Реальность? Сон?

Он всегда одинок и всегда ходит, чуть нахмурившись, зато веселится всегда искренне. Он не знает элементарных вещей, но вот понимает намного больше, чем другие. Он постоянно молчит, поэтому его нельзя не заметить. Его нельзя понять как-то по-другому, но и охарактеризовать тоже никак нельзя. Достаточно лишь взглянуть в его глаза и понять – да, так и есть. Ничего другого в них и не могло отражаться. А какой Ваш самый лучший друг? По почти опустевшей улице медленно бредет юноша, пиная небольшой камешек, что встретился ему по дороге. Он улыбается мягкой и восторженной улыбкой и часто оглядывается по сторонам, словно ища кого-то. На первый взгляд, в нем нет ничего необычного, но какая-то неведомая сила заставляет пялиться на него, бесстыдно таращась, считывая каждую – пусть и незначительную – деталь его внешности. У него бледная кожа. Чересчур бледная, так, что вены, проступающие под кожей кажутся темно-зелеными. Невысокий рост и совсем неуклюжая сутулая походка. Огромные глаза, словно два небольших блюдца смотрят на все вокруг с нескрываемым восторгом, но что-то есть такое в этом взгляде. Бесконечная тоска…. Парень казался таким неестественным в его мешковатой одежде, и, глядя на него нельзя было точно сказать, существует ли он на самом деле. Он замедляет шаг, испуганно оглядывается по сторонам, затем замирает окончательно, зажмуривает глаза и даже дышать перестает. Тихое бормотание доносится с его стороны, хотя обветренные губы ничуть не шевелились. Парень только качнулся из стороны в сторону, потому что он не привык стоять на месте без дела. Распахнув глаза, он оглядывается по сторонам и улыбается. Ни-ко-го. Хотя, возможно, никого и не должно было быть? Он снова воровато оглядывается по сторонам, косо ухмыляется и делает первый уверенный шаг по направлению к своему дому, словно этого времени и никогда не существовало для него. – Доброе утро, Дженсен, – игнорируя сгущающиеся вечерние сумерки, говорит он. Рядом с ним уверенно выхаживает невысокий парень, чуть выше его самого, слегка растерянный и… совершенно другой. Совершенно отличный и настолько идеальный, что на мгновение кажется их отбросит друг от друга неведомой силой. Но расстояние между ними наоборот сокращается чересчур стремительно, до тех пор, пока ладонь Дженсена не скользит уверенно в руку знакомого. Только тогда он и открывает глаза. Так какой же, он? Самый лучший друг? Он должен быть старше или младше? Он должен быть любимым питомцем или человеком? А может, его вообще не должно существовать? Ведь люди предают, а животные умирают. Воображаемые друзья остаются с тобой всю жизнь, до тех пор, пока живо твое сознание. Брюнет растерянно смотрит на своего спутника, прежде чем выражение его лица приобретает осмысленный вид. Вымышленный? О, нет, увы. Этот вполне реален. – Сложный день, – тихо произносит его знакомый, и, пожалуй, он бы не обратил на этот легкий шепот никакого внимания, если бы не тонкая струйка пара, сорвавшаяся с губ Дженсена. Он ничего не говорит, только поджимает губы и скользит большим пальцем по внутренней стороне его ладони. Ему чертовски неудобно, но он молчит, потому что… – Да, – соглашается он и снова смотрит в лицо своему другу. Может, все-таки вымышленный? Он останавливается только на мгновение, а затем касается щеки Дженсена. Нет. Все выглядит реалистично. Дженсен, как всегда прикрывает глаза и наслаждается мимолетной лаской. – Миша… – тихо шепчет парень, распахнув свои зеленые глаза. О, они совсем не такие яркие, как у его знакомого, возможно, это все из-за огромных синяков под глазами и смуглого цвета кожи…. Дженсен качает головой. Они слишком разные, но слишком одинаковые, чтобы, наконец, осознать это. Миша резко опускает ладонь, одернув руку и прервав все контакты, поправляет портфель, висящий за спиной, и почти уже бежит в сторону подъезда, надеясь скрыться в квартире раньше, чем Дженсен зайдет следом. Тяжелая железная дверь хлопает, закрывшись за брюнетом, и только в этот момент Миша расслабленно прикрывает глаза и откидывает голову назад, чтобы отдышаться. Успел…. Только сейчас он может себе позволить расслабиться, потому что…. Миша поднимается на второй этаж, чтобы проследить за своим знакомым. Он слишком слаб, и не может позволить себе перестать обращать внимание на своего лучшего друга. Как бы он не хотел, он будет постоянно прикован к нему. Но, о Боже, как он иногда желал, чтобы все это было выдумкой, чтобы вся его жизнь была вымышленной, чтобы он сам был только чьей-то фантазией, потому что это не могло продолжаться. Он приоткрывает форточку в подъезде и смотрит за Дженсеном. Ухмыляется. Дженс всегда видит его, всегда замечает, знает все наперед. Все. Абсолютно все. Именно это и пугает Мишу больше всего на свете. Его взгляд пронизывает, сканирует, даже на расстоянии более десяти метров Миша ощущает груз ответственности на своих плечах. За что? За эту реальность. Он должен держаться за нее обеими руками и ногами. Не из-за родителей, не из-за школы, но из-за Дженсена. Тот самодовольно ухмыляется, поправляет ворот своего пальто и, пытаясь на ходу согреть вечно мерзнущие руки, подходит к двери подъезда. Миша обреченно спускается на первый этаж и ждет, пока противный писк домофона оповестит об открытии. Дженсен тянет время, накаляя его нервы до предела, поэтому Миша почти облегченно выдыхает, услышав эту короткую трель. Дженсен аккуратно проскальзывает в маленькое отверстие открывшейся двери и оказывается зажатым между Мишей и стеной. Брюнет громко выдыхает и тут же отходит на шаг назад. В темноте он может видеть лишь лихорадочный блеск зеленых глаз, пылающих азартом. – Можно я… – Дженсен тянется к нему холодной ладонью, чтобы коснуться щеки. Миша каждый раз отстраняется, потому что руки просто ледяные, они обжигают. Хотя, на деле, ему кажется, он просто устал от всего этого. Дженсен растерянно опускает руку. – Миша, можно я?.. – он всегда надеется, что он спросит это, потому что тогда он сможет отказываться, тогда будет достаточно сказать простое слово «нет», и упиваться выражением растерянности и сожаление на лице друга, но…. Почему-то теперь это не приносит Мише такого удовольствия, как раньше. – Нет, – тихо произносит он, и на этот раз получается не слишком уверенно, голос дрожит. Он с детства боялся темноты, потому что обладал безграничной фантазией. Даже когда Миша повзрослел, это никуда не делось. Только, пожалуй, сейчас самым огромным его страхом было… – Дженсен, – втянув воздух, прошипел он, все еще не смея распахнуть глаза. – Но, почему? – ответ застывает на его губах. Миша не может просто так раскрыть всех своих карт, не может рассказать… он просто не может. – Не хочу, – нагло врет подросток, и в этот раз получается настолько самоуверенно, что Дженсен косо ухмыляется, тут же распознав ложь в речи своего друга. Он лишь сильнее прижимается к нему, надеясь таким образом хоть немного согреться. – Мне холодно, – потираясь о грубую ткань Мишиного пуховика, заявляет Дженсен, и тот неловко обнимает его, мимоходом замечая, что «у меня есть перчатки». Парень улыбается, но ничего не отвечает, наслаждаясь минутной близостью со своим другом. Да, даже после всех этих стеснительных, судорожных, страстных и совсем неумелых, наивных признаний, Дженсен продолжает про себя называть Мишу своим другом. Потому что если перестанет, то не останется совершенно ничего. И хотя, он совсем уже не друг ему… Дженсен не может позволить называть Мишу своим парнем, любовником… Ему просто хорошо рядом с ним. Так почему бы не продлить этот момент хотя бы на одну минуту? – Мне не нужны твои перчатки, – утыкаясь в шею, шепчет Дженсен. Миша хмыкает. Они все еще никак не могут научиться быть честными между собой. Да, им это и не особо важно, потому что каждую фразу они воспринимают правильно, как должно быть. «Мне нужно твое тепло» – Миша слышит именно это, и лишь поэтому берет Дженсена за руку. – Нет, не нужно, – отстраненно произносит он, но руку не убирает. Миша слышит, как тихо шмыгает Дженсен – простудился. Ему хочется отвести друга к себе домой и отогреть. Отогреть, как следует. Но, опять же, тупые стереотипы, правила не дают Мише привести друга в свой дом. – Миша, – Дженсен расстегивает куртку своего друга одним резким движением и просовывает под нее свои руки, лицом утыкаясь в шею. Миша чувствует, как он несмело касается губами его кожи, ноги подгибаются, но он ничего не говорит, рассеянно обнимая Дженсена за плечи и поглаживая по спине. – Мне неудобно, – спустя полминуты жалуется Миша, и этого достаточно, чтобы Дженсен, подхватив свой портфель с пола, помчался внутрь подъезда и присел на первую же ступеньку. Миша растерянно заходит внутрь, щеки пылают, взгляд бешеный, мечется по всем углам, ища укрытия, но в итоге он решает, что самое безопасное место здесь. Рядом с его другом. Миша опускается рядом, кладет ладонь на острые коленки Дженсена и в который раз убеждается, что тот настоящий. – Я хочу тебя поцеловать, – он молчит, только отводит взгляд в сторону и ничего не отвечает. Дженсену же настолько важно услышать его одобрение, что он не может начать действовать без указателя. Миша молчит, а затем отворачивается к стенке. Дженсен сжимает его ладонь в своей. – Почему? – Дженсен совсем не волнуется, нет-нет, он просто уверен, что поступает правильно. Только вот Миша, почему-то, совсем другого мнения, но вот губы…. – А почему люди хотят поцеловать кого-нибудь? – он дергает плечом и так же отворачивается. В этот момент Миша ощущает сильный холод, словно кто-то вышиб все окна в подъезде, словно они снова оказались на улице. – Не знаю. Никогда не хотел, – Дженсен уже устал от его постоянно лжи, от его увиливаний, но именно это, кажется, привлекает его в Мише. – Пожалуйста, – тихо шепчет парень. Миша снова качает головой. Боже, как ему хочется иногда, чтобы Дженсен просто заткнулся, а возможно и сам заткнул его поцелуем. Почему-то Мише кажется, что его друг должен потрясающе целоваться, ведь даже короткие прикосновения этих самых губ к щекам вызывают такие яркие ощущения. Как ему хочется, чтобы он перестал спрашивать, чтобы взял его силой, чтобы…. Он слишком устал быть сильным, самоуверенным. Он бы с радостью снял свою маску с лица, вот только она настолько прижилась к нему, что покидать его совершенно не хочет. В итоге, погрязнув в своем вранье, Миша остался ни с чем. И он уверен, что дальше будет только хуже, но сделать ничего не может. И, наверное, общается с Дженсеном-то только по инерции, боясь потерять то единственное, что держит связь с ним настоящим. – Я люблю тебя, – тихо замечает Дженсен, опуская голову Мише на плечо. Парень вздрагивает, но не отстраняется. – Ты мне так это редко говоришь… – Возможно, потому что я не люблю тебя? – хмыкает брюнет, и тут же понимает, что говорит неправду. Но получается настолько уверенно, настолько отстраненно, что взгляд, которым затем одарил его Дженсен он просто не в силах выдержать. – Я не хочу об этом думать, – Миша косо ухмыляется и позволяет Дженсену подняться. Ему плевать, насколько жалким он выглядел в тот момент. Просто сейчас надо собраться с духом, позволить себе отпустить своего друга, позволить простить прошлое. Но Дженсен смотрит на него так умоляюще, так… жалостливо, но с таким презрением, что оставить его одного он просто не может. Когда-то давно в детстве, насмотревшись старых фильмов, Миша решил, что будет охранять и оберегать его, во что бы то ни стало. Но вот сейчас… – Дженсен, – твердо произносит он, как только парень скрывается по ту сторону железной двери. Миша вскакивает так резко, насколько может, выбегает на улицу, но только Дженсена и след простыл. Он оглядывается по сторонам – да быть такого не может! На секунду его охватывает паника. Может, все-таки воображаемый? А, вдруг вся его жизнь была такой. Без Дженсена, без…. Миша не мог больше назвать ничего значимого, что бы осталось после его друга, единственного, которому он доверял настолько… – Дженсен… – растерянно произносит он и подносит ладонь ко рту, не веря все еще, что это могло быть выдумкой. Зайдя в подъезд, Миша первым делом с силой и яростью, на которую только способен, ударяет по деревянной двери. Та слабо скрипит и отворяется. Сердце пропускает удар. Второй, третий. На ступеньках по-прежнему сидит Дженсен, уткнув взгляд на свои шершавые ладони. Кажется, на мгновение Миша забывает, как дышать. Воображаемый? Нет! Этот вполне реальный! – Дженсен! – вскрикивает Миша, и тот вздрагивает, поднимая голову на голос своего друга. – Дженс, – отчаянно Миша тянет его на себя за тот самый идиотский воротник темного пальто, и ошарашенный парень поднимается, оказываясь на несколько дюймов выше Миши. – Поцелуй меня, скотина, – тихо выдыхает парень, хотя на самом деле хочется орать, кричать, и всем на свете рассказать, как он, черт возьми, любит этого парня, и как он готов расправиться со всеми на свете, кто ему помешает его любить. Дженсен кажется слегка ошарашенным в первое время, но затем, обхватив лицо Миши ладонями долгожданным поцелуем впивается в его пухлые губы. Просто прикосновение, ничего большего, но мишины коленки предательски подгибаются, и он намертво прижимается к Дженсену, обнимая того за талию. Дженс скользит губами по мишиным губам, наслаждаясь их мягкостью или сминает пока еще в неумелом поцелуе, но, что бы там ни было, каждый из них запомнит этот момент надолго, может и навсегда. Когда их языки нечаянно сталкиваются, это заставляет их обоих отстраниться друг от друга. Миша заливается краской, ощущая возбуждение, пылающим огнем зарождающееся внизу живота. Дженсен, в силу своего положения, притягивает друга к себе за плечи и слегка касается губами его лба. Мишу слегка потряхивает – от ощущений или от холода, он никак не может определиться – поэтому он предпочитает уткнуться лицом в грудь такому реальному, такому живому Дженсену, сминая в руках отнюдь не воображаемый теплый свитер друга и шептать: – Настоящий… Ты настоящий… Что бы не произошло, Миша по-прежнему думает, что воображаемые друзья намного лучше. Его воображаемый друг должен будет уметь целоваться и еще много интересных вещей, которые, в принципе, и не нужны вовсе. В общем, его воображаемый друг будет настолько идеальным и настолько скучным, что однажды Миша просто поверит, что воображаемых друзей просто не существует. И, как-то проснувшись рядом с Дженсеном, он просто посмотрит на него и тихо прошепчет: – Воображаемый? Слава Богу, нет. Этот совершенно реален….