***
Это затянуло меня полностью, хотя, признаться я не задавал себе никаких вопросов насчет Розы. Аморально это или нет — трахать девочку, которая больше, чем вдвое моложе тебя самого. Я просто завоевывал ее расположение, потому что мне нравилось. Я откровенно балдел от того, что могу показать ей другую сторону жизни: ту, которой она была лишена в силу материального положения. Роза, в выбранных мною платьях, неизменно темно-синих или пурпурных, ведомая моей рукой. Дорогой ресторан? Да! Каждый вечер, который она проводила со мной. Итальянская опера, о, конечно, безусловно, прекрасная моя нимфа, если тебе она действительно нравится. И она шевелит губами, повторяя беззвучно эти арии вместе с исполнителями. Нравится. Ты любишь выводить узоры ногтями на моей коже и мой вкус. Смеешься. И все же что-то пугающее появляется в твоем взгляде, когда ты вместо привычного обращения «мистер Малфой», говоришь мне: «Да, Драко». Я не хотел бы привязываться к тебе, и чтобы ты влюблялась в меня, ведь Роза Уизли не входит в мои жизненные планы. Просто это хорошо: медовый вкус, совершенство кожи, быстрый секс в Министерском туалете. И хорошо, что мы теперь коллеги. Все отлично, но я продолжаю трахать и Таис. Ибо мне ни к чему ее слезы. Я давно с ней знаком и привязан больше.***
Я перевожу взгляд, понимая, что она, наконец, замолчала. В карих глазах, обращенных ко мне с мольбой, плещется отчаяние. — Драко, я прошу, я настаиваю. — Ты никак не можешь препятствовать тому, что мы с Розой проводим время вместе. — Но ты ее не любишь, — приводит аргумент, по ее мнению, веский и снова ждет ответа. — Какая разница, какие чувства я испытываю к ней, дело в том, Грейнджер, что твоя дочь совершеннолетняя, и сама имеет право выбирать того, с кем ей спать. Грейнджер злится так, что на смуглом лице проступают пятна. Она сжимает руки в кулаки и шипит: — Малфой, не вынуждай меня!!! — И что ты можешь мне сделать? Меняется в лице, будто поймана с поличным. Она действительно попалась, ибо на мой вопрос ей нечего ответить… и тут Гермиона говорит то, от чего я давлюсь кофе. — Я предлагаю тебе сделку: ты оставляешь ее, а я буду спать с тобой. — С чего это вдруг ты решила, что мне интересно? — пытаюсь придать голосу холод и безразличие, но чувствую, как ком поднимается к горлу. — Ты всегда хотел этого, и не спорь со мной — я знаю. То, как ты ведешь себя в моем присутствии, выдает, что я не безразлична тебе, как женщина. — Была, может быть, сто лет назад. Грейнджер, не будь дурой, — играю я словами, — она все равно, что ты. И спать с ней — все одно, что с тобой, с той лишь разницей, что она лучше, моложе. Я стараюсь ударить по самолюбию Грейнджер как можно больнее, но, как ни странно, она никак не реагирует на мои слова. На переносице морщинка задумчивости. — Нет, — решительно заключает она, — для тебя это не одно и то же. Ее ты просто хочешь, а меня любишь. Любишь как данность, как объект унижения и подчинения. И ты продашь душу кому угодно, лишь бы пройтись по мне ботинками, втоптать меня в грязь. Она вскидывает на меня глаза. В них ничего, кроме ненависти и желания стереть меня с лица Земли. — Я могу дать тебе все это взамен на твое слово чести, что ты оставишь мою дочь в покое. — Грейнджер, — возражаю я, — стоп-стоп-стоп. Не ты ли говорила в свое время, что нам мешают быть вместе дурацкие предрассудки моих родителей? Я был готов порвать все отношения с семьей, лишь бы быть с тобой, но ты сама ушла к Уизли. Так будь человеком, дай мне обладать хотя бы частью тебя, ибо ты права, и я до сих пор схожу с ума от твоей морщинистой задницы. — Заткнись, дерьмо, — наконец-то теряет самообладание Грейнджер, — ты ничего так и не понял? Я не против того, чтобы ты встречался с моей дочерью, если бы ни одно обстоятельство… — И какое же? — шиплю я в ответ. — Роза может быть нашим общим ребенком. Звенит, разлетаясь, чашка, упущенная на пол моей рукой. Брызги кофе орошают светлые брюки Грейнджер, и я вижу, как из ее глаз вытекает скупая, сдерживаемая слеза. — Как? Но как же, — тихо частит голос. — В июне, в день твоего Рождения. Ты и я… помнишь? Мы упились здорово, и ты сказал, что свадьба эта твоя… — Да я не о том, — криком перебиваю я, — какое ты имела право молчать? Вскакиваю на ноги и начинаю метаться вокруг стола, наплевав, как выгляжу со стороны, и что обо мне могут подумать. А заметили нас, совершенно точно, ибо попы официантов вновь приобрели положение перпендикулярное полу, и ребята стали срочно оттирать пятна с соседних столов и подметать пол рядом с нашим. — Я не молчала… то есть… как ты себе это представляешь? Я узнала о беременности через месяц после того, как ты женился…. К тому же…. — Что?! — уже в голос ору я. — Я не уверена, что Роза от тебя. В ту же ночь я была и с Роном. Потом он уехал в командировку, и долго никого не было. Драко…. Вероятность пятьдесят процентов… а может быть и больше. Потому что Роза напоминает мне тебя, она не похожа на Рональда. В тот вечер я ушел сразу после этой фразы, хлопнув дверью так, что вылетело стекло.***
Вечер тихий, необыкновенно теплый, почти как в июле. Лихорадит. Да так, что пальцы не способны удержать сигарету. Она появляется, легко выпрыгнув из такси. Спешит, улыбается, хотя знает, что опоздала. Задержалась надолго, зная, что буду ждать. Руки ловят плечи, губы просят поцелуй. В самый последний миг отворачиваюсь. — Что? — Давай просто прогуляемся… это не займет много времени. Ведет плечами, но не отказывается, потому что виновата и знает, как я умею выходить из себя. Бредем по улице молча, и она странно-безлюдна для этого времени. Тауэрский мост… и все самые важные моменты решаются на мостах… — Постоим немного? — Хорошо. Но я ничего не понимаю. — И не поймешь, — я снова пытаюсь закурить. Она видит, как зажигалка беспомощно искрит в моих пальцах. Роза берет сигарету и раскуривает ее сама. Впервые смотрю на нее по-другому. В красноватом свете уголька ее губы рельефны, и я понимаю, что они слишком сильно напоминают мои собственные, чтобы игнорировать это. Выдергиваю сигарету, что со стороны может показаться довольно грубым жестом, и за пару затяжек выкуриваю ее до фильтра. — Еще раз увижу тебя с сигаретой — выбью зубы! Она ничего не понимает и ждет… — Больше встречаться не будем, — спокойно говорю я. — Драко, я… — Вопрос решен. Закрывает лицо ладонями и, кажется, всхлипывает. Это невыносимое зрелище, хуже, чем все остальное…хуже, чем просто жить в этот самый момент, и я обнимаю ее. Она, в отчаянии зацепляясь ногтями за рубашку, шепчет: — Почему, Драко, почему? Я же… я так к тебе… мне нравится. — Роза, — мои пальцы поправляют заколку, воротник, ремень ее сумочки, перекинутой через плечо, не в силах исправить все остальное, — Роззи, мы просто слишком разные, чужие, и…. нет, просто чужие и все. И нежное лицо искажает гримаса боли, моя боль лавой плещется внутри. Она тихо отстраняется, и понимаю, что это конец, больше она не даст сказать себе и слова… вся в мать.***
Через неделю я позвал Грейнджер в свой кабинет. — Почему ты ничего не говорила мне об этом, ты должна была! Ты должна была! И теперь, нужно что-то сделать. Роза не разговаривает со мной. Игнорирует мое существование. — А чего ты хотел?! Наломал дров и… как всегда — в кусты? — Я не хотел ненависти с ее стороны. Если она моя дочь… есть же всякие анализы, и это можно узнать… я хотел бы знать… Грейнджер, пожалуйста. — Зачем? — недоумевает она. — Потому что, возможно, она — Малфой. Потому что она — наследница древнего рода… Грейнджер отмахивается от меня, как от навозной мухи… — Ее не интересуют ваши несметные богатства и чины. Розу не нужно растить и помогать ей. Она умна, амбициозна и добьется всего сама. Зачем ей ты? — Чтобы знать. — Чтобы знать что? Представь, что она почувствует, если узнает, что спала с возможным отцом? Оставь все, как есть, Драко, общайся с ней по-хорошему на работе, и со временем все наладится. — Если так, то ты тоже должна получить свое. За свои ошибки в этой истории, Грейнджер. И я кладу перед ней пергамент: — Читай и подписывай документ. — Что это? — Читай, читай!!! И она поспешно, еле слышно проговаривает слова. И глаза ее огромные, полночные еще больше расширяются от содержания «Договора». Здесь я приведу его текст: «Сегодня, 17 сентября 2023 года, я, Гермиона Джин Уизли, подписываю настоящий Договор, по условиям которого я принимаю на себя обязательства по организации досуга мистера Драко Люциуса Малфоя, с периодичностью три раза в неделю, в заранее обговоренное время. Договор вступает в силу и действует бессрочно или до того момента, когда Драко Люциус Малфой возжелает разорвать его. В понятие организации досуга обе стороны вкладывают и понимают то, что время, которое миссис Уизли будет проводить с мистером Малфоем, будет тратиться по его разумению и желанию. В те дни, которые Гермиона Джин Уизли не сможет обеспечить мистеру Малфою достойное времяпровождение могут быть заменены на другие, по устному согласию мистера Малфоя. Контракт вступает в силу с момента подписания. Я — Гермиона Джин Уизли Я — Драко Люциус Малфой». Гермиона читала его несколько раз. Один вслух и раза три про себя. Она смотрела на меня дикими глазами, и губы ее застыли в беззвучном: «Зачем»? Ухмыляюсь: — Я мечтал об этом… К тому же у тебя, Грейнджер, будет гарантия, что Роззи ничего не узнает.***
Она приходит ко мне по понедельникам средам и пятницам и, возможно, ненавидит больше, чем Темного Лорда в то время, когда он был жив. А я растворяюсь в ней с первой минуты нашей встречи и до последнего крика наслаждения, рвущегося с ее губ, ибо она получает столь же яркое удовольствие, как и я. Она приходит злая на мир, на жизнь, на себя и рывком снимает свитер, путаясь в рукавах, застревая в нем шпильками. И тогда я освобождаю эти нежные ветви Гермиониных рук, распутываю волосы… и они, так же как и раньше, падают на ее плечи, на мой живот, когда она ласкает меня. Она касается ртом только моего члена и морщится от презрения, когда я пытаюсь прикоснуться к ее губам. Но я знаю, что трах по принуждению обязательно сменится настоящей нежностью, как это было тогда, в единственный наш первый раз, потому что уходит она, и лицо ее умиротворенное, спокойное. У порога она дает поцеловать себя в щеку, застегнуть пуговицы пальто и прошептать в ушко: — До встречи… — Да пошел ты… Все обязательно будет хорошо, и этот секс скоро перестанет быть актом жалости и благотворительности с ее стороны. Ведь контракт — это просто бумажка, и я не мог бы ей навредить, даже если бы захотел. Ведь Роза встречается с парнем из Министерства, из отдела Тайн. У них любовь, и «розинская» принципиальность все равно не дала бы ей прикоснуться ко мне, даже под заклятием подчинения. Грейнджер жалеет меня и поэтому приходит три раза в неделю… а в случае с ней, это синоним любви. И я отчаянно надеюсь, что Рон Уизли куда-нибудь исчезнет, раньше, чем я отброшу копыта, и тогда я успею хотя бы недолго просыпаться с ней в одной постели и говорить без злобы и агрессии. А пока мы все смешиваем коктейли: у Грейнджер он состоит из страсти и лжи — он горячий, такой, что обжигает все ее существо и меня заодно. Виво, по-прежнему, готовит мне «Кровавую Мэри» по утрам. Таис — это «Кофиски». А я… мой коктейль из любви и надежды. В процентном отношении пятьдесят на пятьдесят.