Румынские каникулы

Баки стоял возле Дворца парламента и смотрел то на него, то на редкие группы туристов. Обычная куртка, кепка, джинсы — обычный турист, отошедший в сторону, чтобы в тишине оценить монументальность здания. Стив медленно подошел и встал с правого бока, тоже посмотрел на Дворец. — Красивый, — сказал он после минутного молчания. — Думаешь? — отозвался Баки. Голос у него звучал глуше, чем Стив помнил, но все равно так знакомо, что пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы не сорвался собственный голос. — Пойдем, покажу кое-что. Они подошли к южному входу, Баки обменялся с полицейским парой слов, и их пропустили к стеклянным лифтам, те поднялись наверх, почти бесшумно — и перед глазами предстал огромный пустынный зал. — Нравится? — спросил Баки. Стив не знал, что ответить — на самом деле хотелось уйти из столь величественного, но безжизненного помещения, но Баки смотрел пытливо, в глазах не было холодного безразличия Зимнего Солдата, ему правда важно знать, ему важно это место, и надо было соображать быстрее — и Стив ответил: — Да. Баки тут же отвернулся, поежился, подошел к одной из колонн, коснулся ее левой рукой, обтянутой в бежевую перчатку. — Раньше Дворец называли Домом Народа. Здесь я убил одного из членов парламента. Стив переступил с ноги на ногу. Что сказать. Как сказать. Показалось, что Баки сейчас от него дальше, чем когда сам Стив находился по ту сторону океана. Тогда он знал, что скажет, знал, что обнимет — сразу же, как только увидит. Эй, Бак, я нашел тебя, я наконец-то нашел тебя, через толщу льда, десятки лет. Мое сердце больше не ноет, чувствуешь? В той жизни — до поезда — они знали друг друга, как самих себя. «Если я начну», — говорил Стив — «Я закончу», — откликался Баки. «Не вмешивайся», — поправлял Стив и улыбался. С детства: пароль — отзыв, драка — я прикрою спину, нарисуешь? — да, переночуешь? — да, ты со мной — я с тобой, уходи — никогда. С детства: выстраивалось, рвалось, сшивалось, перекраивалось, болело — горело. С полуслова — без слов, с полувзгляда: я твой — ты мой. «Опять наваляли, дурак, зачем полез, садись, буду лечить» — но сейчас как залечить такое? —… в порядке? — Стив очнулся, когда голос Баки раздался возле уха. Отступил, прислонился к стене, кивнул. — Я, в общем-то, совсем другое показать хотел, идем. Они выбрались на крышу, прохладный весенний воздух омыл легкие, и под синим безоблачным небом стало чуть легче. Стив помнил, как говорил Сэму: «Я живу, но где-то так» — и показывал пару дюймов между большим и указательным пальцами, потом раскидывал руки во всю ширь: «А так было раньше. И теперь этого нет. Я хочу вернуть». Сэм предлагал рассказать, что именно — вернуть, но Стив открывал рот — и просто не мог описать. «Хочу вернуть», — повторял он и уходил — листать бесконечные рапорты из полицейских участков, документы, которые удалось раздобыть остаткам Щ.И.Т.а по делу о Зимнем Солдате, смотреть новости и составлять планы, чертить маршруты — искать, искать. — Вот здесь хорошо, — искренне сказал Стив, и Баки хмыкнул, прикрыл глаза, подставил лицо солнцу. Постоял так немного, порылся в маленьком рюкзаке, протянул Стиву фотоаппарат. — На, сфотографируй. Он сразу же печатает снимки. — А тебя можно? — Если хочешь. — Баки сдвинул кепку ниже, но не отвернулся. Стив посмотрел в окошко, зафиксировал картинку, чтобы Баки целиком в нее попадал, нажал кнопку. — Спасибо, держи. — Распечатать? — Да, пожалуйста. На маленькой карточке Баки выглядел спокойным, почти отрешенным. — Кто так снимает? Позади не пойми что. — Ну, я снимал то, что впереди, — ответил Стив и убрал фотографию в нагрудный карман куртки. Показалось, что Баки сейчас скажет «тупица», но да, показалось. Потом они забрались на парапет, свесили ноги с крыши и смотрели вниз на город. — Мы могли бы спрыгнуть, и нам ничего бы не было, — нарушил тишину Баки. — Угу. Вниз спустились на лифте. Куда теперь, хотел спросить Стив, но смолчал. Простейшие вопросы не клеились, застревали не то что в горле, а где-то глубже. Привет — давай дружить, тебя как зовут — друзья зовут меня Баки. О господи, они ведь когда-то друг друга не знали, они когда-то говорили просто и ясно. Эй, Бак, давай дружить. Не могу, не могу, Стив ударил себя в грудь, ну что за дурацкое тело, такое большое и сильное, такое безвольное. Баки подошел, отвел кулак вниз, не касаясь кожи, за рукав. — Хочу есть. Думал приготовить на обед мясо по-кронштадтски. Будешь? Квартира у Баки оказалась крошечной: одна комната — спальня да кухня, и ванная. Единственная свободная стена оказалась усыпана фотографиями. Памятники, музеи, церкви, природа, люди — и везде подпись: место и дата. — Сколько же ты исколесил? — Немного. Я и в половине мест, где хотел, не побыл. Хочешь скоро уехать? Можно с тобой? Невыносимо. — Но мне пока нравится тут. Мои родители жили в Бухаресте. — Да, я помню. — Я теперь тоже. Баки не очень хорошо говорил по-английски, когда с семьей переехал в Бруклин, и после первого же дня в школе его начали задирать. Ну, а Стив что — конечно же он не мог не вмешаться, а к разбитым костяшкам и коленям ему не привыкать. Это потом Баки подружился с теми ребятами, один из них даже устроил его на первую подработку. А один спутался с итальянской мафией — в те годы многие бежали из Сицилии в Штаты, опасаясь режима Муссолини — и его убили. Баки возвращался к Стиву с работы, и в переулке увидел тело. Парень был схож по телосложению со Стивом, волосы только темнее, но вечером разве разглядишь с первого взгляда, тем более что крови из раны на голове натекло немало. Стив тогда в первый раз увидел, как Баки плачет — беззвучно, только из глаз слезы текут. А ночью лежал рядом, прижимал Стива к груди, не спал, не мог. Стив тоже не мог, гладил холодные руки, подносил ко рту, грел. — Тебе сколько? — Стив понял, что задремал, облокотившись о стол, только когда Баки поставил перед ним сковородку с мясом. Пахло очень вкусно, а Стив не ел со вчерашнего дня, так спешил на поезд. — Половину. Баки скептически посмотрел на него: — Ладно, не доешь — отложишь обратно. Отложить пришлось, но Стив с такой тоской провожал остатки, что Баки пообещал, что на ужин все мясо — его. После обеда клонило в сон, и рассудив, что Баки уж из своей-то квартиры никуда не денется, Стив решил поспать. Расстелил выданное белье, спрятал фотоаппарат под подушкой, вытянулся на краю кровати и уснул. Солнечные лучи светили в глаза, мурлыкала знакомая песня, тело казалось отдохнувшим, как давно не случалось. Похоже, что вырубило надолго — наступило утро. Стив сквозь ресницы наблюдал, как Баки разбирает и чистит на столе оружие. Зрелище вызывало умиротворение. Заткнись, разбери и собери винтовку — с армии приказ, с армии средство, чтобы утихомирить страх, с армии привычка любоваться ловкими движениями. Баки и его красавица. Баки и его смертоносное оружие. Страница вторая: Зимний Солдат — высокотехнологичное оружие многофункционального назначения, перечислим основные характеристики. Блядь, надо вставать. На столе Стива дожидались блинчики. Рядом лежал фотоаппарат. Стив отвел взгляд. — Не думал, что Капитан Америка берет заложников, — проговорил Баки. — Сейчас сварю кофе. — Прости, — вышло совсем не искренне, и Баки только пожал плечами. Как с ним говорить. Любое слово кажется нарочитым, глупым. Что-то сломалось — то, что они наживали годами. Как починить. Что придумать. Над кофе Баки колдовал долго, варил в турке, Стив успел стянуть пару блинчиков, пока дожидался ароматную чашку. — Собирайся, прогуляемся, — сказал Баки, когда Стив поел. — Что? Я не люблю тут сидеть. — Куда мы едем? — попытался выдавить из себя Стив — и у него получилось. — Увидишь. До таинственного места добирались сначала на метро, потом на пригородном автобусе. Кое-где у дороги еще лежал снег, ссохшийся и грязный, он все равно блестел под солнцем. Стив смотрел на блики, запоминал путь, просчитывал, как быстрее вернуться, если… Если что? Вдох-выдох. Представь, что ты на каникулах, посоветовал Сэм, когда они исколесили почти всю Европу в поисках Баки. Представь, иначе невозможно же, ты сходишь с ума. Какие, к черту, каникулы. У Баки все шкафы забиты оружием. У Баки хмурый, выпытывающий взгляд чередуется с безразличным, и безразличия куда больше. Раньше Баки мог злиться, спорить, до хрипоты, до красных пятен на щеках — но никогда, никогда он не смотрел на Стива с такой пустотой. — Наша остановка. Через несколько метров показался забор — деревянный, чуть покосившийся. — Я здесь ночевал первое время, — немного прояснил Баки. — Очень хорошие люди. Смотри, Стив, тут они готовят самогонные аппараты из меди. Вот эта красавица тысячу евро стоит. — Да кто ее купит-то? — удивился Стив. — Возят в город, туристы покупают, редко конечно, но продал хоть один — можно месяц всей семье жить. Тут и подешевле есть. Это здесь я себе турку купил. Из одного куска меди сделана. Все мужчины из семьи так умеют. — Тебя не научили? — Ну, — заспешил Баки к дому, — пытались. — И что? — Я попробовал согнуть левой рукой медный кругляш — и сломал его. — Баки вздохнул. — Больше мне не доверяют. Стив засмеялся. Баки неодобрительно покачал головой и постучал в дверь. Та немедленно распахнулась, и на пороге появился высокий мужчина — с широкой улыбкой и аккуратной бородой. Он что-то быстро сказал Баки, приветливо кивнул Стиву и махнул рукой — мол, заходите. — У них обед, нас просят к столу, — пояснил Баки. Стив замялся на пороге. Они пришли с пустыми руками, он никого не знает, нужно потом будет хотя бы турку купить, отвезет в башню Мстителей, будет варить кофе, выспросит заранее рецепт у Баки. Если Баки с ним не поедет. Если Баки с ним не поедет, он тоже хрен куда поедет. — Ну чего застыл, входи. Как оказалось, дом принадлежал цыганской семье. Отца звали Ян, он жил с женой, матерью, тремя сыновьями и дочерью. Ян угощал национальным супом чорба, хлебом и самогоном. Баки скупо переводил Стиву разговоры за столом. Ясмин, дочь Яна, спросила что-то у Стива, потрясла Баки за плечо, но тот отмахнулся. — Ты милый, — произнесла она медленно по-английски. — Мало ешь. Баки фыркнул в кружку. Стив завороженно посмотрел на него. Ему было так мало, так мало этих улыбок. Раньше Баки улыбался часто, да даже ночью казалось, что ему снится что-то приятное. После плена, правда, не снилось. Стив помнил, как Баки сначала вскакивал первую ночь с приглушенным вскриком, а за следующую не издал ни звука, только после ходил с красными глазами, валился под вечер с ног, хотя и не было в лагере для него заданий. Они вместе делили палатку, и ночью Стив вслушивался в тихое дыхание, совсем не глубокое, думал, что делать, что сказать, подполз к спальнику, сел рядом, Баки тоже сел. Было темно, Стив протянул руки ладонями вверх — но он знал, что Баки разглядит. Тот сам так делал, когда предлагал Стиву поддержку — после болезней, после драк, и Стив неизменно клал руки поверх, ворчал — ну что за детский жест. А сейчас сам протянул ладони. А Баки взял и уткнулся в них лицом, пощекотал сухими ресницами кожу, медленно лег обратно, Стив убрал одну руку, подтянул свой спальник ближе. И так и уснул — прикрывая ладонью глаза Баки. После обеда Ян тщательно осмотрел Стива, потыкал пальцем в бицепс, удовлетворенно кивнул, поманил за собой во двор и показал, как мастерить турки. Дело неожиданно оказалось увлекательным, и к вечеру у Стива получилась пусть кривоватая, но целая одна турка. Он попросил ее себе как сувенир и купил еще одну. — Под ужин будут песни и танцы, — сообщил Баки. — Готовься. Стив решительно приготовился отказаться от каких бы то ни было танцев. Он с удовольствием слушал песни, не отказался от еще одной кружки забористого самогона, от которого по всему телу разливалось тепло, смотрел, как танцуют Ян с женой — яркая юбка переливалась еще одним костром. Рядом подсела Ясмин. — Погадать? Стив скрестил руки. — Твоя душа не мне, — улыбнулась Ясмин. — Подари танец, не обижай меня. Послушай, какая песня. Двое ее братьев под быстрые гитарные переборы в два голоса запели — весело и звонко. — Моя любимая. Давай, — Ясмин встала и протянула руку, — ты совсем холодно. — Наоборот, жарко, — возразил Стив, но Ясмин смотрела упрямо, в ее больших глазах плясали всполохи костра. — Холодно. Тает — больно. Подари танец. Стиву по-прежнему было тяжело отказывать настойчивым добрым девушкам. Ну не умеет танцевать — да и ладно, кто тут увидит. Подумаешь. Ясмин положила его руки себе на талию и повела ближе к родителям. А потом закружила, и Стив закружился вместе с ней. Рядом оказался Баки, он обнимал пожилую женщину, мать Яна, и та смеялась. — Стив, если не хочешь остаться ночевать, нам пора на автобус, — сказал Баки, когда Стив присел перевести дух. — Тут здорово. Но пора, да. На прощание они расцеловались в щеки со всей семьей. Успели на последний автобус. Ехали вдвоем — больше в салоне никого не было. Баки сел у окна, и в отражении стекла Стив видел его еле заметную улыбку. Точно так же он улыбался, когда они ехали с Кони-Айленда, когда ему наконец-то удалось затащить Стива на Циклон. Интересно, а… А ведь это же простой вопрос. И в груди не сжимает. И у Стива получилось спросить: — Что ты помнишь? — Всю его жизнь. Можно ли подготовиться к смерти лучшего друга, человека, которого беззаветно любишь всю жизнь, любишь взаимно и без сомнений? А если один раз уже хоронил его? Невозможно, невозможно, о чем тут вообще говорить. До Европы Стиву однажды удалось догнать Баки. Друзья помогли, отследили квартиру, где тот задержался больше, чем на день. — Вернись, пожалуйста, — как же он надеялся, о как же он надеялся, что ему удастся уговорить, убедить, напомнить. Пожалуйста, ну пожалуйста. Но после этих слов на равнодушном лице Солдата — Баки — появилось отчаяние. — Некому возвращаться. Некому, Стив. — Ты не понимаешь… Баки не дослушал, двумя ударами проломил дверь и выпрыгнул на улицу. Стив бежал за ним так быстро, что под конец начал задыхаться, но все равно упустил. Добрались до дома они за полночь. Баки наскоро помылся, лег на правую часть кровати — ближе к окну и шкафу с оружием, и — когда Стив сам вышел из душа — казалось, что спал. Но дыхание не было глубоким. И, может, в цыганском самогоне было что-то магическое, а может и нет, но Стива вдруг затопила храбрость, а еще эта безумная, никак не подыхающая надежда, и он решился: подошел к кровати и протянул руки ладонями вверх. У Баки задрожали веки. — Я помню, Стив. Но не надо, этого не надо. Ладно. Надо собрать вещи. Надо уйти. Немедленно. Никуда он больше не уйдет. Стив добрался до ванной и сполз на пол. Было холодно — как в арктических водах. А потом скрипнула дверь. — Тебе необязательно хоронить его одному, Стиви, — сказал Баки и сел рядом. С полуслова, с полувзгляда. На расстоянии — и словно нет расстояния. — Я не… — захлебнулся Стив, попытался подняться на ноги, но Баки притянул его к себе, уткнул лицом в плечо, погладил по затылку. Их дружба начиналась с таких простых слов, с таких простых дел. — Ты жив. — Конечно. Да, у него еще очень много простых слов, простых предложений, которые он хочет сказать, и теперь — наконец-то — ничего ему не мешает.