы вслух? Джеймс, растекшийся по спинке дивана, не видит Стива, который уже почти минуту стоит в дверях спальни, закрывая лицо ладонью, из-под пальцев глядя на него и сдерживая смех. *** Джеймс с недоумением наблюдает, как в декабре наступает всеобщее помешательство на елках, гирляндах и Санта-Клаусе. Он сам от Рождества совсем не в восторге, хотя дело не в мишуре и мигающих огоньках. Что-то в нем, что почти вытравили, затолкали так далеко, что не достать, отзывается беспокойством, когда температура опускается ниже нуля. В пробирающей до костей нью-йоркской влажности даже «минус один» ощущается как все «минус двадцать». Барнс пытается заставить Стива надеть свитер, не дает забыть дома шарф и настойчиво предлагает пойти на пробежку в ближайший спортзал, а не в парк. На кровати появляется лишнее одеяло, под которым, кажется, можно пережить даже новый ледниковый период, а на диване в гостиной – охапка пледов. Роджерс каждый раз просто обнимает его, всем своим большим, горячим телом, убеждая, что холод, снег и ветер больше не страшны. - Вы же в курсе, как это выглядит? – интересуется Ванда, почти поселившаяся в их квартирке в Бруклине. Там, где она выросла, отмечают Новый год, и предрождественское безумие сбивает ее с толку. А стихийные бедствия лучше пережидать вместе. - Как? – хмыкает Джеймс, глядя на нее поверх плеча Стива, даже не думая выпускать того из объятий. - Так, что даже если бы вы занялись любовью прямо здесь и сейчас, это было бы менее откровенно, - забирается с ногами на диван Максимофф. Барнс закатывает глаза. - Да-да, - смеется Ванда. – Зависть – плохое чувство, я помню. Я, кстати, собираюсь познакомить вас кое с кем буквально через полчаса. У незнакомой девушки, ровно через тридцать минут переступающей их порог, длинные каштановые волосы, миндалевидные глаза, выдающие восточноазиатское происхождение, и странное имя Скай. За окнами полночь и фейерверки. Ванда и Скай восторженно кидаются к окнам, как будто им нет и десяти. Джеймс улыбается, опираясь затылком на плечо Стива. *** На улице поливает, как из пожарного шланга. Джеймс обеими руками и скрещенными щиколотками крепче прижимает к себе Стива, устроившегося сверху. Они оба сонные в половине четвертого вечера. Роджерс, совсем домашний в мятых пижамных штанах, целует его, самозабвенно и неторопливо, шаря ладонями везде, куда может дотянуться – по шее, зарываясь пальцами в густые волосы, груди, бедрам, по чувствительному местечку под коленкой. Диван жалобно скрипит, но он еще и не такое переживал. Стив соскальзывает поцелуем с губ Джеймса к его шее, бережно трогает бьющуюся пульсом вену, а потом приподнимается и вглядывается в его лицо. Барнс гладит его по затылку теплыми пальцами и понимающе улыбается – их обоих иногда все еще накрывает внезапным сомнением, что это по-настоящему. У Роджерса глаза цвета океана и длинные ресницы, в мягком свете торшера отбрасывающие тени на щеки. Джеймс любуется им с привычной щемящей нежностью. Стив отстраняется, потянув вверх его майку. Джеймс прогибается, избавляясь от нее, тянется вперед и цепляет широкую резинку штанов Роджерса. Несколько секунд они неуклюже, со смешками возятся, пытаясь окончательно раздеться, не сломав при этом диван и не наставив друг другу синяков локтями. Стив снова накрывает Джеймса собой – обнаженный, красивый настолько, что это едва можно выдержать, с лихорадочно горячей кожей. Барнс переворачивается под ним на живот, гнется в пояснице и задерживает дыхание от того, как Стив осторожно убирает волосы с его шеи и касается губами выступающих позвонков. Джеймс заводит правую руку за спину, стискивает в ладони крепкую ягодицу, вжимая Роджерса в себя сильней, и низко стонет от ощущения влажно упирающейся в мошонку головки. Он судорожно быстро тянется в стык между подушками и выуживает начатый флакон смазки. Стив вталкивается в него несколькими сильными движениями, и Джеймс улыбается, беззвучно выдыхая. - Я люблю тебя, - шепчет он одними губами. Стив целует его левое плечо – ему даже не нужно отвечать. *** Джеймс озадаченно складывает руки на груди и поворачивается к такому же задумчивому Стиву. Золотистый ретривер по имени Лаки, выглядящий очень довольным прогулкой, сидит на коврике у порога, смешно раскинув грязные лапы, и стучит хвостом по полу в явном ожидании. - Бартон упоминал, что его собаку нужно не только выгулять, но и помыть? – на всякий случай уточняет Роджерс. - Я помню каждую драку, в которую ты ввязался лет этак восемьдесят назад, - отвлеченно и слегка меланхолично замечает Барнс. – А вот что сказал Клинт сегодня в пять утра после… - скулы Стива едва заметно алеют, и Джеймсу тут же становится как-то неловко называть вещи своими именами, - очень бурной ночи – нет. - Ладно, - коротко разводит руками Роджерс. – Пошли, приятель. Его жест в сочетании с фразой Лаки воспринимает как сигнал к действию и, пружиняще оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, запрыгивает на Стива. Тот машинально подхватывает его, даже не покачнувшись. - На тебе моя любимая футболка, - стонет Джеймс, рассматривая отпечатки вымазанных в уличной грязи лап на светлой ткани, и переводит взгляд на пса. – Была. Лаки радостно виляет хвостом и, похоже, совсем не чувствует себя виноватым. Стив опускает двадцать килограмм живого веса в ванну, снимает с крепления душ и принимается регулировать температуру воды над раковиной. Джеймс вытаскивает из кармана телефон и вбивает в строке поисковика запрос «как помыть собаку». Роджерс осторожно поливает Лаки сверху, мочит мягкую, почти белую шерсть, начиная от шеи, но едва он убирает душ, как пес отряхивается, брызгая водой на него, Барнса и на все вокруг. Стив смотрит на слегка ошарашенного Джеймса, тот смотрит на него и, мгновение спустя, не выдержав, фыркает. Еще через секунду они оба смеются в голос. Океан в глазах Стива сияет любовью и спокойной уверенностью.