Конь и девушки

Юный Александр Васильевич Барсуков в алом гусарском доломане, обшитом золотистым шнуром, белых панталонах, плотно облегавших его длинные стройные ноги, расхаживал по гостиной взад-вперед. Солнце, баловавшее Петербург теплом последних летних дней, заливало весёлым светом зелёные обои стен, на которых висели изображения предков знатного рода Барсуковых. С самого большого портрета взирал суровым взглядом седоволосый, усатый Василий Афанасьевич – отец Александра. Золотая бахрома штаб-офицерских эполет ниспадала на его широкие плечи. В кресле за столиком, покрытым белой скатертью, восседала младшая дочь Василия Марья. Глаша, служанка с длинной, чёрной как смоль косой, в расшитом в цветочек сарафане, готовила стол к чаепитию: принесла горячий самовар, сладкие печенья, расставила три чашки на блюдцах. Когда она удалилась, Марья Васильевна, убрав спавший на лицо каштановый локон, с тревогой в почти детском голосе, обратилась к брату: — Неужели у нас больше нет никакого выхода? — А что, ты можешь предложить какую-то альтернативу? — с негодованием бросил Александр. — Как ты мог проиграть в карты своего коня? Да еще этому твоему непутевому приятелю Басову? Ты ведь только поступил на службу! И сразу же так опростоволосился! Что сказал бы отец, будь он жив!? — запричитала сестра, заламывая от негодования тонкие пальцы нежных девичьих рук. — Ха-ха-ха! – истерически захохотал брат, — нашла кого в пример ставить! Ты забыла, что это он довёл нашу семью до такого финансового положения, что пришлось распродать все имения! — Во всяком случае, службу он всегда нёс исправно, и погиб под Смоленском, как герой! А ты — растяпа! Еще на войну собрался. Что такому безалаберному человеку, как ты, там делать? — Ох, избавь и меня и себя от этих нотаций. — схватился за голову Александр, — Ты мне не мать. Надо было тебя отправить вместе с ней лечиться в Швейцарию! Я всё продумал. Дорофей Илларионович сейчас подъедет и поможет разрешить этот мой конфуз. — Наш отец никогда, даже в самые тяжелые, времена не заключал подобных сделок с этим старым прелюбодеем. Все знают, чего именно он хочет. — не унималась Марья. — Времена меняются. Необходимо любой ценой купить нового, хорошего коня. Наполеон вот-вот подойдет к Москве, а я лишился коня и не могу прибыть в расположение полка, который вот-вот уйдет на борьбу с супостатом. В такой ситуации нет времени для морализаторства, сестра! Тут в комнату вошла Дуняша, молодая розовощекая круглолицая девица, и объявила о прибытии Дорофея Илларионовича Селезнёва. Через мгновение на пороге появился, грохоча деревянным протезом, заменявшим ему левую голень, невысокий, полный человек. Седые волосы его спускались на плечи старомодного серого кафтана, вышедшего из моды лет двадцать назад. Он бросил хитрый взгляд на Дуняшу и поприветствовал хозяев, не забыв поцеловать ручку Марье Васильевне, что, судя по ее виду, не принесло ей особого удовольствия. — Дуняша, позови, пожалуйста, Глашу, и сама с нею приходи, — велел хозяин. Девушка послушно вышла. Хозяева вместе с гостем сели за чай. Разговор шёл вяло. Заметив, что Барсуковы чувствуют себя стесненно и норовят отвести взгляд, старик попытался их успокоить: — Знаете, невыносимо, ужасно невыносимо терпеть все те грязные слухи, которые крутятся в свете вокруг моей персоны. Я ведь ветеран кампании 1805 года, под Аустерлицем ногу потерял. Но никакого уважения к инвалиду, едва сложившему голову за царя и Отечество! Пожалуй, этим светским дамам всегда нужна какая-то жертва для пересудов. Не знаю, за какие такие грехи, но такой жертвой в последние годы стал именно я. Хозяева неловко кивали. Дорофей Илларионович замялся на мгновение и продолжил: — Так как я являюсь калекой, в прислуге я нуждаюсь в большей степени, чем обычные люди. Именно для помощи в бытовых делах, а не для какого-то несуществующего "гарема", о котором талдычат грязные сплетники... Александр Васильевич с облегчением поднял глаза на отворившуюся дверь и увидел Глашу и Дуняшу, робко ступивших в гостиную. Девушки глядели на господ испуганными глазами. Он поставил чашечку на блюдце и громко прервал исповедь гостя: — Ну а вот и они, Дорофей Илларионович! Инвалид 1805 года обернулся на девушек, лицо его расплылось в широкой улыбке. — Так-с, так-с, так-с, посмотрим, — он с необычайной ловкостью вскочил и ринулся к служанкам. Старик принялся вертеться вокруг них, ощупывать их руки и даже оттягивать губы, рассматривая прикус зубов сквозь пенсне, которое он держал в руках. — Да, да, да, это то, что надо, — довольно приговаривал во время осмотра Дорофей Илларионович. Я этих двоих приметил еще при вашем покойном отце, царствие ему небесное! Но он почему-то ни в какую не хотел их продавать. — Девушки очень способные и трудолюбивые. Таких нынче тяжело сыскать. Вот он и не желал с ними расставаться. — чинно ответил Александр. — Да. Такой он был человек. — гость оторвался от служанок и присел за стол. В глазах его горели нездоровые искры. — Итак, на какой цене сойдемся, дорогие хозяева? Я предлагаю по сто рублей за душу. Девушки смирно стояли, опустив глаза в пол. Марья Васильевна попивала чай, не отрывая взгляд от чашечки. — Нет, уважаемый Дорофей Илларионович, это несерьезно. Талантливая молодая прислуга не может стоить так дёшево. Вы и сами говорили, что давно хотели приобрести этих девушек у нашего отца. К тому же и состояние ваше более чем позволяет уплатить за этих двоих справедливую цену. — Какова же ваша цена? — насторожился покупатель. — Двести рублей за каждую. — твёрдо сказал хозяин. — Помилуйте, да как же можно? — Дорофей Илларионович выпучил лягушачьи глаза и схватился за грудь, — нынче время военное, никто за крепостных столько не берет! — Но ведь это и не вполне обычные крепостные, — с хитрецой подметил юный гусар. Старик махнул рукой: — Ладно, Бог с вами. Сто пятьдесят. Это моё последнее слово. Марья Васильевна подняла усталый умоляющий взгляд на брата. — Хорошо, будь по вашему. Договорились. — Александр протянул через стол руку. Ее радостно сжала сальная рука собеседника. — Дуняша, Глаша, принесите нам вина. А после бегите собирать вещи. Теперь этот достойный человек — ваш новый барин. Дорофей Илларионович судорожно вынул из кармана пачку ассигнаций и отсчитал нужную сумму. Тем временем на стол была поставлена бутылка сухого вина и рюмки. Пока хозяева отмечали удачную сделку, девушки, перешептываясь сквозь слёзы, собирали свои скромные пожитки. Александр Васильевич, попивая вино, перебирал в голове фамилии известных ему конных заводчиков.