Восемь с половиной дюймов

1. Была у ежегодного навского праздника — Карнавала Тёмного Двора — одна замечательная традиция: маски. Не простые, понятное дело, а магические. Ни лица за ними не узнать, ни голоса, ни узора Тьмы, который свой у каждого. К маскам полагались мантии тёмных цветов, которые Сантьяга не любил, но раз в году неизменно надевал — исключительно ради возможности хотя бы одну ночь оставаться неузнанным и свободным, как в былые времена. Даже самые дерзкие и бесстрашные навы не позволяли себе подкатывать к иерарху. Они и представить не могли, что иногда Сантьяга скучал по самому обыкновенному флирту или язвительному спору с предсказуемым продолжением. Но в ночь карнавала комиссару везло: он редко оставался без внимания, а если такое и случалось, то выбирал партнёра сам. Традиции поощряли сговорчивость и единение, а во время жарких объятий в тёмных переходах Цитадели снимать маски было необязательно. Впрочем, тысячелетний опыт позволял Сантьяге узнавать некоторых даже под хитрым колдовством. Вот и сейчас он ни секунды не сомневался, что слышит Алигу, одного из старейших мастеров по ядам. — …представь себе, — негромко говорила одна маска другой в трёх шагах от него, — поворачивается он, и что я вижу? Хвост! Хвостище. Вот такой. Нав развёл руки дюймов на двадцать пять. Сантьяга хмыкнул. У него самого хвоста никогда не было — князь создал его без таких заморочек, но из книг и личных наблюдений он знал, что до определённого возраста, условно называемого совершеннолетием, хвост у детей Тьмы растёт, а потом начинает постепенно отсыхать, пока не отвалится совсем. Вот тогда-то и наступает зрелость, дающая право поучать молодых и занять высокое место в Семье. — Разве такие бывают? — не поверил второй нав. Мысленно Сантьяга разделил его удивление: самый длинный хвост, который ему встречался, чуть-чуть не дотягивал до двадцати дюймов, но дело там было не столько в возрасте, сколько в генетике. — Своими глазами видел, — заверил Алига. Его собеседник не стал спорить, только покачал головой. Не было даже предположений, кого может скрывать эта маска. — Наглый мальчишка, воскликнул я тогда, да как ты только пробрался на карнавал, где твоя совесть? Тут-то нашему свиданию и пришёл конец. — Вот это история! Боюсь, со мной ничего такого не случалось. — Ты, видно, молод. — Самую малость. Кем бы ни был этот второй, Сантьяга захотел познакомиться с ним ближе. — Не обязательно, чтобы история случилась с тобой. — Что же, не так давно я стал свидетелем одного конфуза… Незнакомец довольно метко и язвительно описал полёт магистра ложи Саламандры на драконе во время недавней военной кампании. Гарки так и не приняли участия в последнем сражении, однако две группы находились в засаде недалеко от места событий и могли разглядеть всё до мельчайших подробностей. Сам комиссар тоже видел, как в самый ответственный момент крылатая тварюга изрыгнула из пасти не смертоносный огонь, а несколько сотен фунтов плохо переваренной сельди. Сантьяга знал имена всех навов, что были там, но и теперь терялся в догадках. За время рассказа он сократил расстояние до одного шага и в конце посмеялся вместе с Алигой. — Я слышал, — негромко сказал комиссар, — так одна дама отомстила магистру за некоторую холодность. — Он известный любитель сомнительных развлечений, — согласился незнакомец. — Кого в Тайном Городе этим удивишь? — проворчал Алига; судя по всему, он догадался, кто к ним пожаловал, и не обрадовался. — Дама погорячилась: из ревности портить дракона? Расточительство! А уж сколько сырой рыбы ушло. — Говорят, рыба предназначалась мантикорам, и только по чистой случайности… — Такого рода случайности, — Сантьяга улыбнулся, — как правило, требуют самой тщательной подготовки. — Вот как? — интерес маски стал неподдельным. — Ты что-то об этом знаешь? Зрелище было что надо. — О нет, — Алига сделал шаг назад, — я не готов обсуждать пищеварительные проблемы чудских тварей в ночь Карнавала. — А я охотно поделюсь подробностями. Где-нибудь на свежем воздухе. Зимняя ночь не помешала — напротив, подарила желанное уединение. В ельнике, что окружал Цитадель, отделяя её от первых навских построек, не было ни одной живой души. Далеко они не ушли. Незнакомец в маске увлёк Сантьягу под тяжёлые, доходящие до самого снега разлапистые ветки ближайшего дерева и повалил на хвою. Целовался нав сладко и жадно, не стесняясь ни своей очевидной молодости, ни опыта, которого, судя по всему, было достаточно. Сантьяга позволил ему вести и не прогадал. Давненько он не встречал настолько хорошего любовника — угадывающего каждое желание, предчувствующего каждое движение. Уже потом, лёжа на смятых мантиях и обнимая его, комиссар нашёл один существенный минус: нав оказался не просто молод, а очень молод. Уместнее было бы сказать, что он ещё юн. Сантьяга нащупал дюймов шестнадцать хвоста, не меньше. Столь откровенное ощупывание разозлило любовника — он засопел и недовольно этим самым хвостом взмахнул. Комиссар чуть не рассмеялся: а история-то оказалась пророческой! — Ты обучение-то закончил, герой? — спросил он, целуя заострившееся ухо. — Как бы я попал на Карнавал? Учеников туда не пускают. — И давно ты гарка? — Зачем тебе? — Хочу найти тебя, когда наступит день. Мне давно не было так хорошо, как сегодня. — Тогда снимем маски. Шёпот у самого уха и горячее тело в объятиях, вновь желающее удовольствий, — Сантьяга не хотел расставаться с этим прямо сейчас. — Позже, — ответил он, опрокидывая любовника на спину. Снизу нав тоже был хорош, хотя и не так опытен. Ближе к концу Сантьяге нестерпимо захотелось увидеть его лицо, услышать настоящий голос — и маска полетела прочь. Комиссар сразу его узнал — позапрошлый выпуск, отличные рекомендации, сам же и озадачил одного из помощников следить за ним в Тайном Городе. «Как он всё-таки красив». — Ортега! Гарка вздрогнул, но и только. Его стоны были самым сладким звуком, что слышал Сантьяга за последнее время. Он целовал лицо Ортеги, на котором отражались сразу и боль, и наслаждение, повторял имя, а когда всё закончилось — склонился к его животу и слизнул выплеснувшееся семя, невольно вздрогнув от прикосновений хвоста к плечу. — Нравится? — Что-то в этом есть, — Сантьяга вернулся к его губам. Ортега не возражал, даже наоборот. Новый вкус поцелуя пришёлся ему по душе. С таким можно было зайти очень далеко. И комиссар даже успел представить часть этого во всех отношениях приятного пути, прежде чем услышал: — Покажи и ты своё лицо. — Если пообещаешь кое-что. — Я никому не скажу. — Да не это, — Сантьяга тихо засмеялся. — Пообещай, что поцелуешь меня ещё, если понравлюсь. — Если ты не мастер Лурга, — шепнул Ортега, — то хоть тысячу раз. — Всего-то тысячу? — Там разберёмся. Это чтобы распробовать. — Я взял с тебя слово. — Взял, взял. Ортега улыбался, снимая с него маску, и Сантьяге было невероятно тяжело видеть, как эта улыбка вдруг застыла и сменилась недоверием: — Комиссар?! — Сантьяга, — поправил он. Ортега нахмурился. Повисла тишина, тяжёлая и холодная, как сугробы вокруг их огромной ели. — Простите меня, комиссар, — гарка закрыл глаза, — но я уже пообещал. Подавшись навстречу, он коснулся губ Сантьяги поцелуем. И получил ответ. Так всё началось. 2. — Восемь с половиной, — пробормотал Сантьяга. Он был безутешен. Хвост его замечательного, талантливого, отважного, незаменимого и, чего уж скрывать, горячо любимого Ортеги, казалось, задумал поставить рекорд по неспешности отпадания. Если в среднем дюйм уходил за восемь-десять лет, то у любовника это растягивалось на все двенадцать. — Что ты там бормочешь? — зевнул он, недовольно дёрнув остатками былой роскоши. — Ещё целых восемь с половиной дюймов! Это же лет сто ждать, не меньше. — Каких-то сто лет, — Ортега приоткрыл один глаз. — Перестань его лапать, щекотно. — Новый помощник нужен мне сейчас. — Я-то здесь при чём? — Ты считаешь, что ни при чём? — Если бы ты сказал, что ищешь нового любовника, я бы ещё понял, почему мне стоит переживать. — О чём ты только думаешь, — Сантьяга возвёл глаза к потолку. — Ещё лет сто могу думать, о чём хочу. «Наглец», — мысленно хмыкнул комиссар, но не рассердился. Помощника он действительно искал, и Ортега с его способностями отлично подходил на эту роль, но для такой ответственной должности был всё ещё непростительно молод. Не желая сдаваться, Сантьяга поймал кончик хвоста и потеребил в надежде, что тот станет хоть на полдюйма короче. — Эй! — возмутился Ортега, мигом теряя остатки сонливости. — Почему он так медленно отпадает? — Почему, почему… Радовался бы лучше, что у меня такая наследственность хорошая! Всем известно: чем дольше отсыхает хвост, тем крепче организм. Сантьягу это не утешило. — И вообще, раньше тебя это не волновало, — буркнул Ортега. Комиссар видел, что он расстроен его недовольством. — Ошибаешься. — Ну-ну. — Думаешь, я не знаю, что после того Карнавала твой хвост ещё на полтора дюйма вырос? Ортега сделал непроницаемое лицо. Он, конечно, не имел привычки тешить себя пустыми надеждами, но тут уповал на чудо: мог ведь Сантьяга хоть чего-то про него не знать! В отличие от прочих жителей Тайного Города, навы не придавали времени такого уж серьёзного значения: пара-тройка лет для них ничего не меняла. Так получилось, что благодаря способностям, Ортега начал обучение раньше и раньше же закончил — за счёт того, что теорию схватывал быстро и на практике ленился меньше других. А когда стал гаркой, никто, естественно, не бегал следом и не проверял, растёт там его хвост или уже отваливается. Комиссар, в свою очередь, вновь признал, что все эти заморочки с хвостами возникли не просто так. Зрелые навы были куда спокойнее молодых, а если что-то испытывали, то сильней и выразительней. Ортега пока особой выразительностью отличался в двух случаях: на войне и в постели. — Ладно, — Сантьяга пошёл на мировую, — я погорячился. У каждого должна быть молодость. — Неубедительно, — неожиданно спокойно заметил любовник. Его взгляд стал глубоким и тяжёлым, как Тьма в самом сердце Цитадели, но уже через мгновение наваждение исчезло. Комиссар усмехнулся. После таких эпизодов он всегда задумывался, каким Ортега станет в итоге, и останется ли хоть что-то от той легкости, с которой любовник больше сотни лет назад затащил его под ель? Сантьяга дорожил этими отношениями. Даже слишком. — Я хочу видеть тебя рядом не только между службой и прочими делами в Тайном Городе. — Это не повод брать меня в помощники. «И думаешь ты хвостом!» — Мы подходим друг другу, это очевидно, — комиссар лёг рядом, никак не выражая своего негодования, — и ты уже не раз доказал, что… — Сантьяга. — Не хочешь обсуждать своё будущее? — В ближайшие лет пятьдесят — точно. — Я подожду. Проведя рукой вниз, Сантьяга нащупал хвост, и это было уже совсем другое прикосновение. Ортеге понравилось. Прогнувшись в пояснице, он слегка развёл ноги в стороны, намекая, как следует продолжить ласку, и сам не остался в долгу. «Спящий! Как же ты хорош, — Сантьяга едва не застонал. — Ничего. Ещё каких-то восемь с половиной дюймов, и у Нави будет лучший за всю историю помощник комиссара».