***
Для всего остального мира Уэйд Фелтон перестал существовать. Погиб в Эмброузе от рук братьев-маньяков. Друг Зака сделал ему новые документы. Вполне законно, что-то вроде программы защиты свидетелей. Наличие у доктора Синклера еще одного ребенка, который неизвестно что мог вытворить после смерти своих братьев, было достаточным основанием, чтобы обезопасить выживших. Теперь его звали Крис. Кристофер Джей Коннорс, подающий надежды студент-юрист из Финикса, Аризона. На кого будет учиться, он выбирал сам, а с именем привет от Джона Коннора из «Терминатора» и Криса Эванса, Факела из «Фантастической четверки». Да, у Дуэйна интересное чувство юмора, конечно. Он решил, что такое имя будет кстати. Но жаловаться было бы свинством. Дуэйн и так много сделал, не прося ничего взамен. С недоверием относившийся к большим городам парень поселился там, где шанс встретить кого-то из прежних знакомых равнялся одному на миллион — в большой и жаркой столице Аризоны. Дело было не только в том, что он мог теперь затеряться в толпе. И даже не столько в этом. Его бы просто никто не стал там искать. А он не хотел сталкиваться ни с кем из своего прошлого. Не потому что был обезображен ожогами до неузнаваемости и стыдился. Стыдиться было нечего. Ожоги сошли. Но после переезда прошлое решено было оставить в прошлом. Навсегда. Если бы еще само прошлое оставило его… У него было другое имя, другая жизнь, другие близкие, даже машина другая. Только вот шрамы и кошмары никуда не делись. Почти каждую ночь он просыпался в холодном поту на скрученных простынях. И каждый раз удивлялся, как его до сих пор не выгнали. Зак никогда не злился из-за криков, доносящихся по ночам из его комнаты. Помнил измученного, изувеченного мальчишку, неуверенно переступившего порог, казалось, вечность назад, и в тайне молился, чтобы хоть когда-нибудь ему стало лучше. Энди же неизменно приходила, едва услышав признаки очередного кошмара, ложилась рядом и оставалась до утра, успокаивая, как раньше в больнице.***
— Нет… Не надо… прошу… Хватит, пожалуйста, перестань… Нееет!.. Он метался по кровати, не понимая, что никто и ничто его не держит. Еще немного и мог упасть на пол. Энди едва успела. Почти неделю все было в порядке. Крис с головой ушел в учебу. По вечерам с ног валился от усталости и отрубался, как только голова касалась подушки. Пятница ничем не отличалась от остальных дней. Он буквально уполз спать сразу после ужина совершенно не в состоянии держать глаза открытыми. Ничто не предвещало очередного кошмара. Зак даже порадовался, глядя вслед плетущемуся в спальню Крису, что тот приходит в себя. И вот опять… — Эй, эй, Крис, это просто сон, — Энди подхватила его на самом краю и, насколько хватало сил, подтолкнула к середине постели. — Ну же, давай, просыпайся. Она гладила его по лицу, по спутанным волосам, уговаривая проснуться и жалея, что больше никак нельзя помочь. Еще тогда, в больнице, пришлось запомнить, что прикосновения к рукам, к плечам, попытки встряхнуть или, наоборот, удержать, делали только хуже. Он пугался еще сильнее, начинал вырываться и приходил в себя гораздо дольше. — Все хорошо, слышишь? Ты дома. Тебе нужно только проснуться, и все закончится. Пожалуйста, Уэйд, проснись. Хоть он и привык отзываться на новое имя, даже сам просил чаще называть его так, подсознательно по-прежнему оставался Уэйдом. Крис остался где-то за пределами, в своей реальности простого студента с открытой душой, а Уэйд, наконец, откликнулся. Распахнул глаза на судорожном вдохе, как будто вынырнул с глубины, и наткнулся взглядом на свой единственный якорь во всем этом ужасе. — Энди? Опять, да? — Ш-шшш, ничего, не думай об этом, — попросила Энди, ласково убирая лезущую в глаза челку с его лба. Если бы он мог не думать… Кто угодно, но только не Уэйд. Энди, как обычно, легла рядом, лишь бы не видеть опять его виноватого выражения лица. За прошедшие месяцы удалось-таки уговорить его не просить каждый раз прощения. Она ложилась у него под боком, а он или переплетал ее пальцы со своими, или рукой притягивал ее поближе к себе и затихал до утра. Вот и сейчас выбрал второе, все же развернувшись к Энди лицом. А потом вдруг нахмурился. Горячая ладонь скользнула выше по ее боку. — Что такое? — она перевела взгляд на его руку. — А, это… — ладонь почти полностью накрывала ее старый ожог, — я же обещала, что как-нибудь покажу тебе его. — Как ты.? — Уэйд выглядел озадаченным, водя рукой по следам неуклюжести ее гиперактивной подруги Старлы. Его собственная кожа стала чувствительнее от ожогов, хотя на них самих не осталось и намека. При всей финиксской жаре он даже летом спал в футболке с длинным рукавом. А иначе постоянно дергался. — Спокойно. Но если ты продолжишь в том же духе, со спокойствием можно попрощаться. Энди улыбнулась, а Уэйд сразу же убрал руку, как будто его застали за чем-то противозаконным. — Прости, — его щеки заалели от смущения. — Кто сказал, что я против? — она вернула его ладонь на прежнее место, придвигаясь ближе. — Ничуть. — Ди, послушай, я не… Но Энди его перебила: — Уэйд, серьезно, ты так и будешь всю жизнь монахом? — Если бы! Я уж точно не монах, — усмехнулся он. Вернее, не был монахом, пока не стал так остро реагировать на любые прикосновения. Даже Зак сперва взглядом спрашивал разрешения и только потом хлопал его по плечу. Идиотизм. За последний год Зак и Энди стали для него самыми близкими людьми. Они видели его в таком состоянии, в каком никогда не увидит никто другой. Но перебороть себя и привыкнуть он все равно не мог. — Тем более. Ты сам говорил, что мои руки узнаешь. Давай просто попробуем, ладно? Если тебе будет неприятно, я остановлюсь. Ты согласен? Уэйд кивнул и постарался успокоиться, не паниковать заранее. В конце концов, это же Энди. Она почти что на себе вытащила его, совершенно незнакомого парня, который случайно оказался в той самой комнате, где она спряталась. Стоило приподнять футболку и коснуться мгновенно напрягшегося живота, как тело Уэйда сразу же отозвалось дрожью совсем не от удовольствия. — Тише, не бойся… Медленно, дюйм за дюймом Энди стала поглаживать кончиками пальцев его кожу, постепенно поднимаясь выше. Давая понять, что это совсем не страшно, когда его касаются. Почувствовать, что все еще жив. Все еще нужен. Что в нем нет изъянов, которые он сам себе придумал. Прошел уже год с тех пор, как с него окончательно сняли бинты. За столько времени чувствительность давно должна была вернуться в норму. Да и дело было вовсе не в ней, а в мучивших его воспоминаниях, подпитываемых постоянными кошмарами. Энди видела то, ЧТО с ним сотворили — результат — но не знала, КАК это произошло. Уэйд никогда не рассказывал. Держал в себе. И пока эти мысли его не убили, нужно было с ними бороться. Алексис говорила как-то обратиться к специалистам, и врачи в больнице советовали то же. Но Уэйд был категорически против. Настаивать Энди не стала. Поинтересовалась предусмотренным на такой случай курсом лечения, но не более. К ней хотя бы Уэйду не нужно было привыкать, чтобы можно было помочь. Она просто всегда была рядом. Пожалуй, именно поэтому он и не сопротивлялся, не пытался уйти от ее прикосновений. Когда ткань стала слишком мешать, Энди убедила-таки его снять, наконец, футболку. Пусть не сразу, но все же получилось. — Ты мне доверяешь? Уэйд снова кивнул. — Закрой глаза… Наклонившись, она поцеловала сомкнутые веки, кончик носа, опять покрывшиеся румянцем щеки. Он не отворачивался, не просил остановиться, ждал, и это уже много значило. Губы ответили на поцелуй робко, словно впервые, постепенно становясь увереннее. Когда же широкие ладони сами легли на спину, отступать больше было некуда. Да и не хотелось. Никому из них. Перекатившись, Уэйд окружил Энди собой, накрыл своим телом. Травмированные рука и нога подводили немного, но он держался. Ему претила сама мысль о том, чтобы быть ведомым там, где должен вести. Он просто не умел «лежать и получать удовольствие» и учиться этому не собирался. За напуганным мальчишкой оказался горячий, страстный, в чем-то даже напористый и ненасытный мужчина. Под привычными для него слоями свободной одежды скрывались достойные восхищения контуры и изгибы сильного тела. Пожалуй, если бы не боль от ран, вряд ли бы из него смогли сделать ту восковую фигуру, которую она нашла. Он был вовсе не таким увальнем, каким казался на первый взгляд. Может быть, раньше, но точно не теперь. Целуя соленую от пота кожу совсем рядом с белесой полосой шрама на груди, Энди хотела забрать себе воспоминания о том, как этот шрам был получен. Хотя бы воспоминания. Она бы справилась. За них обоих. Чувствуя, что теряет опору, Уэйд подался назад и сел, устраивая Энди на своих бедрах. Ей, казалось, только это и было нужно. Она цеплялась за него, как оголодавшая. Ближе, сильнее, крепче. Зацеловывала, заставляя забыть не то что кошмары, самого себя. Зарывалась пальцами в отросшие волосы, перебирала, иногда чуть прихватывая, вьющиеся на концах пряди. Шея, плечи, руки — ничто не осталось без внимания. Он тоже отпустил себя, больше не видя необходимости сдерживаться. Крепко сжимал в объятиях, почти до боли. Так, будто хотел вплавиться, сделать их двоих одним целым. Мелькнула мысль, что раньше он был другим — ласковым, осторожным — но он отбросил ее, как ненужную. Что было, то прошло. К тому же Энди была совсем не против его слетевших к чертям тормозов. Скорее, наоборот. Не считая громкого дыхания, глухой полустон-полурык куда-то в изгиб ее шеи стал первым за долгое время, не связанным с болью звуком, сорвавшимся с его губ. Что ж, можно было считать это маленькой победой на пути к нормальности. Обессиленные, они оба повалились обратно на подушки. Никаких «спасибо» или «это было здорово», потому что лишнее. Все, что нужно, было сказано без слов. Уэйд подложил здоровую руку себе под голову, второй натягивал отброшенную простынь обратно и так и заснул, накрыв их обоих только наполовину. Зак шутил, что у его сестры напрочь отбита стеснительность. Наверно, он был прав, потому что Энди было абсолютно наплевать, зайди вдруг кто в спальню и застань красноречивую картину, не оставляющую простора для воображения. Наплевать на неизвестно где валяющуюся пижаму. Она просто прижалась всем телом к лежащему рядом мужчине, устроила голову у него на плече, уткнувшись носом в его шею, и тоже провалилась в сон.***
На рассвете Уэйд все еще спал. Его дыхание было глубоким и спокойным, ресницы отбрасывали тени на щеки, а утреннее солнце беззастенчиво обласкивало своими лучами по-прежнему обнаженное тело. То, что за остаток ночи у него не возникло желания снова отгородиться от окружающего мира, говорило о многом. Да, шрамы вряд ли могли когда-либо окончательно зажить, но этой ночью определенно был пересечен важный барьер. Собственное тело больше не казалось Уэйду чем-то неправильным, посторонним. Он был уверен в том, что делает. Не боялся того, что чувствует. Растворяясь в ощущениях, он вернул себе себя. Это главное. А кошмары… Избавление от них — лишь вопрос времени.