я не боюсь влюбиться, я боюсь игл

«Я не боюсь влюбиться, я боюсь игл», — фраза, которую Джерард повторял себе на протяжении семнадцати лет, день за днём, словно мантру. Даже когда его взгляд споткнулся на парне, смело шагающем по крутым ступенькам школы искусств с гитарой в пыльном чехле наперевес. На нём мешком висела футболка с какой-то надписью, которую из-за огромной рубашки поверх неё невозможно было разглядеть, а на шее висели наушники, за ободком которых, подобно надписи на футболке, прятался скорпион. Этот некто, которого Джерард никогда раньше здесь не встречал, всё время почёсывал ладонь и наблюдал за невысокой девушкой из танцевальной студии. «Я не боюсь влюбиться, я боюсь игл», — заверил он сам себя. Даже когда они пересеклись на лестнице и Уэй, как всегда неловкий, уронил папку с рисунками. Большие листы формата А3 со сложными карандашными линиями и реалистичными тенями и клетчатые обрывки с незамысловатыми набросками порхали в воздухе, словно бабочки, в ласковом свете лестничного пролёта. Джерард судорожно пытался их поймать, проклиная дурацкое покалывание в бескровных кончиках пальцев, а незнакомец с музыкальных курсов помогал ему ловить непослушных «насекомых». — Будь осторожнее, — улыбнулся юноша, протягивая Джерарду последний листок, на котором были изображены десятки геральдических лилий. — Я Фрэнк. Фрэнк Айеро. Хожу в музыкальные классы. А ты, видимо, художник? — он кивнул на всё ещё находящиеся в беспорядке рисунки в руках Уэя. — Ага, — он неловко протянул Фрэнку руку, но снова чуть не уронил папку, из которой торчали острые углы бумаги. — Я Джерард. Юноша пожал плечами и, помахав Уэю на прощание, продолжил преодолевать ступеньки, тихо ругнувшись себе под нос. У него чертовски чесалась рука. Будто её проткнули сотнями микроскопических иголок. «Что за чёрт?» — негодовал Айеро. «Я не боюсь влюбиться, я боюсь игл», — шептал Джерард. Сложно сосчитать все их случайные встречи. В восемнадцати случаях Фрэнк спрашивал Уэя о местонахождении различных музыкальных классов, в тринадцати — имена учителей. Они бесчисленное количество раз сталкивались на лестнице, из которых двадцать восемь или больше ловили порхающих мотыльков (уэевы рисунки). Ещё сорок их встреч были совершенно случайны — в книжном магазине, в автобусе по дороге в школу искусств или в кофейне неподалёку. Их мимолётные разговоры и взгляды всегда были разными, а их свидания — случайными, но каждое столкновение двух парней, учащихся в одной школе искусств сопровождалось странным покалыванием в холодных пальцах Джерарда и во влажных Фрэнка. И обоих это убогое чувство вовсе не прельщало. «Это от долгой игры на гитаре», — оправдывался Айеро. «Я не боюсь влюбиться, я боюсь игл», — вторил внутренний голос Уэя. Дни сменялись ночами, а Джерард рисовал парня, доводя его взгляд до такого совершенства, что казалось даже смотря на изображение, чудятся тонкие иголочки, протыкающие его бледную кожу. Май сменился октябрём, а Фрэнк брынчал на гитаре заученные баллады, встречая рассветы на ступеньках сонной школы искусств. Их ничего не связывало, только судьба. И даже когда Уэй, чертовски пьяным, забирался по сточной трубе в тёмное окно аудитории потому, что забыл там папку с рисунками. Потому что один из рисунков был не просто очередным академическим, а портретом Фрэнка Айеро, ходящего в музыкальные классы; Фрэнка Айеро с глазами цвета дорогого алкоголя; Фрэнка Айеро, имеющего чёрный пояс по поимке порхающих в воздухе бумажных листов. Потому что он не мог спать, зная, что Фрэнк, пусть и нарисованный, далеко. Даже когда он рухнул со второго этажа, хватаясь за драгоценный рисунок израненными руками и роняя папку с сотнями набросков и картин в грязную лужу. Даже когда Фрэнк, который каждый день встречал здесь рассветы, пришёл на шум и увидел Джерарда, лежащего без сознания в месиве глины, травы и бумаги; Джерарда, прижимающего к груди смятое изображение юноши с невероятно влюблённым взглядом. Даже когда чёртов Айеро, ходящий в музыкальные классы по пятницам, коснулся губами губ Джерарда, пытаясь сделать искусственное дыхание. Даже когда Фрэнк прошептал: «Не бойся, это всего лишь я». Даже тогда Джерард пьяно пробормотал, встрепенувшись: — Я не боюсь тебя, я боюсь игл.