***
Этой ночью мне снится очень странный сон, где я стою в полной черноте, глядя лишь на белоснежный кривой оскал перед собой. Тот, кто стоит передо мной, подносит длинный палец, измазанный в чёрной краске, к сумасшедшей улыбке. Но я не запоминаю сны, только просыпаюсь со странным чувством предвкушения чего-то неясного. Пятница нагрянула неожиданно, но весьма приятно. Всю среду я протаскался в клубы и агентства по вопросам организации предстоящих концертов, а весь четверг просидел над документами и соглашениями, подсунутыми мне Мамаем. Я не раз и не два говорил, что я ненавижу тягомотину с документами, а если бы любил — был бы не рэпером, а бухгалтером, но для Ильи все эти бумажки с мелкими буквами кажутся необходимой частью жизни абсолютно каждого человека. Решаясь не предаваться размышлениям о том, как живётся этим «простым смертным», я коротко усмехаюсь своей напускной помпезности и захожу в бар, прикрывая за собой двери. Внутри народу совсем немного, высокая фигура Ресторатора торчит у бара, а лысина глянцево блестит на свете неоновых ламп. Саша словно чувствует меня спиной, поворачивается и ловит меня за рукав, коротко сообщая: — Привет! Они тебя во втором зале ждут, там Порчи извёлся весь. Я киваю, не желая перекрикивать играющую музыку, и иду в сторону неприметных чёрных дверей. За ними меня ждёт человек семь, в основном в кепках, с пивом и тихой болтовней. Дарио подскакивает сразу же, сбивая меня плечом, и радостно заявляет: — Семь отборнейших экземпляров, тестируй. Я усмехаюсь, беру в руки поданный португальцем микрофон и говорю: — Сейчас Порчанский включит бит, я буду читать, а вы, по одному, выходите и пытаетесь подхватить меня где надо, в любом порядке, мне похеру. Все ясно? Негромкое «да» прокатывается по небольшому залу. — Тогда поехали.***
Мне никто не подошёл. И вроде были неплохие ребята, с чёткой читкой, но в меня не попадал никто, а голоса не имели ни капли схожести с моим. Было немного неловко говорить об этом Порчи, вечно веселый португалец даже расстроился немного, но я не хотел посредственно выбирать человека в свою крю на отъебись. В горле пересохло, как будто я отчитал целый концерт, жутко хотелось пить и курить, поэтому, прихватив по пути стакан пива из бара, я выхожу на улицу через черный вход, закуривая прямо по пути. Не то, чтобы я любил Мальборо, но в кармане оставались только эти, в спешке взятые с балкона, очевидно, забытые кем-то из гостей, собравшихся у меня прошлой субботой. Огонек добирается до фильтра и жжёт пальцы, я выкидываю бычок, забираю бумажки с текстами и иду вперёд, разглядывая блестящие лужи под ногами. И ударяюсь в чью-то тёмную грудь лбом, роняя стопку мгновенно разлетающихся листков. Не глядя, бормочу раздраженно «пардон, блять», присаживаюсь на корточки. Выкрашенные чем-то черным, будто гуталином, пальцы подбирают один из листков с асфальта. — Вы все натуры тонкие, не так ли, Вам только кинопленки, Канны, громкие спектакли. А в моей каморке по полкам иконки и пентакли, И чтоб кончить мне нужны плетки, японки и тентакли, — зачитывают мне чуть более мягкой и вкрадчивой версией моего, блять, голоса. — М-м, неплохо. Я замираю, медленно поднимая голову, и первое, что вижу перед собой — это огромный белый оскал. С голове одна за одной проносятся мысли, начиная с «Надо поменьше работать», следом «Что они подсыпали в пиво?», а затем и «Блять, почему он черный?». За оскалом следует низко надвинутый капюшон, из-под которого ясно чувствуется испытующий взгляд. — Не курил бы ты эту дрянь, — советует зубастый, брезгливо кивая на выкинутый окурок. Пока я сижу на корточках с полнейшем шоке, он собирает бумажки, всовывает мне их в руки и встаёт. Я встаю следом и уже открываю рот, чтобы что-то сказать, как тут он останавливает меня, приложив палец к губам. Меня мучает чувство дежавю, только я понять не могу, где я это видел, а черный быстро уходит куда-то в тёмный питерский переулок. Я стою с открытым ртом, как долбаеб и смотрю в пустоту, после чего лезу в карман и безжалостно выкидываю пачку Мальборо, сминая её в кулаке и превращая сигареты в кашу. На ум приходят фразы для текста, которые я немедленно забиваю в телефон, чтобы не забыть. «Что ты видишь за моей гримасой, За гримом, капюшоном, черно-белой маской, За псевдонимом, за мимом, за мемом, Бэк-мс, неотличимого от серой массы?»