Маяк

      Никогда не знаешь, на что способно твоё тело, пока не окажешься экстраординарной ситуации. Например, моё тело из шаткого офисного кресла как-то раз решило перекочевать в горы Канады. Ему казалось, что оно становится рыхлым и изнеженным. Не удивительно, я и моё тело порой ели просто от скуки… или в виде ритуала, вроде того, что в кино обязательно надо тащиться с ведром кукурузных зерен. А двигаться мы с телом предпочитали на колёсах, от точки А до точки Б, а между ними только короткие перебежки с перерывом на сигарету и одышку на четверном пролёте. Ничего необычного. Мы находили общий язык. Я был способен удовлетворять его потребности.       И в какой-то прекрасный момент что-то щелкнуло, чёрт его возьми. Что-то взбунтовалось во мне и я купил нам билеты на турбазу у черта на куличках. Горы, подлёдная рыбалка, свежий воздух и великолепные виды. От фотографий на том сайте у нас с телом волосы на руках зашевелились. Какой-то инстинкт чертового викинга, тихо спящий в каждом мужчине, клюнул меня в известное место и вот…       Вот я здесь. Довольно давно. Раньше рюкзак давил на плечи будь здоров. Сейчас он почти пустой. Из еды там только сушеная рыба и вода. Еда превратились из средства от скуки просто в топливо. В калории, на которых ты можешь двигаться дальше. Как машина. Вперёд. Переставляй ноги. Шагать – это твоя единственная надежда. Шагать…       Я уже давно не думаю, куда я иду. Я вообще не думаю. Я не вижу, глаза ослепли от белизны и ветра. В ружье последний патрон. Я убеждаю себя, что я жду особенно жирного оленя. Шагай.       От дыхания шарф, намотанный на лицо, стал мокрым. Он пахнет синтетическими нитками и… именно так как мог бы пахнуть шарф, в который беспрестанно дышит человек, давно не бравший в руки зубную щетку. Да, гигиена для нас с телом тоже стала роскошью. Даже не знаю, это хорошо и плохо? Волки вроде не любят падаль. А вот медведи – вполне.       Я невольно усмехнулся мысли о том, что местная фауна проблюется, пытаясь меня съесть, но потом вспомнил, что у последней обглоданной тушки Бэмби, тоже, наверное, не было шампуня.       Я смеялся. Я из тех, кто будет хохотать на поминках. Такая защитная реакция. За это меня и бросила Кэт… ну, в том числе. Инфантильный. Настоящий мужчина должен… что-то там. Не знаю насчет настоящих мужчин, а я сейчас должен шагать. Просто. Давно прошло время, когда для этого нужно было держаться за диван, маму или стену. Так естественно и элементарно. Шаг. Второй.       Нога провалилась по колено. Я тащу её на волю изо всех сил. В плотно зашнурованный сапог немедленно проникает колючий снег. Как, как у него это получается? Каждое движение дается мне с таким трудом, будто на планете прибавили гравитацию. С тех пор, как мир полетел к чертям, я порядком окреп. Но сейчас…       Сейчас мир добрался до меня. Холодом обжигал мне лёгкие. Усталостью ломил мне кости. Высасывал мои внутренности постоянным тупым чувством голода. Зато прошёл страх. Мне не страшно. Я больше не оглядываюсь на шорохи, мои поджилки не трясутся от дальнего протяжного воя. Мне не страшно. Мне всё равно. Я знаю, что смысла нет. Всё закончится здесь. Потому что смысла шагать на самом деле нет. Я не помню, который день я бреду в поисках нового убежища. Это не важно. Потому что я его не увижу. Потому что солнце скоро сядет, а у меня нет ничего, чем я мог бы развести огонь. Мне нечем развести огонь в сраном лесу. Я хотел хохотнуть, но смешок застрял в горле, вызвав приступ лающего кашля. По рту разлился медный вкус. Меня знобило, а колени отказывались сгибаться.       Но из чистого упрямства я прошёл, как оловянный солдатик, ещё пару часов. Или минут? Моё тело показало себя. Эти два месяца мы по-настоящему узнали друг друга. Пилот из черепной коробки и мой верный корабль. Но сейчас… чудес не бывает. Если не считать чудом, что я протянул так долго.       Моя нога зацепилась за другую, и я упал. Упал как эта дурацкая кукла из шоу, где моделируют автомобильные аварии или авиакатастрофы. Не выставляя руки вперёд в рефлекторном желании спасти лицо (так, к слову, и ломаются запястья). А я просто рухнул как куча тряпья. В темноту.       Из которой до меня доносилось какое-то странное для ветра словечко «Эй!» «Эй! Эй!!! Сэр?! Боже мой!!! Господи! Эй!!!». Ветер так не шумит, правда? Это последнее, что я успел подумать, прежде чем окончательно отключиться.